В умелых руках

Где бы вы ни жили и чем бы ни занимались, у каждого из вас в жизни есть вещи и события, которые происходят независимо от того, хотите вы этого или нет. Я сейчас не обстоятельства имею в виду, а те события, которые происходят регулярно и с заранее прогнозируемым исходом. Например, поход к зубному врачу или приезд в гости тёщи на новогодние каникулы. Ни кариес, ни тёщу не волнует, хотите вы этого или нет – в данном случае они и есть те вещи, которые происходят независимо от вашего желания. У всех офицеров флота тоже есть такие события, и одно из них – проверка вышестоящим штабом.

Даже если моряк служит на каком-нибудь занюханном корыте и за всю службу ни разу не выходил в море, то всё равно как минимум два раза в год его проверяют. А уж если он в боевом экипаже, то проверки он встречает чаще, чем своих родителей. Намного чаще. К проверкам готовятся все – и офицеры штаба, и проверяемые моряки. Офицеры штаба наглаживают манишки, достают новые галстуки и красивые зажимы для них в виде подводных лодочек, везде тщательно бреются и в день проверки не похмеляются с утра на работе. А моряки в основном шуршат приборку и приводят в порядок документацию. Понятно ведь, почему без качественно сделанной приборки невозможно пройти проверку? Мне – нет, но так заведено. А документация – это вообще основа основ во флоте! Не важно, как хорошо подготовлены твои матросы и мичманы, сколько лет они служат и как матёры в знании своей матчасти, если у тебя нет планов занятий с ними, то считай всё зря: вы все жалование получаете, потонете в море, как пить дать!

А учёба, она же в армии непрерывна и чисто условно делится на два периода обучения: летний и зимний. Они ничем не отличаются друг от друга, и распознать в суете дней их можно только по оргпериоду, которым каждый начинается. Оргпериод – это такой флотский способ борьбы с энтропией, его проводят для того, чтобы углубить, усилить, расширить, закрепить, настроить и накрутить хвосты. В оргпериод вам запрещают сходить на берег, заставляют спать в казарме или на корабле, вы делаете в два раза больше приборок и передвигаетесь по территории базы только организованными группами и строевым шагом. А потом наступает апогей оргпериода: строевой смотр, на котором суровые офицеры штаба проверяют ваш внешний вид, цвет ботинок и пытают у вас знания статей Корабельного Устава. А дальше снова разброд и шатание поглощают всё. Ну, по мнению офицеров штаба. Поэтому периодически они и устраивают проверки хода подготовки, к которым заранее предлагают подготовиться. Подготовка заключается в основном в том, что ты стираешь в тетрадке с планами занятий прошлогодние даты и аккуратно вписываешь нынешние.

– Витя, ты подготовил тетрадь боевой подготовки команды, завтра же проверка штабом?

– Конечно, – фыркает старшина команды и протягивает мне тетрадь, которая служила на этом крейсере ещё до того, как он поступил в учебку. Мы с тетрадью хорошо знакомы, и я знаю точно, на какой у неё странице приклеились крошки от табака и где меня встретят кружки от стаканов с чаем, а тетрадка знает, что я сейчас скажу:

– Витя, ну опять?

– А чо такого-то?

Да ничего, конечно. У меня и у самого такая тетрадь, чуть помоложе только. И офицер штаба, который меня будет проверять, пожмёт тетрадке лапку, как своему старому знакомому, и выдумает из головы пару замечаний по ней, хотя он её проверяет уже не первый год и замечаний там уже не может быть никаких в принципе. Мы смотрим друг на друга честными глазами, и я честно делаю вид, что это свежая тетрадь, сделанная мной вот буквально вчера, на оргпериоде, а он также искренне делает вид, что верит мне всей душой и сверяет список тем занятий со своей тетрадью, которую он сделал позавчера, но на самом деле она досталась ему ещё от позапрошлого флагманского специалиста, который давно уволился с флота и качается в кресле-качалке у камина на своей даче под городом Пушкин с пекинесом на коленках. Вот она – преемственность поколений на флоте. А вы как думали?

Самое плохое обстоятельство, которое может случиться, – это смена командира или механика, то есть лица, которое утверждает все документы на корабле в своём подразделении. Это же надо ползать по всему кораблю, разыскивать все инструкции, расклеенные там, где не ступала нога человека, и менять их… ну или просто наклеивать на пожелтевшую инструкцию белоснежную полоску с новой фамилией. И всё равно, как тщательно ты это ни делай, проверяющий хоть одну старую инструкцию да найдёт!

– У них инструкция по управлению холодильной машиной номер шесть с нарушениями оформлена! – гордо объявит он на подведении итогов.

– Да где он её нашёл? – шёпотом спросит механик у комдива-три. – Всё же, блядь, перерыли!

– Думаю, с собой принёс за пазухой и приклеил втихаря, змей! – так же шёпотом ответит Антоныч.

– Отставить шептаться! – рявкает командир дивизии. – Почему бардак?!

– Виноваты, тащ контр-адмирал! Прошу разрешения устранить немедленно!

Этой холодильной машине двенадцать лет, она побывала в трёх автономных плаваниях и куче выходов в море, её обслуживают ровно те же мичмана, которые обслуживали её всю жизнь, они делают это уже даже не задумываясь, они по её чиханиям уже определяют, где надо что подкрутить и куда что вставить или долить. Но эта вот на хрен им ненужная инструкция обязана висеть, и вот эти вот слова «Виноваты! Разрешите устранить!» должны быть сказаны, как будто можно себе представить, что не виноваты или не разрешат устранить. «Не-е-е-ет, – скажут, – писькины дети! Вот не устраняйте! Пусть висит теперь бельмом на ваших хитрых глазёнках!»

А офицеры штаба, они же тоже разные бывают. Бывают те, которые умные, грамотные, всё понимают и ходят на службу в мятых рубашках. А бывают и такие, от которых избавились в связи с их профнепригодностью, отправив на классы или в академию, а они – раз! – и по распределению обратно вернулись в дивизию, но уже флагманскими специалистами, чтоб ходить с гордо поднятой головой и всех учить, как надо делать правильно, хотя сами не то что правильно, а вообще делать ничего не могли, за что и были сосланы с флота. И вот этим правильным офицерам штаба их же и будут ставить в пример.

– Погодите-ка! Как это «нет замечаний»?! – возмущённо спросит на проверке начальник штаба.

– Ну нет. Всё у них хорошо, к выходу в море готовы.

– А документация!

– Ну поправят они документацию, они грамотные, матчасть ухожена и в порядке, сам готов с ними в море идти!

– Самый хитрый? В море и дурак пойти сможет! А ты вот тут, на берегу, повоюй попробуй с бумажками! Что за отношение к проверке, товарищ офицер? Вы на проверку корабля должны идти, как богомол на спаривание! Умереть должны быть готовы на проверке, но долг свой выполнить! Вон флагманский минёр, берите пример! Нашёл селедочный скелет в трюме под краской! А вы что?

– Тащ капитан первого ранга! Ну вы же не предполагаете, что они трюм от краски зачистили, потом поели там селёдку, а потом трюм обратно закрасили? Ну давайте на Севмаш рекламацию напишем за эту селёдку!

– Эти? Эти – могли! А я не предполагаю! Я не философ тут оккамывами бритвами размахивать! Труп селёдки в наличии? В наличии! Это бардак? Бардак! А вы их в море выпускать собираетесь!

Так и не пустили нас тогда в море, дали две недели на устранение замечаний. Никто ничего не устранял, конечно, и скелет этот селёдочный до сих пор там в трюме живёт и здравствует, я уверен, но при повторной проверке всё у нас стало хорошо (ну как хорошо – более-менее), и в море нас выпустили.

Вся хитрость флотских проверок заключается в том, что результат их заранее известен. Вот прямо приходят офицеры штаба и сразу же за рюмочкой чая в каюте докладывают, пойдём мы в море или нет. Молодцы, конечно, с одной стороны, но с другой – никакой тебе интриги, дрожи в коленках и волнения. А иногда ведь и поволноваться хочется, на флоте мы или как? Например, когда нам нарезали задачу вывести в море отстойный крейсер ТК-13, то очень хотелось волноваться.

Он давно и прочно стоял у пирса, экипаж его потерял линейность и получал полное удовольствие от гордого звания «отстойный», как кто-то решил, что неплохо бы было ракушки-то с корпуса пообтрясти, пока к пирсу не прирос этот носитель счастливого номера. А нам, с одной стороны, было интересно попробовать, такой, знаете, азарт и юношеское «слабо», которое как ни крути, но присуще военным морякам в любом их астрономическом возрасте и звании. А с другой стороны, как-то неуютно было. Ну понятно, что не утонем, мы же мастера военного дела и горит всё в руках (в переносном смысле этого слова), но… всё-таки.

Приняли мы его, оставив в заложниках несколько человек из родного экипажа, чтоб крейсер не боялся нашего напора и наглости, и начали изучать состояние матчасти. Так себе было состояние, больше вам не скажу – военная тайна и всё такое. Недели две мы ковырялись в его нутре, пытались всё запускать, смотреть, нюхать и пробовать на зуб, а потом к нам приехал штаб с проверкой хода подготовки к выходу в море. Не, ну мы готовились к их прибытию: сделали большую приборку, попытались везде свет зажечь, переодели верхнего вахтенного в новый ватник со звездой и буквами «ВМФ» на спине, заставили его постирать повязку и почистить автомат. В общем, провели весь необходимый комплекс мероприятий.

– Товарищи офицеры! – объявил начальник штаба. – Никаких условностей! Дело это пахнет авантюрой, и хуй с ним с крейсером, но единственный линейный экипаж в дивизии мне жалко, не скрою! Поэтому проверять так, чтоб дым валили из рубочного люка и из Лопатки звонил озабоченный дежурный по флотилии: мол, что за чёрный дым валит из вашей дивизии! Ну что, Антоныч, – спросил он потом у нашего комдива-три в центральном, – как матчасть-то?

А Антоныч, знаете, он отличался от нормального военнослужащего тем, что нормальному, отдав приказание, нужно обеспечить его выполнение, а Антонычу достаточно было поставить задачу, и он ей тут же загорался с полутыка, как фитиль на зажигалке «Зиппо».

– Видали и похуже! – бодро доложил Антоныч.

На Антоныча все в центральном посмотрели круглыми глазами на два размера больше обычных, и даже сам начальник штаба удивился:

– Где?

– Ну… на ТК-202, например!

– Ты ещё с крейсером «Авророй» сравнил бы! Сможете в море-то его вывести?

– Так точно! В умелых руках и хуй – балалайка!

– Я один его боюсь? – спросил начальник штаба у командира.

– Не, это нормально, – его все боятся!

Шутили оба, конечно, никто Антоныча не боялся, но уважали его сильно, уж больно грамотный был, чёрт.

Одним из заложников с ТК-13 достался нам трюмный офицер Артём. Он был старшим лейтенантом, и командование решило, что не так уж и обязательно ему идти в отпуск. Пусть вон лучше Родину позащищает в составе боевого экипажа, а то ведь и пороху не нюхал ни разу – как попал в отстойный экипаж лейтенантом, так и торчал в нём, но не всё скоту масленица. Артём так искренне удивлялся тому ритму, в который он попал: «С корабля на… жопу», – говорил он и, заражаясь оптимизмом и целеустремлённостью, крутил, вертел, грузил, чинил и ругался матом на свой экипаж вместе с нами.

– Сан Антоныч! Я даже с флота уже увольняться не хочу! Я согласен с вами остаться, это же феерия просто, что вы творите! Но можно я посплю? – умолял он Антоныча во время нарезки тем очередного фронта работ.

– А когда ты спал в последний раз?

– Позавчера!

– Дрыщ! Да в твоём возрасте можно неделю не спать, не есть и не испытывать при этом никакого физического дискомфорта, скажи, Эдуард!

А Эдуард уже как раз всё сделал и планировал втихаря приспнуть часик-другой, поэтому с готовностью закивал головой.

Конечно, мы вывели крейсер в море. Даже интересно было на нём пошоркаться туда-сюда, погрузиться, всплыть и вернуться в базу.

Потом Артём всё-таки уволился с флота, устроив небольшой спектакль, но об этом я расскажу отдельно. А в этом рассказе что хотелось бы сказать, собственно. Если какое-то событие в вашей жизни неизбежно и даже результат его вам заранее известен и, может быть, не очень вам и нравится, но избежать его ну никак не представляется возможным, то просто расслабьтесь и получите удовольствие хотя бы от процесса. Это – флотская мудрость в отношении проверок. Ведь в любом процессе наверняка можно найти то, от чего можно получить удовольствие. Хотя бы осознанием того, что и он когда-нибудь пройдёт!