Со всей пролетарской ненавистью

Саша купил себе рыжие ботинки «катерпиллер» за целых шестьдесят рублей, что по тем временам составляло ровно одну третью часть его зарплаты, и гордо объявил об этом после отработки вахты.

– Ну, неси, заценим!

Ботинки были ничего такие с виду, но некоторые детали указывали на то, что сшили их всё-таки в лучшем случае в одной поднебесной стране, а то и вовсе в подвале на соседней улице. Да и вероятность купить на рынке в городе Мурманск-150 фирменные ботинки этой марки в тысяча девятьсот девяносто пятом году равнялась тому, что чайник Рассела действительно существует.

– Чо, – прошептал мне Андрюха на ухо, пока Саша хвалился ботинками в другом конце центрального, – скажем ему, что слово «гусеница» на английском языке пишется через «си», а не через «кей» и с двумя «эл»?

– Ты дебил? А если шкертанётся с горя?

– Ну, заебись, котлет хоть на поминках пожрём!

– Не, давай лучше на обмыв его разведём!

– А и то правда! Александр! Говно ваши ботинки, и развалятся за два месяца!

Саня густо покраснел и выпучил глаза:

– Ты… чё, Андрюха?

– А через плечо, Александр! Не знаю, как у вас, электриков, а у нас, военных моряков, считается, что вещь, которая не обмыта с товарищами не может приносить радости хозяину и экспоненциально теряет свои эксплуатационные качества!

– Андрюха, дык это же просто ботинки!

– Дорогие ботинки, заметьте, Александр! И ну и что, что ботинки? Когда я купил себе просто машину, тебе не помешало это два дня из-за стола у меня не вылезать!

– Не, ну ребята, так-то я не против, чо. Давно не собирались! Давай на пятницу это… запланируем, не вопрос.

– Ага, то есть я в пятницу заступаю на вахту, Эд в субботу на дежурство – заебись, Александр Хитрожопович, спасибо, чо!

– Ну я не подумал, чего вы сразу-то? Ну, давайте завтра, как сменимся!

– Во-о-от! Абсолютли другой разговор! Абсолютли! И, Александр, со всей пролетарской ненавистью обмывать будем! Чтоб и в гроб тебя потом в этих же ботинках и укладывали!

– Что, – говорю, – Андрюха, котлет-то всё равно хочется?

– Просто нестерпимо!

А пока мы будем достаивать вахту, я расскажу вам кое-что как бы про ботинки, но не совсем про них. В те времена мы у Родины были натуральными пасынками – и я просто констатирую факт. Нас не любили так, как лётчиков, и скудную форму одежды выдавали крайне редко и неохотно. А ботинки (обычные военно-морские ботинки чёрного цвета) пропали вообще года на два. То есть, придя на вещевой склад, можно было получить пилотку нового образца, которую называли, если ласково, то «буйновкой», а если от души, то «пиздой», шинель нового образца, носить которую считалось признаком дурного тона и абсолютной безвкусицей, и погоны, в основном, парадные. И всё. Поэтому офицерский корпус подводных сил считал своим святым долгом, покупая обувь за свой счёт, выбирать только коричневый, синий или зелёный цвета. Какой угодно, в общем, только не чёрный. Чтобы на очередном строевом смотре доложить очередному адмиралу, что стоит офицер в коричневых ботинках не потому, что он клоун, а потому, что ботинки ему не выдают, а за свои деньги он считает возможным покупать обувь только того цвета, который требует его душа. Правда, ботинки эти цветные надевали только на строевые смотры, а так-то ходили в чёрной обуви, потому что не клоуны же, в самом-то деле.

А ещё вот что удивительно, если об этом задуматься с точки зрения здравого смысла: гражданскому человеку холодно – он оделся, тепло – разделся. Как так можно жить вообще? То ли дело у военных – вышел приказ о переходе на летнюю форму одежды, значит, тебе тепло и доставай белую фуражку вместо зимней шапки. Хорошо хоть шинель снимать не заставляют, форма одежды «гвоздь» называется. Холодно, пиздец, первые пару недель, но потом уши отмерзают и привыкаешь.

Проводил как-то у нас штаб флотилии очередной строевой смотр как раз в этой форме. А на улице холодно, как в аду, то ли дождь, то ли лёд с неба сыплется, дует, как из кочегарки, только холодом, и даже хмурые тучи бегут по небу стадами в Швецию от этого беспросветного майского дня. Ну, офицеры штаба флотилии ходят вдоль строёв, спрашивают у всех про ботинки и статьи Устава, а наши командир дивизии с заместителем за спинами у нас стоят:

– Саша! – гомерическим шёпотом зовёт командир дивизии нашего командира. – Иди сюда!

– Тащ. Так строевой смотр же!

– Скажем, что я лично тебя осматриваю! Иди сюда, ну!

Осторожно, бочком, командир переместился к их дуэту и теперь они стояли довольно колоритным трио.

– Во, смотри, что мне замполит дал! – и комдив вытащил из кармана сложенную вырезку из газеты. – Перечень формы одежда контингента НАТО в скандинавских странах.

– И чо там?

– Пятьдесят семь наименований формы одежды, включая шерстяной ремешок для часов и шерстяной коврик, чтоб под жопу его стелить, если резко захотелось сесть на природе.

– Это ж вот тут, за углом у нас, надо же!

– Саша, не надо делать из меня большего дурака, чем я есть, – я знаю, где находятся скандинавские страны!

– Та-а-ащ контр-адмирал, да это я рисанулся, что тоже знаю, где они находятся! Не, ну коврик – это пять, конечно! У нас, если ты захотел резко сесть, то тебя обязательно кто-нибудь выебет за то, что тебе так нечем заняться, что ты не то что бегом на полусогнутых не передвигаешься, а ещё и сидишь!

– Чуть не измена Родине, да! Ну а так-то бедные они, да? То ли дело у нас – застегнул шинель на все пуговицы – носишь зимой, расстегнул две верхние – носишь летом. Высшая степень торжества универсальности для этой части Вселенной! От этого меня восторг наполняет до самых кончиков волос!

– Так вы же того… лысый.

– Ну и что? Рассказать тебе, где у меня волосы растут?

– Не-не-не! Я боюсь, что не вынесу этаких пошлостей!

– Ага. Внесёшь только. Не, я, знаешь, чего не понимаю: а как они там вообще организацию свою поддерживают в работоспособном состоянии? Вот ты сказал, например, Павлову: пиздуй, мол, Павлов в штаб и принеси мне оттуда документ особой важности. Надел Павлов шинель, фуражку, пиздец холодно – у меня уши сейчас отваляться, хорошо, что мозга нет в голове уже, кость-то и не мёрзнет, пошёл в штаб и принёс тебе бумажку. А у них? Аналогичный Павлов только собираться два часа будет, пока там коврики все упакуешь, а вдруг присесть захочется, ремешки и батарейки в стельки вставишь – мы же их завоевать уже успеем!

– А вам бы только завоевать кого, да, тащ контр-адмирал?

– Ага, сейчас особенно хочется и желательно штыковой атакой! Завоевать, может, и не завоюю, но хоть согреюсь. Мне уже кажется, что если я сейчас высморкаюсь, то тебе в ботинок сосулька воткнётся!

– А вы в платок же, тащ.

– Саша. Вот у тебя не зря башка такая здоровая и лысая. Ты же гений, Саша, ты в курсе? Я-то всё думаю, на кой хер я двадцать лет с собой платки в карманах таскаю, а оно вон оно что, оказывается. Да-а-а…. Век живи – век учись! Только слёзы им до этого вытирал, когда в моря тебя провожал, ну и один раз в штабе флотилии, когда меня ебли за то, что ты «Марьяту» обнаружил раньше, чем она тебя.

– А ебли-то за что?

– Дык от этого я и заплакал в итоге, что они внятно и сформулировать не могли, за что же они меня ебли.

– А командиру-то «Марьяты», небось, крест железный выдают имени кого-нибудь там святого покровителя, когда он нас обнаруживает.

– Не, Саша, они же гражданские там. Автомобиль, наверное, дарят – «вольву» там или «сааб».

– Фу. То ли дело я, кандидат в Герои Российской Федерации, на штабном УАЗике на работу езжу, когда на него солярку находят, чтоб заправить!

– Ну. Я-то на нём ссу ездить, если честно, – на бербазе документы на него подняли, а он мой ровесник!

– Ну вы-то получше сохранились!

– Это-то да, не сравнить! Ладно, пошли в строй – заканчивают, вроде.

Сменились мы с вахты, помылись-переоделись и дружным квартетом пришли к Саше домой. На столе было богато: коньяк (три бутылки), водка (две бутылки), вино (одна бутылка), шоколадка (две штуки), лимон (судя по всему – один, порезан и посыпан солью).

– О, бабы будут! – обрадовался Андрюха.

– Да нет, не будет, с чего ты взял?

– А вино ты кому купил?

– Да я давно его купил – всё никак не выпьет его никто, надоело уже!

– А закуски-то, закуски-то! По-богатому ботиночки обмывать будем!

– Да я не успел. Что в холодильнике было – то и выложил, давайте хлопнем по стописят да на рынок сбегаем!

– Ну, давайте!

Под две шоколадки мы выпили весь коньяк, а под лимон – бутылку водки.

– Ну что, побежали!

– А что брать-то будем?

– Там по ходу и определимся!

Определялись мы дольше, чем пили коньяк. В итоге взяли мяса на шашлык, помидоров, баклажанов, огурцов, какого-то сыра, кетчупа, майонеза, ещё коньяка и ещё водки. Во дворе быстро развели мангал, пока был огонь, пожарили на нём баклажаны (внутри – сало от мяса) с помидорами и отправили самого трезвого (определяется по чёткости выговаривания слов «сиреневенький», «тупорыловатый» и «с подвыпердотом» – возьмите на заметку) резать салат, а сами под коньяк, естественно, зажарили мясо. Под реальные басы из бумбокса «Панасоникс» мы обмывали ботинки так, как не все и свадьбы-то празднуют. Но этого всё было мало, требовалось чего-нибудь эдакого, для души. И где-то за полночь кто-то спросил:

– А не пойти ли нам в «Северное Сияние»?

– Точно! Пошли в «Северное Сияние»!

И мы пошли в «Северное Сияние» – так называлась гостиница, на первом этаже которой была столовая, в которой вечером опускали шторы, в три раза поднимали цены и называли это уже рестораном. Всё, что вам нужно знать об этом ресторане, – это то, что самым красивым и оригинальным в нём было его название. И сейчас тут был сарказм, потому что назвать ресторан за Полярным кругом «Северное сияние» – это, пожалуй, самое неоригинальное, что я встречал в жизни.

– Мы чё, пешком пойдём? Стоять, я сейчас такси вызову!

– Саша, он через дорогу, какое такси?

– Похуй, где он! Не главное быть, главное – слыть!

– Ладно, мы пошли тогда, а ты потом на такси подъезжай.

– Не, ну чё вы?

– Не, ну Саша, мы там дорожку красную постелем, оркестр построим, лепестков роз в корзины наберём, ну чтоб уж слыть тебе и слыть!

Короче, пошли пешком. Там плясали, помню, до упаду. Пили, само собой. В конце чуть не побили диджея за то, что он нам отказался ставить в восемнадцатый раз какую-то песню, мотивируя это нелепыми отмазками, типа у него закончился рабочий день. Тоже мне – причина! Тут люди ботинки обмывают, а не просто так! От обиды мы не оставили на чай и зачем-то украли одну чайную ложку, хотя даже непонятно, откуда она вообще взялась – чай мы точно не пили. У Саши дома мы на ход ноги допили последнюю водку и собирались уже расходиться по домам спать, когда кто-то заметил:

– Полшестого утра. Ни фига себе – только сели же!

– Ха! – обрадовался Саша, доставая бутылку вина из холодильника. – Я знал, что пригодится! Как раз допьём, переоденемся – и на службу!

Так и сделали, службе-то всё равно, что мы ботинки обмывали, её же нужно служить невзирая на.

– Эд, – подошёл ко мне Саша вечером, – долгани десятку до получки?

– Здрасьте, так тока же получка была!

– Ну дык шестьдесят на ботинки и сто двадцать на их обмыв – вот и вся тебе получка!

– Ну, долгану, чо! Зато ботинки так обмыли, что ноги по колено стопчешь, а ботинки как новенькие будут!

Ровно через два месяца эти ботинки и развалились.

Из этого и нескольких аналогичных случаев я сделал для себя выводы, что крепость и срок существования чего-либо не зависит от того, с каким размахом и помпезностью вы это празднуете и сколько гостей при этом присутствует. Что не лишает праздники смысла, конечно, но, с другой стороны, и не заставляет искать для них каких-либо формальных поводов типа свадьбы, дня рождения или покупки другом новых ботинок. Глубокая мысль, да?