Пластилиновая пуля

Пластилин всем хорош: мягкий, пластичный, красивый и податливый, когда тёплый. Но у пластилина есть и существенные недостатки: он мягкий, пластичный и податливый, лишь когда тёплый – чёртов дуализм, и здесь не может оставить в покое бедных людишек! Несмотря на всю эту запутанность, пластилин необычайно полезен для боевых кораблей: им же можно опечатывать.

Опечатываются двери, опечатываются сейфы, опечатываются приборы, опечатываются отдельные кассеты в стойках оборудования, опечатываются папки, опечатываются чемоданы, опечатываются ключи и опечатываются печати: всё, на чём можно оставить малейшую плюшку этого вещества, подлежит опечатыванию. По здравому рассуждению, следует признать, что, вероятнее всего, так и принимается решение о необходимости опечатывания чего-либо на корабле: можно налепить пластилин – значит опечатыванию подлежит; нельзя – ну ладно, не такое уж оно и секретное.

Для чего точно не подходит пластилин, так это для изготовления из него пуль. Вот, значит, про один случай из жизни воспитателей на флоте я вам сегодня и расскажу.

Один выход в море оказался у нас настолько обыденным и скучным, что заскучал даже зам. И это, на секундочку, человек, который с лёгкостью способен был вертеть, на сами понимаете чём, скуку в течение трёхмесячной автономки! И настолько он маялся, что, не поверите, решил даже поработать свою непосредственную работу. Сначала, конечно, с сожалением вспомнил, что теперь он не замполит, а воспитатель и хоть по прежнему является заместителем командира, но, как раньше, уже не устроишь проверку конспектов по марксизму и ленинизму и не побубнишь на партсобрании об итогах двадцать второго съезда партии по вырезке из газеты «Правда». А ведь надо что-то придумывать для воспитания личного состава… А воспитание это вам не просто так, если вы не знали.

Повертев в руках все имеющиеся на тот момент первоисточники по организации воспитательного процесса (Макаренко «Педагогическая поэма», Спок «Книга для родителей» и Дзержинский «Избранные произведения в двух томах») он понял, что для текущего положения дел вещи эти малопригодны. Матросы всё равно признают только один рычаг воспитания – отсрочка дембеля, а с мичманами и офицерами так и вовсе запутаешься: угрожать им нечем и к каждому нужно искать индивидуальный подход, а это требует такого приложения сил и времени, что намного проще и приятнее выглядит перспектива свихнуться от скуки.

Но. Замполиты не таковы, чтоб сдаваться перед первым попавшимся препятствием. Правда, в большинстве своём и не таковы, чтобы искать способы его преодолеть, но вот обходной путь найти – это да, это вполне себе.

Зам думал во время ужина, думал во время вечерней дрёмы, думал во время вечернего чая, думал в парилке и, наконец, идея пришла в его голову, когда он прыгнул в ледяной бассейн.

«У-у-у-ух, бля! – подумал зам, обжёгшись. – О! Точно! Будем бороться с матом!».

Принимая душ Шарко, лёжа в солярии и бегая трусцой на беговой дорожке, зам перебрал в голове средства борьбы, известные военной психологии, начиная от шпицрутенов и заканчивая презрением Родины. В итоге остановился на самом эффективном из доступных в цивилизованном обществе: боевой листок.

Боевой листок… Ох, не поверите, но даже вот слеза сейчас на глазу навернулась от воспоминаний об этом, безусловно гениальном, изобретении военного отдела КПСС. Судите сами: по сути дела, боевой листок, это устройство, заменяющее бойцу телевизор, театр, радио, газету, маму, папу, любимую девушку и весь пласт классической литературы человечества. Боевой листок несёт на себе функцию развлекать воина, доводить до него нужную информацию, просвещать его и направлять все его помыслы в нужное русло.

«О! Что же это за устройство такое! Копайте! Копайте глубже: мы должны его отыскать!» – воскликнут далёкие потомки, если раскопают где-нибудь в светлом будущем этот рассказ. И даже, знаете, не хочется сейчас им правду рассказывать, чтоб не позориться. Но ладно уж – где мы, а где светлое будущее, правильно?

Боевой листок – это бумажный прямоугольник серого, желтовато-коричневого или белого цвета с размерами 21 на 29,7 сантиметров с заранее отпечатанной на нём «шапкой». На «шапке» изображения бывают разные, но обязательно с толикой пафоса и максимально патетичные: там могут быть пушки, лавровые венки, корабли, памятники, звёзды, серпы с молотами, герои прошедших войн. Но чаще всего – матрос с обязательно строгим взглядом, направленным вдаль, прямо вот в это самое ваше светлое будущее. Матрос непременно красив, строг, славянской внешности в белых перчатках и с автоматом на груди, ленточки бескозырки вьются так, что сразу понятно, где стоит матрос – на бушприте или непосредственно перед ним. Вот уже самим своим видом этот матрос обязан настроить вас на правильную волну, осталось только что-то написать на чистом поле. А, чуть не забыл! Для того, видимо, чтоб уберечь хрупкую психику мирного населения, боевые листки запрещено выносить за пределы воинской части. На каждом так и написано: «За нашу советскую Родину! Из части не выносить!».

Стопку вот именно этих метафизических бомб повышенной мощности и положил перед собой зам и, засучив рукава, начал. Начал, естественно, с перекура. Потом выпил чаю. Потом, от внутреннего напряжения, захотелось есть, и он сходил на завтрак со второй боевой сменой, хотя приписан был к третьей. Опять покурил. От отсутствия вдохновения решил прогуляться по отсекам и в трюме седьмого (куда он спустился из-за криков вестовых, которых били трюмные за то, что те макароны в цистерну грязной воды пихали) его осенило: стихи! Это должны быть непременно стихи! Вот уж где он зажжёт глаголом и местоимением сердца – к чёрту эти казённые фразы про стыд и недопустимое разложение нравов!

Фломастеры – вот, тушь – вот, листки – вот. Итак, приступим!

Но, блин, оказалось, что писать рифмой не такое уж и простое занятие, да и Пушкин этот забил всё стихотворное пространство своими чудными мгновеньями и прочими нянями с кружками: что ни начнёшь писать – всё в пушкинизм скатываешься. И кто это придумал, что у замполитов лёгкая работа? Но потом пошло: бутылочка «Арарата», как всегда, выручила.

«Отлично!» – подумал зам. – Вот первая и готова!» В запале творческого экстаза он не заметил, что нарисованный матрос даже немного покраснел скулами – в его нарисованной Вселенной «За нашу советскую Родину!» не использовали таких слов отродясь.

«Ха-ха! – подумал зам. – Пожалуй, что я сейчас рожаю новый вид воспитательной поэзии! И надо же: практически без мук!»

«Пожалуй, надо будет ребятам в штаб флотилии отнести подборочку! Пусть перенимают, так сказать, передовой опыт с линии фронта!»

И зам застрочил дальше:

Все, абсолютно все специальности (по крупным своим группировкам) были охвачены горящим глаголом: было и про акустиков, о том, что море не выносит слова «заебался», и про трюмных, хоть и кажется на первый взгляд, что вот им-то точно можно, но вот нет – нельзя. И боцмана, и штурманские электрики, и связисты, и даже один-одинёшенек секретчик – и тот не ушёл от разящей длани рифмованной сатиры.

Процесс длился до самого утра, сон в почтении отступил от организма и покорно ждал в сторонке: спасибо, что отнесся с пониманием, чего уж тут! Утром – что по лодочным понятиям дело довольно условное, но раз уж на вахту заступала третья боевая смена, то в астрономической составляющей быта было восемь утра – зам прошёл лично собственными ногами по всем отсекам и развесил листовки: где на скотч, где на пластилин, где на кнопки. А у минёров так и вовсе пришлось лист плексигласа откручивать от фанерки и помещать под него призыв к культуре в быту.

Повисели боевые листки минут пять, а может, десять – никто толком и проникнуться не успел (на боевые листки мало кто обращал внимание, если их не рисовал трюмный матрос Вася) – на беду воспитательного процесса старпом решил сходить в центральный пост. На проходной палубе седьмого отсека он с удивлением обнаружил призыв к трюмной братии исключить из лексикона фразы «в пизду» и «ебись оно всё конём!», на секунду завис, а потом со словами:

– Да совсем охуели уже, ну! – сорвал листок со стены.

– Серёга! – из восьмого с таким же листком к нему вышел старпом по БУ. – Ты глянь, что творят, вахлаки!

– Так. Всё ясно. Это бунт! На-ка, отнеси мою документацию в центральный, я сейчас подойду туда рвать и метать – передай пусть начинают бояться!

Старпом сразу всё понял и побежал по отсекам – в каждом он снимал боевой листок и нёс их все аккуратной стопочкой под мышкой. В семнадцатом, чтоб не возиться с плексигласом, снял весь щит и волок его за собой.

– О, вы сегодня «кум скуто», Сей Саныч! – обрадовался комдив-три появлению в центральном предельно злого старпома.

– Всё шуточки шутим, да? – старпом хлопнул об стол стопкой боевых листков. – Собрать командиров отсеков!

– Всех?

– Нет, блядь, двух соберите! Всех! Всех до единого!

– Серёга, а ты чего злой такой с утра пораньше? – из штурманской выглянул командир.

– Тащ командир, я вам потом расскажу, ладно? А то боюсь, что от праведного гнева вы нам курс не туда проложите!

– Да? Ну ладно, занимайся. Только не бей никого – мы же экипаж высокой культуры и быта!

Командиры отсеков собрались на всякий случай с отсечной документацией и малоорганизованной кучкой толпились в центральном – ждали. Старпом тоже ждал.

– Так, – начал он, когда ожидание достигло пика и уже даже начало скатываться вниз, – что это за организованный демарш на подводной лодке? А?

Все переглянулись для порядка, с удивлением вспоминая, когда это они демарш организовать успели, – вот минуту назад его не было, а сейчас на тебе: есть, старпом же зря говорить не станет.

– Вы о чём, Сей Саныч?

– Я о чём? Нет уж, будьте добры, расскажите мне о чём это вы!

– Мы?

– Вы-вы! И вот вы, и вы, и вы тоже! А от вас-то я вообще этого не ожидал!

– Этого?

– Этого-этого! Вот этого вот!

Старпом похлопал по стопке и пнул ногой щит из семнадцатого.

– А что это, Сей Саныч?

– Я не понимаю, кто здесь кому вопросы задаёт! Я вас спрашиваю, что это такое?!

– Ну… это боевые листки, очевидно же! – не выдержал минёр этой пикировки одинаковыми вопросами.

– Та-а-ак! Уже лучше продолжай, раз решил облегчить себе участь чистосердечным признанием!

– Участь? Признанием?

– Какое из этих слов ты не понимаешь? А? Я что, слишком сложно с вами разговариваю? Или, может, мне на ваш, так сказать, глубоко народный язык перейти? А!

– Что за шум, а драки нет? – в центральный вошёл довольный зам. И, знаете, он прямо светился изнутри, как светится человек, только что обредший своё предназначение и только что его изящно исполнивший.

– Блядь, вот точно! Тебя же забыл позвать! Ты погляди! Погляди, что эти маралы устроили! На боевых листках! На боевых постах! В боевой подводной лодке! В боевом полигоне! На вот, на – почитай! Смотри: тут тебе и «хуй», и «пизда», и вот это вот слово, даже не слышал такого раньше! Смотри – вон матрос даже этот на боевом листке раньше с гордостью смотрел на окружающий его мир империализма, а теперь вон как погрустнел! О-ху-ел, я не побоюсь этого слова, даже нарисованный матрос!

Зам очень густо покраснел и даже позволил себе растеряться на пару секунд, чего раньше за ним не замечалось. С одной стороны, эффект от его воспитательного процесса по бурности превысил самые смелые ожидания, а с другой – имел диаметрально противоположный знак.

– Ну! Чего ты молчишь? Ты же воспитатель! Давай: ну-ка, воспитай мне их немедленно!

– Серёга. Это я написал.

Командиры отсеков облегчённо выдохнули и начали переминаться с ноги на ногу более расслабленно.

– Ты?!!

– Я.

– С какой целью?

– С целью борьбы с матом на корабле.

– С целью борьбы с матом на корабле, ты выпустил листовки с матом?! То есть, ты матом решил бороться с матом? Это что, вам методички такие новые разослали?

– Сам придумал. Ну а как с ним ещё бороться, чтоб доходчиво и эффективно?

– Киянкой по башке, может, или пинками под жопу, может, подзатыльниками… Я не знаю, я же не воспитатель! Я – боевой конь! Я могу кусаться, лягаться, скакать, тащить и везти. Иногда ржать. А как воспитывать – это уж твоя стезя.

– Ну вот я так решил. Воспитать. Ну чтоб доходчиво.

Старпом взялся за голову. Из штурманской опять выглянул командир:

– Ну что, Серёга? Караешь уже или предварительные ласки пока?

– Ложная тревога, тащ командир! Это я спросонья. Не разобрался!

– Ну, ничего страшного! Запиши как профилактическую порку. Профилактика-то тоже нужна, правильно я говорю, тащ замполит?

– Так точно, тащ командир! – ответил зам, хотя вопрос «прав ли я?» из уст командира на корабле имеет оттенок риторичности и предполагает всего два ответа: «абсолютно прав» и «как всегда прав». Поэтому командир и ответа не стал выслушивать, скрывшись в штурманской рубке.

– Так. Все свободны! А вас, товарищ капитан второго ранга, я попрошу остаться!

– Слушай, – продолжил старпом, когда командиры отсеков разошлись, – вот ты же золотой человек у нас! И в бою на тебя можно положиться, и в быту. Но как возьмёшься за свою работу, то вот как пуля из говна – вроде и по форме похожа, и по размеру, а врага не разит!

– Ну чо сразу из говна-то, а?

– Ну да, простите, не подумал. Из пластилина пусть будет! Вот если так посмотреть, то пуля, а если начать использовать – пластилин!

– Ну я думал… как лучше.

– А ты, как я: ты не думай! Зачем думать-то – всё же в руководящих документах расписано!

– Да у нас сейчас, Серёга, того, с руководящими документами. Нет их, в общем, почти совсем, а показатели требуют и отчёты.

– Да, нелегко вам! То ли дело штурман или связист, или вот, к примеру, электрик – вообще зря свой хлеб едят, я считаю! Слушай, а вот это вот, что за слово ты написал? Первый раз такое слышу.

– Я тебе это… потом расскажу, ладно?

– Ладно. Ох, слушай, вот устал прямо от этого воспитательного процесса! Вот только начал и уже устал! Надо, пожалуй, к боевой подготовке срочно вернуться – отдохнуть в бою!

– Слушай, знаешь, что подумал сейчас? – крикнул старпом вслед заму. – Это как же, оказывается, хорошо, что ты рисовать не умеешь!

Потом к старпому прислали делегацию с просьбой выдать боевые листки для ознакомления, а то стресс же все пережили и дрожали поджилками от страха, так хоть в качестве компенсации и чтоб не зря. Какой далеко идущий вывод мы можем сделать из этого случая? А такой, что из пластилина нужно лепить, а пулями нужно стрелять, а если из пластилина слепить пулю, то стрелять ей нельзя, хотя с виду будет очень даже похоже.

И поэтому, прежде чем применять каждую свою черту характера и каждую свою особенность организма на практике, внимательно присмотритесь: а точно ли она подходит для данной цели, а то вдруг?