41
Владимир, оцепенев, сидел в полутемной горнице княжеского терема и, словно загнанный зверь, прислушивался к каждому шороху. Когда со двора раздалось ржание лошадей и людские голоса, он понял, что пора! Пора бежать наконец. Но судьба решила так, что бежать ему уже было некуда.
– Там великий князь с дружиной! – доложил постельничий.
– Нет-нет, заприте ворота! Я же велел никого не впускать! – встрепенулся Владимир.
– Так то ж князь… уже впустили…
Топот ног и голоса раздавались все ближе. Владимир с ужасом смотрел на дверь, в которую через минуту вошел Ярослав в сопровождении Радомира и дружинников.
– Оставьте нас! – велел великий князь и, когда его приказ был выполнен, обратился к Владимиру. – Нерадостно ты встречаешь отца после его долгой дороги!
– Ты вернулся? – с трудом спросил Владимир.
– А ты уж не надеялся?! Решил, что сгину в Орде, потому навел на нас поганых?!
– Это ты! – завопил Владимир. – Ты предал меня! Не успел похоронить мать, как женился на этой… Променял мать на потаскуху Радмилу, а меня, твоего первенца, законного наследника престола, на сопливого щенка, жалкого последыша Даньку!
– Тебе двадцать пять лет! – воскликнул Ярослав. – Ты мужчина, а говоришь, как обиженный мальчишка. Я хотел оставить тебе престол, но с каждым годом все яснее видел, что нет в тебе ни любви, ни великодушия, ни сострадания. Ты не умеешь любить, Владимир, и готов мстить всем, у кого есть сердце. Но ты должен понять: я сильнее, и твоя месть обернется против тебя.
– Я не взял город. Но я отомстил тебе, великий князь! – злорадно зашипел Владимир. – Ты еще не знаешь, но я тебе отомстил.
– О чем ты? – спросил Ярослав, мгновенно изменившись в лице.
– Твоя девка. Наргиз. Она нашлась. – с наслаждением выговаривал Владимир. – Я нашел ее и взял себе. Слышал бы ты, как она кричала, когда мы пустили ее по кругу.
Ярослав кинулся на сына, ударил его по лицу кулаком – раз, еще раз… С трудом заставил себя остановиться и перевел дыхание. Лицо Владимира было залито кровью.
– Где она?!!
– Она сумела сбежать, – процедил Владимир, выплюнул выбитый зуб и продолжил свой мучительный для князя рассказ. – У меня при дворе жил урод. Когда твоя девка мне надоела, заставлял его насиловать ее каждый день. Но татарка хитра, ой, хитра… Она влюбила его в себя, как тебя когда-то, и он помог ей бежать. Так что ищи ее, великий князь, ищи по всей Руси, если только тебе нужна та, с кем забавлялся весь Новгород.
Ярослав достал меч и приставил его к горлу Владимира.
– Я ж сын твой, – сказал тот, глядя отцу прямо в глаза. – Ты же меня всему научил… Помнишь, как за зайцами охотились, а? А как рыбу удили, а я в воду свалился? А ты меня спас, чуть сам не потонул.
– Убирайся! – великий князь спрятал свой меч, хотя это и далось ему нелегко.
– Что? – не поверил своим ушам Владимир.
– Отныне ты не мой сын. И вотчины нет у тебя! Бери коня, меч, денег, сколько унесешь, и уезжай… И не встречайся мне более – живым не уйдешь.
Когда вошел Радомир, Ярослав приказал ему:
– Вели объявить: если кто знает, где Наргиз, пусть привезет ее во Владимир, – больше он ничего сказать не смог, лишь упал на лавку и в отчаянии закрыл лицо руками.
Князя с нетерпением ждали дома. Радмила, уже поседевшая, со следами бессонных ночей и забот, молча смотрела, как ветер играет с пламенем свечи, когда вбежала Стеша и радостно известила:
– К тебе батюшка Еремей.
Радмила встала, напряженная, как сжатая пружина.
– В город въехали! – обрадовал ее прибежавший со всех ног воевода.
– Слава тебе, господи!
Радмила выбежала, когда Ярослав с дружиной въезжал в ворота. Князь спешился, и Радмила, всхлипнув, припала к его руке. Он заставил ее подняться, стал гладить по голове и приговаривать:
– Прости меня, милая… Оставил тебя, голубку, против ястребов.
– Родной, любимый, – не верила своим глазам и ушам Радмила. – Похудел-то как, побледнел. Уж не болен ли ты?
– Занемог в дороге… А вот во двор въехал – и сразу отпустила хворь.
Радмила порывисто обняла его и страстно прошептала:
– Никуда не отпущу больше.
– Где Борис? – спросил Ярослав, вспомнив о том, что происходило в его отсутствие.
– В подвале томится, – ответила княгиня и, видя, что Ярослав намерен немедленно отправиться туда, удержала его: – Нет, нет, не сейчас… Сейчас ты мой.
Ярослав, мягко, но настойчиво отстранил ее и прошел в глубину двора. Он спустился к двери подвала и зашел внутрь. Борис сидел на полу в темнице, прислонившись головой к стене. Ярослав стоял на пороге, держась за косяк и приучая глаза к темноте.
– Осторожно, князь, не наступи на крыс… Их тут много, – заметил Борис.
– Ты, как я вижу, не ожидал моего возвращения… Решил поскорее занять свято место?
– Ты всегда считал меня глупцом, что надеется на авось… Интересно, что ты скажешь, узнав, что я позаботился, чтобы из Орды ты живым не вышел?
– Но я здесь, – возразил Ярослав.
– Если Берке получил мое письмо, то недолго тебе топтать ногами землю.
– Значит, вот почему хан так странно смотрел на меня, – догадался Ярослав. – Не ожидал от тебя такой прыти… Я, признаться, думал, что ты в который раз попросишь помощи у жены.
– Она не жена мне боле! – поморщился Борис. – Уверен, эта потаскуха уже немало дел натворила, так что висеть ей вместе с ее любовником Менгу на одном суку.
– Пока ты намного ближе к виселице, чем она.
– Ты что же, велишь меня повесить, как собаку?! Меня, суздальского князя, брата твоего?
– Ты не заслужил лучшей смерти… Тот, кто тайно открыл ворота врагу и пытался зарезать в постели моего сына, не заслуживает другого конца.
– Тогда учти это, когда будешь карать того, кто не только привел врага под стены города, но и забавляется сейчас с твоей девкой.
– Не смей поминать ее! – рассвирепел Ярослав. – Ты… вы все заплатите за ее муки!
– Ну, давай же! Убей меня, – подначивал его Борис. – Ты ведь не лучше нас!
Ярослав, словно протрезвев, отпустил его и выбежал из подвала. Через несколько дней было объявлено о дате казни.
В тот день Ярослав и Даниил на конях были в толпе народа. Неподалеку гарцевали Еремей и его дружина. Все со страхом смотрели на помост, где стояли плаха и палач с топором. Возле переминался с ноги на ногу священник.
Когда дружинники вывели на помост Бориса, того стала бить мелкая дрожь. Священник начал читать молитву.
Пока шла эта церемония, Ярослав обводил глазами народ, видел женщину, у которой половцы убили мужа, видел раненых воинов, женщин без мужей с детьми на руках. Все с ненавистью смотрели на Бориса.
– Что за наследство я тебе оставляю, – неожиданно проговорил великий князь Даниилу.
Тот молча смотрел на отца, стараясь взглядом ободрить его. Священник закончил читать молитву и кивнул Еремею.
– Твое последнее слово, князь, – предложил тот Борису.
– Братка, я же за тебя горой, всю жизнь! – начал тот, глядя на Ярослава. – А что раз оступился, предал тебя, так за то прости по-христиански! Бес попутал, обида взяла, что столько лет тебе помогаю, а ты не ценишь меня… Неужто подымется рука – родного брата казнить?! Как перед богом предстанешь, имея грех такой?
Ярослав молчал, слова Бориса пробрали его до самого сердца.
– Не слушай, князь! Он смерть к нам привел! – закричал в толпе женский голос.
– Да, Бориска-князь хуже татар! Своих продал! – вторил ей хромой мужчина.
– Верно! Повинен! Смерти! Смерть предателю, – раздавались крики и тут и там.
Гул поднимался все больше, народ начал приходить в волнение. Ярослав снова встретился глазами с той бабой, у которой половцы убили мужа.
– Ты не меня предал, ты их предал, – кивнул он на народ. – И нет прощенья твоему предательству. А за свои грехи мне ответ держать, тут ты прав.
И великий князь сделал знак палачу. Дружинники уложили Бориса на плаху, палач медленно поднял топор.
– Будь ты проклят, князь! И ты будь проклята, княгиня Устинья, – такими были последние слова князя Бориса.
В тот вечер Ярослав без сил сидел на кровати, весь в поту, осунувшийся, бледный, с синяками под глазами. Радмила в углу требовала от лекаря помощи для мужа, но тот лишь разводил руками:
– Помоги, батюшка, богом молю… Ничего, ничего для тебя не пожалеем, только спаси его.
– Поздно, матушка… Болезнь уже до сердца добралась.
– Он… он был отравлен?
– Я мог бы предположить это, но такие симптомы я видал и раньше. Эта болезнь передается от скота… Видимо, великому князю подали плохо прожаренное мясо.
– Будь проклят этот край и народ, который принес нам столько горя! Надеюсь, этот стервятник Берке долго мучился перед смертью! – прокричала Радмила.
– Хватит бушевать, жена, – подал голос Ярослав. – Подойди лучше ко мне, благословлю.
Он уже не мог сидеть. Радмила кинулась к его постели и с плачем припала к руке.
– Думал, ты у меня баба как баба: в меру склочная, в меру глупая, в меру ревнивая… А ты дважды спасла город и сына нашего… С такой женой и смерть не страшна.
– Нет, нет, не отдам! – рыдала Радмила, словно хотела схватиться и со смертью за своего мужа.
– Будь счастлива, Радмила Святославовна, – спокойным голосом произнес Ярослав. – А теперь позови сына.
Но тот уже давно был рядом.
– Тяжелое наследство тебе оставляю, ты уж меня прости, – сказал Ярослав. – А главное, прости, что оставил в живых самого лютого твоего врага. И самое страшное в этом то, что он брат твой. Всегда помни об этом и будь настороже… И еще знай: нет у тебя права сгоряча рубить… За тобой – жизни людские и судьба народа твоего… Не успел тебе всего сказать, да, может, и не нужно… Ты у меня смышленый, своим умом до всего дойдешь.
Он прижал губы к его лбу, еле сдерживаясь, чтоб не заплакать. Когда он поднял глаза, попрощавшись с сыном, то увидел стоящего в дверях Мирона со странным и каким-то особо торжественным выражением на лице.
– Гостья к тебе, князь, – сказал тот. – Ночью привезли из обители близ Новгорода.
Он отошел в сторону, пропуская вперед Наргиз. Та стояла перед князем, худенькая, в белом платке, простом платье, почти рубище, и смотрела на Ярослава полными слез глазами.
– Значит, правда живая, – радостно, но еле слышно проговорил Ярослав. В его глазах словно стал понемногу разгораться огонек жизни, который, казалось, уже вот-вот должен был затухнуть.
Наргиз бросилась к нему на шею. Радмила попросила всех удалиться, понимая, что им нужно остаться наедине.
– Выйдем все. Пусть поговорят.
– А я крестилась, – сказала Наргиз. – Там, в монастыре.
– А как же твои духи? Не рассердятся?
– Они поймут, – плакала Наргиз. – Монахиня сказала, что даже на том свете нам не быть вместе, потому что ты венчан не со мной… Но я, как умру, все равно приду к тебе.
– Обещай мне кое-что, голубка моя, – попросил князь.
– Что захочешь, любимый мой…
– Обещай, что не дашь постричь себя в монахини. Не сейчас… Будь послушницей, странницей, богомолкой – но живи в миру… Празднуй жизнь как большой долгий праздник, улыбайся каждому дню… Я хочу, чтобы ты сама познала то, что подарила мне… Благодаря тебе я был счастлив… И до последнего вздоха я буду просить у бога, чтобы он заботился о моей Наргиз и хранил ее от всех бед и печалей.
Наргиз, тихо плача, смотрела на Ярослава, а он – на нее. Девушка потянулась к нему и коснулась своими губами его губ – теплых, живых, но отныне навсегда далеких, так ей тогда казалось.
Возвращаясь в монастырь, Наргиз остановилась, чтобы нарвать в поле цветы. На ней была одежда странницы – белый платок, мешок за плечами.
– Трава совсем засохла, цветы поникли, – говорила она, гладя руками землю. – Матушка Богородица и ты, матушка Этуген! Пошлите нам дождя!
И на ее лицо через минуту упала капля, потом еще одна. Наргиз улыбнулась подставляя лицо дождю. Ее жизнь в прекрасном и жестоком мире продолжалась…
Иллюстрации
Назад: 40
На главную: Предисловие
