Глава 17
Фрегат Имперской Республики «Судане» повел налоговый конвой на восток, следуя торговым ветрам, которые мчались наперегонки вдоль берегов Ордвинна. Двенадцать кораблей шли в кильватере «Сулане», в погоне за ее кормовыми огнями в сполохах полярного сияния. Величавые близнецы «Юристан» и «Комсвиль» несли вахту на пересекающихся курсах. Тяжелый, грозный «Уэльтерджой» был неторопливым замыкающим, готовым, однако, в любую секунду поднять все паруса, оседлать западный ветер и обрушиться на врага. Вокруг конвоя рыскал «Сцильптер» — юркая и голодная торпедоносная овчарка, спущенная с привязи, чтобы отыскать угрозу и, в свою очередь, пригрозить ей.
Флот не отдаст фалькрестский улов.
А улов и впрямь был баснословен!
Трюм ломился от самоцветов и драгоценных металлов, с которыми столь неохотно расстались ордвиннские князья. Сокровищ далекого княжества Эребог, богатого скотом Игуаке, солончакового Отра и прочих — хватит не на один год полномасштабной войны.
А Бару Корморан, пусть ненадолго, но все же попала на борт корабля, идущего в Фалькрест.
В первый вечер после отплытия она отужинала с контр-адмиралом Ормсмент на борту «Сулане» и нашла ее компанию — по крайней мере, поначалу — на удивление приятной. Ормсмент оказалась урожденной фалькрестийкой, к тому же — городской, и испытывала безграничный и, судя по всему, искренний интерес к Тараноке.
— Меня действительно беспокоит, что, подменяя вашу культуру своей, мы не замечаем некоей силы, первобытной витальности, которая может послужить нам на благо, — заявила она, когда разговор зашел о новом названии, об отвратительном для Бару словечке «Зюйдвард». — Какой смысл в многонациональной республике, если мы причесываем любой народ под одну гребенку?
— Это ведь практически кровосмешение, — согласилась Бару и на миг отвлеклась.
Может, подобные настроения в Фалькресте популярны? А вдруг Парламент поймет, что на условиях равного партнера, а не завоеванного народа, Тараноке мог бы предложить Маскараду намного больше?
Но она не задержится в Фалькресте. А Ормсмент, при всем ее обаянии и авторитете, явно предпочитала рассуждать о «первобытной витальности» и относиться к Бару как к непутевой дочери, чем отвечать на ее вопросы об астрономии.
В любом случае расслабиться и отдыхать, чувствуя за спиной любезную гримасу Чистого Листа, оказалось невозможно.
* * *
С первым ударом пираты поспешили.
Бару заняла койку в каюте «Маннерслета». Конечно, вместо просторного помещения (а она–то на что надеялась?) ей предоставили гамак среди потных, вонючих морских пехотинцев, охранявших груз. Бумаги, которые она взяла с собой для имитации деятельности, было невозможно уберечь от сырости. Она вполне могла бы позволить им сгнить, но выработанная в школьные годы аккуратность выгнала Бару на палубу, просушить их на солнце. Птицы–фрегаты насмехались над ней с высоты.
За пару дней пути до устья Инирейна, за двое суток до назначенного срока Бару разбудил среди ночи звон склянок. Протолкавшись сквозь спешащих наверх морских пехотинцев и матросов на палубу, она увидела вдалеке сигнальную ракету. Описав яркую дугу, она упала в море. Шедший на средней дистанции «Сцильптер» выпустил две ракеты в ответ. Свет отразился в воде, словно упавшая в море луна.
Ослепительная вспышка выхватила из темноты корабли под упругими, туго натянутыми косыми парусами. Быстроходные галеры–дромоны ориатийского образца. Без флагов.
Два рейдера приближались, поймав попутный ветер.
Вероятно, они замышляли проскользнуть в строй и взять на абордаж один из галеонов с золотом. Но, скорее всего, они просто заметили галеон с фрегатом сопровождения. В таком случае капитаны рейдеров решили, что суда идут в Фалькрест по двое, чтобы подстраховаться от капризов погоды и не угодить в жестокий шторм скопом. Видя, что позиция фрегата сопровождения неудобна, они рискнули.
И попались «Сцильптеру».
Над «Сцильптером», а затем и над «Сулане» захлопали ракеты — красная, синяя и три белых. Приняв сообщение, флагман раздал приказы остальным. Бару следила за происходящим с опасливым изумлением, а капитан «Маннерслета» истошно заорала, приказывая держать заданный курс.
Птичьи силуэты фрегатов выдвинулись из темноты. Рейдеры повернули назад, прибирая паруса, поворачивая круто к ветру, и «Сцильптер» повторил их маневр. На миг ночь превратилась в день: град ракетных вспышек не давал рейдерам скрыться из виду.
В ту же секунду развернулись в сполохах полярного сияния, наполнились ветром паруса «Уэльтерджоя». Корабль ринулся наперехват, круша фронт волны. Он шел без огней, доверяя сигналам «Сцильптера» и приказам «Сулане». Поглощенная величественным зрелищем, запутавшаяся в механике ветров, парусов и маневров, Бару окликнула облепивших ванты матросов и указала на «Уэльтерджой». Те возбужденно зашумели. Только морские пехотинцы хранили молчание.
Яркая вспышка на носу «Уэльтерджоя» — и две белые ракеты метнулись вперед, будто летучие рыбы. Ветер подхватил их и швырнул в воду за кормой рейдеров.
— Берут поправку на ветер, ваше превосходительство, — пояснил Чистый Лист.
Бару подскочила от неожиданности.
«Уэльтерджой» выстрелил вновь, выпустив восемь ракет под нужным углом. Одна из толстых стальных труб запуталась в такелаже переднего рейдера, принялась бешено плевать раскаленными искрами и взорвалась, окатив все вокруг струями жирного пламени.
Ванты и палуба рейдера загорелись. Все усилия команды привели лишь к распространению пожара. Гротовые паруса и мачты вспыхнули разом, словно окутавшись огненными полотнищами. Ужаснувшаяся и потрясенная до глубины души, Бару наблюдала в деле легендарный «Морской Пал», последнее достижение химиков Маскарада. Ветер принес с собой запах — едкую, невыносимо искусственную вонь испепеленной парусины, пеньки и плоти.
Когда «Уэльтерджой» покончил со вторым рейдером (огонь горел даже в воде, растекаясь по поверхности жестоким полярным сиянием), с «Сулане» взлетела в небо строка сигнальных ракет.
— «Помощи выжившим не оказывать, — расшифровал послание Чистый Лист и кивнул. — Конвою следовать заданным курсом в заданном порядке».
Но корабли не могли принадлежать Унузекоме. Не на двое суток раньше. Не столь ничтожными силами…
Впрочем, не важно! Флотилии Унузекоме не взять золотой конвой — ни при двукратном, ни даже при четырехкратном численном превосходстве. Имперский флот не одолеть в открытом море.
Выиграть битву предстояло Бару. Несмотря на неотвязное присутствие Чистого Листа.
* * *
Бару вызвала контр–адмирала Ормсмент на борт «Маннерслета», прежде чем Ормсмент успела пригласить ее на «Сулане». Чтобы все получилось, Бару требовалось отдавать приказы — превратить номинальную власть в реальную. Сейчас в глазах Ормсмент она — бедное дитя с Тараноке. Молодая, попавшая в беду карьеристка вела битву с враждебно настроенным начальством и мечтала реабилитироваться. Что ж, только Бару и могла привлечь на свою сторону Ормсмент: ведь та была сызмальства воспитана на крепких флотских традициях покровительства. Женщины–офицеры всегда защищали своих юных протеже…
Но Бару не нуждалась в материнском совете. Она хотела, чтобы Ормсмент увела эскорт от золотых галеонов. Поэтому ей следовало быть одним из трех высших технократов Ордвинна, а не бедняжкой с Тараноке.
Капитан «Маннерслета» предложила для их совещания свою каюту, однако Бару заняла салон картографии.
— Встань здесь, — приказала она Чистому Листу. — Выше. Можешь держаться серьезнее? Хорошо.
Он повиновался с явным удовольствием. Да, Каттлсон приказал ему наблюдать за Бару, чтобы предотвратить любой ее ход. Но человек–менора привязался к Бару. Условные рефлексы требовали приносить как можно больше пользы представителям правительства Имперской Республики.
Отыскав нужные карты, Бару приколола их к прокладочному столу.
Ормсмент прибыла со свитой, перепачканная сажей и измученная. При виде Чистого Листа, стоявшего в тени с подсвеченным снизу лампой лицом, она нахмурилась.
— Ваше превосходительство?
— Контр–адмирал! — Бару отсалютовала, коснувшись лба. На ней был официальный плащ, белые перчатки, кошель на поясе и полумаска. — Ваши команды прошлой ночью были выше всяких похвал, что я особо отмечу в моем отчете Парламенту.
— Не стоит, — хмыкнула Ормсмент, стягивая холщовые перчатки и сдержанно улыбаясь комплименту. Ее адъютанты зашептались, почти не обращая внимания на начальство. — Вчерашние гости, ваше превосходительство — глупые оппортунисты, пытавшиеся урвать крохи до начала настоящего пира. Первые ласточки.
— Так я и думала! — Бару щелкнула пальцами и склонилась над прокладочным столом. Направление взгляда Чистого Листа было несложно определить, поскольку адъютанты перестали шептаться и окаменели. — Какие вести со «Сцильптера»? Удалось ли ему обнаружить главные силы противника?
Ормсмент выгнула бровь.
— Вы ожидаете, что пираты придут крупной флотилией?
— Я полагаю, что каперы ориатийского синдиката Эйоты под фальшивыми знаменами уже оттеснены на север нашими новыми силами в Зюйдварде. Тем не менее они продолжают препятствовать республиканской торговле, их главное желание — заполучить добычу! — Бару коснулась карты и обвела пальцем побережье, пятнистый веер дельты Инирейна. — Уверена, что за нами гонятся как минимум пятнадцать кораблей. Чтобы вернуться в Пактимонт, нам придется пробиваться сквозь них — а ведь попутный ветер на их стороне. Серьезное преимущество в морском бою, верно?
Ормсмент кивнула и хотела что–то сказать, но Бару опередила ее:
— Уйти от них так просто не получится. Как нельзя и ждать нападения: ваши фрегаты потеряют преимущество в скорости и маневренности. Галеоны — это кандалы, с которыми нельзя идти в бой.
Контр–адмирал скрестила руки на груди и ухмыльнулась.
— Да, тараноки — прирожденные мореходы!
— Я — имперский счетовод! — рыкнула Бару, давая немного воли искренней злости. Чистый Лист за ее спиной чуть шевельнулся, что заставило Ормсмент вытянуться и замереть. — Прирожденный или не прирожденный, но знающий, как обеспечить безопасность собранных средств. Вот мой приказ, контр–адмирал: сопровождение конвоя прекратить. Следующие за нами силы противника — найти и уничтожить.
Воодушевление свиты Ормсмент явно свидетельствовало, что они с самого начала собирались на коленях выпрашивать именно такую возможность.
— Но если в наше отсутствие корабли подвергнутся нападению другой флотилии рейдеров? — спросила Ормсмент. — Если они как раз и рассчитывают отвлечь нас?
Первый вопрос касался тактики. Не утверждения ее приоритета в военных делах. Не сомнительного политического положения Бару.
Прекрасно.
— Мы встанем на якорь в Уэльтони, где Инирейн впадает в море, — ответила Бару, стукнув костяшками пальцев по карте. — До вашего возвращения охрану обеспечат флот и дружина князя Унузекоме. Вы получите необходимую для победы свободу действий.
— Вы доверяете Унузекоме?
Здесь приходилось блефовать, полагаясь на то, что Ормсмент плохо разбирается в ордвиннской политике и князьях.
— Вы забыли о дюжине кораблей морской пехоты? Да и мой Чистый Лист будет приглядывать за ним! В общем, я нахожусь под надежной защитой.
Секунду подумав, Ормсмент крепко стиснула углы прокладочного стола и склонила голову.
— Вы понимаете, насколько все рискованно? — спросила она.
— Я принимаю всю ответственность на себя.
— Об этом и речь. Если бы тактику предложила я—ая уже размышляла о чем–то подобном — и она привела бы нас к поражению, вы могли бы скормить Парламенту меня. У меня есть поддержка в Адмиралтействе. У меня — много союзников. Я имею преимущества, какие только можно приобрести за долгие годы службы. Я могла бы позволить себе ввязаться в авантюру. Но вы — иноземное дитя, и без того стремительно выпадающее из фавора! Вы понимаете, что вас ожидает, если что–то пойдет не так? — мягко спросила она.
— Контр–адмирал Ормсмент, — заговорила Бару, глядя в ее ясные Фалькрестские глаза. — Я — имперский счетовод провинции Ордвинн, высшая власть на борту данной флотилии. Вы будете действовать по моему приказу.
* * *
Штурман «Маннерслета», гибкий ориатиец с заячьей губой, ночами трудившийся над собственным переводом «Наставления к вольности», разрывался между раздражением и паникой от постоянного присутствия Бару. Но она дорвалась до карт течений и ветров, до искусно составленных планов моря и звезд, слишком прекрасных, чтобы не увлечься ими. Круговые ветры торгового сезона предельно упрощали каботажное судоходство. Тем не менее здесь, в открытом море, единственной защитой от штормов, мелей и от кораблекрушений оставалось лишь искусство штурманов Маскарада.
А Бару всегда хотелось стать штурманом, если со счетоводством не заладится.
Когда, по расчетам штурмана, до устья Инирейна осталось двенадцать часов пути, корабли контр–адмирала Ормсмент покинули строй, развернулись против ветра и галсами пошли в крутой бейдевинд. Первым — «Сцильптер», за ним — «Юристан» и «Комсвиль», после — «Уэльтерджой» и, наконец, «Сулане».
Бару представила себе, что на одном из них — Амината, рычащая на вахтенных и нагоняющая на команду жути историями о том, что может произойти от открытого огня вблизи ракет и торпед. Но Амината, конечно, далеко, на борту «Лаптиара», а то и на новой должности.
И ни огня, ни битвы не предвидится. Пиратская флотилия, следовавшая за золотыми галеонами, заманит Ормсмент как можно дальше, а затем оторвется, уйдет на юг, прочь из круга торговых ветров, и скроется. И не бывать Унузекоме прославленным пиратом — его час еще не настал.
Теперь путь к золоту восставшим преграждала только морская пехота на борту кораблей.
Они приближались к дельте Инирейна, и море изменило цвет. Птицы кружили над волнами и стремительно ныряли в мутную илистую воду. Бару мерила шагами палубу и докучала штурману вопросами, на которые могла бы ответить и сама.
В полдень впередсмотрящие закричали:
— Земля!
Бару поманила к себе человека–менору.
— Передай лейтенанту пехотинцев и другим кораблям: по прибытии на городской площади будет проведен строевой смотр. Морским пехотинцам надо готовиться, чтобы сойти на сушу. Пусть местный князь увидит, какими силами мы располагаем, и остережется связываться с нами.
Он кивнул, не выказав никаких подозрений, и удалился.
Замерев у леера па корме, Бару подставила лицо попутному ветру, зажмурилась и подумала: «Скоро все на корабле превратятся во врагов. Люди Зате Олаке пойдут по Пактимонту с ножами и факелами — «Маски долой!». А Мер Ло… ох, Мер Ло…»
— Лист! — окликнула она.
Тот немедля возник на ступеньке трапа, ведущего на верхнюю палубу.
— Ваше превосходительство?
— Какие приказы ты получил от Каттлсона?
— Не подлежит разглашению согласно приказу свыше.
Бару отмахнулась, обрывая человека–менору на полуслове (Чистый Лист улыбнулся — даже столь незначительное повиновение доставило ему радость).
— При каких обстоятельствах ты должен убить меня?
Ответом были расширившиеся в детском изумлении глаза.
— Вы служите Безликому Трону. Зачем мне убивать вас?
— А если я прекращу служить ему?
— Как? — Он просиял — некий условный рефлекс дернул нужную струнку в его сознании. — Рука Трона движет каждым из нас.
Неторопливые и незначительные приливы и отливы, высокие скалы, надежно защищающие бухту от непогод… Неглубокая гавань Уэльтони оказалась и впрямь хороша! Однако ее никогда не чистили от речного ила, так что экипажам золотых галеонов пришлось изрядно понервничать. С великими предосторожностями суда встали на якоря в тщательно выбранных местах, отмеченных на карте.
Бару торчала над плечом капитана, без всякой надобности досконально контролируя корабельные маневры и бурно протестуя, когда судно проходило в рискованной близости от рыбацкого буя. «Кордсбрет» угораздило нарушить строй, и Бару настояла, чтобы он поднял якоря и сменил позицию. Этот ужасающий маневр занял целый час и потребовал от гребцов шлюпок–буксиров невероятных усилий.
Теперь требовалось, чтобы все поверили, будто положение настолько безопасно, что позволяет одновременно спустить на берег морскую пехоту. И что грозный военный парад интересует имперского счетовода гораздо больше, чем сохранность собранного ею за целый налоговый сезон богатства…
Конечно, саванту с Тараноке не следовало быть столь наивным.
Лейтенант морской пехоты «Маннерслета», краснолицый, не обученный должным образом обращаться к технократам, взлетел на верхнюю палубу.
— Хватит с меня! — заорал он и выругался.
Выслушав его с гордым видом, Бару согласно кивнула. Разумеется, ни при каких обстоятельствах недопустимо спускать на берег личный состав, оставляя суда без охраны.
— Вы правы, лейтенант, — вымолвила она. — Но я решила, что наши люди пригодятся нам на суше — на случай каких-нибудь глупостей со стороны местных жителей. Но, пожалуй, смотр лучше отложить до утра. Сегодня вечером я нанесу визит князю Унузекоме и оценю его умонастроение. Вы можете отправить на берег разведчиков.
Щеки лейтенанта приняли более естественную окраску, выставив напоказ лесенку порезов после недавнего бритья. Он был очень молод — моложе Аминаты, примерно тех же лет, что и Бару.
— Ваше превосходительство… — пролепетал он, наконец–то вспомнив о положенном обращении. — Будет сделано, ваше превосходительство.
Бару сжала губы, чтобы не завизжать от ярости. Смотр должен был стать ловушкой, ключевым элементом ее плана. Но все это предназначалось для спасения множества жизней! Пока морские пехотинцы находились на борту, добраться до богатств было невозможно.
Почему она не доверилась негласному пиратскому опыту князя Унузекоме! Он предупреждал Бару, что ее план не сработает. И оказался прав.
На закате она приказала спустить шлюпку и отправилась к берегу. Чистый Лист — ей удалось настоять на том, что в иной охране она не нуждается — покорно греб полпути до суши, но внезапно у нее совсем расшалились нервы.
— Пересядь на нос, — велела она и забрала у него весла.
Князь Унузекоме встретил их в порту в сопровождении почетного караула, облаченного в легкие доспехи. Они отсалютовали друг другу — резко, натянуто, холодно, как договаривались. Правда, Бару подозревала, что Унузекоме не пришлось притворяться: он взирал на человека–менору с нескрываемой тревогой.
— Один из Очищенных, — объяснила Бару. — Мой телохранитель.
Унузекоме (запястья его были в свежих ссадинах от канатов после недавнего плавания) наморщил лоб.
— Это фалькрестский орден? Никогда о таком не слышал… — Он покосился на человека–менору и снова уставился на Бару. — А он в порядке? Выглядит он как–то отстраненно.
— Не волнуйтесь, — заявила Бару и улыбнулась. — Он абсолютно лоялен.
Она не посмела подать даже оговоренный условный сигнал, означавший затруднение. Лист был слишком зорок.
Может, Унузекоме поймет. Что, если он найдет способ избавить ее от меноры, прежде чем солнце сядет, а Чистый Лист поймет, что она задумала?
Но нет. Они еще ужинали, когда в гавани грохнул взрыв.
* * *
Мины раздобыли в Ориати Мбо, а именно — в Сегу. Флотское оружие, разработанное для обороны от возможного вторжения Маскарада, было контрабандой вывезено из страны и переправлено в Ордвинн каперами синдиката Эйоты. Оиатийским химикам так и не удалось догнать фалькрестских соперников и создать вслед за ними безжалостный «Морской пал» или средства улучшения человеческой породы, приписывавшиеся сплетниками Метадемосу.
Но обеспечить колоссальный взрыв они вполне могли: был бы только под рукой корпус покрупнее.
Мины были закреплены специальными фалами — минрепами — на дне гавани еще в часы последнего отлива, а надувные полости и деревянные корпуса заставили их всплыть. Теперь, пока еще не стемнело, ныряльщицам Унузекоме, отобранным из самых верных семейств, оставалось всего лишь обрубить концы и освободить мины. Эти женщины, со смазанной маслом кожей и зажимами на ноздрях, всегда славились своим мастерством.
Бару не сомневалась, что вскоре мины окажутся прямо под днищами кораблей.
Бару изучила их конструкцию — особенно взрывные механизмы, пружинно–бойковые системы, вызывавшие детонацию, когда мина прижималась к обшивке судна. Она была уверена, что все получится. Торпеды Маскарада были гораздо сложнее и капризнее, но ведь работали же.
Возможно, проще было бы взять корабли на абордаж. Но от плана, который требовал успешной атаки на суда, нашпигованные пехотинцами, Бару отказалась наотрез. Морская пехота — даже малыми силами — способна держаться на борту, пока не закончится пресная вода! Фрегаты Ормсмент вернулись бы задолго до этого момента.
Что ж, если нельзя устранить пехоту, нужно действовать по-другому и заняться самими кораблями.
Усадьба князя — «Речной дом» — возвышалась на отвесном берегу, чуть выше живописной бухты. От сюда открывался прекрасный вид на гавань.
Слуги подали ужин на балкон, обращенный к морю. В общем, и Бару, и князь могли наблюдать за тем, как «Маннерслет» сложился пополам и начал тонуть.
Но человек–менора, сидевший спиной к гавани, отреагировал первым. Вероятно, он сразу заметил на лице князя потрясение (а может, признаки удивления либо удовлетворения от выполненной задачи, но не готовности к действию). Так или иначе, но Чистый Лист просто обернулся и взглянул в сторону гавани, ничего более.
— Что? — выдавила Бару и сглотнула.
Мины были устроены таким образом, чтобы взрываться прямо под днищем корабля. Сила их была чересчур мала, чтобы разломить судно, — в лучшем случае взрыв мог бы пробить дыру в медной обшивке и деревянном корпусе.
Однако взрыв вытеснял огромную массу воды: той самой жидкости, которую обычно вытесняет корпус судна. Той самой, которая несет на себе вес корабля.
«Маннерслет» не столько взорвался, сколько рухнул в открывшуюся под ним пустоту — и разломился под собственным весом, оказавшимся куда опаснее мины. Звук, донесшийся до балкона, был совсем негромким — басовитый кашель и треск вдали. Мачты корабля плавно, грациозно рухнули в воду.
— Что случилось? — спросил Унузекоме, продолжая блеф.
Дружинники князя вскинули клинки, чтобы расправиться с человеком–менорой. Но он оказался проворнее.
Очищенный схватил нож и вскочил на стол единым движением, плавным и естественным, точно полет ныряльщицы к воде.
В гавани за его спиной резко накренился на правый борт «Кордсбрет».
— Лист! Стой! — приказала Бару, вскочив и ударившись о край стола.
Но он был таким быстрым!
Чистый Лист подцепил ногой блюдо (фаршированные фазаны в масле) и метнул его в физиономию Унузекоме. Жених Моря завалился на спину, а человек–менора с равнодушным видом прыгнул на него, уже в полете нанося удар.
Бару метнула в него нож, но тот, кувыркаясь в воздухе, ушел далеко в сторону. Прежде ей никогда не доводилось метать ножи.
Мина выскочила на поверхность и с гулким грохотом взорвалась.
Нож человека–меноры вонзился в горло Унузекоме, но один из княжьих дружинников выстрелил очищенному в грудь. Короткое оперение арбалетного болта было абсурдно ярким и подходило скорее для охоты, чем для войны. Человек–менора боком скатился с поверженного князя. Отряхнул руки, разбрызгивая капли крови, и прыгнул с балкона вниз — прямо в реку.
— Найдите его! — закричала Бару, надеясь, что княжьи люди подчинятся ей.
Разорвав ворот Унузекоме, она обнажила его щетинистую шею, скользкую от масла и крови. Он заслуживал лучшего. Совсем не так — вдали от корабля, рухнув на спину от брошенного в лицо фазана, — хотелось бы ему умереть. Не всякая история хороша для князей.
Эгоистическая часть сознания Бару методично отметила: «Менора не бросился на меня — значит, не курсе, что я тоже замешана. Или я ошибаюсь?»
— Кольчуга, — прохрипел Унузекоме. — Кольчугу нож не пробил.
Пальцы Бару нащупали кольчужный ворот под его рубахой. Лезвие соскользнуло со звеньев и нанесло неглубокий, но обильно кровоточивший порез. Рана князя протянулась вдоль шеи и доходила до самого уха.
Бару приложила к порезу льняную салфетку.
— Умно, — прошептала она.
Унузекоме улыбнулся в ответ и скривился от боли.
— Я ведь не над дурнями княжу.
Вокруг кричали дружинники. Кто–то выстрелил из арбалета в реку. В гавани вспыхнул, как вязанка хвороста, «Инундор» Одна из мачт, разломившись посередине, рухнула в воду — по пути пронзив палубу, будто копье.
— Началось?
Бару помогла окровавленному Унузекоме подняться на ноги. — Да.
Ей невольно вспомнился штурман с заячьей губой и его чудесные карты.
