ГДЕ ЖЕ УВЕРЕННОСТЬ В ПРИНЯТОМ РЕШЕНИИ?
Мы подходили к двухэтажному строению, которое, подобно остальным, имело текстуру и полупрозрачность алебастра. Леона сказала мне, что это Дом литературы.
Поднявшись по широким ступеням, мы вошли внутрь. Как и в Бюро регистрации, здесь было много народу, но царила почти полная тишина. Леона проводила меня в просторный зал, вдоль стен которого тянулись стеллажи с книгами. По всей комнате были расставлены большие удобные столы, за которыми сидели с книгами десятки людей.
До меня вдруг дошло, почему так тихо: основной источник шума отсутствовал, поскольку люди общались мысленно.
— Можно разговаривать, никому не мешая, — сказал я. — Идеальная библиотека.
Она улыбнулась.
— Верно.
Я осмотрелся по сторонам.
— Какие здесь есть книги?
— История всех народов Земли, — ответила Леона. — Самая правдивая — ничто не замалчивается.
— Она, вероятно, проливает свет на истинное положение вещей, — высказал я предположение, размышляя о том, что на Земле почти невозможно установить достоверность исторической литературы.
— Так и есть, — согласилась Леона. — Земные книги по истории — в основном вымысел.
Мы обошли комнату кругом, и я заметил, что книги, как и каждый предмет в Стране вечного лета, излучают слабое, но видимое сияние.
— Тут есть издания, опубликованные на Земле? — спросил я, вспоминая свои переплетенные рукописи в доме Альберта.
Леона кивнула.
— А некоторые только еще будут опубликованы.
— Как это получается?
— Содержание книг будет отпечатано в мозгу живых людей.
— А они узнают, что на самом деле не написали книгу?
— Вопрос довольно сложный, — сказала Леона. — Вообще говоря, обычно не знают.
— Я бы хотел прочитать одну из таких книг, — признался я.
— Их обычно не выдают, — покачала она головой. — Читатели могут каким-то образом исказить их содержание — как, точно не знаю. Однажды я хотела прочитать такую книгу, и мне сказали, что, поскольку все здесь происходит на психическом уровне, мои мысли могут изменить ее содержание.
Леона привела меня в другую комнату, отведенную для книг по паранормальным явлениям, оккультным наукам и метафизике. Расхаживая между стеллажами, я почувствовал более сильное излучение, чем в зале исторических книг.
Остановившись у одного из стеллажей, Леона взяла с полки том и протянула мне. Исходящие от книги вибрации были довольно неприятными.
— Новым посетителям принято показывать эту книгу или сходную с ней, — объяснила она.
Я повернул том и прочитал на корешке название: «Обманчивость потустороннего мира». Несмотря на ощущение дискомфорта, вызванное соприкосновением с этой книгой, я не мог не улыбнуться.
— По меньшей мере иронично.
Поставив книгу обратно на полку, я вновь начал испытывать беспокойство за Энн. Она не верила в загробный мир — я сам слышал, как она это говорила. Возможно ли, чтобы она отказалась поверить в очевидность своих ощущений?
— Я бы не стала об этом беспокоиться, — сказала Леона. — Она в тебя поверит. Остальное приложится.
Не стану описывать все наше путешествие по Дому литературы; это не относится к моему рассказу. Достаточно сказать, что само здание и то, что было внутри, произвело на меня неизгладимое впечатление. Когда я высказал Леоне свои опасения по поводу огромного объема знаний, которые предстояло получить, она напомнила мне, что я не ограничен временем.
Когда мы вышли из здания, я вопросительно взглянул на спутницу.
— Не думаю, что уже пора, — тут же ответила она.
— Ладно, — кивнул я.
«Терпение, — сказал я себе. — Еще совсем немного, и ты узнаешь».
— Не хочешь посмотреть одну из наших галерей? — спросила Леона.
— Отлично.
Она сжала мою руку.
— Теперь уже совсем скоро.
Мы обменялись улыбками.
— Извини, я такой эгоист, — сказал я. — Я ничего не спрашиваю о тебе.
— Для этого у нас еще достаточно времени, — мягко ответила она. — Самое главное — твоя жена.
Я уже собирался ответить, когда произошла очередная неожиданность. Мимо нас прошла какая-то женщина, двигаясь в состоянии оцепенения, словно замороженная. На какой-то миг она напомнила мне собственную жуткую фигуру, виденную во время сеанса, и я похолодел.
— Кто она? — спросил я.
— Она еще жива, — ответила Леона, — ее дух странствует здесь во сне. Такое время от времени случается.
— Она не знает, где находится?
— Нет. И, вероятно, не вспомнит, когда проснется.
Повернувшись, я стал наблюдать, как женщина, механически двигаясь, медленно удаляется. Я заметил прикрепленный к ее макушке серебряный шнур, который, мелькнув в воздухе, скоро пропал.
— Почему люди ничего не помнят? — спросил я.
— Потому что память находится в духовном сознании, а материальный мозг не в состоянии ее прочитать, — ответила Леона. — Мне говорили, что есть люди, которые совершают астральные путешествия сюда, полностью отдавая себе в этом отчет, как во время путешествия, так и после, но я таких не встречала.
Я смотрел, как женщина удаляется, невольно думая: «Если бы Энн так могла!» Если бы она и не знала, что происходит, я мог бы ее ненадолго увидеть, может быть, даже прикоснуться к ней. Эта мысль наполнила меня столь сильным желанием, что я ощутил его почти физически. Вспоминая ее тепло и податливость, я, по сути дела, почувствовал это плотью.
Тяжело вздохнув, я повернулся к Леоне, которая понимающе мне улыбалась. Я с усилием улыбнулся в ответ.
— Знаю, я — плохой компаньон, — сказал я.
— Да нет, хороший. — Она взяла меня за руку. — Пойдем, пробежимся по галерее, а потом узнаем, когда она вновь будет с тобой.
Стоящее перед нами здание имело цилиндрическую форму; наружные стены из материала, напоминающего мрамор, были покрыты искусной резьбой, изображающей цветы и листья.
Огромное внутреннее пространство состояло из как будто бы бесконечной изгибающейся галереи, стены которой были увешаны полотнами великих мастеров. Перед картинами, внимательно их изучая, стояли группы людей; было много учителей с учениками.
Я узнал картину Рембрандта и высказался по поводу прекрасной копии. Леона улыбнулась.
— Та, что на Земле, — копия. Это — подлинник.
— Не понимаю.
Она объяснила, что картина, висящая перед нами, была задумана Рембрандтом — со всем совершенством, на какое способно воображение гения. То, что он сделал на Земле, чтобы воспроизвести это идеальное ментальное изображение, было подвержено ограничениям его материального мозга и тела и создано с помощью материалов, подверженных разложению. Здесь же было абсолютное видение художника — чистое и вечное.
— Ты хочешь сказать, что на Земле все художники лишь воспроизводят полотна, уже существующие здесь?
— Существующие, потому что художники их создали, — объяснила Леона. — Именно это я имела в виду, говоря, сколь сложен вопрос о том, знает ли человек о получаемых им творческих импульсах. Сначала Рембрандт мысленно создал эту картину из матрицы, потом воспроизвел ее материальными средствами. Будь мы экспертами, мы бы увидели, насколько эта картина совершеннее той, что на Земле.
Каждое произведение искусства здесь было живым. Цвета играли, как в жизни. Каждая картина казалась почти — описание неточное, но лучшего не нахожу — трехмерной, с характеристиками рельефа. С близкого расстояния они выглядели скорее реальными сценками из жизни, нежели плоскими изображениями.
— Думаю, что во многих смыслах самые счастливые люди здесь — это художники, — заметила Леона. — Материя здесь настолько неуловима, и при этом с ней легко обращаться. Творческая деятельность художника ничем не ограничена.
Я изо всех сил старался проявлять интерес к тому, что она мне показывала и о чем рассказывала, — это действительно было потрясающе. И все же, несмотря на все усилия, меня продолжали одолевать мысли об Энн. Поэтому, когда Леона сказала: «Думаю, теперь нам пора вернуться в Бюро», — я невольно вздохнул с облегчением.
— Мы сможем мысленно отправиться туда? — торопливо спросил я.
Она с улыбкой взяла меня за руку. На этот раз я не закрывал глаз, но все-таки не смог уследить. Вот мы в галерее; я моргнул, и перед нами уже сидел мужчина из Бюро регистрации.
— Предполагается, что ваша жена окажется в наших пределах в возрасте семидесяти двух лет, — молвил он.
«Двадцать четыре года», — тотчас пронзила меня мысль. Страшно долго.
— Помните, что в Стране вечного лета время измеряется по-другому, — напомнил мне клерк. — То, что на Земле показалось бы вечностью, здесь может пролететь очень быстро, если вы проявите активность.
Я поблагодарил его и Леону и вышел из Бюро регистрации.
Мы продолжали идти вместе, я поддерживал разговор. Улыбался и даже смеялся. Но что-то было не так. Я размышлял: теперь все уладилось. Через двадцать четыре года мы снова будем вместе. Я займусь образованием, работой, подготовлю для нас дом. Именно такой, какой ей понравится. На берегу океана. С катером. Все улажено.
Тогда почему у меня не было уверенности в принятом решении?