Глава 27
На дорогу до улицы Осуми у Миками ушло пятнадцать минут. По обе стороны улицы стояли большие старые дома за высокими заборами; судя по всему, дома окружали ухоженные сады. Миками остановился возле детской площадки и вылез из машины. Солнце уже клонилось к закату. Дальше он пошел пешком, ориентируясь по карте. Он шагал все быстрее.
Он нашел, что искал, большой особняк под черепичной крышей, совсем близко, за углом. Миками прочел на вмурованной в каменную колонну именную табличку: «Хиёси». Он превосходил размерами соседние дома. Толстые сосновые ветви сплетались над улицей, образуя подобие арки. Рядом с домом стояла еще белая постройка, которая, скорее всего, служила хранилищем. На участке имелся и гараж; дверь была закрыта, но, судя по ширине, он был рассчитан не на одну машину.
Хиёси происходил из богатой семьи. Воодушевление, переполнявшее Миками, понемногу испарялось. Его сменяли смешанные чувства, среди которых нашлось место даже презрению. Хиёси прослужил в экспертно-криминалистическом отделе полиции всего два года; в «Эн-Ти-Ти» – меньше года. Может быть, он просто из тех, кто сдается всякий раз, как на работе что-то случается? Миками по-прежнему не знал, почему Хиёси плакал в доме Амэмии, но его слезы уже казались ему не такими существенными. Миками вздохнул, подошел к двери и позвонил в звонок в форме чаши. Над крыльцом он не заметил ни камеры, ни домофона. Судя по всему, дом построен в начале периода Сёва, а может быть, даже в конце периода Тайсё.
Миками терпеливо ждал, делая скидку на большие размеры дома. Наконец, по полу зацокали деревянные сандалии. Приоткрылась створка двери, и на крыльцо вышла женщина лет шестидесяти с небольшим; она наклонила голову, тронутую сединой. Судя по виду, перед ним была не прислуга. Миками решил, что это, наверное, мать Хиёси. Она грустно посмотрела на Миками и спросила:
– Вы к кому?
Он поклонился:
– Извините за беспокойство. Моя фамилия Миками, я служу в административном департаменте полиции. Насколько я понимаю, ваш сын раньше был сотрудником экспертно-криминалистического отдела. Он сейчас дома?
– А, понятно. – Глаза ее как будто вдвое увеличились в размере. – Полиция… И что же вам надо от моего сына?
– Мне нужно поговорить с ним об одном деле.
– Поговорить?! Не представляю о чем – во всяком случае, сейчас. А вот мы очень хотели бы побеседовать с вами! Вы поступили с ним так жестоко…
– Понимаю ваше возмущение…
Миками инстинктивно сменил тактику, так как из слов его матери понял: Хиёси подал в отставку, потому что кто-то плохо с ним обошелся. Возможно, они все неправильно поняли, а мать просто закрывает глаза на недостатки сына. Ясно одно: и у самого Хиёси, и у его близких сложилось впечатление, что с ним обошлись несправедливо.
– Да, в то, что произошло, трудно поверить, – с горечью ответила пожилая женщина. – Он работал в «Эн-Ти-Ти компьютерс», занимался системами связи! Как-то полиции понадобилась его помощь в одном деле; он увидел, насколько плохо там обстоят дела, вызвался помочь и согласился перейти работать в полицию, в экспертно-криминалистический отдел. А потом случилось то похищение…
Может быть, вспомнив о том, что у соседей есть глаза и уши, мать Хиёси наконец пригласила Миками войти в дом и закрыла за ним дверь. Они очутились в тесной прихожей с высокими стенами, которую украшала фатсия в человеческий рост. Несмотря на то что уже начались холода, в прихожей было сыро и влажно. Мать Хиёси понизила голос:
– Это было непростительно. Сначала его привлекли к такому страшному делу, а потом свалили на него всю вину… из-за одной крошечной ошибки! Неужели у вас, полицейских, нет близких людей? Разве такое поведение можно назвать нормальным? Постарайтесь поставить себя на место его родителей! Мы старались окружать сына любовью. А после того, что тогда произошло, он места себе не находил. Его жизнь была погублена! И кто же за все ответит?!
Миками не знал, что сказать. Мать Хиёси так пылко возмущалась, как будто все, о чем она говорила, случилось вчера или позавчера.
– Я как раз приехал к вам, чтобы извиниться и, если можно, поговорить с Хиёси. Нам до сих пор неясно многое из того, что случилось.
– Вам до сих пор неясно?! – Она враждебно вскинула плечи и выпятила подбородок. Губы у нее дрожали. – Вы что же, хотите сказать, что даже не знаете, что вы сделали с моим сыном?
– Кто именно обвинил во всем вашего сына?
– Не сомневаюсь, вам и так прекрасно все известно.
– Прошу вас, скажите мне, пожалуйста. Я собираюсь тщательно расследовать все произошедшее.
– Я не знаю, как его зовут… он тогда был в их группе за главного. Помню, Хиёси сказал мне: «Я совершил ошибку, я ни на что не гожусь». С тех пор он…
Значит, Хиёси не рассказал матери подробно, что тогда произошло.
– Значит, о том, что он «никуда не годится», вам сказал не кто-то другой, а сам Хиёси?
– На что вы намекаете? Он бы никогда не сказал ничего подобного, если бы не услышал таких слов от другого человека! Бедный мальчик совершенно замкнулся в себе и почти перестал есть. У него сделался затравленный взгляд… Кто-то из ваших людей перевалил всю вину на него. Он сказал ему нечто такое, от чего у Хиёси разбилось сердце.
С каждым новым обвинением Миками все больше настораживался.
– Хиёси объяснил вам, в чем заключалась его ошибка?
– Ничего он не объяснил! Лучше вы мне скажите! Он в самом деле сделал что-то не так? Или кто-то просто перевалил на него ответственность за свою некомпетентность?
Миками кивнул в знак сочувствия. У него сложилось впечатление, что мать Хиёси уже сказала ему все, что знала.
– Попробую спросить его напрямую. Пожалуйста, позвольте мне увидеться с ним.
– Невозможно, – отрезала женщина.
– Пять минут – о большем я не прошу.
– Он никого не желает видеть. Вообще никого.
– Вообще?
– Да. Даже родителей…
Она поднесла руку ко рту. Взгляд затуманился, глаза наполнились слезами. Миками затаил дыхание, ожидая, что она продолжит. Мысленно он перебирал версии – что тогда могло случиться. Наконец хозяйка дома посмотрела на него покрасневшими глазами.
– Четырнадцать лет. Прошло целых четырнадцать лет! С того дня, как он перестал ходить на работу, он безвылазно сидит в своей комнате. Не разговаривает ни со мной, ни с отцом. Вот как вы тяжело обидели моего сына!
Миками посмотрел на небо.
Затворник…
В глубине души он опасался худшего, подумав о самоубийстве.
– Позвольте спросить, сколько ему сейчас лет? – Миками постарался забыть о работе.
– Тридцать восемь. В следующем месяце будет тридцать девять. Не знаю, что мы можем… Как нам…
Мать Хиёси закрыла лицо руками. Он услышал сдавленные рыдания.
То, что произошло, сломало ему жизнь. Такие слова раньше казались Миками преувеличением. Раньше, но не сейчас.
– Как вы с ним общаетесь?
Она резко вскинула голову:
– Интересно, как вы себе это представляете? Неужели думаете, что ему можно помочь пустыми разговорами? Да ведь вам наплевать на него! Особенно после…
– У меня то же самое случилось с дочерью, – перебил ее Миками. Грудь пронзила острая боль: он понял, что заговорил о запретном не в последнюю очередь и для того, чтобы выполнить свою работу. – Моей жене сейчас очень тяжело. Она замкнулась в себе, и…
– Она выходила из комнаты? – на сей раз его перебила мать Хиёси. – Ваша дочь. Она выходила из своей комнаты?
– Д-да, иногда…
Грудь разболелась еще сильнее. Правда, Аюми выходила из своей комнаты. Но…
– Как вы ее убеждали?
От ее пытливого взгляда Миками стало не по себе. Мать Хиёси подошла ближе; в ее взгляде читалось отчаяние. Миками выругал себя за то, что заговорил об Аюми, но было уже поздно; он не имел права совсем лишать надежды несчастную женщину.
– Мы разговаривали… ссорились, выпускали пар.
«Ненавижу эту рожу… Я хочу умереть!.. Тебе можно так выглядеть, ведь ты мужчина!»
Миками почувствовал, что бледнеет. Голова как будто онемела. Он боялся очередного приступа головокружения и старался прочно стоять на ногах. Через несколько секунд все прошло. Он внушал себе, что все в порядке, и продолжал:
– Кроме того, мы водили ее к психотерапевту. На сеансах она говорила о том, что ее мучило…
Мать Хиёси с сомнением кивнула, глядя себе под ноги. Миками без труда понял, что она разочарована. С тех пор как их сын стал затворником, прошло четырнадцать лет. Наверное, они успели перепробовать все…
– Вы вообще о чем-нибудь с ним разговариваете? Делитесь тем, что вы чувствуете? – осторожно спросил Миками.
– О нет… – рассеянно ответила мать Хиёси. – Каждый день я подсовываю ему под дверь письмо, но он еще ни на одно не ответил.
– Вы не пробовали настаивать на своем?
– Отец пробовал… несколько раз, в самом начале. Но он лишь подлил масла в огонь…
Миками задержал взгляд на хрупких плечах женщины. В нем боролись желание защитить честь мундира и личные эмоции.
– Вы позволите мне попробовать… тоже написать ему письмо?
– Конечно… спасибо, – ответила она.
Миками показалось, что она не расслышала его слов. Ее глаза бесстрастно смотрели на одно из окон дома, на комнату – несомненно, комнату сына – на втором этаже. Занавески на окне были задернуты.
