Часть вторая
I
Прошло полгода. Саша отметила двадцатипятилетие в гордом тоскливом одиночестве. Грачевским наврала, что не может приехать из-за работы, на которую так и не устроилась, Лике с Аликом с деланным энтузиазмом заявила, что отмечает юбилей в большой и шумной компании, с друзьями, которых у нее не было.
Ей же просто хотелось напиться вдрызг без свидетелей и поплакать. Казалось, что жизнь кончилась. Александре Адуевой уже двадцать пять, а она ничто, ноль без палочки. Четыре года, как приехала в Москву, и ничегошеньки не добилась. Ни карьеры не сделала, ни замуж не вышла. Этот город не для таких, как она. Вернуться обратно в Грачи, как некогда предсказала тетка Марья? Уже можно, Саша вытерпела не год, а аж четыре года.
Осень выдалась сырой и промозглой. Саша уныло смотрела в окно на мокрые голые ветки деревьев. Вот и зима скоро. Из дома выходить не хочется, вообще ничего не хочется. Тетка с Аликом опять за границей, сейчас вроде бы в Эмиратах сезон. Или в Израиле?
И охота им жить такой жизнью? Колесить по свету в поисках удовольствий, когда везде одно и то же. Ледяной мир ледяных людей, для которых главное — это деньги. Сама Саша к деньгам стала равнодушна. А они меж тем кончались.
Тетка приехала одна. Такого давно уже не случалось, и Саша как-то вяло удивилась:
— А где Алик?
— Работает, не все ж ему без дела болтаться. А ты все лежишь, племянница, диван давишь? — насмешливо спросила Лидия Павловна. — На работу устроиться не надумала?
— Да вот хочу Поспеловой позвонить, — уныло сказала Саша. Звонить Ленке не хотелось. Ее кипучесть Сашу раздражала. Ну как можно чего-то хотеть, суетиться, строить планы, когда на свете нет любви?
— Погоди пока с работой. Ты не находишь, милочка, что ты мне должна?
— Да, помню, — Саша засмущалась. Она обещала тетке, что вернет ей деньги за квартиру с писательских гонораров. Стыдно об этом вспоминать.
— Вот и помоги мне, — тетка прошлась по единственной комнате и поморщилась. — Да, запустила ты себя. И квартиру запустила. Что ж, как говорится, клин клином… Так поможешь?
— Чем я могу тебе помочь? — удивилась Саша. — От меня никакого толку.
— Ошибаешься. Ты молодая красивая женщина, а если тебя приодеть да обучить манерам, так очень красивая. И все это пропадает без толку. Ты ведь знаешь, что у меня есть «крыша». Так вот у этой «крыши», у самой, похоже, крышу снесло. Я всегда знала, что Юрка Тафаев бабник. Вообще-то, он Юсуф Ахметович, но предпочитает, чтобы его звали Юрием Алексеевичем. Он из обрусевших татар, и водку пьет, и пост не соблюдает. Но кровь горячая, татарская. Женщины этим пользуются, и денег на них Тафаев тратит немерено. Мне это надоело. К тому же он сейчас связался с жадной и глупой стервой, она его под монастырь подведет. Взятки брать тоже надо умеючи. Не хапать деньги-то, а прибирать к рукам. И не терять при этом головы. А тут что? Шуба не шуба, кольцо не кольцо. А его любовнице все мало… Да… У Тафаева ведь непростая история жизни, — Лидия Павловна, наконец, присела. — Хочешь послушать?
— Мне-то что, — равнодушно пожала плечами Саша.
— Не у одной тебя драма, — насмешливо сказала Бестужева. — Юрку женили на больших связях, деньгах и, разумеется, на татарке. И не успел он нажиться с молодой женой и детей от нее заиметь, как случилась трагедия. Они были на пикнике, у реки, и младший брат Назии, так звали Юрину жену, захотел на лодке покататься. Они поплыли втроем: Назия с братом и Тафаев. На середине реки лодка перевернулась, ни мальчик, ни Назия плавать почти не умели. На берегу все забегали, молодые мужики в воду попрыгали, но там ведь сильное течение. Назия закричала: «Спасай брата!» Ее отец тоже на берегу заходился в крике: «Тимур, мальчик мой!» В общем, Юра вытащил мальчишку, а жену не смог. Она к тому времени уже успела воды нахлебаться. Тесть Тафаеву благодарен за единственного сына, хотя с тех пор прошло уже лет десять. И Тафаев до сих пор вдовец. Отношения у них по-прежнему родственные, тесть Тафаева двигает по карьерной лестнице. У Юры большое будущее, надо только потерпеть, глупостей не наделать. А как тут не наделаешь, когда любовницы? Ему нужна женщина умная, терпеливая, не жадная и, разумеется, блондинка. Соображаешь, о чем я? Ему нравятся только блондинки.
— Ты предлагаешь мне стать любовницей какого-то Тафаева?!
— Да чего уж теперь-то беречь? И для кого?
— Нет. Никогда.
— В монастырь собралась? — насмешливо сказала Лидия Павловна. — Да ты хоть посмотри на него, на Тафаева-то. Мужик видный и не чета твоему Никите. Он мужик, понимаешь? Не то, что ни копейки у женщины не возьмет, сам осыплет с головы до ног мехами-бриллиантами, если понравишься, — вкрадчиво сказала Лидия Павловна. — К тому же красивый. Есть на что посмотреть.
— Я никогда никого не буду любить, — механически сказала Саша.
— Да кто говорит о любви? Не хочешь с ним жить — хотя бы оторви его от этой пиявки. Все мое дело под угрозой. Мне без Юры никак, у нас с ним многолетняя дружба. Его тесть генерал, важный человек. Благодаря этим связям мой бизнес процветает, у меня есть инсайдерская информация. Да я, наконец, в тюрьму не сяду, Юра прикроет. И убийцу, который на меня охотится, найдет.
— Найдет убийцу? — оживилась Саша. — А он что, в милиции работает, этот Тафаев?
— Да. В управлении МВД. Хорошая должность и отличные перспективы. Но надо ему помочь. Рядом с ним должна быть настоящая женщина, понимаешь? А не какая-нибудь дурочка, у которой в мыслях одни бутики да ночные клубы. Ну, хочешь, поспорим? Тебе ведь нравились мои серьги с рубинами?
— Тетя, какие серьги?
— Ты их похвалила и тебе они идут больше, чем мне. Вот уж не думала, что блондинкам идут рубины. А тебе идут. Ну, так что? Поспорим на серьги, что тебе Тафаева не завлечь?
— Я не знаю. Я этого не умею.
— Да тебе и делать ничего не надо будет. Он сам все сделает. Я же говорю: настоящий мужик. У нас на днях будет дружеская вечеринка по случаю Дня Милиции. Я с Аликом да Юра со своей девкой. Я заказала столик на пятерых. Платье я тебе куплю.
— Я никуда не пойду…
…Давно уже Саша не надевала вечернего платья. Тетка заставила примерить с десяток, прежде чем остановилась на этом. Саша протестовала:
— Ни за что не надену!
Она принципиально не носила красное, считая, что это не ее цвет. И слишком уж вызывающе. А у этого еще и спина была открыта почти до попы, и глубокий разрез аж до середины бедра. Развратное платье, до ужаса неприличное.
— А рубины-то к чему подойдут? К этому платью, — настаивала тетка. Она сама отвела Сашу к стилисту, дала указания насчет прически и все-таки нацепила на племянницу рубиновые серьги: — Понравишься Тафаеву — будут твои, — пообещала Лидия Павловна.
«Словно куклу наряжают перед тем, как выставить в витрину магазина», — с неприязнью думала Саша, глядя в зеркало, как парикмахер укладывает ее волосы. «А покупатель уже ждет. У него, правда, есть другая кукла, но ведь хозяин — барин. Что ему стоит поменять одну игрушку на другую?»
На улице уже ждала машина. Не пешком же идти домой с такой прической и при вечернем макияже? Саша все вытерпела молча. Наступил вечер, о котором она думала с досадой. Какой-то Тафаев. Теткин покровитель, наверняка старик. Как бы от него отделаться?
С оголенной спиной она чувствовала себя крайне неуютно, к тому же в холле шикарного ресторана, куда они приехали на теткиной машине с личным шофером, сильно дуло. Саша сбросила норковую шубку, которую тоже одолжила тетка, на руки гардеробщику и неуверенно подошла к большому зеркалу. Подумала: «Господи, кто это?!»
Молодая женщина в зеркале была красива. Нет, еще не той парадной красотой, которую холят и лелеют для глянца, но уже и не повседневной, для работы, для метро, для улиц. Взгляд уже не загнанный, как у рабочей лошади, но еще и не равнодушно-циничный, как у светской львицы. Лицо и плечи без загара, губы и грудь без силикона, волосы без нарощенных прядей, но все равно хороши. Саша с удивлением рассматривала себя в зеркале, пока не почувствовала, что через плечо на ее отражение тоже кто-то смотрит. За спиной стоял смуглый брюнет, похожий на хлыст, и с таким же взглядом, который буквально хлестал Сашину оголенную спину. Удары были ощутимые, пару раз Саша вздрогнула, так ее обожгло. Мужчина не улыбался, ничего не говорил, просто смотрел.
— Идем, дорогой, — капризно протянул женский голосок, и его обладательница, очередная кукла Барби, увлекла брюнета в полутемный зал.
В дверях мужчина обернулся. Саша встретилась с ним глазами и замерла. Она почувствовала, как внутри тает лед. Мало того, тает, вода уже почти дошла до точки кипения. Сашу бросило в жар, брюнет понимающе улыбнулся, насмешливо и ободряюще кивнул и шагнул вслед за своей спутницей к подскочившему метрдотелю.
— Тафаев уже здесь, — сказала появившаяся из дамской комнаты Лидия Павловна. — Мне сказали, что он прошел за столик.
Саша уже поняла: это судьба. Если тот наглец, который так непринужденно раздевает женщин глазами, и есть Тафаев, то это все. Она, Саша, погибла. Такие не понимают слова «нет», оно для них просто не существует. Да и говорить его Саша так и не научилась. Она шла через полутемный зал, ловя на себе восхищенные мужские взгляды, женщина в развратном красном платье, и удивлялась себе. Как она позволила с собой это сделать? Упаковать и выставить на продажу?
Там, в дальнем темном углу, ее караулили те самые глаза, которые обжигали, как удары хлыста. В них было восхищение, потом удивление и откровенная радость, когда Саша с теткой остановились у столика, за которым сидел Тафаев со своей любовницей. Он тут же вскочил и, подойдя к Бестужевой, галантно поцеловал ее руку:
— Добрый вечер, Лика.
— Здравствуй, Юра. С праздником тебя. Я сочла уместным прихватить с собой племянницу. Она недавно рассталась с парнем, скучает, страдает, сидит целыми днями одна. Ей надо развеяться. Выпить и потанцевать. Познакомься: Александра.
— Тот, кто бросил такую женщину, должен гореть на костре, — Тафаев подошел к Сашиной руке. — Зато мне повезло. Что ж ты ее от меня прятала? — он укоризненно посмотрел на Лидию Павловну.
— Не было повода вас познакомить. Да и она была занята. Работала, бедная девочка.
— Работала?! Для такой красавицы есть единственная работа: делать мужчин счастливыми.
— Юра! — очнулась наконец Барби. — Мы уже закажем что-нибудь?
Тафаев посмотрел на нее как на пустое место. Появился Алик. Мужчины сдержанно поздоровались, и все расселись.
Саша сидела как на электрическом стуле. Тафаев то и дело бросал на нее жадные жгучие взгляды, и она вздрагивала, будто от ударов тока, и комкала в руках салфетку. Было и больно, и сладко, и стыдно, непонятно, чего больше. Сидящий рядом с ней Алик все больше мрачнел. Наконец, он не выдержал и отчаянно сказал жене:
— Лика, что ты делаешь? Он же ее сломает, как спичку.
— Ничего, я починю. Шину наложу.
— Он же зверь. Ладно, ей сердце разбили, так он ей и душу, и тело истерзает. Что от нее останется после всего этого?
— Ей полезно. Хватит рвать ромашки, пусть-ка испытает, какова она, настоящая страсть. Иначе Сашка так и не повзрослеет. Посмотри на нее: ей это уже нравится. А ну, пригласи танцевать его девицу. Этим двоим пора объясниться. Глянь, как искрит. Она уже не помнит, кто такой Никита. Разве я не права, Алик?
Тафаев не привык ждать, поэтому первым танцевать пошел он. Разумеется, с Сашей. Он очень умело вел, она же просто отдавалась его рукам. Танцевала Саша плохо, к тому же смущалась. А ему это, похоже, нравилось. И все больше заводило.
— Почему мы не встретились раньше? — прошептал он ей на ухо. — Где ты была? С кем? — Тафаев требовательно посмотрел ей в глаза.
— У меня был парень, — промямлила она. — А у тебя…
— Женщины, много женщин… И ни одной настоящей. Такой, как ты.
Он тоже говорил банальности, но поскольку говорил их хищник, то и банальности были опасными, похожими на расставленные капканы. Тафаев прекрасно знал, где их надо ставить и как заманить добычу. Его сила была в том, что он никогда в себе не сомневался. В том, что он удачливый охотник, возможно, лучший из всех.
А вот Барби, похоже, не чуяла опасности. После того, как Тафаев, игнорируя ее, дважды потанцевал с Сашей, Барби надула силиконовые губки.
— Юра, я не понимаю: че происходит?
— Пошла вон, — сказал он сквозь зубы.
— Че?!
Тафаев подозвал метрдотеля и сунул ему в карман сто долларов:
— Вызови девке такси и отправь ее домой. Чтобы через минуту я ее здесь не видел.
— Но…
Он достал еще сто долларов.
— Тебе денег охота или коленом под зад?
— Хорошо, Юрий Алексеевич. Идем, — метрдотель цепко взял Барби за локоть.
— Никуда я не пойду! Пустите меня! — вырывалась та.
Подскочили двое охранников и взяли ее в тиски. Скандал потух, не успев разгореться. Когда вернулся запыхавшийся метрдотель, Тафаев достал из портмоне еще пару купюр:
— Сто роз. Красных, как это платье, — и он кивнул на вспыхнувшую Сашу.
Она просто не знала, куда деваться от смущения и восторга. Оказалось, что процесс покупки красивой куклы довольно приятен для куклы. Тешит ее самолюбие и повышает самооценку. Да, я кукла, но покажите мне вещь дороже, чем я? Вот вы, которые не куклы, почему на меня смотрите с завистью? Вам эти деньги надо заработать, возможно, даже унижаться, лебезить, ночами рыдать в подушку от осознания собственного ничтожества. В то время как я, кукла, все получаю по первому требованию, капризно надув губки.
— Красавец, а? — шепнула Бестужева Алику на ухо. — Полагаю, дело сделано. Сашка пристроена.
— Лика, Лика, — он осуждающе покачал головой. — Лучше бы она работать пошла.
— Она уже работала, — презрительно сказала Лидия Павловна. — И встретила мерзавца, который хотел жить за ее счет. А теперь сама будет жить за счет мужчины, который покажет ей, как надо решать проблемы. Пари: эту ночь они проведут вместе.
— Саша не из тех девушек, которые целуются на первом свидании. И уж тем более…
— Тем более, Тафаев далек от романтики. Станет он ждать второго свидания, да еще ограничится поцелуями. Они поедут в шикарный отель. Я знаю его много лет: напор и размах. Сейчас подкатит лимузин, а не то карета, запряженная четверкой лошадей. А нет, все-таки лимузин… — Лидия Павловна посмотрела в окно, за которым проползало что-то белое и длинное, что никак не могло втиснуться на парковку возле ресторана.
В лимузин Тафаев заскакивал на ходу. Сцена была эффектная. По улице важно полз белоснежный лимузин, и вдруг дверь ресторана распахнулась, из нее выскочили мужчина в черном костюме и женщина в красном платье с наспех накинутой на плечи шубкой. Он прыгнул на подножку первым и потянул за собой женщину. На пару секунд машина замерла, чтобы женщина не сорвалась, миг — и она уже там, где тепло и где тает лед в серебряном ведерке для шампанского.
У Саши и без того кружилась голова. Она даже забыла попрощаться с теткой и Аликом. В лимузине Тафаев накинулся на Сашу с поцелуями, сминая платье, и чуть ли не рыча от нетерпения. Она до того опьянела от вина и этих жадных поцелуев, что не помнила, как они очутились в шикарном номере, люксе, на огромной постели.
Никитины серенады мигом были забыты, на Сашу обрушился шквал рок-оперы. Все ж таки любовь страстного опытного мужчины — это не любовь двадцатилетнего мальчика. Причем Тафаев еще извинялся, что все так быстро закончилось.
Быстро? Саше показалось, что она прожила вечность между поездкой в лимузине и вспыхнувшим в темноте огоньком сигареты, которую закурил Тафаев, отдышавшись после дикого крика, в котором, казалось, взорвались его легкие. Сама Саша не чувствовала своего тела. А когда, наконец, почувствовала, то оно уже было совсем другое.
По неопытности она приняла это за любовь. Это постоянное желание видеть его, осязать, ждать с нетерпением его прикосновений, плавиться от его жгучих взглядов и отвечать своими, томными, тягучими. Ей опять не нужны были слова, она обосновалась на небесах, в том раю, где Адам и Ева уже лакомились плодами запретного дерева, не подозревая о том, какое их ждет наказание. А оно было неизбежно.
На следующий день Тафаев снял для Саши квартиру на Патриарших прудах, или на Патриках.
II
Прошло три года. Кто бы узнал сейчас Сашу Адуеву в этой холеной блондинке, которая завтракает в первом часу дня в самом дорогом кафе на Патриках? Безупречный макияж, намеренно небрежная прическа, мол, я только что с постели, золотистый загар, который можно приобрести только под южным солнцем, но никак не в солярии. Он словно впитывает сияющее золото песка элитных мировых курортов, этот загар, потому и кажется таким дорогим.
За эти три года Саша побывала и на Мальдивах, и в Ницце, и на Маврикии, и бог знает где еще. Тафаев был щедр. Если не мог поехать сам, то посылал ее отдыхать одну:
— Тебе надо развеяться, Саня.
Он так ее звал: Саня, не Саша. И это прилипло. Общие знакомые тоже звали ее так, а их появилось немало, ведь денег у Тафаева тоже было немало. Откуда они брались, Саша никогда не спрашивала. Да он бы и не ответил. Делал дорогие подарки, отплачивал съемную квартиру, давал на расходы. Купил своей Сане дорогую машину и заботился о том, чтобы его женщина хорошо отдохнула.
Как будто она устала! Да отчего? От развлечений и различных процедур, делающих ее внешность еще ярче и привлекательнее? Морские курорты, где Саша шлифовала свой великолепный загар, входили в обязательную программу.
Тафаев был уверен, что Саня ему не изменяет. А она не понимала: зачем? Он богат, хорош собой и замечательный любовник. Без него она отдыхала так охотно лишь потому, что Тафаев признавал один вид отдыха: разгульное веселье. Ни в какой музей, даже в Лувр и галерею Уфицци Юру было не затащить.
— Чего я там не видел?
Саша же наслаждалась Европой, возможностью побывать в тех прекрасных городах, о которых она грезила в Грачах, с книжкой в руке, побродить среди картин и мраморных скульптур. Однажды она поехала за границу на машине и побывала везде, где хотела. Ее сердце замирало от восторга на узких улочках, мощенных брусчаткой, под каменными сводами домов, видавших Шиллера, Гейне, Стендаля… Сашина первая любовь, литература, стала наконец разделенной. Нет, Саша пока ничего не написала, но она дышала одним воздухом с теми, кто создал шедевры. Сотен лет, разделяющих ее с кумирами, словно бы не существовало.
С выбором любовницы Тафаев не ошибся. Под ее влиянием он сделался расчетливее, осторожнее и перестал распыляться на мелочи. Друзья и коллеги стали говорить о нем с уважением. Ведь Саша проводила время не только в бутиках и салонах красоты, но и в театрах, на вернисажах, на мастер-классах, если находила их интересными. В любой компании она умело подбирала тему для разговора и приятно удивляла своей начитанностью и образованностью. Другие красивые куклы стали на нее коситься. Гляди-ка! Кукла с мозгами! Да на кой они нужны?
Но интуиция подсказывала Саше, что короткая эпоха гламура пройдет, как только закончатся деньги. Это угли тлеют долго, а у спички век короток. Вспыхнула и погасла. Хорошо, если подожгла фитилек и свеча будет чадить во мраке еще какое-то время. Но и она в конце концов погаснет. Мишурные ценности гламура настолько же недолговечны, насколько не востребована большую часть года елочная гирлянда. При отсутствии денег можно обойтись и без нее. Здоровый запах хвои куда как полезнее. И что тогда будут делать все эти силиконовые красотки?
О своем будущем Саша пока всерьез не задумывалась, но на всякий случай занималась самообразованием. Она начинала понимать, что они с Тафаевым разные люди. И в конце концов до нее дошло, что связывает их только постель. И что Тафаев примитивен.
Его время скоро должно было пройти, время большого хапка, но Тафаев этого не понимал. Уже надо было приспосабливаться к новым условиям: грянул очередной кризис. Прошел он мягко, плавно, не как предыдущий. Никто не тащил из магазинов соль и спички ящиками, не запасал тушенку и макароны. Аккумулировали активы и прятали денежки по ячейкам и счетам в зарубежных банках.
Сашина тетка сумела выйти сухой из воды, хотя по девелоперам этот кризис ударил довольно ощутимо. А вот на Аркадия Андреевича, бывшего Сашиного босса, завели уголовное дело. Он вмиг стал невыездным и целые дни проводил теперь в прокуратуре, разбираясь с тем, куда делись бюджетные деньги, да в банках, улаживая возникшие проблемы с непогашенными кредитами.
Когда Аркадий Андреевич позвонил и попросил о встрече, Саша очень удивилась. Она-то здесь при чем? Но согласилась, в память о том, что в первый Сашин московский рабочий день Аркадий не уволил бестолковую «уйди-не-мешайся», а дал ей шанс.
В ресторане было многолюдно, несмотря на кризис. Все столики заняты, и официантам приходилось побегать. Саша оделась буднично, но с тем особым изыском, который сразу выдает завсегдатая дорогих бутиков. Неброская роскошь во всем, начиная от мягких замшевых сапожек и до часов на запястье, в которых лишь слепой не разглядит подлинного «Картье». Аркадий долго ее рассматривал, прежде чем заговорить о своем деле. Наконец сказал:
— А ведь когда-то я планировал сделать тебя директором магазина. Смешно.
— Почему? — пожала плечами она.
— Ты птица дальнего полета. Кто бы мог подумать, что передо мной сейчас та самая девочка из Грачей! Я правильно назвал твой родной город?
— Да.
— Говорят, ты живешь с Тафаевым.
— Да, я его любовница. — Она давно уже разучилась краснеть. Когда Поспелова все допытывалась у Саши, обрезан ли ее любовник, она спокойно удовлетворила Ленкино любопытство и даже рассуждала на эту тему еще минут пять. Обрезан, и что? Много новых ощущений.
— Саша, помоги мне, — вырвалось у Аркадия. — Поговори с ним. Я ведь не один брал, и я запутался. Твоя тетка тоже в доле, и я подозреваю, что львиная доля прибыли досталась именно Лике, а не мне.
— Ты хочешь, чтобы я сдала родную тетку? — Саша насадила на соломинку для коктейля засахаренную вишенку и попробовала ее языком на вкус. Сидящий напротив мужчина так и приклеился взглядом к эротичной блондинке. Вот уже три года, как Саша буквально объедалась сексом, что не могло не сказаться на ее внешности. Она стала плавной, текучей, как струйка клубничного сиропа, взгляд затуманился, растаявшее сердце затопило грудь чем-то липким и сладким. — Я ничего не знаю о ее делах, — вишенка оказалась невкусной. И вообще: этот разговор Саше не нравился, он был скучен.
— Но можно ведь все замять. У Тафаева огромные связи.
Ее больше забавляло внимание мужчины напротив, чем отчаяние бывшего босса. Ну, сядет он, и что? Саша целых два года делала план, чтобы этот человек жил безбедно и учил своих детей за границей. Отработала сполна.
— Полянкин с Беловой поженились, — сказал вдруг Аркадий. — У них дочка родилась. Меня позвали в крестные.
У нее в груди что-то шевельнулось. Какой-то липкий розовый комок. Сердце, что ли? Оказалось, что оно еще болтается на положенном месте, больше похожее на карамельку или на ту же вишенку из коктейля. У Миши Полянкина дочка… Добрый парень, умница.
— Хорошо, я поговорю с Юрой, — кивнула она. И Аркадий облегченно вздохнул.
Вечером Тафаев пришел с работы в хорошем настроении. Они с Саней не жили вместе, потому что положение Тафаева все еще было сложным. У бывшего тестя заневестилась самая младшая дочка, последыш, всеобщая любимица, и генерал не оставил надежды увидеть отцом своих внуков именно Тафаева. С тем и двигал его по службе. Юра вот уже год тянул со свадьбой. Невеста давно подросла, но Тафаев отговаривался тем, что ей еще отучиться надо и подготовиться к семейной жизни.
Он все никак не мог сделать выбор. Было понятно, что Саня может и не согласиться на роль любовницы при женатом мужчине, да и с тестем-генералом шутки плохи. Пока он смотрит на Юрины шалости сквозь пальцы, но вряд ли так будет продолжаться и после никаха. Юра еще помнил сцены ревности, которые ему закатывала Назия, и подозревал, что это семейное.
Можно было жениться на Сане, как-никак, она родня богатой влиятельной женщины, Лики Бестужевой. Но Саня не мусульманка и никогда не согласится поменять веру. Да и не татарка, следовательно, вся тафаевская родня объявит Сане войну, включая генерала. Это скандал.
Тафаев готов был рискнуть, потому что влюбился по-настоящему. Они с Саней еще не обсуждали это, но разговор явно назревал. Сегодня Тафаева вызывало высокое начальство, и там, в огромном кабинете с портретом Президента, ясно дали понять, что очередные звездочки не за горами.
— Когда женишься-то? — дружелюбно сказал напоследок генерал и вдруг похвалил Саню: — Твоя-то как по-английски шпарит! Мне супруга рассказывала. К ним в баре иностранцы подошли, так Саня их быстро разрулила. Умница.
Юрий Тафаев воспрянул духом. На одной чаше весов лежали родственные связи и вера, а на другой умная красивая жена, и тоже со связями. Пожалуй, он готов был рискнуть.
Ужин заказали в ресторане. Домработница накрыла на стол и бесшумно исчезла. Тафаева все побаивались, крут был мужик. Да к тому же татарин. Не иначе как ханских кровей, взглядом так и полосует. А не угодишь — так и посадит. Раньше бы на кол, а теперь в тюрьму.
Пока Тафаев собирался с мыслями, Саша вспомнила об Аркадии:
— Я сегодня обедала с бывшим боссом.
Тафаев удивленно поднял изогнутые луком брови. Мужчина? Кто таков? Любой мужчина, появившийся на Санином горизонте, вызывал жгучую Юрину ревность.
— Опять на работу собралась? — насмешливо спросил он. — Это мне упрек? Мало денег даю?
— Аркадий просил ему помочь. У него была компьютерная фирма, а теперь он банкрот. Мало того: уголовное дело завели.
Тафаев нахмурился. Он сразу понял, о чем идет речь.
— На Новый год поедем на Мальдивы. Хочу отдохнуть. Ты уже присмотрела отель? Поспеши, а то все расхватают.
— Юра, а ты не мог бы ему помочь? — Саша почувствовала, как в груди замерла в ожидании липкая карамелька, в которую превратилось ее сердце.
— Кто он тебе? — резко спросил Тафаев.
— Да, собственно, никто.
— Тогда почему ты за него просишь? — он в упор посмотрел на нее черными как сажа глазами. Ей стало не по себе.
— Просто по-дружески.
— Мужчина не может быть женщине другом. Кто он тебе?
— Он мне когда-то помог.
— Кто оплатил счет в ресторане?
— Он, конечно. Он ведь меня пригласил.
— Он позвал — и ты побежала. Мне ничего не сказала.
— Я не думала, что это для тебя важно.
— Он мужчина! Просто так никто никого не приглашает в ресторан! — теперь он жег ее своими глазами, руки сжались в кулаки. Саша испугалась:
— Мы говорили об общих знакомых. Всего лишь.
— Ты с ним спала?
— Я у него работала.
— Ты просишь за мужчину, на которого работала, и утверждаешь, что не спала с ним? — Тафаев расхохотался. — Ах ты дрянь!
Она занервничала. Сцены ревности случались и раньше, но никогда еще Тафаев так не свирепел. Сейчас он просто зубами заскрежетал.
— Ладно, оставим эту тему, — Саша жалко улыбнулась.
— Что, не прошло? Ты думала, я дурак? Буду содержать и твоих любовников?
— Юра, какие любовники? Я с ним не виделась несколько лет!
— Врешь, дрянь! — он вскочил.
Она и опомниться не успела, как Тафаев залепил ей пощечину. В ушах зазвенело, в глазах потемнело. А он схватил ее железными руками и начал трясти, словно бы она и в самом деле была тряпичной куклой:
— Ты не смеешь ни на кого смотреть! Не смеешь ни с кем разговаривать! Иначе я мигом прекращу твои поездки за границу! Или ты мне там изменяешь?!
— Ты же знаешь, что нет! Я хожу по музеям!
— Мне следить за тобой?!
Она не выдержала и разревелась. Было больно и страшно. Сила, которая раньше приводила ее в такой восторг, теперь ужаснула. Эти железные руки могут не только плавить ее тело, но и терзать. За эти три года и Тафаев прошел свой путь, меняя отношение к своей любовнице. Желанная добыча стала собственностью, красивая игрушка бытовым прибором, который включается простым нажатием кнопки: хочу секса.
Закончилась их ссора, как обычно, в постели. Но на этот раз для Саши звучал реквием. Ее словно хоронили заживо. Она не знала, как избавиться от этих рук и от этих губ, и Тафаев, словно чувствуя это, мучил ее намеренно. А он это умел. Наутро она вся была в синяках, не тронул он только лицо.
Пойти ей было не к кому, разве только к тетке. Но Саша поразмыслила и решила промолчать. Да и Тафаев понял, что погорячился, и принялся усиленно заглаживать свою вину. Осыпал ее подарками, раскошелился на дорогущий отель на все новогодние каникулы. Сказал:
— Ты мне жена. И мне невыносимо слышать, что ты оказываешь внимание кому-то еще. Просишь за мужчину. Женщина не может просить за мужчину. Ни он, ни она не вызывают при этом уважения. Она явно шлюха, а он уж точно не мужчина.
Спорить с ним было бессмысленно. К тому же он впервые заговорил о свадьбе. Тетка сказала:
— Тебе решать. Замуж за кого-то надо, да и детей надо. Тебе уже двадцать восемь. Еще годок-другой потяни и определяйся. Не бери пример с меня.
— Но ведь вы с Аликом счастливы!
— У меня не страсть, а расчет. А татарин твой ревнивый, как черт. Он тебе еще припомнит, что ты была не девственница, когда вы в первый раз в постель легли. Всех мужиков твоих припомнит.
— У меня никого не было, кроме Никиты!
— И как ты это докажешь? Ревность глуха и непоколебима, любые клятвы разбиваются об нее, как волны о каменный утес. Тафаев был у тебя не первым, этого вполне достаточно, чтобы он записал тебя в шлюхи.
— Тогда зачем ты меня с ним свела?!
— Я же не думала, что у вас так далеко зайдет, — пожала плечами Лидия Павловна. — Я хотела, чтобы ты вошла в определенный круг людей и подыскала бы там мужа. Как и я, по расчету. С холодной головой, как следует все обдумав. Я полагала, что это будет мужчина лет за сорок, состоявшийся, обеспеченный, не красавец, возможно, даже разведенный. Принца тебе ждать не стоит, подумай, как выгодно себя продать, пока ты еще молода. После тридцати сделать это будет гораздо сложнее. На рынке невест большая конкуренция. Да и рожать пора.
— А ты почему еще не родила?
По тому, как тетка нахмурилась, Саша поняла, что затронула больную тему. Вот уже три года, как тетка была замужем и, по ее же словам, тянуть с детьми не собиралась. Но Лидия Павловна быстро взяла себя в руки:
— Я прошла обследование, патологии не выявлено. Просто сбой цикла, возможно, это нервное. Но время у меня еще есть.
— А Алик обследовался?
— Разумеется. С ним все в порядке. Он очень старается, — насмешливо сказала Лидия Павловна.
С Аликом Саша не виделась давно. За эти три года он перестал звонить ей чуть ли не каждый день, забрасывать эсэмэсками, беспокоиться о ее душевном самочувствии. Алик явно избегал Тафаева. А тот говорил о Ликином муже с презрением:
— Не мужик. Слизняк какой-то. У бабы своей на побегушках.
… Прошла зима, за ней и весна. Сашино положение было настолько прочно, что она не торопила события. Племянница миллионерши Лики Бестужевой и любовница полковника Тафаева — эти две колонны подпирали Сашин пьедестал. А он был достаточно высок. В начале лета, на скачках, она случайно встретилась с Викой Новинской. Теперь Саша смотрела на соперницу совсем другими глазами. Когда-то Вика казалась ей ослепительной, спустя три года Сашина красота засияла, а Викина словно померкла. Женщины жадно смотрели друг на друга, натянув на лица светские улыбки. Саша с удовлетворением отметила, что у Вики нездоровый цвет лица, который не может скрыть даже загар, морщинки у губ и какой-то загнанный взгляд. Никиты рядом не было.
— На тебе миленькая шляпка, — вернула должок Саша. — Большие поля снова в моде.
Она намеренно стояла рядом, сияя своей молодостью и свежестью. Новинская занервничала.
— Я слышала, твои дела идут неплохо, — натянуто сказала она.
— Они идут замечательно, благодаря тебе. Ты избавила меня от никчемного мальчишки, и я встретила настоящего мужчину.
А тут и Тафаев нарисовался. Посмотрел мимо Вики на изумрудный газон, где шли приготовления к очередному заезду, и властно взял Сашу под локоть:
— Идем, я сделал за тебя ставку. Если твоя лошадь придет первой, отсюда мы поедем в ювелирный магазин и ты себе что-нибудь купишь.
Саша увидела, как Новинская от злости закусила губу. Тафаев был шикарен и красив, как идол, залитый жертвенной кровью, той жуткой красотой, которая вызывает не умиление, а страх. В белом костюме, с тонкими усиками и жгучими черными глазами. Чеканные черты лица, хищная улыбка и какая-то дикая, азиатская ярость, с которой он смотрел на скачущих лошадей, словно подхлестывая их своим взглядом-кнутом.
«Беги от него, — шепнул Саше внутренний голос. — Скорее беги, пока он и тебя…»
Она смотрела то на летящих к финишу лошадей, то на Тафаева и все больше нервничала. Она загадала, что если ее лошадь и в самом деле придет к финишу первой, то так и быть, Саша выйдет за Тафаева замуж. Это было глупо, загадывать на лошадь, но Саша так решила.
— Дерьмо! — он яростно сжал кулаки. И нецензурно выругался. — Ты не фартовая, Санька! Твою кобылу надо на живодерню!
Саша была абсолютно ни при чем, что эта лошадь пришла к финишу не первой. Не Саша ее выбрала, не она делала ставки. И очередное ювелирное изделие ей было не нужно, она и так уже не знала, куда их девать. Но именно на нее Тафаев выплеснул свою ярость. И ночью ей досталось. Наутро Саша твердо решила, что замуж за Тафаева не пойдет. Иначе она тоже превратится в скачущую лошадь и ее судьба, когда она перестанет приходить к финишу первой, — скотобойня.
…Она все думала, как сказать ему об этом, пока Тафаев сам не заговорил о свадьбе.
— Весной распишемся. Ты подумала о списке гостей?
— Юра, я… Нам не надо жениться, — как можно мягче сказала она.
— Не понял? Это вопрос решенный. Я так решил, — подчеркнул он.
— Я… — она почувствовала, как в сердце впились ледяные иголки. Надо было набраться смелости и сказать ему это. — Я не пойду за тебя.
— Хочешь остаться моей любовницей? — хмыкнул он.
— Нет. Нам надо расстаться.
Он был так удивлен, что с минуту молчал. Прошелся по комнате, словно сжимаясь в пружину. Лицо напряглось, глаза стали похожи на щели пулеметных дотов. Когда Тафаев обернулся, Саша поняла, что сейчас на нее обрушится шквал убийственного огня.
— Расстаться? Я жил с тобой четыре года, потратил на тебя уйму денег. Здесь все, — он обвел взглядом гостиную, — куплено на мои деньги. Все твои шмотки, твои побрякушки, машина, салоны красоты, куда ты ходишь, твой заграничный отдых. Твоей нет ни копейки. Ты уйдешь, когда я захочу.
— Я тоже жила с тобой четыре года. Мне казалось, что это любовь. А ты начал деньги считать. Так ты не любил меня, а покупал?
— А разве это не доказательство моей любви? Твое полное обеспечение. За каждую твою ночь я платил огромные деньги, значит, мне это нравилось. И сейчас еще нравится. Скажи, кто даст больше?
— Мы не на аукционе! — вспыхнула она. — Я хочу сама собой распоряжаться!
— Не смей повышать на меня голос! — Тафаев рванулся к ней. Саша отпрянула. — Ты подумала, что я вот так просто тебя отпущу?! Да ты дура!
Она от ужаса закрыла глаза. Железные руки сжали ее как клещи.
— Смотри мне в глаза! — заорал он. Саша не посмела ослушаться. «Не смотри на него, не смотри на него, — заклинала она себя. — Думай о чем-нибудь другом…» — Ты моя собственность! Я никогда тебя не отпущу! Убью тебя, как и свою жену, но не отпущу!
— Ты убил свою жену?!
— А ты, дура, поверила в эти сказки? — расхохотался Тафаев. — Ревнивая сука, вот кто она была. Бегала жаловаться к папе, закатывала истерики. И я понял, что влип. Я не любил ее, мне нравятся красивые женщины. Я с тем и женился, чтобы продолжать жить в свое удовольствие. А она мне не давала. И я ее утопил. Причем сделал все так, что остался в глазах ее отца героем. Перепуганный мальчишка ничего не помнил, ни как лодка перевернулась, ни как я ударил Назию по голове веслом. Никто о ней тогда и не думал, потому что вы, бабы, — расходный материал. У вас нет души. Сыновья — вот ценность. Я знал, что делаю. А тебя я просто пристрелю, поняла? И скажу, что ты это сделала сама. Кто мне, полковнику милиции, не поверит? Ну? Ты все поняла?
— Да, — ледяными губами еле выговорила она.
— Вот и умница, — Тафаев наконец ее отпустил. — Ишь, характер вздумала показывать. А что? Мне нравится, — неожиданно развеселился он. — Добавит огоньку, а то я что-то заскучал с тобой, Саня. А ты, оказывается, с характером. Но помни — я всегда держу тебя на мушке. И если мне вдруг покажется, что ты ведешь себя неправильно, я нажму на курок.
Через три дня Саша сумела улизнуть к тетке. Все эти дни она жила, как в кровавом тумане. Она понимала, что это не просто угрозы, Тафаев страшный человек. Кто знает, какими делами он там ворочает? Хорошо, что тетка была дома.
— Ты ведь знала! — кричала на нее Саша. — Знала, кто он такой! Тафаев взяточник, самый настоящий бандит, да еще и убийца! Да-да, он убийца! Он утопил свою жену! И ты меня подложила к нему в постель! Ты отдала меня убийце!
— Успокойся. Я этого не знала.
— Да меня до сих пор трясет! Он сказал, что пристрелит меня, когда я ему надоем! Понимаешь? Он стоит с кнутом, а я каждый раз зажмуриваюсь и беру барьер! Потому что иначе меня убьют! Я превратилась в животное!
— Да! Ты превратилась в животное! Чем ты занимаешься? Ешь, пьешь, чешешь гриву и спариваешься. Тебе же нравилась такая жизнь. Это банальность, Александра, но за все надо платить. Ты же брала его деньги. Неужели ты ни разу не задумывалась, что это за деньги? Не верю! Ты далеко не дура. Ты просто не хотела об этом думать. А это не просто деньги, милая, это слезы других людей, если не кровь. Тех, которых он обирал, твой Тафаев, которых сажал, безвинных, с которых требовал взятки. Думаешь, как он их допрашивал, когда еще не дослужился до больших чинов? Поил чаем и угощал конфетами?
— Замолчи! Все было не так! Я любила его!
— А как же Никита? Единственный и неповторимый? Из-за которого ты, помнится, монашествовать собиралась в миру.
— То было совсем другое!
— Правильно, другое. У любви, Саша, много лиц, потому и надо выбирать то, которое с возрастом не постареет и не станет уродливым. А страсть — это молодящаяся старуха. Зато привычка — дама без возраста. Помни об этом, когда в очередной раз с кем-нибудь сойдешься.
— Да никогда больше!
— Опять-таки глупость. Женское сердце — это птица Феникс. Даже когда оно рассыпается в пепел, у него все равно еще могут вырасти крылья. И ты опять полетишь. Только лети в следующий раз с умом, — грустно сказала тетка.
— Ты подсунула мне Тафаева, чтобы я узнала самое уродливое лицо любви, так, что ли?
— Никита лишил тебя невинности, но твое представление об окружающем мире все еще было настолько наивным, что умственное развитие явно отставало от физического. Теперь все в норме. Что до Тафаева, ты давно должна была задуматься, где он берет деньги, а ты прожила с ним четыре года. Я сделала вывод, что тебя это устраивает. И не вмешивалась.
— Лика, спаси меня! Ведь это же ты виновата. Ты нас познакомила. Тебе было выгодно, что я его любовница.
— Хорошо. Но как ты будешь жить дальше?
— Вернусь на съемную квартиру, работать пойду.
— Интересно кем?
— Ленке Поспеловой позвоню. Резюме размещу в Инете.
— Тебе придется вернуть ему все подарки. Возьмешь лишь самое необходимое. Переедешь в мою квартиру на Соколе. И немедленно ищи работу, слышишь? Раз мужа не сумела найти, который не бандит.
— А если Тафаев и тебя… — она нервно сглотнула. — Ты не боишься?
— У меня в охране бывшие фээсбэшники. А в друзьях такие люди, с которыми не ему тягаться. За эти четыре года и я изменилась. Теперь у меня столько денег, что я могу купить хоть всю московскую милицию, не только Тафаева. А про него я знаю столько, что хватит на многотомное уголовное дело. Это он на госслужбе, не я. А на будущее запомни: когда идешь в лобовую атаку, всегда бери с собой диктофон. Тебе надо было записать его признание в убийстве. Сиди тут и жди.
И тетка уехала. Саша места себе не находила, так ее трясло. Да, Лика очень богатая и смелая женщина, но Тафаев… Саша вспоминала его в ярости, как он выплевывает ругательства и хватается за оружие. Да, в эти три дня и такое было. Чтобы запугать ее, Тафаев принес табельное оружие и дважды держал ее на мушке, забавляясь Сашиным отчаянием и жутким страхом.
Приехал взволнованный Алик, и Саша, рыдая, бросилась ему на шею. И Алик оттаял.
— Ты ведь ушла от него? Правда? — он требовательно заглянул Саше в глаза.
— Он чудовище! Он бил меня, Алик! Он целился в меня из пистолета!
— Почему же ты молчала?! Неужели из-за его денег?!
— Нет, я… Сначала все было хорошо. Но когда он решил на мне жениться… Алик, я не хочу за него замуж! Это все равно что заживо лечь в гроб! И ждать, когда Тафаев в припадке ревности меня и в самом деле пристрелит!
— Саша, Саша… — Алик покачал головой. — Как далеко все зашло. Да разве это ты? Москва и тебя изменила. Теперь это твой город, ты стала циничной, расчетливой, жадной до денег. Ты стала содержанкой. Любовницей такого жестокого и циничного негодяя, что мне тошно думать о том, что вы там делали, в этой съемной квартире.
— Алик, я все исправлю! Я верну ему все, я устроюсь на работу, — взахлеб заговорила Саша.
— Ну, попробуй, — усмехнулся он. — Но боюсь, Саша, у тебя ничего не получится. Ты уже привыкла к легким деньгам, а это как наркотик. С него так просто не слезешь.
За окном послышался шум мотора. Саша вздрогнула:
— Лика! Господи! Я так боюсь!
Она и в самом деле боялась. Вот сейчас войдет тетка и скажет: «Собирайся, едем к нему». И Саше придется вернуться к Тафаеву. Поэтому, когда тетка вошла, Саша не смогла ничего сказать. Сидела и тряслась от страха. Спросил Алик:
— Ну, что?
— Все в порядке. Саша переночует здесь, а утром ты отвезешь ее на Сокол. Вещи Тафаев пришлет с моим личным шофером.
— Мне ничего не нужно! — вскинулась Саша.
— Они ему тоже не нужны, твои платья и шубы. Драгоценности и машина останутся у него. А то, что на тебе — это твое. Кстати, знаешь, почему восточные жены носят такое количество золотых украшений?
— Почему?
— Я слышала эту байку в Египте. Уж не знаю, правда это или нет. Мол, мусульманам очень просто развестись. Достаточно трижды сказать: «Развожусь, развожусь, развожусь». Поэтому каждый раз, выходя из родного дома, жена рискует больше туда не вернуться. Вот и носит все свое с собой. Считай, что сегодня Тафаев дал тебе развод по всем канонам своей религии. Он ведь мусульманин. Я вижу, на тебе кулон с бриллиантами и рубинами. Тиффани, верно?
— Да.
— И кольцо неплохое. Часы, браслет… Все это тебе пригодится. Опять-таки урок на будущее: уходя от мужчины, надевай как можно больше золота и бриллиантов. В общем, ты свободна.
— Как тебе это удалось? — Саша все еще не верила в чудо.
— Сначала мы покричали. Но ты знаешь, что в таком тоне со мной разговаривать бесполезно. Тем более за дверью стояли три огромных мужика, все при оружии. В конце концов Тафаев выслушал мои доводы и согласился с ними, — усмехнулась Лидия Павловна.
— А как он вообще?
— Вообще?
— Переживает? И сильно?
— Нет, с чего ты взяла? Сказал, что это к лучшему, потому что ты ему надоела.
— Надоела? — разочарованно спросила Саша.
— А чего ты ожидала? Он скоро женится. На той, на ком должен жениться.
— Ах так…
— Да, милая. Ну что? Ты довольна?
Саша не понимала своих чувств. Да, свобода. Тафаев, остыв и поразмыслив, отпустил. С другой стороны, Саша прекрасно понимала, что такой африканской страсти в ее жизни больше не будет. Этих яростных ссор, драматических объяснений, «убью, но не отдам», и такого же отчаянного секса, когда тело превращается в черную дыру, пожирающую все известные чувства, вкус, обоняние, осязание, зрение и слух, чтобы потом взорваться и родить одно единственное: оргазм. Вот этого с ней, Сашей, никто больше не сделает. Молодящаяся старуха — страсть сняла свой парик и смыла макияж, но лицо этой ведьмы вовсе не стало уродливым. Черная колдунья, вот кто она такая. Которая горит на костре, но кричит при этом от наслаждения, а не от боли.
Но Саша уже сказала свое слово. И это слово «нет». Тафаев тоже внял голосу разума и решил жениться на генеральской дочке, на татарке. Ему давно пора было остепениться и создать семью. Таким образом, и у Тафаева, и у Саши завтра начинается новая жизнь. Аорта разорвалась, но обескровленное Сашино сердце по-прежнему бьется, и его тоже. Дай бог им никогда больше не встретиться. Или дай дьявол встретиться опять, чтобы вспыхнул тот самый костер, который разжигают для черной ведьмы. Для страсти.
…Наутро Алик отвез Сашу в квартиру на Соколе. В ту самую, куда она приехала девять лет назад из родных Грачей.
