Часть III
Диктатор
Глава 21
Но весной Бару ждали новые испытания. Ей предстояло завершить улещивание Игуаке, Наяуру и их присных, и это было только начало.
Хорошо, что пока у нее оставалось хоть какое–то время. Зима густо вымазала ее Ордвинном — покрыла слоем жирной, как сливки, земли, набила изнутри цесарками с куркумой, олениной и соленой рыбой, а все поры закупорила маслом, настоянным на тмине и диком имбире. Кожа Бару задубела и стала соленой на вкус. Язык поначалу заплетался, но вскоре овладел началами иолинского. Бару выучилась ругаться по-урунски и по–стахечийски, а вместо формального бельтикского «иликари» — слова, ныне по всем ощущениям принадлежавшего Маскараду и Зате Яве, — стала употреблять просторечное иолинское «ученики».
Она научилась по запаху отличать кедровый дым от соснового. Смеялась по вечерам у костра над байками о княгине Наяуру и ее четырех мужьях, геройски погибших во время Дурацкого Бунта. И хохотала, когда воины шутили над тем, как она нервно косится по сторонам — нет ли поблизости хмурого социал–гигиениста, готового диагностировать вырождение.
— Бывало, мужчины женились на своих приятелях, — рассказывала Тайн Ху, сидя рядом у костра и вместе с Бару поджаривая оленину, — а женщины выходили замуж за своих подруг. Так делали бедные, изголодавшиеся, отчаявшиеся. И те, кто хотел вместе вести дела или разделить крышу над головой. И солдаты, которые лишились родного дома. Но чаще всего — просто люди, которые жили без нужды и забот, ради любви. Словечки «трайбадистка» и «содомит» — и то, что они означают, — появились гораздо позже.
Бару насторожилась. Похоже, для дикарки с Тараноке приготовили очередную ловушку.
— Но это было давным–давно. Еще до Маски.
Оторвав полоску мяса, Тайн Ху разжевала и проглотила ее.
— Неужто? — Она ухмыльнулась, и зубы ее блеснули в свете костра. — Спроси ныряльщиц в Порт–Роге. Или актрис из Ату–холла. Они тебя просветят! Я не из тех, кого быстро забывают.
Могучее, неодолимое любопытство охватило Бару вместе со столь же сильным рефлекторным страхом, и буйная смесь чувств рассмешила ее.
— Ты занималась этим? В Пактимонте? Под самым носом у Зате Явы?
Тайн Ху насмешливо округлила глаза, изображая ужас.
— По–твоему, я буду стоять у городских ворот? Нет! Нужно поддерживать традиции Вультъягов–завоевателей!
— И даже не один раз?
— Мне и сосчитать трудновато, — Тайн Ху принялась загибать пальцы и замотала головой. — Пожалуй, без помощи счетовода не обойтись!
Раскашлявшись от дыма, Бару уронила свое мясо в костер.
* * *
Она вела «Армию шакала» в отчаянный бой — в сражение без насилия, но с такими потерями, каких не видели и ноля величайших битв.
Строгая инкрастическая диета, принятая в маскарадной школе, сделала ее высокой и крепкой. Она могла похвастать отличным здоровьем и оказалась выносливее, чем большинство «шакалов». Она помогала им рыть нужники, обучая их назойливой гигиене Маскарада, и нанюхалась ордвиннских испражнений в невообразимых количествах. А от женщин она узнала, что регулярный месячный цикл зимой — знак невообразимого богатства, роскошь для знати, недоступная простолюдинкам.
Она сама была простолюдинкой. Но обстоятельства, в которых она росла, делали ее знатной в их глазах.
«Шакалы» рыскали по лесам Внутренних Земель, подобно призрачным хищникам. Край этот был истощенным, изголодавшимся. Во время осеннего отступления Маскарад разграбил амбары и разорил дороги, сея анархию — сообщение, знамение жизни без перчатки и стальной рукавицы Фалькреста. «Шакалы» нанесли ответный удар, восстановив, где могли, сообщение с севером, нанимая княжьи инженерные подразделения для помощи в строительных работах и отправляя отряды всадников и лучников патрулировать местность. Когда путь был открыт, в далекий Отсфир ласточкой полетела весть: «Пришли, что можешь». Обнаружив уцелевшие припасы, «шакалы» скупали их по баснословным ценам и отправляли нуждающимся.
Готовясь нарушить границы хозяев Внутренних Земель, Бару заготовила письма князьям и княгиням: «Я — Честная Рука. Я иду на помощь». Заготовила, но так и не отправила. Послания послужили бы уликой, связывающей их с мятежницей. Даже отправить гонцов было чересчур рискованно. Для того чтобы совладать с «Сомнением предателя», следовало потрафить княжествам и притвориться, будто Бару здесь нет. Подтолкнуть Игуаке с Наяуру к действию столь рано означало катастрофу, крах их стратегии и провал для Бару — ведь она убедила Лизаксу и прочих, что Внутренние Земли будут выжидать.
В походе она изучала архитектуру страданий Ордвинна. Прибывая в селение или вольный город, она брала переводчика и обходила дома и лачуги. Она общалась с издольщиками и с лучными мастерами, с кузнецами и каменщиками, с отцами и с матерями, со стариками и с молодыми, в общем, со всеми обитателями феодальных земель. Бару всегда записывала то, что узнавала от них: чем они питаются, часты ли выкидыши, сколько весят новорожденные, сурова ли цинга (кровоточащие десны, пятна на коже и упадок духа повсюду — всеобщие, неизбежные признаки зимы, «дыхание Видд»).
В своих опросах Честная Рука не упускала ни единого страха, ни единой крохотной, робкой надежды.
Постепенно она составила карту феодальной лестницы с ее многочисленными ступенями — князьями и землевладельцами, дружинниками и ремесленниками, вплоть до издольщиков–крепостных. Зябкими ночами Бару размышляла о том, как обрушить ее. Ордвинну никогда не сравняться с Фалькрестом, пока существует феодальная знать.
Он мог бы стать намного лучше — нужно лишь разумное управление.
* * *
Снега начали таять рано. Заревели вспухшие от талых вод реки.
Бару снилось, что она летает. Она видела Ордвинн из–под брюха облаков и любовалась сияющими в лучах солнца нитями рек. Она парила над могучим Током Света, который впадал в море веером ртутных ручейков. Разбудило ее пение птиц.
Бесконечно устав от вони и жира, покрывающего кожу, она нырнула в поток талой ледяной воды и поплыла, ахая на каждом вдохе. Тело Бару то коченело, то вспыхивало от жара. Ее дружинники — Сентиамуты в медвежьих шкурах, отобранные лично Тайн Ху, — хлопали и смеялись. Они восхищались не только тем, как уверенно она одолевает течение — их поразило и искусство плавания, неизвестное на севере.
Но когда Бару, дрожа, выбралась на берег, мужчины отвели глаза. Никто даже не решился подойти к ней и предложить ей шубу. Похоже, они побаивались, что, выбрав одного из них, Бару выкажет ему предпочтение.
Бару замялась и сама застыла как вкопанная. Она–то, конечно, не желала выбирать себе любимчиков таким образом! Внезапно ее сковало смущение, и она поняла, что прежде она никогда не сталкивалась с чем–то подобным.
— Будь осторожна, — предостерегла ее Тайн Ху. — Ты добилась уважения. Но ни один мужчина в Ордвинне не способен уважать то, чего вожделеет. Я усвоила это в юности, из ухаживаний Отсфира.
— Но с нами — много женщин, и их никто не унижает, — возразила Бару, вспомнив о лучницах и о лучных мастерицах, о травницах, звездочетах и об охотницах вроде Аке. — По-твоему, мне надо переодеться мужчиной, как ты в тот раз? Иначе их уважения не добиться никак?
— А ты пойди и поспрашивай наших женщин, — посоветовала Тайн Ху. — Тогда ты узнаешь, что о них говорили, когда они бросали любовника, заводили второго или не имели вовсе ни одного!
— Я держусь с ними как с братьями. При чем здесь любовники?
Княгиня Вультъяг сочувственно покачала головой. Волосы ее были распущены и падали на плечи, облитые кольчугой.
— Тебе, Бару Рыбачке, дано разрешение держаться с ними по–братски, и не тебе решать, когда или почему данное разрешение заберут обратно… — Губы ее дрогнули в горькой усмешке. — Это я тоже усвоила из ухаживаний Отсфира.
— Поэтому ты… — Бару не смогла заставить себя говорить прямо. — Поэтому ты перешла на ныряльщиц и актрис? Вместо мужа…
Тайн Ху разразилась громким, довольным смехом.
— Думаешь, перешла?
Бару сделалось немного стыдно. Вопрос получился по-настоящему «имперским» в стиле школы Маскарада на Тараноке. Наука отцов была лучше.
Они молча прошли вдоль лагеря. Вскоре лес поредел, и пятна солнечного света стали пробиваться сквозь ветви сосен, превращая землю в пятнистую оленью шкуру. Невдалеке шумели талые ручьи.
Они подставили лица теплым лучам солнца.
— Я чувствую эту силу, — вымолвила Тайн Ху.
— Чью? Икари Химу?
Бару никогда не считала Тайн Ху особо верующей, но и неверующей княгиня явно не была.
— Я говорю о силе перемен, — ответила Вультъяг, — как их ни зови. — Она покосилась на Бару. — Ты твердила, что путь вперед — только один и Маскарад невозможно победить. Можно лишь подчинить себе изнутри.
Бару отвела взгляд, как будто признавала поражение.
— Но, глядя на тебя, я изменила свое мнение.
Слова Тайн Ху обжигали Бару, как ледяная вода, но она продолжала слушать княгиню.
Тайн Ху говорила правду.
— Каковы наши дальнейшие планы, моя повелительница?
В голосе Тайн Ху не было ни намека на насмешку.
Они показали себя Внутренним Землям — продемонстрировали свою мощь и храбрость. Настало время заполучить их — и кавалерию, и богатство. Они могут привлечь их на свою сторону. Разорвать порочный круг «Сомнения предателя» и собрать всех колеблющихся воедино.
— Наяуру и Игуаке. Пора сделать их своими.
* * *
Когда они двинулись на юг, Тайн Ху решила испытать свою удаль прогулкой по дороге, вившейся по краям горных обрывов Кидзуне. Здесь их и застигла война.
— Тут совсем не высоко, — заявила Бару и беспечно рассмеялась.
Далеко внизу, подобно волнам, колыхались под ветром вершины деревьев. Лагерь «шакалов» казался россыпью крошечных мазков из дыма и скатов шатров. На севере вздымались к небу Зимние Гребни — склоны чернее воронова крыла, а вершины — столь же белоснежны и недосягаемы, как пронзаемые ими облака.
— Идем, — продолжала Бару. — Но держи равновесие.
Тайн Ху крепко ухватилась за цепь, которая огораживала путь, и ухмыльнулась.
— Я не горная коза.
Бару посмотрела на узенькие мостки, подвешенные на цепях к скале, и принялась изучать земли Игуаке, раскинувшиеся внизу.
Ей очень нравилось в этих краях. Совсем как темные скалы и склоны вулкана на Тараноке — просторы детства, прожитого без страха. Она призывно махнула рукой.
— Ладно, идем, княгиня. Мы почти на вершине. Давай!
Мостки загремели и заскрипели под внезапным порывом ветра. Тайн Ху судорожно втянула воздух, замерла, затаив дыхание от страха. Бару вновь рассмеялась, и на лице княгини появилась гримаса отвращения к самой себе.
— Княгиня! — донеслось сзади.
Тайн Ху оглянулась, немедленно напружинившись, точно донесенное ветром слово оказалось страшнее высоты. Их догоняли — среди камней мелькали соломенные волосы и медвежья шуба Аке Сентиамут.
Аке карабкалась вверх, подтягиваясь на цепи.
— Да, — пробормотала Бару, — новость и вправду неотложная.
Аке поднялась к ним. Вместе они направились к укромному уступу в склоне Кидзуне, чтобы держать совет.
Теперь Тайн Ху двигалась быстро. Наверное, она считала, что в глазах своих вассалов должна выглядеть бесстрашной, но все же держалась поближе к Бару и ступала за ней след в след.
С трудом переводя дух, они устроились за ровной скальной стеной. Аке предложила Тайн Ху свою шубу, но княгиня любезно отказалась. Бару, продрогшая от принесенных ветром воспоминаний о зиме, села возле Аке, прижалась к ней и свернулась клубком иод медвежьим мехом.
Тайн Ху оперлась ладонями о камень.
— Говори.
— Междоусобная война.
Наступила тишина — лишь ветер посвистывал среди камней.
— Еще одна? — спросила Бару. — Кроме нашей?
Аке развернула карту с грузиками по углам. Перед ними, воплощенные в чернилах и овечьей коже, раскрылись Внутренние Земли — второй этаж аллегорического дома Бару, обитель ремесел и стад. Бару мысленно раскрасила ее на свой лад. На западе лежали земли Наяуру, Строительницы Плотин с Отром и Сахауле на ее стороне, богатые чистой водой, мерцающей в огромных водохранилищах. Восток принадлежал Игуаке. Топот ее необозримых стад громом раскатывался над пастбищами, а позади, как сжатый кулак за спиной, стояли солдаты Пиньягаты.
— Наша разведка обнаружила следы на земле, — произнесла Аке, прочерчивая пальцем линию от Найу–на–Восходе, столицы Наяуру, до Загона Игуаке.
— Чьи? — медленно выдохнула Тайн Ху.
— Солдат Наяуру. Следуют на восток большими силами.
Бару отыскала их собственную позицию — к северу от вольного города Хараерод, в самом сердце владений Игуаке. Хараерод … Перекресток, где царят песни и веселье. Тот самый, где три года назад она столкнулась с князем Пиньягатой и его диковинным дозором.
— Наяуру идет на нас?
— Не на нас. На Игуаке, — пояснила Тайн Ху, расправляя карту растопыренными пальцами и злобно разглядывая ее. — Наяуру всегда мечтала о троне — но почему так рано? Наследники не готовы. У нее нет детей из рода Игуаке, чтобы посадить на княженье узурпатора. Почему именно сейчас? Отчего было не дать нам шанс…
У Бару скрутило живот. Ведь она уверяла их, что Наяуру не станет ничего предпринимать. Обещала это, нахально взирая на Лизаксу. Больше ей не поверят ни в чем. Как же быть, как обернуть все в свою пользу?..
Тайн Ху едва заметно шевельнула подбородком, дескать, вали на меня, Бару!
— Почему мы ничего не заметили? — спросила Бару. — Княгиня?
— Я надеялась, что она переметнется к нам. Я уважала ее… — Глаза Тайн Ху потемнели. — Дурацкий Бунт поглотил ее семью. Откуда такая поспешность? Что она — памяти лишилась?
Бару размышляла над картой.
Наконец она оторвалась от нее и взглянула через плечо Аке вдаль.
— Я догадалась, что у нее на уме!
Обе женщины из Вультъяга встрепенулись и с надеждой посмотрели на Бару.
— Пришла весна. Наяуру знала, что Маскарад собирается атаковать нас. Значит, должна была предположить, что Каттлсон двинется на север, сокрушать Эребог, через ее земли. Она хочет стать незаменимой для Маскарада, когда придет время наступления.
Но мысленно Бару ругала себя, вспоминая и проигнорированные намеки, и оставленные без внимания связи. За три года их накопилось столько, но она прозевала такой поворот событий. Какая же она растяпа! Бел Латеман, нацелившийся на Хейнгиль Ри, фразы самой Хейнгиль Ри о неизбежности кризиса во Внутренних Землях. Дозор Пиньягаты, задержавший на дороге женщину, похожую на молодую княгиню Наяуру… Целая паутина интриг, сплетенная Наяуру на пути к трону, а Бару вообще не удосужилась потянуть хоть за одну из ниточек!
— Ей стало известно, что Игуаке привечает нас на своих владениях. Вот что послужило поводом уничтожить Игуаке, забрать ее пастбища, объявить нападение актом лояльности Фалькресту и оказаться в фаворе у Парламента.
И на этом фундаменте создать себе трон королевы Ордвинна, матери рода, который способен пережить столетия!
Невероятно дерзкий ход — будто из пьесы или легенды. Бару прониклась к Наяуру уважением.
Тайн Ху помрачнела. Ее глаза сузились, кулаки уперлись в скалу.
— Ну и сука! — восхищенно протянула Тайн Ху. Она произнесла ту майянское словечко, означающее мать–волчицу, а не эпитет из афалона. — Аке, если ее превосходительство права… Видели ли разведчики солдат Маскарада, спешащих на помощь дружинам Наяуру?
— Да.
Бару покачала головой в безмолвном одобрении. «Шакалы» намеревались использовать Наяуру и ее консортов против Каттлсона, но та быстро опередила их и получила свой лакомый кусок. Конечно, ей требовалось просто захватить Внутренние Земли, но Каттлсон поддержит ее с флангов, отыщет и разобьет мятежников, и у нее будет собственная династия.
Бару вновь допустила ту же ошибку. Решила, что Наяуру — пешка, которую можно взять и двинуть куда нужно. И совершенно забыла, что княгиня — игрок, как и сама Бару.
Ветер усилился, и Аке задрожала под шубой рядом с Бару.
— Я говорила с нашими капитанами. Они хотят отправить послание на север. Если Эребог, Отсфир и Лизаксу двинут на юг свои фаланги, мы сможем поддержать Игуаке и спасти ее.
— Нет! — выпалили Тайн Ху и Бару в унисон.
— Таким образом мы подставим себя, — добавила Тайн Ху.
Бару молча ткнула пальцем в Пактимонт, обозначенный на карте жирной точкой.
Все замолчали. Каждая из женщин знала, что вокруг Пактимонта собраны вражеские силы. Войска Каттлсона и Хейнгиля только и ждали, когда «шакалы» высунут головы…
— Сударыни, — заговорила Аке. — Госпожа княгиня! Ваше превосходительство! Всю зиму вы говорили — не примите за измену, — что мы склоним князей Внутренних Земель на нашу сторону. Однако получилось, что Наяуру идет против нас. А Отр с Сахауле обязательно последуют за ней, куда бы она ни повернула. Что будет, если мы не выступим против них? Если падет Игуаке, Маскараду достанутся побережье и Внутренние Земли, а мы умрем с голоду.
Тайн Ху выпрямилась и перевела взгляд на Бару.
— Палимпсест мне, — отрывисто произнесла Бару. Ей требовалось ее оружие. — И чернила.
В заплечном мешке Аке отыскалось и то и другое.
Бару, дуя па озябшие руки, взялась за перо, попутно объясняя свои приказы:
— Мы остановим их сами. «Армия такала» двинется по владениям Наяуру — но севернее ее маршрута, а затем пойдет на юг. Мы перережем, каналы снабжения и поставим под угрозу дома и семьи ее солдат. Войско Наяуру рассыплется без единой стычки. Проследите, чтобы приказы были переданы всем нашим колоннам.
— Была лютая стужа, — предупредила ее княгиня. — Людям нужно отдохнуть, залечить язвы и отъесться после цинги. Ты бросаешь их навстречу испытаниям.
— Отдыха не будет. «Шакалы» идут в поход, — отчеканила Бару. — До падения Пактимонта мы еще не раз встретимся со смертью. Надо привыкнуть к ее компании.
На пути обратно по тропе Кидзуне они остановились — об этом попросила Тайн Ху.
— Здесь чистый воздух, — заявила она. — И по тишине я давно скучаю.
Бару сжала ее плечо — крепко, по–товарищески. В ответ Тайн Ху на миг прислонилась к ней — в знак благодарности, а может, чтоб немного согреться.
* * *
Наяуру вела воинов на восток, сражаться с Игуаке. «Шакалы» начали ответный маневр.
Поход в земли Наяуру возглавляла колонна вольных лучников Отсфира. Они перебили отряд лесовиков и обнаружили на трупах имперские монеты и зловещие приказы с печатью Каттлсона: «Очистить леса. Истребить дичь. Выжечь подлесок. Не оставлять фуража».
— Зачем? — недоумевала Бару, глядя на Тайн Ху и туго натягивая пергамент письма. — Не думают же они, что сейчас, весной, мы пропадем с голоду. Им наверняка известно, что народ кормит нас, куда бы мы ни пришли.
Тайн Ху равнодушно, сосредоточенно чистила клинок промасленной ветошью.
— Нет, они не надеются уморить нас голодом, — проворчала она. — Они хотят вынудить народ кормить нас.
Вслед за лучниками Отсфира колонны Вультъяг проследовали на запад и свернули к югу. Разведчики докладывали о противнике и о дисциплине в армии Наяуру с благоговейным. ужасом. Кавалерия, тяжелая пехота, а с ними — осадные орудия и серо–голубые роты солдат Маскарада. Строительница Плотин превратила свое войско в разящую молнию. Оно шло вперед с устрашающей скоростью, не отклоняясь ни на шаг.
Однако обозы отстали. Фургоны и мулы увязли в грязи раскисших дорог. Весеннее половодье снесло переправы.
Бару почуяла слабость врага. Армия Наяуру была смесью профессиональных воинов с рекрутами, забранными от семей как раз перед посевной. Как ни сильны они были на поле боя, их надо было кормить. Кроме того, они нуждались в жалованье.
И Бару спустила своих «шакалов» на вражеские обозы.
Первыми ударили семьи вультъягских Алеменуксов. Лучники целились в лошадей и капитанов и забавлялись, отстреливая на выбор каждого второго в каждой колонне. Гонцы Наяуру застряли в слякоти, и военачальники врага не успели организовать отпор. А когда Наяуру отправила в леса своих охотников, талантливые вультъягские Обедиры заманили их в засаду. Лучники Отсфира, спеша урвать свою долю славы, атаковали тылы главных сил: зарево пожаров в лагерях запасных полков пылало до рассвета.
Армия Наяуру была создана, чтобы выигрывать сражения, но «шакалы» изловчились выигрывать поединки.
Но тут, волею случая, последовало именно сражение.
Тайн Ху, Бару и вультъягские Сентиамуты поторопились свернуть на юг и столкнулись со своими же колоннами — с вультъягскими Одфири и воинами Лизаксу, усталыми и полуголодными. В неразберихе потеряли целый день, а следующим утром, туманным и жарким, часть охотников Одфири вышла прямо во фланг северной колонны Наяуру, на заслон из лучников и легковооруженных велитов с целой ротой солдат Маскарада позади.
Когда гонцы из головы колонны принесли весть о том, что на дороге Сукновален передовыми обнаружены и случайно атакованы силы почти в тысячу воинов, Тайн Ху грязно выругалась.
— Передайте капитану Одфири… — Она взглянула на Бару, наморщила лоб, но тотчас отвернулась и гневно тряхнула головой. — Скажи ему, что противнику неизвестны наши намерения и наша численность. Пусть растянет фланги как можно шире и зажжет лес.
— Сегодня очень сыро, — возразил гонец.
— Передай: пусть обольют деревья льняным маслом. Нужен не огонь, а дым. Надо быть невидимками. — Тайн Ху крутанулась на каблуках и посмотрела на Аке Сентиамут. — Колонна Лизаксу должна соединиться с нами как можно скорее. Увидев дым, враг сформирует в ответ стрелковую цепь. Мы бросим воинов на их левый фланг. Может, нам удастся окружить их. Пошли лучших лучников вперед, на охоту за их разведчиками. Оставим их без глаз.
Гонцы разбежались. Повинуясь жесту Тайн Ху, один из дружинников принес ее лук.
— А у нас получится? — нервно спросила Бару, составляя в уме реестр своих сил — количество и боеспособность «шакалов». — Воинов–то нам хватит?
— Легендарные битвы выигрываются не числом, — парировала Тайн Ху, уверенно сгибая лук, чтобы натянуть тетиву. — Тетка называла такое «ягижион» — лесная война. И выигрывается она только путаницей, обманом и натиском. Сделаем вид, будто в лесу нас — тьма, и им наверняка придет конец, если не побегут. Мне нужно подобраться к линии атаки, вместе с резервами. Не хочу упускать решающий момент.
Казалось, сердце Бару бьется под самым горлом.
— Я пойду с тобой, — тихо произнесла она.
— Нет! — Тайн Ху осмотрела лук, проверила тетиву и отбросила за спину шерстяной плащ. На Бару она не смотрела. — Тобой мы рисковать не можем.
С этим не поспоришь.
— Ваша светлость… — Голос Бару прервался. — Будь осторожна.
Тайн Ху лишь отмахнулась в ответ. Затем княгиня свистнула, взмахнула рукой, повернулась и бросилась вперед. За ней последовала колонна оборванных «шакалов» с воспаленными от усталости глазами.
* * *
Дружина Бару отыскала у ручья неподалеку сукновальню. Воины увели туда Бару — ждать исхода сражения.
Охвативший Бару ужас явился из самых глубин се души. То был ее личный страх, фундаментальная забота — апокалиптическое чувство, будто мир не желает подчиняться разумным доводам. Вокруг властвовал хаос — непостижимый и чудовищный.
«Один–единственный случайный удар судьбы решит все», — подумала она.
Что, если меткая стрела, выпущенная совершенно незнакомым человеком, перевернет все с ног на голову? А ведь такое может произойти…
Неужели базовая логика счетовода, на которую опиралась Бару, превратилась в прах?
Или (что еще хуже) — она просто неспособна что–либо планировать. Вероятно, она слепа, как дитя, слишком ограничена и склонна к самообману, чтобы свести воедино всю необходимую информацию. В один прекрасный день разница между ее умозрительной моделью и истинным, хаотичным состоянием мира скажется, и тогда мир пожрет ее, подобно каракатице или хищной рыбе.
Водяное колесо, отсоединенное от сукновального механизма, поскрипывало, наматывая бессмысленные, бесполезные обороты.
— Идем, — приказала Бару.
Они спустились со склона, заросшего высоким сосняком. В низине туман загустел, смешавшись с едким дымом. Издалека доносились крики — то громче, то тише, словно Ордвинн качался вверх–вниз на штормовых волнах.
Неожиданно прямо па них, крича по–урунски, выбежал человек. Один из охотников Сентиамутов пустил стрелу над его головой, а потом — и другую, вонзившуюся в живот. Бару, замершая от его крика, в котором теперь звучала нотка удивления, не успела даже обнажить саблю.
Человек рухнул в мокрые от росы кусты.
Мельком подумав о том, что скажут о ней после этого эпизода, Бару ринулась к упавшему. Странно, но она почему–то почти ничего не чувствовала и только надеялась, что вид у нее не слитком испуганный. Мужчина истошно кричал, цеплялся огромными ручищами за корни кустарника и бился черепом о землю, пытаясь уползти, утопиться в раскисшей от влаги земле или просто избавиться от стрелы в брюхе. Он явно пробовал выдернуть ее — и разорвал рану зубцами наконечника.
Какой–то охотник выругался.
Его стахечийский был достаточно примитивен и вполне понятен Бару.
— Это кто ж, Ала Одфири?
— Нет, у Алы зубов поменьше. Может, Ора?
— Его двоюродный?
— По–моему, родной брат.
— Ора вечно так — уж заплутает, так заплутает.
Глаза упавшего выпучились.
«Наверное, — подумала Бару (мысль эхом отдалась в голове — та внезапно сделалась гулкой и звонкой, опустевшей, точно глазница, из которой вынули глазное яблоко), — он открыл для себя новую боль и новый страх, прежде невообразимый».
Содержимое кишечника растекалось под упавшим вонючей лужей.
— Он из наших, — сказала Бару.
Охотник, выпустивший стрелу, согнулся пополам в приступе рвоты. Бару с опаской прислушалась к собственным ощущениям, но ее не стошнило. Охотник выпрямился, сплюнул и прохрипел:
— Он бы хоть кричал не по–урунски. Я по–урунски почти не понимаю.
Человек на земле продолжал кричать. Бару обнаружила, что вся охрана молча смотрит на нее. Тогда она сделала повелительный жест. Он ничего не значил, однако она каким–то образом осознавала, что отдает определенный приказ.
— Уде, сделаешь? — спросил рослый дружинник.
Тот, кого стошнило, сплюнул и вынул нож.
— Нет… — Посмотрев на клинок, он добавил, как будто это было важно: — У него борода.
— Там, в колодце, — просипел умирающий и вдруг зашелся в крике, замолотил но корням, глядя на стоящих вокруг него. — В колодец бросил! — с отчаянием завыл он.
Его придержали и перерезали ему горло.
— Кто скажет Але? — спросил Уде.
— Я, — ответила Бару.
Дым поредел. За деревьями показался просвет — дорога и иоле битвы.
— Не стоило сниматься с места, — произнесла Бару. — Назад, к сукновальне.
* * *
Лесная война поражала воображение.
Сначала колонна Наяуру увидела дым, который окутал опушку леса, смешавшись с туманом и тучей стрел. Капитаны заорали: «К бою — стройся! В строй, собаки!» Пехота Маскарада в белых масках заняла центр, велиты Наяуру встали по флангам со своими дротиками. Лучники находились позади.
«Шакалы» Одфири стреляли из–за деревьев и дымовой завесы, стараясь прижать противника к земле. План Тайн Ху оказался до идиотизма прост, но иначе не получалось, поскольку держать связь с ее разрозненными отрядами во время боя было невозможно.
Первой ударила стахечийская ягата — Тайн Ху доверяла им меньше всего, но они были самыми крепкими. Дзиранси повел воинов Дома Хуззахт — бледнолицых, рыжеволосых, оглушающих ревом и ослепляющих блеском стальных лат — на фланг Наяуру. Они ударили по охотникам, набранным Наяуру в рекруты, словно призраки прошлого. Ни один ордвиннец — ни простолюдин, ни князь — не забывал страха перед воссоединенной империей Стахечи: та частенько обрушивалась на Ордвинн со склонов Зимних Гребней стальной лавиной. Теперь этот страх явился к ним во плоти.
Кроме них, у Тайн Ху не было тяжелой пехоты. Из всех «шакалов» только они могли вступить в открытый бой.
Но капитаны Наяуру ни о чем даже не догадывались. А велиты в легких кожаных доспехах увидели атакующую их армию длинных копий и непробиваемых лат. Поэтому они поступили так, как сделал бы на их месте любой разумный воин. Поступок их был столь же разрушителен, сколь и предсказуем.
Они начали оттягиваться к солдатам Маскарада, стоявшим в центре, и оголили фланг.
Тайн Ху и ее «шакалы» ринулись в прореху. Они стремительно пересекли дорогу, стреляя на бегу, и скрылись в лесу позади строя Наяуру. За ними шла следующая колонна. То были не защищенные ничем, кроме красной боевой раскраски, берсерки–книжники Лизаксу. Они напоминали диких зверей, яростно рвущихся с привязи.
И Тайн Ху предоставила слово им.
Они устремились вперед, выкрикивая постулаты нигилистического самоотрицания и вращая глазами. Когда они врубились в гущу лучников Наяуру, фонтаны крови взлетели над полем боя под отвратительный хруст и визг.
Воины Наяуру, расстреливаемые с фронта и с тыла, завопили, заметались, кинулись врассыпную.
Строй удержали солдаты Маскарада. Прикрывшись «черепахой» из поднятых щитов, они с гротескной целеустремленностью начали отступать. Но легконогие лучники не давали им покоя.
Наконец Тайн Ху, опасаясь, что у них кончатся стрелы или их могут выманить на запасный полк, объявила конец охоты.
Тайн Ху явилась к сукновальне во главе ликующего войска и преподнесла Честной Руке дар — отрубленную голову в маске и шлеме, покрытом вмятинами от меткой стрелы. Оттуда, где сталь оплошала, — прямо из виска — торчало древко с ярко–синим оперением.
— Есть пленные, — сообщила Тайн Ху. — Оставим их головы здесь, на страх врагу?
— Вели им отправляться домой, к своим семьям, — приказала Бару. — Пусть передадут княгине Наяуру мое послание: встань на нашу сторону, и мы пощадим тебя.
— Справедливая участь для воинов Наяуру, — сказала Тайн Ху, поднимая перед собой отрубленную голову. — Но как поступить с фалькрестийцами — с теми, кто в масках?
— Тоже отпустить. Но вначале — перерезать им сухожилия, — произнесла Честная Рука. — Пусть Каттлсон захлебнется в своих увечных.
Назад: Интерлюдия: Зима
Дальше: Глава 22
