Поиски велись во всех направлениях. Вот и Ярослав с Еремеем ехали по полю, усталые и мокрые от прошедшего ночью дождя. За ними, чуть поодаль, следовали остальные всадники, у всех в руках были горящие факелы.

– Может, в Суздаль поедем? – предложил Еремей. – Навестим князя?

– Если не явится до ночи, поедем, – согласился Ярослав. Он поднял голову и замер в седле, увидев, что к нему едет Борис в сопровождении дружинников, тоже мокрый и уставший.

– Где ты был? – гневно спросил Ярослав.

– Я искал ее, князь… И нашел вот это.

Борис протянул Ярославу лоскут платья Наргиз, испачканный кровью. Ярослав подъехал ближе, взял кусок ткани и долго смотрел на него, не веря своим глазам.

– В платье с таким шитьем она была в день, когда убежала, – пояснил Борис. – На нем кровь. Я боюсь, не волки ли подрали.

Но Борис не успел договорить. Ярослав бросился на него и столкнул с седла. Борис, не ожидавший толчка, упал на землю, а Ярослав, спешившись, бросился на брата. Завязалась короткая потасовка: Ярослав, оседлав Бориса, стал бить его по лицу, пока князя не оттащил Еремей.

– Опомнись, батюшка! Убьешь!

– Убирайся в свой Суздаль и больше не показывайся мне на глаза! – сказал Ярослав, отпуская хватку. – А если я узнаю, что ты замешан в ее смерти, – пощады не жди!

И Ярослав зашагал по полю, зажав в кулаке лоскут платья Наргиз. Он шел, куда глаза глядят, потом, дойдя до реки, в которую впадал тот самый ручей, остановился на берегу и долго смотрел на текущую воду. Вода неслась мимо, к другой реке, потом к морю, потом… Слиться бы с этой водой, не знать ни любви, ни долга, стать каплей в океане, пролиться дождем на землю, снова вознестись ввысь.

Ярослав схватил себя за голову и страшно, истошно закричал:

– Нарги-и-из!

Крик замер вдали, и Ярослав в бессилии упал на колени.

А девушка в это время уже дремала, забившись в угол своей тюрьмы. Она проснулась от звука шагов и напряженно прислушалась. Дверь со стуком и скрипом отворилась, и вошел человек в одежде из мешковины с большим капюшоном, закрывающим лицо. В руках у него была миска с едой, на которой лежал кусок хлеба. Он поставил миску на пол и хотел было уйти, но Наргиз остановила его.

– Погоди… – Она поднялась на ноги и подошла к незнакомцу поближе.

Тот обернулся к ней, и Наргиз снова едва не закричала: из-под капюшона у него выглядывало что-то страшное вместо лица – то ли клочья кожи на черных костях, то ли следы страшных ранений.

– Как тебя зовут? – превозмогая ужас, спросила Наргиз.

– У меня нет имени, – сказал он, с трудом выговаривая слова. – Они зовут меня уродом.

– Почему? Только потому, что ты так некрасив?

– Некрасив… Некрасив… – повторил тот несколько раз и собирался было уже уйти, как Наргиз крикнула ему вслед:

– Погоди! Поговори со мной!

Но тот уже закрыл за собой дверь. Наргиз взяла похлебку и стала есть, макая в нее хлеб. Она была голодна и понимала, что силы ей скоро понадобятся. Еда быстро сморила ее, и на этот раз сон был настоящий – долгий и глубокий.

Наргиз снилось, что над ней огромная толща воды. Где-то там, над водой, светило солнце. Она силилась всплыть, но какая-то сила упорно тянула ее ко дну.