Андрюха и секстант
От скуки и беспросветной тоски от длительного пребывания в подводном положении, в которые решительным образом не помещалась вся широта его души, штурман решил сделать приборку в штурманской рубке. Это совсем не означает, что штурман никогда до тех пор не убирался в своей рубке, но одно дело – просто приборка, а другое дело – Приборка! Понимаете меня, да? Да и вообще, подумать о таком свинстве, как неопрятная штурманская рубка, в сторону штурмана может только человек, далёкий от морского дела вообще.
Штурмана – это особый тип людей, и пишу я о них мало только по причине классовой зависти к их профессии. Ведь штурман – это именно та специальность, о которой мечтают (но ещё не знают точно по неопытности) все мальчики, собираясь на флот. Именно штурмана и есть те самые мифические персонажи на мостике с биноклем у прищуренных глаз, остро отточенными карандашами, рейсфедерами, транспортирами, параллельными линейками и ворохом карт с загадочными названиями проливов, заливов и островов. Именно они обладают сакральным знанием о том, что ветер дует в компас, а течение истекает из него, именно они ходят в белых кашне круглый год и шьют шинели в индпошиве из сукна, купленного за неприличные деньги, чтоб их ненароком не путали с механиками или минёрами, именно они знают семафорную азбуку, показательно бузят в ресторанах и домах отдыха, умеют определять размер груди женщины в бинокль и со спины лишь по её походке, срубать горлышки бутылок шампанского кортиками (от чего современные кортики натуральным образом гнутся) и писают в любой шторм, не сходя с мостика. Работа их чистая, но тяжёлая: все эти привязки, невязки, пеленги, курсы, сносы и лоции могут основательно свести с ума, если не подходить к делу с некоторой бесшабашностью. И, кстати, штурмана – это единственные из представителей семейства гоминид, которые не обижаются, когда на них орут: «Штурман, место!» Конечно же, у них в штурманских рубках порядок.
– Срач у вас тут какой-то! – резюмировал командир трюмной группы номер два Андрей, зайдя в очередной раз в штурманскую рубку. – Вот как есть срач!
Маясь от подводного положения, кто чем ни занимался, а трюмный Андрей любил захаживать в штурманскую рубку проверить курс, пеленги и работу гирокомпаса.
– Почему посторонние в рубке?! – крикнул штурман Вова своему помощнику Славе, который стоял с ним у прокладчика локоть к локтю.
– Это не посторонние, – буркнул Слава, – это Андрей, и он ничей. Он тут всё время ходит, и нечего на меня орать, раз сами его давеча чаем угощали!
– Да, – согласился Андрей, – приманят трюмного сахарком, а потом ну на него вопить, как заполошные. А чем вы тут занимаетесь в моё отсутствие?
И встал третьим локтем к штурманам.
– Андрей, там на дверях висит список лиц, допущенных в штурманскую рубку. Ты есть в том списке?
– Есть, – ответил за Андрея Слава, – он себя туда карандашом на той неделе дописал.
– Это ужасно. И куда только смотрит особист?
– А особист – дрищ! – вступил Андрей. – Я у него в училище командиром отделения был. Пусть только вякнет!
И Андрей показал штурманам, как он ладонью делает леща особисту. Штурман вздохнул и взял в руку переговорное устройство:
– Центральный – штурману.
– Есть центральный! – ответило из центрального.
– Завалить ногу лага!
– Э… так оператор «Молибдена» же у вас.
– А вот это уже не мои проблемы, где ходит ваш оператор вашего «Молибдена»!
– Козлы, – вздохнул теперь уже Андрей и вышел в центральный.
– Нога лага завалена! – бодро доложили из центрального через пару секунд.
– Отвалить ногу лага!
– … есть!.. отвалена нога лага!.. Да он понял, говорит, что вы заняты, хватит через него моторесурс вашей матчасти уменьшать, это ранит его инженерную душу. А ещё говорит, что у него в трюме чище, чем у вас в штурманской. И язык показывает.
Штурман только отмахнулся, но слова про беспорядок в штурманской всё-таки запали ему в голову, и, промариновав их там два дня для верности (а вдруг пройдёт?), штурман решил: «А что? Кому ещё внеплановая большая приборка мешала?», да и скучновато в подводном положении, опять же.
Собрав всю боевую часть на дневной вахте второй боевой смены, штурман быстро распределил обязанности и засучил рукава. Прибирались по классической схеме сверху вниз, разобрав даже систему кондиционирования и сняв плафоны всех видов освещения, выскребали, драили, чистили, выносили или просто сбрасывали в гиропост; тёрли, скребли, протирали и полировали часа три. Нашли много интересных и давно забытых вещей, например ватник штурмана, который напрочь был им утерян, но мирно и тихо лежал всё это время в диване, а ещё (это и послужило поводом для рассказа) нашли самый что ни на есть настоящий секстант. В коробке. Вернее, сначала нашли коробку и подумали: «О, а что это у нас тут? Может, что-то интересное, а, может быть, даже и ужасно загадочное», а уже вскрыв её (первый раз с момента приёмки корабля в заводе), обнаружили в ней новёхонький, блестящий и пахнущий южными широтами, абордажем и немножко цингой, китовым жиром и стеклянными бусами секстант.
– Надо же, – и штурман уважительно подбросил в руке это эхо из прошлого, – а я и не знал, что он у нас есть!
– Конечно, есть, в актах приёма-передачи всё время за него расписываемся!
– Ну мало за что мы там расписываемся! Но вот чтоб так, в объективной реальности и живой секстант! Надо же.
– О! Секстан! – обрадовался, будто увидел старого знакомого, заглянувший в рубку командир, называя его по-старорежимному, без твёрдости в конце. – Будет чем орехи теперь колоть! Фу, как у вас неуютно стало от чистоты! Противно прямо! – и захлопнул дверь.
– Зато трюмному Андрюшке понравится! – как бы оправдался в закрытую дверь штурман.
– Фу! Как в операционной! – резюмировал трюмный, заглянув в штурманскую на ночной смене с кружкой чая в руке. – Вот куда мне теперь кружку свою ставить прикажете? Вот здесь вот кружок был от её донышка, а теперь что? Безобразие!
– Я его убью, – заскрипел зубами штурман и схватил секстант, которым оказалось очень удобно прижимать стопку карт.
– О, афигеть какая штуковина! А что это такое? – и, плеснув чаем на секретную карту Гренландского моря, Андрей выхватил секстант у штурмана. – Афигеть какая штуковина! Говорила мне мама, иди, Андрюха, в штурманы, вот отчего я её не слушал? Вот дурак же был, а? Такие штуки у вас крутые! Ну, скажите – дурак же?
Штурмана с ним спорить не стали, хотя бы оттого, что секстант и правда был красив и очень щекотал воображение. Трюмный офицер вертел секстант восхищёнными пальцами, гладил его, робко трогал детали, заглядывал в крошечные зеркальца и даже попытался дунуть в трубочку.
– А что это? А зачем это? А это ваше? А как им пользоваться? А вы им пользуетесь? А мне дадите? А раньше вы где его от меня прятали? А подарите? А что вы сопите?
– Отчего же, – и штурман устало протёр глаза, – не все обезьяны стали эволюционировать до человека, а споткнулись о ступень с названием «трюмный»? Вячеслав, покажите нашему меньшему брату, как пользоваться этим прибором – он от нас тогда отстанет на день, а если повезёт, то и на два, пока все углы в центральном промерит.
– Старшему, я попросил бы! – уточнил Андрей.
– Что «старшему»?
– Старшему брату. Если я обезьяна, то я ваш старший брат получаюсь, а не младший: логика, мать её! Но откуда вам про логику знать, собственно? Вячеслав, приступайте к обучению, слышали, что Вам старший начальник приказал? Обучайте меня!
Про два дня штурман загнул, конечно. Что там того центрального поста? Когда в нём были промерены все углы относительно всех возможных плоскостей и промеры (как положено со временем) были занесены в книгу учёта нагрузки по воде и гидравлике, секстант перекочевал в восьмой отсек, и трюмные мичмана с матросами (компрессорщики, гидравлисты и водяные) с упоением осваивали смежную (для банальных людей) специальность. Расписавшись вначале за технику безопасности, относились к прибору необычайно вежливо, полагая (со слов командира трюмной группы), что в случае выхода из строя навигационного комплекса, только в нём и будет их спасение. А учились старательно оттого, вняв увещеваниям, что, случись выйти из строя и всей живой силе штурманской боевой части (а это вполне вероятно по причине алкоголизма, неумеренности в еде или случайного морского боя с неприятелем), только на них, на трюмную группу номер два, и будет молиться весь оставшийся экипаж.
Зам даже позволил себе ужаснуться вслух от того, сколько пользы мог бы принести Андрей, если бы направил всю свою энергию в русло воспитания личного состава, а не на эту хиромантию. И его возмущение было легко понять, особенно после того, как трюмный, влюбившись в это чудо инженерной мысли первой половины восемнадцатого века, начал носить его с собой на приёмы пищи.
Это безобразие, как и любое другое в трюмном дивизионе, прекратил Антоныч на утренней постановке задач (проходила она ежеутренне в девятнадцатом отсеке, но я на ней никогда не присутствовал – только крики оттуда и колыхали мои волосяные покровы).
– Люк восьмого! – сказал Антоныч и многозначительно посмотрел на своё войско.
– Я! – ответил старшина восьмого отсека.
– Головка от буя! Почему он капает до сих пор?
– Не могу знать! Тёмные силы гидродинамики! В ВСК – сухо, в камере – сухо, только с клапана и капает, а откуда берётся – неясно. Может конденсат?
– Меня, конечно, до самой глубины печени впечатляет, что старший мичман из села Безлюдовка выучил слово «гидродинамика» и произносит его без ошибок, но какие меры приняты против течи?
– Я плафон снизу подвесил, чтоб на палубу не капало.
– Я там твой рот завтра повешу, если продолжит капать! Вот чем вы вчера занимались, а?
– Секстант изучали.
– Штобля?
– Секстант. Это прибор такой для…
– Я знаю, что такое секстант! Какого хера? А?
– Они корабль угонять собираются, я тебе говорю, Антоныч, – встрял случайно проходивший зам, – вот узнает особист, так будет им!
– Да я особиста этого… – начал Андрей, приготовившись показать ладонью «леща».
– Так. Стоп дуть! Меня абсолютно не интересуют, Андрей, твои случайные половые связи в позднем препубертатном периоде! Меня интересует течь из люка восьмого отсека на глубине восьмидесяти метров в холодном, глубоком и крайне неуютном Гренландском море! Исправить! Немедленно! А секстант сдать штурману и прекратить! Немедленно!
Тут эта история могла бы и закончиться. Я бы, конечно, написал ещё, как Андрей грустил и скучал по очень ему приглянувшемуся прибору и как, вот поглядите, иногда бывает, что человек неожиданно находит своё предназначение совсем не там, где он его ищет, но история эта получила неожиданный разворот и чуть было не привела к самой нетипичной и головокружительной карьере в военно-морском флоте тогда ещё молодой Российской Федерации.
Командир дивизии обнаружил в штурманской рубке секстант, когда мы уже направлялись в сторону родных земель и всплыли в надводное положение пополнять запасы ВВД и проветривать отсеки солью и йодом. Контр-адмирал обрадовался своей находке как ребёнок и немедленно потащил его на мостик – поиграться. Наигравшись, бросил его у пеленгатора и мирно задремал у окошка, когда на мостик вышел принимать смену минёр – вахтенный офицер номер три.
– А что это за хуйня у вас тут валяется? – спросил минёр у штурмана, тыча пальцем в секстант.
– Та-а-ак, – встрепенулся командир дивизии, – а ну-ка, доложите мне, товарищ торпедист, а что это за хуйня тут у штурмана валяется!
– Это? Ну это это. Ну как его. Ну этот, ну вы поняли. Ну вот этот вот который…
– Астролябия, – шепнул подлый штурман.
– Астролябия! – доложил минёр, хотя он, несомненно, знал, что это секстант и вот-вот бы уже вспомнил его название, но привычка, знаете ли, не думать, а пользоваться лёгкими подсказками не всегда бывает полезна.
– Чтоблия? – комдив аж вскочил со своей скамеечки.
– Астролябия!
– Это секстант! – не выдержал издевательства над морскими терминами старпом.
– Точно! Секстант же, ну! Я знал, тащ комдив! Просто временно забыл!
– Ты как мой пёс, – поддержал минёра старпом, – всё знаешь, но ничего не говоришь. Ну невозможно тебя не любить!
– Погоди, Серёга, вставай в очередь за мной на минёрское вымя! Минёр. А как им пользоваться?
– Ну как, как. По инструкции, как же ещё!
– Точно! А я думал по обструкции, может, или по конструкции! Вот же амнезия, ты посмотри, совсем одолела! Давай. Показывай!
– Что показывать?
– Гусары, молчать! Как пользоваться секстантом по инструкции, показывай! Остальное потом покажешь.
– Э… ну да. Ну… сейчас.
Минёр завертел прибор в руках так же, как давеча вертел его трюмный, только разве что в трубку не дул. В теории-то он знал, как им пользоваться, надо было только подумать, как применить эту самую теорию к практике.
– Прошу разрешения подняться на мостик! – это, сменившись с вахты, вышел тот самый трюмный Андрей. Курить он не курил, но любил выйти размять булки и проветрить ушные раковины с целью нагулять аппетит (как он сам выражался).
Не дожидаясь, пока ему разрешат, но понимая, что раз на мостике нет криков и воплей по поводу расхождения с целями, то, конечно же, можно. Андрей протиснулся наверх по правому борту.
– Дай позырить! – оттолкнул он штурмана от пеленгатора. – Ну и что ты там видишь?
– Да хер пойми что, но окуляр нагрет штурманским глазом: сразу чувствуется, что не зря вахту стоит!
И тут Андрей заметил своего знакомого в корявых руках минёра. Нотка ревности кольнула в сердце.
– Что ты делаешь, бля? Дай сюда! Смотри: даёшь команду штурману: «Штурман, засечь время измерения!» («Есть», – устало ответил штурман, обречённо глядя за горизонт, как будто там висели часы). Дальше смотришь сюда, совмещаешь, поворачиваешь, замеряешь, командуешь штурману внести поправку на параллакс, измеряешь второй раз, по второму светилу и, вуаля! Штурман, ну что там? Где мы? Далеко ли до Таллина?
Изо рта командира дивизии выпала недокуренная сигарета, и от неё занялся тлеть мех на воротнике его тулупа: комдив морщился на дымок, но из стопора выйти был не в состоянии.
– Тащ комдив, вы дымитесь! – доложил старпом.
– Я не только дымлюсь, Серёга, я весь теку!
– Центральный – мостику! – крикнул он в переговорное, нажав его тангету валенком: встать до сих пор был не в силах.
– Есть Центральный!
– Скоммутируйте с КПС!
– КПС – мостику ответьте!
– Есть КПС!
– Говорит старший на борту! Срочно отбейте в штаб первой флотилии телефонограмму следующего содержания: «Прошу отозвать запрос флагштурмана военно-морских классов тчк Нового флагштурмана дивизии нашёл траверсе островов Большевик и Октябрьской Революции вскл учитесь зпт кораси (через «о» обязательно – так и запишите) вскл целую зпт Домнин вскл».
В ответ покашляли.
– Что вы кашляете там? КПС? Как приняли?
– Тащ адмирал, а как передавать-то?
– Руками, блядь, передавать, как же ещё?
– А по каким каналам связи? Тут же как-то слишком неформально всё: и целую, и кораси через «о». И в какой сеанс передавать будем? У нас же вот только прошёл, надо следующего теперь ждать. У нас план же связи, вы же сами знаете и порядок в радиоэфире.
– Тьфу, быть такими скучными! – и комдив убрал валенок с тангеты. – Ну вот как с вами установишь мировое господство, а? Что у вас тут дымом воняет? Горим, что ли?
Андрей долго потом гордился этим своим почти назначением и рассказывал истории о том, как он чуть было не стал флагманским штурманом восемнадцатой дивизии, но отказался от назначения добровольно, потому что не всем же пассажирами на лодке кататься, надо её кому-то и в движение приводить. А если по совести, то кому же, как не ему? Хотя, как он на посту командира трюмной группы приводил её в движение, всегда оставалось непонятным.
А в том выходе он изготовил себе бирку из куска ватмана, на которой аккуратно написал «Ф-1. 18 ДиПЛ» и, вешая её на канцелярские скрепочки поверх своей пришитой «КТрГр2», входил в штурманскую, открывая дверь ногами (в чём приходилось знатно изгаляться – открывалась она наружу) и спрашивал: «Ну что тут у нас? Штурман – доложить обстановку!»
Штурмана терпели, да сами же были виноваты в том, что научили его пользоваться секстантом, а чужие знания и умения на флоте принято уважать, даже если знания и умения эти могут пригодиться только для странных вывертов карьерного роста, а в практической плоскости бесполезнее, чем сигнал «Стоп» на заячьей тропе.
И хочу я вам вот что сказать: любые знания и умения, которые попадаются на пути, вы должны немедленно осваивать со всеми доступными рвением и упорством, пусть даже на первый взгляд умения эти и покажутся вам никак не применимыми к текущей ситуации. Ну вот откуда вам знать, в какой момент ваша в общем скучная и монотонная жизнь насытится событиями до такой степени, что в спасательном плоту именно на вас и секстант в ваших руках будут смотреть влажными глазами сильные мужчины, прекрасные женщины и милые дети и спрашивать, лелея надежды голосом: «Ну, так куда нам грести, капитан?»