Часть IV
Победа
Недуг Бару Корморан поглотил половину окружающего мира.
Корабельный врач на борту «Сулане» не мог ничего толком объяснить. Оседлав торговые ветры, фрегат доставил Бару на восток и передал на другое судно под алыми парусами. Вестник лаконично распрощался с Бару.
— В Ордвинне кое–что осталось незавершенным. Нужно свести концы с концами. А когда я вернусь, вы пройдете последнее испытание. Смотря по состоянию здоровья.
«Все дело в горе и предательстве», — подумала Бару. И логичность мысли нельзя было отрицать.
Там, в кромешной темноте, осталась ее память об Ордвинне — все, чего она не в силах была вынести. Поэтому она и закрыла для себя ту сторону мира.
Но тогда почему она до сих пор помнит? Почему, стоя у леера, она смотрит на птиц, описывающих половинки кругов в половинке неба, и чувствует, что от нее оторвали половину ее собственной плоти?
Почему по ночам ее тянет к той, кого рядом нет и быть не может?
«Я зашла слишком далеко», — сказала она жрице в Хараероде. Она заключила сделку, не подумав о цене. Непростительная ошибка для счетовода.
Команда «Эльбриды» преклонялась перед ней. Судно было гражданским, не военным. К ней по–прежнему обращались «ваше превосходительство», но теперь эти слова звучали необычайно почтительно, едва ли не благоговейно.
Ее доставили в потайное убежище — в замок на скалистом берегу под грифельно–серым небом, где волны разбивались о скалы под крики чаек. Ей сказали, что здесь находится резиденция агентов Трона. Тайного совета…
Называлось убежище «Неучтенным замком».
На время пребывания в резиденции Бару стала его хозяйкой и повелительницей. Дворецкий и слуги сообщили, что из Ордвинна доставлены ее личные вещи, но, поскольку ничего ценного отыскать не удалось, все имущество состоит лишь из знамен, символов и трофеев.
— Хорошо, — сказала Бару. — Развесьте знаки княжеского достоинства на южной стене тронного зала.
То были обгорелые рваные знамена с ноля Зирохской битвы, стяги Отсфира, Лизаксу, Пиньягаты, Игуаке, Вультъяга. И даже ее собственные.
— Туда же повесьте мечи и пики, — добавила она.
А на северной стене Бару разместила символы своей верности: пергаменты из овечьих кож, кремово–мраморную бумагу, кошель на цепи и новехонький имперский стяг из особняка губернатора — тот самый, придуманный Каттлсоном, с оленьими рогами.
Вскоре врачи резиденции поставили ей диагноз.
— Нет, вы не ослепли па один глаз. Травма намного серьезнее. — Какой–то медик коснулся ее черепа в том месте, где молот ударил в шлем. — Ваш мозг больше не воспринимает эту половину мира. Вся ваша вселенная расположена в левой полусфере обзора.
Значит, теперь она могла встать в центре тронного зала и, вращаясь вокруг собственной оси, изменять мир и себя в придачу.
Может, она просто следовала законам мироздания: ведь день сменял ночь, а потом — с восходом солнца вновь наступал день?..
Княжеские знамена и клинки восставших. Или монета, кошель, чернила и маска. Предательница с любой стороны, как ни поверни.
— Вы голодны?
Она долго валялась в постели, и ее руки и ее плечи ослабели.
Однако в ней проснулся зверский аппетит. Слуга поставил перед ней тарелку с жарким из телятины, и мясо кончилось очень быстро.
Врачи стояли неподалеку и наблюдали за Бару.
— Дайте мне еще порцию, — попросила она.
— Вы съели только левую половину, — пояснил ей один из докторов и повернул тарелку, отчего она опять оказалась полной, как по волшебству. — Видите?
Для пробы Бару нарисовала циферблат часов.
— Вы уместили двенадцать часов в промежуток от шести до полуночи, — сказали ей.
Она захохотала диким, рыдающим, безумным смехом. Что ей еще оставалось? Слепой случай. Ушиб мозга, кровоподтек на разуме. Да и какое это имеет значение?
Но как элегантно, как символично!
В замке имелось много химических веществ — целый арсенал ядов и снадобий. Бродя но темным безлюдным залам, Бару не раз обдумывала самоубийство, но всякий раз просто глотала соль и блевала, пока не ощущала очищения.
Призраки собственных жертв продолжали донимать ее по ночам, а одиночество в постели сделалось почти невыносимым.
Сейчас она столь близка к тому, к чему стремилась, — как же не вовремя все это началось!
Но она знала, что ее ничто не остановит.
Она же говорила Тайн Ху: «Если им нужны перемены, они должны стать полезными Фалькресту. Можно найти путь наверх, но сначала надо проникнуть в нутро Маскарада».
Правда, женщина, которая сказала эти слова и услышала в ответ: «Что за недостойные речи! Люди не могут долго молчать под плетью», — давно мертва.
Однако ей хотя бы удалось спасти Тайн Ху.
Так, среди камня и соли, прошел месяц.
* * *
Утром ей принесли письмо.
«Благодаря вашим стараниям в Ордвинне результат, по всем прогнозам требующий не менее шести десятилетий, достигнут за год. Могущество княжеской аристократии уничтожено, непопулярное правительство губернатора Каттлсона свергнуто. Народ готов принять власть единого — харизматичного и прогрессивного — правителя. Вы выявили агента стахечи и собрали чрезвычайно важные сведения о возрождении их монархии. Все зачатки восстания ликвидированы. Мы можем завершить реструктуризацию Ордвинна, превратив его в крепость и источник ресурсов для защиты от стахечийской угрозы.
Вы привлекли к себе немалое любопытство. Среди нас имеется представитель чистокровных стахечи. Вскоре может завершить восхождение ордвиннская кандидатка имперской тумайянской крови. Но эти расовые типы прекрасно изучены инкрастической наукой. Вы же станете первой зюйдвардкой, допущенной за Трон, и принесете с собой объединенное наследие империи ту майя и непреклонных ориатийских федераций.
Вы вполне доказали свою ценность, и вам осталось лишь завершить восхождение. Вскоре вам предстоит последнее испытание.
С уважением —
Странник,
Исихаст,
Возрожденная,
Звездочет
и ныне отсутствующий Вестник».
Нет, они не будут тосковать по солдатам и губернатору, принесенным в жертву. Их прерванные жизни оказались справедливой ценой.
Огонь выжег весь сухостой Ордвинна, а зубы высосали яд, скопившийся в тех землях.
Вот и отлично.
Бару достаточно окрепла и рискнула подняться на стену замка — не ту, что была обращена к морю, а противоположную, с которой открывался вид на устье впадающей в море реки.
Небо, затянутое тучами, серело, как сталь в свете лампы.
Бару сопровождал мальчик–наложник. По старой привычке она вела счет птицам над рекой и над болотом. Реестр поганок, буревестников, фрегатов и якан, ловко скачущих по листьям кувшинок.
— Ты учился в имперской школе? — спросила она наложника. — Конечно же, да. Ведь Трон заботится об образовании своих шпионов.
— Ваше превосходительство?
Его игра была безукоризненна, темная ориатийская кожа и сложение акробата — безупречны. Кто бы ни приставил мальчишку к Бару, выбирал он наложника для счетовода с умом.
И он почти не ошибся. Почти.
Насколько он младше? На три, на четыре года? Однако она чувствовала себя древней старухой.
Бару повернулась к нему лицом. Болотистые берега речного устья и птицы оказались справа, и она потеряла их — исчезли даже птичьи крики и шум воды.
— Ты знаешь «Сомнение об иерархии»?
За спиной мальчишки стена обрывалась — внизу лежал мощенный камнем внутренний двор. Наложник нервно шагнул вперед.
— Разумеется, я хорошо помню «Сомнение об иерархии», — ответил он. — «Меч убивает, но его направляет рука. Виновна ли рука в убийстве? Нет. Ее направляет разум. Виновен ли разум в убийстве? Нет. Разум присягнул в верности долгу, и долг направляет разум, как предписано Безликим Троном. Вот отчего слуга Трона безгрешен».
— Неплохо, — отмахнулась она.
— «Сомнение об иерархии» утешает вас, госпожа? — осведомился он.
Она проводила взглядом якану, которая прогуливалась по листьями кувшинок.
— В каком горе мне требуется утешение?
Наложник придвинулся ближе, обхватив руками плечи, словно только сейчас почувствовал пронизывающий ветер.
— Говорят, вы подняли Ордвинн на бунт, а в действительности просто–напросто служили нашему Трону.
Бару рассмеялась навстречу ветру, тронутая искусственной наивностью паренька.
— Да, это был прекрасный ход! Собрать всех недовольных под знаменем мятежного бюрократа, а затем…
Юноша смотрел на нее большими глазами. Он явно изображал некое предвкушение, притворяясь, будто это вовсе не очередное испытание. Незримая рука влагала персты в ее раны.
— А затем одним тщательно выверенным ударом погасить пожар, — продолжала она. — Сообщить всем: вы с самого начала подчинялись нам. Бару Рыбачка — наша. Ваше восстание — наше. И второе будет нашим, и третье, и четвертое, даже если вы почуете, что победа реальна, и прольете кровь, якобы ценную для нас. Трон управляет миром.
— Прекрасный ход, — согласился юноша, серьезно посмотрев на Бару. — Но, госпожа, у палки — два конца. Должно быть, вы страдаете от того, что предали их. Вы возглавляли мятежников, но знали, чем обернется их бунт…
Крепко сжав его горло, она ударила мальчишку о парапет. Он оказался выше, но тоньше, а она была Бару Рыбачкой, дочерью кузнеца, охотницы и щитоносца, не расстававшейся с оружием и доспехом.
— Что ты хочешь сказать, ничтожный соглядатай? — прошипела она. — Что я вправду полюбила своих товарищей — седобородого Зате Олаке и Тайн Ху? Что я плакала, продавшись с потрохами? Что до сих пор рыдаю и ищу утешения в никчемной древней философии?
Наложник вцепился в ее запястья. Она подалась вперед, чтобы говорить тише.
— Ты хочешь сказать, что в моем сердце — измена?
— Нет, госпожа, — прохрипел он, уронив руки в показной беспомощности, хотя, несомненно, был обучен драться. — Нет. Вы хранили верность Трону без малейших колебаний. Все они для вас — ничто. Умоляю вас, простите меня.
Она отпустила его.
— Я безгрешна, — отчеканила она. — Я — орудие Трона и не чувствую за собой никакой вины.
Юноша поднял точеный подбородок, обнажая горло.
— Госпожа, я допустил оплошность.
Бару вновь взяла его за горло рукой, затянутой в перчатку.
Его огромные глаза были карими с золотой искоркой, и ей вспомнилась Тайн Ху. От страха дышал он мелко и часто. Облизнув губы, он смежил веки.
Глядя на его раздвинутые губы, ощущая запах аниса, который он глотал для освежения дыхания, Бару почуяла подвох.
Значит, это и есть очередное испытание?
Она ни разу не брала юношу с собой в постель.
«Хитро, — подумала она. — Предложить себя в качестве проверки. Я ведь должна поцеловать тебя, да? Ты и твои хозяева думаете, что отыскали крючок для Бару Рыбачки. Но я могу моментально сломать его. Всего лишь взглянув в глаза Тайн Ху и воспользовавшись тобой».
Оставив мальчишку лежать распростертым на парапете, Бару отвернулась к устью реки.
Он оказался справа — и пропал.
Она знала, что он находится рядом, но рана в черепе Бару поглотила его.
На горизонте, за кружащими в небе буревестниками, появился алый парус. Смута в сердце. Пожар среди руин.
— Мальчик! — окликнула она в надежде, что он не сбежал. — Ступай за моей свитой. Я встречу их на берегу.
* * *
Пока корабль под парусами вставал на якорь, Бару наблюдала спор моря со скалами. Порой ее камергер брал свою госпожу за плечо и разворачивал ее лицом к «Неучтенному замку», напоминая о существовании резиденции.
«Увечная, я не пройду испытание, — думала она. — И все будет напрасно».
Внезапно в ее голове возникла крамольная мысль.
«А если пройду, значит, не напрасно? Ради Тараноке и Фалькреста, но сперва Тараноке».
Корабль под алыми парусами спустил шлюпку. Знаком велев подать ей подзорную трубу, Бару разглядела пассажиров. Гребцы. Морские пехотинцы. Человек, с головы до ног закутанный в черную шерсть, связанный по рукам и ногам. И Вестник под ослепительным знаменем рыжей шевелюры.
Вероятно, корабль прибыл из Ордвинна. Она мельком (ха!) предположила, что на борту может оказаться Амината.
Шлюпка приблизилась к берегу. Вестник с теплой улыбкой спрыгнул в воду, прошлепал по валунам и приветственно вскинул правую руку.
— Бару Корморан! — воскликнул он, перекрывая протестующие вопли чаек. — Ваши испытания близятся к концу. Мятежа уже нет и в помине! Страстная любовь госпожи Хейнгиль Ри к Белу Латеману подарила нам символ примирения. Госпожа Хейнгиль — или, лучше сказать, Оленья Княгиня — назначена губернатором, а Зате Ява отозвана в Фалькрест, и в Ордвинне наступил мир. Флаг Имперской Республики реет над ним невозбранно.
Бару стояла, повернувшись к нему левым боком, словно перед поединком.
— А что слышно о седобородом Зате Олаке, князе Лахтинском, главе моей разведки? — спокойно поинтересовалась она.
— Мертв, — отвечал Вестник. — Выкурен из своей берлоги и убит. Я лично выследил его в Зимних Гребнях. Мы, туземцы, знаем все их норы.
Бару вспомнила горло юного наложника под своими пальцами и внутренне затрепетала. Она невольно вообразила, как сжимает свою хватку, пока лживая глотка не хрустнет, и ее передернуло.
— Неплохо, — констатировала она, разглаживая штаны на бедрах. — Зате Олаке — проницательный тип.
— На деле все оказалось проще, чем я ожидал, — сказал посланец Трона и махнул пятерней, как будто отбрасывая память о старом мятежнике в соленую воду. — Но нам не терпится завершить ваше восхождение, вручить вам награду.
— Я подарила вам целую провинцию, и теперь вы передо мной в долгу, — высокомерно произнесла Бару.
Сейчас она втайне сгорала от желания отвернуться от него, чтобы этот надоедливый Вестник очутился справа и исчез.
— Разумеется, сделка в силе. Вы подняли и завершили восстание — взамен мы возведем вас на место за Безликим Троном, — согласился Вестник и кивнул в сторону шлюпки с замотанным в шерсть пленником. — Осталось лишь одно испытание. Нам надо убедиться, что вы не перестарались, играя свою роль.
Бару захотелось взглянуть на пленника и рассеять худшие свои опасения, но она не могла дать слабину и отвести взгляд от своего собеседника.
— Я не давала поводов усомниться во мне, — нагло заявила Бару.
Вестник расхохотался.
— Трон сомневается в каждом, Бару Корморан. Превыше всего Трону нужен контроль — вас же он пока не контролирует. Хотя ходят слухи…
Он подступил еще ближе. Бару почувствовала, как ее камергер и прочая свита отступили прочь, словно признавая настоящего хозяина.
— Болтают, что в Ордвинне у вас не было ни единого любовника, — прошептал посланец Трона, заговорщически ухмыляясь. — Люди говорят, что вы — дочь кузнеца, охотницы и щитоносца, и двое из этих троих — содомиты. Некоторые утверждают, что таким образом — от одной матери и множества отцов — и рождаются дети в ваших краях.
— Какое варварство! — громко возмутилась она. — Какая удача, что меня забрали в детстве, воспитали в школе и обучили всем именам порока!
Вестник шагнул к ней — его движения были резкими, точно у атакующей кобры, — и склонил голову.
В ту же секунду он преобразился и перестал быть посланцем Трона.
В его взгляде запылала отчаянная, порывистая откровенность, и Бару почти поверила в нее.
Но она пока не забыла о своей собственной откровенности перед Тайн Ху и о том, что скрывалось за ней.
— Вы правы, Бару Корморан, — произнес он. — Контроль любыми доступными Трону методами просто необходим! Не давать спуску никому! Содомитам положено каленое железо, а ножу, предназначенному трайбадисткам, мы не завидуем. Готовы ли вы провести остаток жизни под бременем такой угрозы?
В глубине души затеплилась искорка сочувствия, но Бару безжалостно затоптала ее. «Забавно, — подумала она. — Прислать его в качестве реального предостережения: ты станешь такой же».
— Это признание? — еле слышно прошептала она. — Сейчас вы находитесь в моих руках, под страхом каленого железа?
Он рассмеялся ей в лицо.
— Ваше испытание, госпожа! — воскликнул он и простер руку к шлюпке, где его солдаты разматывали ярды плотной шерстяной ткани. Они освобождали закованную в кандалы вультъягскую лесную воительницу, «стерву–разбойницу», княгиню Тайн Ху.
* * *
Ей полагалось быть в безопасности. Вне пределов досягаемости.
Но она, конечно, вернулась. Она решила спасти свой родной дом и не испугалась смерти. Иначе и быть не могло.
Бару опять запамятовала, что за доской, кроме нее, есть и другие игроки.
* * *
Спустившись в подвалы «Неучтенного замка», она ждала аудиенции со своим генералом.
Родители прокляли ее, одарив ненасытным, беспокойным умом, который годился для ведения счетов, для учета птиц, для измены.
В данный момент ее пытливый разум занялся полученным увечьем. Насколько оно серьезно? Станет ли хуже со временем? Наступит ли день, когда, стоя в волнах прибоя, левой стороной к морю, а правой — к берегу, она забудет, что в мире есть еще что–то, кроме волн?
Чтобы прогнать назойливые мысли, Бару прибегла к помощи подаренной Аминатой сабли и начала делать выпады. Она отрабатывала позицию за позицией: «вол», «глупец» и все остальные.
И всякий раз, переместившись направо, сабля исчезала. Она чувствовала рукоять, вес и баланс. И тело с правой стороны работало, как всегда. Но сабля делалась призрачной.
А если на самом деле никакого увечья нет? Если она просто заперла в слепой полусфере все, что сгублено ее предательством, все, что она любила в те годы?
Бару замотала головой. Ударила справа палево, вскрывая брюхо невидимого врага. Гак ее учила Амината.
— Ваше превосходительство! — Наложник с анисовым дыханием манил ее, стоя в проеме дверей. — Пленница готова.
Бару нетерпеливо взмахнула клинком.
— Освободить помещение. Я буду говорить с ней наедине.
За последний час шепотки и сплети в свите Бару умолкли.
Тишина, с которой все двинулись к выходу, красноречиво свидетельствовала о том, что дисциплина восстановлена.
Последним шел Вестник.
— Но вы не сделаете этого наедине, — предупредил он. — Не будет ни нежных речей, ни тайных милостей. Вы не подарите ей быструю смерть из собственных рук. Вы прикажете казнить ее. Ваши люди утонят ее в наступающем приливе, а тело ее будет отправлено в Фалькрест, дабы мы смогли убедиться, что смерть ее была мучительна и ничем не облегчена. — В его взгляде что–то дрогнуло, треснуло. В глубине души он понимал ее чувства. Возможно, в прошлом от тоже проходил через нечто подобное. — Сожалею, но иначе и быть не может.
— Она — враг Трона, — невозмутимо парировала Бару. — Зачем мне проявлять к ней милосердие?
Взгляд Вестника заледенел.
— Вы далеко пойдете благодаря такому хладнокровию, — заметил он.
Однако па похвалу это было совсем не похоже.
Вестник вышел, едва не растоптав своего соглядатая, юношу–наложника, который подвернулся ему под ноги.
Внешняя дверь затворилась. Тихо прошуршали петли, обильно смазанные рыбьим жиром.
Бару направилась к внутренней двери. Она волокла за собой саблю, точно охотничий пес — поводок.
Тайн Ху сидела за узким дубовым столом, прикованная к еловому креслу с высокой спинкой. Тюремщики сняли с нее просоленную кожаную одежду и облекли в шелк и железо. На ее лице, лице кречета — сломанный нос, бронзовые щеки, карие глаза — не было никаких следов. Однако из ее тела ушла вся сила — мускулы воина, привычного к доспехам, увяли. Ей явно пришлось голодать.
Бару хотела нанести удар первой. Но слова буквально застряли в глотке.
Сказать хотелось так много (хотя, в общем–то, всего одну вещь), но в горле у Бару пересохло.
Тишина продолжалась.
Наконец Тайн Ху посмотрела на Бару.
— Ваше превосходительство, — проговорила она, склонив голову, как будто Бару до сих нор оставалась Честной Рукой, а сама Тайн Ху — ее генералом.
Бару положила саблю на стол, обозначив тем самым четкую границу между ними. Клинок звякнул о бутыль с вином, которую предусмотрительно оставили слуги, и Бару опустилась в кресло напротив.
Как же Бару мечтала просто улыбнуться, ответить на последнее, что ей довелось услышать еще там, в шатре, когда Тайн Ху сонно, блаженно пробормотала: «Привет тебе, имуира. Куйе лам».
В оргии самоистязания, между глотаниями соли, Бару заглянула в словарь и уточнила, что это означает — на всякий случай.
Потом ей особенно сильно захотелось покончить с жизнью.
Но это только превратило бы все в дешевый фарс.
«Как ты могла допустить такое? — спрашивала она себя. — Как ты могла позволить себе слабину, зная, кто ты есть и какую играешь роль? Почему ты не отвернулась, не отказалась от нее? Ты могла бы спастись».
Но она не сделала этого. Не смогла бы ни за что.
Тайн Ху смотрела на Бару пустыми глазами.
— Вы собираетесь убить меня? — спросила она.
Наверное, смерть — лучшее, на что ей оставалось надеяться.
— Нет, — ответила Бару. — Ты умрешь завтра. Завтра тебя утопят в наступающем приливе, и Трон скажет, что тебя осудили луна и звезды. Фалькрест любит равнять свои ряды по подобным законам.
— Понятно, — пробормотала Тайн Ху, кивая, словно подобный исход был единственно верным и правильным. — Послужит ли моя смерть на благо Бару Рыбачке, моей госпоже, которой я присягнула на верность?
Твердой рукой Бару разлила вино, наполнив два бокала. Хотелось умолять, яростно заорать: «Перестань! Отрекись от меня, отвергни, назови обманщицей, прокляни мое имя! Что угодно, только не добивай меня своей спокойной преданностью!»
— Да, она принесет мне немалую выгоду, — произнесла она вслух. — Это — последнее испытание моей верности Трону.
— Тогда позвольте мне предложить тост, — вымолвила Тайн Ху — ни крупицы сарказма во взгляде, ни намека на гнев, который смягчил бы удар. — За вашу непоколебимую верность.
Бару повернулась налево, чтобы Тайн Ху на миг исчезла. И та пропала — из виду, но не из памяти, не с поля Зирохской битвы.
Вот она — скачет на белом коне среди массы гнедых. Вот ее окровавленное лицо появляется в окуляре подзорной трубы. Кулаки в кольчужных перчатках победно подняты, а в них — штандарт поверженного Каттлсона.
Разум счетовода отметил: «Отвернуться: избавляет от женщины, но не от боли».
Может, Тайн Ху успела схватить саблю со стола? Вдруг смерть настигнет Бару со слепой стороны, тогда сама Бару провалится в черную бездну и тоже исчезнет?
Но спустя мгновение ничего не последовало.
Бару опять повернулась к столу, и Тайн Ху возникла перед ней. Ее генерал молча смотрела на нее. Бару подвинула к ней бокал вина.
— Я хочу кое–что объяснить, — сказала она. — Ты должна знать, за что тебя казнят. Я решила, что это — мой долг перед тобой.
Она уже использовала их манеру речи. Талантливый савант. Творение Фалькреста. Предательница собственного детства.
Тайн Ху приняла бокал загрубевшими пальцами, придержав зазвеневшие кандалы.
— Вы ничего не должны мне. Я поклялась умереть за вас. — Она пожала плечами. Вино в ее бокале едва колыхнулось. — И не отступлю от клятвы.
«Я понимаю твою стратегию, Тайн Ху, — подумала Бару. — Вижу твой план битвы. Ты пойдешь на смерть. Ты поклялась в своей верности. Я соизмерю ее со своим предательством и буду мучиться еще больше — отныне и до конца жизни. Твоя уловка прекрасно сработает. Сильнее ранить ты бы не смогла».
— Никакого Императора на Безликом Троне нет, — заявила Бару. — За маской и номинальным правителем скрывается тайный совет, закрытый круг из нескольких человек. Каждый из его членов…
— …хранит секрет, который может уничтожить другого, — продолжила за нее Тайн Ху. — В итоге всех членов Трона крепко повязали страхом. Вам предложили место в этом кругу в обмен на выполнение опасного задания: поднять в Ордвинне фальшивое восстание, чтобы Трон смог разом выполоть все плевелы и убрать ненадежных людей. Вы не сомневались, что Маскарад неизбежно вернется в Ордвинн, и предположили, что обойдетесь малой кровью. Я знаю.
— Откуда? — прошептала Бару. — Откуда?
— Ваш рыжий куратор решил, что ничем не рискует, объяснив все будущему мертвецу. Путь на восток оказался долгим, — равнодушно пояснила Тайн Ху. Вино в ее бокале чуть–чуть колыхнулось, словно в такт ее мыслям. — А мне хотелось понять, что за женщина скрывается под маской. И я всю дорогу беседовала с ним.
Бару зажмурилась.
Разум счетовода работал как часы. Шестеренки крутились.
Вот, значит, как!
Наверняка Тайн Ху чем–то поделилась с Вестником, пока была пленницей на имперском корабле с алыми парусами.
Думай, Бару! Давай же!
— Что он попросил взамен? — рявкнула Бару. — Что ты рассказала ему, ничем не рискуя? Ведь ты практически труп!
Губы Тайн Ху не дрогнули, но ее темные с золотом глаза насмешливо сузились.
— Говори! — Бару наклонилась над столом, нависла над клинком сабли. — Сознайся, какие тайны ты выдала Трону! Или твоя игра в верность не простирается настолько далеко?
Тайн Ху не дрогнула.
— Мне неизвестны секреты Бару Рыбачки. Разве ты когда-нибудь говорила мне правду? — Она негромко рассмеялась. — Ты поступила умно. Ты доверяла лишь себе.
— Нет! — возразила Бару. Собственные слова ужасали ее, отягощенные памятью о преступлениях, которые были гораздо хуже (а может, и прекраснее), чем бунт и измена. — Еще одному человеку.
Тайн Ху опустила взгляд. Неторопливо поставила бокал на стол, как будто изумлялась работе собственных суставов, — и задумчиво кивнула.
— Да. Но я подумала: стоит ли об этом упоминать? Какой ему прок во лжи? Чем она поможет Трону? Ведь, чтобы связать всех между собой, нужна только правда.
Верно. У них была та единственная ночь — и все, что она означала.
— Я не лгала, — прошептала Бару.
— Я размышляла над этим долгими ночами после Зирохской битвы, — тихо произнесла Тайн Ху в ответ. — Думала: неужто ты настолько глупа, что поддалась чувствам, зная о своем задании. Гадала, может ли все то, что ты шептала мне тогда ночью, быть правдой, а не хитростью для отвода глаз? Нет, Бару Рыбачка, ты — не дура. Конечно, и я не дурочка, однако в конце концов оплошала.
Тайн Ху положила ладони на стол. Ее волосы — кое–как остриженные, влажные от морской воды — были запорошены песком. Близость ее вызывала смуту в сердце.
— Так я ему и ответила, — произнесла она.
Значит, Трон получил свой секрет, а Тайн Ху — хоть крохотное, но отмщение. Содомитам — каленое железо, трайбадисткам — нож. Но не сейчас. Пока она хранит верность Трону, ей не угрожает ничего. Но стоит Бару Корморан отклониться, поскользнуться, стать угрозой для остальных — нож.
Тайн Ху оперлась на предплечья, все–таки сохранившие следы былой силы…
Бару тотчас вспомнила замок над водопадом и Тайн Ху, склонившуюся над развернутой картой в поиске брешей в обороне.
— Ударами мы обменялись. Теперь у меня есть для тебя рекомендация. Стратегический совет твоего генерала.
«Посмотри, куда привела тебя собственная стратегия, — с горечью подумала Бару. — Стоит ли мне тебя слушать?»
Однако Тайн Ху не удалось победить только саму себя.
— Продолжай, — сказала Бару.
Широкие плечи Тайн Ху напряглись.
— Ты должна убить меня. Не покориться Трону и укрепить собственную власть.
— Ты что, оглохла? — зарычала Бару. — Или тебе запудрили мозги? Убив тебя, я докажу свою верность, Тайн Ху! При чем здесь непокорность Трону?
— У тебя не выйдет, — объяснила Тайн Ху. — Они все понимают. На это они и надеются.
Красное вино в свете лампы потемнело, как запекшаяся кровь.
— От меня требуется просто отдать приказ, — сказала Бару с лихостью, которой вовсе не чувствовала. — Мне не привыкать отдавать жестокие приказы, княгиня.
— Ты должна наблюдать за казнью — твердо и безмятежно. Но ты не сможешь, — продолжала Тайн Ху, глядя в пустоту, как будто она уже наблюдала за собственной гибелью со стороны. — Увидишь прилив и начнешь умолять их пощадить меня. Они согласятся. Даруют тебе возвышение, а меня будут держать, как собаку на привязи. А ради моего спасения ты сделаешь все что угодно. Я стану их крючком, с которого ты не сорвешься.
Помолчав, Тайн Ху улыбнулась одними уголками губ.
— Лучше бы ты дала мне погибнуть на поле боя, — добавила она. — Ты оказалась щедрым счетоводом.
Бару хотелось возразить Тайн Ху, но она почувствовала во всем этом холод истины и прикусила гyбy.
За время, проведенное в «Неучтенном замке», она часто думала о том, каким будет ее последнее испытание, и не раз представляла себе всяческие кошмары… но сегодняшняя встреча с Тайн Ху опрокинула все вверх дном.
Она сделает все что угодно, только бы спасти ее!
— Но у них есть секрет, который им нужен, — выдавила Бару наконец. — Ты открыла его им. Я уже у них на крючке.
— Они предпочли бы нечто более надежное. Они боятся тебя, Бару Рыбачку. Их страшат твой ум, обаяние и твой дар вести за собой народ. Они дрожат от страха, когда чуют тебя, Бару. Ты завоевала любовь Ордвинна и сможешь заполучить власть среди тех, кто прячется за Троном. Если ты не связана убийственной тайной, досужие сплетни и странное отсутствие любовников не причинят тебе вреда. — Тайн Ху устало сомкнула веки. — Ничего подобного он мне не говорил. Наоборот. Твердил, дескать, он не сомневается, что ты казнишь меня не задумываясь. Но ты научила меня прислушиваться к себе, когда чувствуешь ложь.
Ее близость сводила с ума, как больной зуб. Как хотелось дотянуться до нее через столешницу, через всю кровь и предательство, пролегшие меж ними. Через долгие месяцы, прошедшие с зимовки в лесах на подножном корму.
— Зачем ты так говоришь? — спросила она. — Почему помогаешь мне?
— Потому что ты не лгала, — прошептала Тайн Ху, отвернувшись.
Не сводя с нее взгляда, Бару пыталась справиться с рваной раной в груди.
Мысли не давали покоя. А если Тайн Ху жаждет сохранить свою жизнь и старается заставить Бару снасти ее? Нет, вряд ли она дорожит жизнью — Вультъяг и весь Ордвинн потеряны. Может, она намерена помешать возвышению Бару, убедив ее проявить нелояльность к Трону? Или Тайн Ху сломлена и помогает Трону в новом испытании, как мальчишка наложник?
Бару с непринужденным видом глотнула вина. Истина жгла изнутри, как лед: она явилась поговорить с Тайн Ху в надежде, что позже ей станет легче увидеть ее смерть. Она уповала на ненависть, крики, клятвенные угрозы мести. Верила, что найдет здесь врага, которого завтра предстоит утопить.
«Если я попрошу, она будет спасена, — думала Бару. — А я получу место за Троном. И им будет спокойнее от возможности держать меня в узде. А она со временем простит меня».
Плечи Тайн Ху затряслись.
У Бару ком подступил к горлу. Она не могла смотреть на сломленного и униженного генерала «Армии волка».
Уж лучше смерть.
Но то был не плач. Тайн Ху смеялась — хрипло, приглушенно.
— Надежда Ордвинна! — воскликнула она, словно поднимая на бой незримую стену щитов. — Справедливость — от Честной Руки! — Не сводя с Бару взгляда, она расхохоталась в голос и зазвенела кандалами. — Надежда Ордвинна!
Это было невыносимо. Бару развернула кресло налево, и княгиня Тайн Ху ушла в ничто. Теперь ее хохот достигал слуха Бару лишь эхом.
«Надежда Ордвинна…» — мысленно повторила она.
Игра Тайн Ху стала понятной. Ее война еще не кончилась.
Сабля лежала на столе, в пустоте справа. Интересно, знает ли Тайн Ху об ее увечье? Или продолжает издевательски славить Бару и принимает ответное молчание за силу?
* * *
Час прилива наступил перед рассветом. Бару Корморан лично заковала пленницу в цепи. Шепнула на ухо единственное слово по–урунски, глубокое, точно укус мурены.
Затем отошла и сказала — быть может, в насмешку:
— Поздравляю с победой, княгиня Вультъяг.
Глаза Тайн Ху были сухи.
Бару приказала морским пехотинцам отвести Тайн Ху к скалистым утесам, где прибой особенно жесток.
Несмотря на тяжесть цепей, Тайн Ху проделала весь путь самостоятельно. Морпехи пристегнули ее к скале, продев цепи в заржавленные скобы. Волны плескались и мерно шумели у ног княгини.
Бару Корморан, временная правительница «Неучтенного замка», восходящая звезда комитета, правящего Имперской Республикой, смотрела на Тайн Ху со скального выступа. Сзади к ней подошел Вестник. Ветер трепал его рыжие кудри.
— Вероятно, прибой разобьет ее о камни, — произнес он. — Ужасная смерть.
Бару не надела плаща. Холод ей был нипочем. В Вультъяге зимы гораздо суровее.
— Прежде Тайн Ху была сильной. Сможет удержаться за цени — пожалуй, протянет, пока прилив не накроет ее с головой.
Рука Вестника легла ей на плечо.
— Есть и другой вариант. Полагаю, Трои согласится оставить ее в заложницах.
— Хватит с меня испытаний, — отрезала Бару, глядя на линию горизонта и ведя счет птицам.
Она отыскала ястреба, который парил в восходящем потоке воздуха, словно внизу было не море, а лесная поляна.
— Довольно мелких интриг Трона.
Вода прибывала. Тайн Ху, погрузившаяся до пояса, как будто задремала. Цепи ее обвисли.
— Переохлаждение, — шепнул Вестник — А море здесь очень холодное, госпожа. Если расковать ее сейчас, быть может, еще не поздно…
— Я не намерена щадить ее, — ответила Бару Корморан.
— Разве вы не любили ее? — продолжал шептать ей в ухо посланец Трона. — Она рассказала мне о ночи после победы в Зирохской битве. Она вполне может и повториться.
— Значит, вот что она выдумала! Забавно, — Бару махнула рукой морпехам, стоящим возле. — Привести ее в чувство!
Один из них опасливо приблизился к Тайн Ху и ударил ее в плечо тупым концом копья. Та вскрикнула и выгнулась от боли, широко раскрыв глаза. Цени выскользнули из бледных, дрожащих пальцев.
— «В моих глазах ты стоишь целого легиона, Тайн Ху», — произнес посланец Трона. — Помните? Она рассказала мне, как вы говорили это.
— Я много чего болтала.
Ветер взбивал пену на гребнях волн. Тайн Ху хрипло заорала что–то в лицо прибою — цепи намотаны на кулаки, бицепсы напряглись…
Бару покосилась на Вестника.
— Когда с этим недоразумением будет покончено, я отправлюсь в Фалькрест. Дела! Мы сказали Ордвинну свое слово, продемонстрировали наше всемогущество. Настало время купить их верность. Снизить налоги, пожаловать брачные лицензии, выказать милосердие к их ничтожным сектам. Мы будем к ним добры и проявим истинное великодушие.
Посланец Трона запахнул плащ.
— Какой профессионализм, госпожа Корморан!
— Вы нравы. Я знаю, отчего вы нуждаетесь во мне. Я понимаю этих людей — всю подноготную, до мозга костей. — Она сурово взглянула на Тайн Ху. Я помогу распространить вашу власть дальше.
«Жаль, что ты не видишь меня, Ху, — подумала она. — Твердую. Безмятежную. Надежду Ордвинна, которую им не обуздать. Даже преданная и загнанная в угол, ты прекрасно спланировала сражение. Вот поступок настоящего саванта».
— Какова ирония судьбы! — заявила Бару. — Она могла бы остаться в живых и увидеть свой народ свободным!
Теперь Вестнику приходилось кричать, чтобы ветер не заглушил его речей.
— Зачем вы так? Ее еще не поздно спасти!
«И тогда сможешь использовать ее, чтобы обуздать меня, — мысленно ответила ему Бару. — Мне нужно просто попросить об одолжении. Стоит лишь признать, что она значила для меня, — и мучения закончатся. Зато начнется кое–что другое. Я прибуду в Фалькрест, сяду за ваш стол совета, и ты начнешь ликовать, потому что я заглотила наживку. Я буду у вас на крючке — так же, как и все остальные. Но со мной будет иначе. Я войду в ваш зал совета, и вы содрогнетесь, увидев, кого спустили с цепи».
Высокие волны с грохотом били в скалу. Дрожа от напряжения, Тайн Ху что–то кричала в лицо занимающейся заре. Трещал барабанной дробью фрегат, круживший неподалеку.
Бару Корморан встала в фехтовальную стойку, спрятав посланца Трона в слепоте правой полусферы. Развернулась левым боком к женщине, умирающей внизу. Взмахнула рукой, рассекая воздух невидимым клинком.
В доках Пактимонта она приняла предложение Вестника. Она решила, что легко обменять Ордвинн на власть над Тараноке. Почему бы и нет? Что ей терять, кому будет хуже? Маскарад сумел бы подавить любое восстание. Она же могла устроить все быстро и безо всяких проблем. А завоеванную власть употребить во спасение родины.
Но теперь этого было мало.
«Прощай, куйе лам. Я начертаю твое имя на развалинах Империи. Я впишу тебя в историю их кровью».
Вода все прибывала. Посланец Трона смотрел на Бару, ожидая, когда она поднимет взгляд и продолжит вести счет птицам.
Назад: Глава 30
Дальше: Из переписки
