Жили у бабуси…
Лейтенанты прилетают на флот косяками, прямо как гуси, только, в отличие от умных гусей, которые к осени летят на юг, лейтенанты отправляются на Север или Камчатку. Там уже, на месте, они (лейтенанты, а не гуси) собираются в кучки и держатся вместе первое время, чтоб проще и несколько безболезненнее проходил очередной виток естественного отбора и новые, доселе невиданные, условные рефлексы приобретались быстрее. А процесс вживления в тело военно-морского флота тяжёл, напряжён и очень богат стрессами – прямо как сопки клюквой по осени. И не все его проходят до конца. Далеко не все.
Лейтенанты Ваня и Саня прибыли в дивизию парой из одного училища: обоих назначили в минёры и прикомандировали к нам в экипаж для набора ума-разума (как будто это минёрам зачем-то нужно) и отработки навыков в море. Ваня приехал с женой, а Саня – с двумя чемоданами, но поселились они вместе: Ваня, Саня, жена и чемоданы.
– А кто из вас женат, напомните-ка мне? – спрашивал командир на построении, снимая с Саниной шинели длинный белый волос.
– Я! – бодро докладывал Ваня.
– Да? А зачем твоя жена волосы не на ту шинель вешает?
– Разберусь!
– Ага. Смотри не забодай обоих: мне ЧП в экипаже не нужны.
Саня и Ваня, как оказалось позже, дети Северов. У обоих родители были военными, и росли они в закрытых военных городках. Оттуда же и поступать в училище поехали, что, конечно, давало им определённые преференции перед остальными лейтенантами. Северные дети ассимилировались намного быстрее, так как к аскетизму в быту, специфическому юмору и показной грубости начальства были приучены с раннего детства, отчего казались несколько туповатыми (что в корне неверно) и не по-интеллигентному дружелюбными (что в корне верно).
Папа Вани служил командиром подводной лодки, и вот, например, такую историю Ваня про него рассказывал: в выпускном классе школы от избытка тяги к великим свершениям Ваня как-то выбрил себе на затылке слово «RAP» («Ну дебил был, да», – как говорил сам Ваня) и в таком прекрасном виде явился домой.
– Батюшки! – всплеснула руками мать. – Что же теперь будет-то?
– Да ты что, мама! Что будет-то? Это же красиво! Да я уже взрослый!
– Горюшко ты моё, сходи хоть поешь быстренько, пока отец со службы не пришёл.
Пришёл со службы отец.
– Что так тихо в гнезде? Отчего траур в воздухе? – прорычал он с порога, отряхивая снег с рукавиц.
– Да всё хорошо у нас! Как у тебя на службе? Есть будешь? У меня макароны по-флотски и борщ!
– Мать. Ну ты вот когда суетишься так, то с потрохами его сдаёшь. Женщина, ну когда ты уже научишься делать вид, что всё в порядке, а? Иван?
– Да, папа! – в прихожую выскочил Ваня.
– Что опять?
– Ничего, папа.
– Ничего – это пустое место, а ты – будущий морской офицер!
– Это мы ещё не решили! – вступилась мать.
– Вы, может, и не решили, да я вас спросить забыл! Ну неси дневник, раз так не признаешься. А чего это ты бочком, как краб ходишь? А ну-ка: кру-гом! Та-а-ак. Понятно.
– Да всё нормально, Саша, ну что ты! Ну волосы же. Отрастут. Ну дети, ну что с них взять?
– Мать, да что ты суетишься-то, а? Конечно же, всё нормально, кто бы спорил? Постой-ка, Ванюша, в коридоре, я сейчас.
Отец медленно снял шинель, аккуратно повесил кашне и, убрав ботинки в тумбочку, прошёл в ванную.
– Мать, а где моя бритва-то, та, старая, ржавая, которую ты всё выбросить собиралась? А, вот, нашёл!
– Саша, ну что ты в самом деле задумал? Ну, Саша!
– Мать, да что ты всё мельтешишь? Пойди пока борщ погрей, не путайся тут под ногами. Иван! Ко мне.
Папа берёт Ваню (метр девяносто пять роста и шириной с двустворчатый шкаф) за голову, наклоняет его, зажимает голову между колен и медленно бреет его шею сухой бритвой с лезвием «Нева» (которое ещё видело Устинова с Черненко по телевизору) до самой что ни на есть макушки. «А я стою, – говорит Ваня, – слёзы текут, злость такая рычит в нутрях, но рыпнуться не смею – батя авторитет у меня».
– Ну вот! – удовлетворённо хмыкает батя. – Теперь почти на человека похож стал! Пошли, сынок, борщеца похлебаем!
– Он сыт! – зло бурчит мать с кухни.
– Гусь не ссыт – и он пусть не ссыт! Он же будущий морской офицер!
Папа Сани был мичманом, но тоже унижал сына достаточно для того, чтоб тот вырос приличным человеком.
И вот чем этих детей можно было сильно удивить или расстроить по сравнению с детьми педагогов, механизаторов или библиотекарей? Только обухом по голове.
По времени врастание в экипаж происходит по-разному, от двух месяцев до года или уже никогда. Ваня и Саня управились быстро и уже почти принимались на равных – только некоторая осторожность по отношению к ним ещё сохранялась (больше на всякий случай, чем по необходимости), когда и произошёл тот случай, о котором я вам сегодня хочу рассказать.
Начинался и развивался он банально и серо, но вот концовка его вышла за обычные рамки, чем он нам и интересен в разрезе находчивости, справедливости и вообще.
В морях мы тогда валандались-валандались, да зашли в город Северодвинск пот на лбах подсушить и что-то где-то подремонтировать заодно. Зашли, как всегда, ненадолго, дня на три-четыре, и вот уж перед самым отходом, часа за три до него, кричит сверху вахтенный:
– Сентральный! Верхни вахтеннай матрос Абакулов!
– Что орёшь-то как муэдзин с минарета?
– Тут эта! Милиция приехала на бобике! Требуют командира наверх!
– Что делают?
– Они гаварят, что просят и чтоб я не выдумывал, что требуют!
– Аа-а-а. Ну раз просят – сейчас позовём.
– Товарищ командир – центральный.
– Ну?
– Товарищ командир, тут наверху милиционеры какие-то.
– Ну?
– Просят вас подняться к ним!
– Я их не вызывал и вообще сплю. У меня межвыходовый отдых, мне в море рулить скоро: Родину стеречь и всё такое. Не до них мне, короче, так и передайте. И вообще я, как офицер, могу себе позволить сдаться только военной прокуратуре. Так им и передайте.
– Есть так им и передать! Верхний – центральному!
– Есть верхний!
– Милиционеры меня слышат?
– Аткуда я знаю?
– Так спроси, блядь!
– А! Слышат, да!
– Командир говорит, что без военного прокурора не сдастся! И вообще он к выходу в море готовится!
– … сентральный?
– Что?
– А мне что делать?
– Абакулов. Вахту несть!
– Ееээсть!…
– Сентральный!
– Ну!
– Они говорят, им очень надо ненадолго и пажалуста!
– Товарищ командир – Центральному!
В ответ щелчок и грустный вздох.
– Товарищ командир?
– Ну что – не слышно, что я включил и грустно вздыхаю? Что ты командиркаешь?
– Ну, положено же это… ответ получить.
– Положено? Надо же какие мы приличные в среду, а? А в краткосрочном увольнении вчера тоже положено тебе было напиваться до скотского состояния? А?
– Ну тащ командир…
– Что «тащ командир»?
– Они не уходят и говорят «пожалуйста»…
– Кто «они»?
– Милиционеры.
– Какие милиционеры?
– Ну которые вас звали!
– Меня звали? Куда? Ты пьяный, что ли, всё ещё?
– Ну тащ командир!
– Да ладно, шучу я. Сейчас поднимусь – зубы только почищу, а то вдруг целоваться полезут, а у меня зубы не чищены. Правильно? Красивые хоть?
– Кто?
– Кони в сапогах и пальто! Милиционеры, или там ещё кто тела командирского домогается?
– А я откуда знаю? Я наверх не выходил, Абакулов там их сдерживает у трапа.
– Абакулов?
– Так точно!
– Ну тогда я ещё чайку хлебну – пусть постоят там и проникнутся Абакуловым.
Минут через десять появляется в РБ и лысине (на улице ещё не совсем кончилось лето и тянет на такие, знаете, дерзкие поступки, как, например, выйти наверх без головного убора, что для военного считается практически голым).
– И не подсматривать тут! – строго наказывает командир.
– Есть! – соглашается штурманёнок Слава, который дежурит по кораблю, и тут же переобувается из ботинок в тапки, чтоб не стучать по трапу, когда будет лезть подсматривать. Спускается вниз быстро, минут через десять, буквально.
– Ну что там?
– Ментов двое было – один точно майор, другого не разглядел. Расшаркались друг с дружкой, лапы пожали, те что-то нашему говорили, он молча стоял, потом какую-то бумагу ему вручили, ещё раз лапы пожали и укатили.
– Мутно как-то всё…
– Есть такое ощущение!
Спустился командир.
– Ты почему подглядывал, если я велел не подглядывать?
– Тащ командир! Да я тут вот сидел, спросите у ребят!
– Чтоб и они свои души скормили лжи, защищая твою шкуру от моего праведного гнева?
– Та-а-ащ командир…
– Ой, всё! Ты в ботинках был, когда я выходил, а теперь в тапках. Я что, слепой, по-твоему, или дурак?
– ….
– Ты не можешь решить слепой я или дурак?
– Никак нет!
– Можешь?
– Никак нет!
– Чо ты неткаешь? Заклинило тебя?
– Никак… тьфу ты!
– Ладно. Всех офицеров собрать в кают-компании через тридцать минут. Вахтенным замениться мичманами и тоже присутствовать.
Офицеры собрались быстро и сидят, волнуясь, потому как неожиданный сбор офицеров – это всегда несколько волнительно и сулит неизвестно что. Ладно там планово: на подведение итогов, расстановку задач или партсобрание какое – тут всё понятно, а вот так, не пойми с чего, да ещё и из центрального рассказали, что милиция приезжала. Те, кто вчера не сходил на берег, глядят уважительно на тех, кто сходил, а те, кто сходил, мучительно перебирают в памяти события и недоумевают. Входит командир.
– Товарищи офицеры! – командует старпом и все уважительно встают.
– Товарищи офицеры, – разрешает командир всем сесть обратно.
Садится и сам во главе своего стола, кладёт перед собой газету – в газете что-то лежит. Обводит всех взглядом – все дерзко и смело смотрят в ответ (положено так).
– Двое из минного ларца, одинаковые с лица! – обращается командир к минно-ракетному столу.
Ваня и Саня встают – они и правда похожи: размерами, цветом волос, причёсками и стальными глазами.
– Встаньте-ка, будьте добры, вон там вон, на раздаче, чтоб на вас всем любоваться было сподручнее. Ну – рассказывайте!
– Что рассказывать-то? – это Ваня. Саня смотрит в пол молча.
– Рассказ. Ну ладно, тогда я начну: жили у бабуси два весёлых гуся. Один – серый, другой – белый: оба…. кто?
– Пидарасы? – пытается угадать замполит.
Он минут сорок назад вернулся на корабль, и от него не то что перегаром, а вот прямо свежаком обильно пахнет. Он лежит на стуле, свесив с него все конечности в пол, и пытается придать серьёзное выражение своему лицу губами – остальные мимические мышцы его не слушаются, и оттого выглядит он смешно и даже отчасти умилительно.
– Минёры! – укоризненно смотрит на зама командир. – Мочили гуси клювики в ресторане уютненьком…
– Так себе рифма! – комментирует зам.
– Ну так придумайте получше – вы же артист у нас разноплановых жанров, – и этим предложением командир подвешивает зама на некоторое время. Ну, гуси, что? Дальше сами продолжите?
Командир встаёт и подходит к минёрам – бить, что ли, будет? Смотрит в глаза обоим по очереди, те в ответ слегка краснеют. Первым вступает Саня:
– Мы гулять вчера пошли – ну проветриться там и ноги размять. Погода же хорошая была, тепло…
– Хорошее лирическое вступление, но давайте ближе к сути – у нас выход в море на носу.
– Ну вот. Значит. Зашли в ресторан. Там обстановка такая уютная, оркестр опять же играл. Живой. Взяли салаты себе…
– Водки?
– Коньяку.
– Это правильно. И?
– Ну и захотелось мне потанцевать. С женщиной. Давно не танцевал просто. С женщинами.
. – Понятно, что не с кошками – меньше слов-паразитов.
– По… дд… дд… ддерживаю! – вступил замполит три раза споткнувшись на двойной «дэ».
– Ну, и там, пошёл одну пригасить.
– Красивую?
– Ага. Но она с мужем сидела, как оказалось.
– Что значит «оказалось»? Он под столом сидел до того, как ты подошёл?
– Что муж, оказалось. Так-то сидит мужик какой-то с ней и сидит себе, куру кушает, а тут говорит: я, мол, муж, не хотите ли у меня разрешения спросить? А я ему говорю: что за буржуазные замашки такие под закат двадцатого века? У нас женщины давно обрели свободу и равноправие с остальными людьми и вполне способны сами решать, хотят они потанцевать с красивым моряком или очень хотят. Да и вообще, институт брака – это отнюдь не институт исполнения наказаний, чтоб на всё разрешения спрашивать у каких-то непонятных личностей, которые даже вилку не в той руке держат…
– Так-так…
– Ну и тут она говорит, да ладно, Вася, ну что ты, в самом деле: что плохого случится, если я с парнем потанцую один танец? И пошли мы поближе к оркестру, те как раз «Сиреневый туман» играть начали…
– Ну и?
– Ну и танцуем, а тут он ни с того ни с сего ка-а-ак бросится на меня с кулаками!
– Прямо вот ни с того ни с сего?
– Ну практически!
– А точнее?
– Он её за жопу хватать начал, – не выдержал томительного молчания Ваня.
– За жопу? Александр. Как это за жопу незнакомую даму можно хватать голыми руками? Я и жену-то свою лишний раз, бывает, стесняюсь.
– Ну вот… что-то… как-то… так получилось…
– Как получилось? По какой причине?
– Больно уж жопа у неё красивая была!
– Да ты опасен! – командир резко отошёл на шаг назад и посмотрел себе за спину. – У меня-то хоть не красивая?
– Некрасивая, тащ командир! – поспешил его успокоить замполит. – Не волнуйтесь!
– Сергей Анатольевич! Я вот за вас волноваться не могу перестать! Вы, может, отдохнуть в каютку сходите на пару часов? Или там словарь рифм полистать – у вас же есть словарь рифм? На вас же командирское поручение висит по подбору рифмы к слову «клювики».
– Ни-и-икак нет, тащ командир! Как я могу отдыхать, когда тут такое возмутительное пэпр… папр… пыпр… попрание моральных устоев! Я должен присутствовать, я щетаю!
– Ну ясно, да. Ну так что там дальше было, гуси?
– Ну и мужик ейный не выдержал, конечно, надругательство над своей собственностью…
– Это ты про жопу сейчас?
– Про жену. И кинулся Сане в морду дать…
– Логично! И?
– Ну и мы же боксёры с Саней…
– Это заметно, да.
– Саня хоп – сгруппировался, оп – уклонился, чик – стоечка, хук справа – на! И муж в барабанной установке. А с аккордеоном чувак вскакивает и такой: «Да вы охуели инструменты ломать!», а я ему: «Да ты охуел матом ругаться: тут же женщины и люди в зале!» и в лоб ему – на! И тут началось: люди откуда-то набежали – кто музыкантов бьёт, кто нас, кто друг друга…
– То есть битва началась?
– Ага. Ну нормальная такая, благородная, без ножей и бутылок всяких – руками и стульями все бились…
– А женщины?
– А женщины в сторонке стояли и волновались.
– А потом?
– А потом облава: милиция, ОМОН, крики, ругань и кавардак…
– Стоп! Товарищи офицеры! Внимание: теперь вы знаете преамбулу в деталях и уже представляете себе последствия, да?
– Да! – загудели все в ответ, а зам всхрапнул.
– А вот и нет!
Командир решительным шагом идёт к своему месту, разворачивает газетку и достаёт из неё… почётную грамоту.
– Вот! – трясёт ей над головой. – Зам начальника ОВД лично привёз! Зачитываю: «ОВД города Северодвинска выражает благодарность лейтенантам Такомуто и Такомуто и просит командование войсковой части поощрить их за оказанную помощь в задержании нарушителей общественного порядка и погрузку их в дежурную машину наряда милиции. Начальник ОВД Такойто. Подпись. Печать».
Командир помолчал пару минут, чтоб все точно усвоили, что он только что прочитал, и спросил:
– Ну?
А все молчат: что «ну» – то? Что тут скажешь? Ну, охуеть поворотик, да.
– Ну что? Какие будут предложения? Что делать с этими танцорами?
– На-ка-зать! – встрепенулся зам. – По всей строгости! С занесением! И вынесением! И в боевой листок их! И в личную карточку записать!
– Позвольте! – не выдержал старпом. – За что же их наказывать? Да и на каком основании? Кто мы такие, чтобы спорить со слугами закона! (старпом поднял вверх палец). Написано: «поощрить», значит надо поощрять! И никаких гвоздей! Каждый! (старпом встал и обвёл всех взглядом) Каждый может попасть в такую ситуацию! Но! Чтоб так из неё выпутаться! Это надо в школе преподавать. Детям!
– Ой, да не обращайте на него внимания, – махнул командир в сторону зама, – ну вы же видите: он в параллельной Вселенной сейчас и неизвестно чем там вообще занимается. Хорошо ещё, что про партийную характеристику не вспомнил!
– Да вот! – вспомнил зам. – И в партийную характеристику! Занести!
– Кого?
– Вот это вот!
– Что вот это вот?
– Вот это вот всё! Возмутительное!
– Так отменили же партийные характеристики уже лет пять как!
– Да?
– Борода! Ну, так расскажите нам, гуси, как вы дело-то развернули в такое неожиданное русло?
– Да как-то само вышло. Ну менты кричат: «Стоять! Не двигаться!» Мы с Саней стоим, не двигаемся, – команды же надо выполнять. А эти… гражданские, ну, дёргаются что-то, хамят. Ну мы одного, второго успокоили, менты – остальных. Потом они говорят в машину всем проследовать, и мы опять же следуем, а те опять ерепенятся, а нам же в море, нам же надо по-быстрому, чтоб успели задержать нас, оформить, то да сё, в комендатуру, а там уж и вы бы нас забрали: некогда, короче, тянуть. Ну мы с Саньком быстро там всех в машину и запаковали, а следом и сами лезем, а нам главный там ихний говорит: «А вы куда, ребята, вас до порта подбросить, что ли?» А мы говорим, да мы как бы тоже… дрались же и порядок нарушали. Общественный. А он наши данные переписал и говорит: «Любой может подраться и порядок нарушить, но вот помогать органам его восстанавливать – это сознательность иметь надо, и не каждый на такое способен! Эх, все бы такие были хулиганы, как вы!». И ещё, ступайте, говорит, или вас подбросить до порта?
– Ну и что вы?
– Ну подбросились, да. И спать потом легли на пароходе уж. Вот, собственно, и всё.
– Да-а-а. Всякое я видал, а ещё больше слыхал, но такого… как так можно-то?
– А потому что минёры могут! – это наш родной переполнился гордостью.
– Минёр. Вот на кой хрен ты напоминаешь мне о своём существовании, а? Ладно, все свободны, через десять минут приготовление к бою и походу.
– А с этими-то что решили?
– Да пусть живут пока, а там посмотрим.
А позже и Саня уже женился, и посторонние жопы его стали привлекать намного меньше. Во всяком случае, до драк больше дело не доходило.
Как говаривал в своё время товарищ Чингизхан, настоящий мужчина должен обладать двумя критически важными для него способностями: уметь повелевать и уметь подчиняться. И вот видите, ведь не зря же говорил – вон как некоторых это в жизни спасает. Единственное, о чём Чингизхан умолчал, так это как определять на глаз ситуации, в которых надо повелевать, а в которых подчиняться. Но это уже каждый сам для себя должен уметь решать, правильно?
