4. Вторая. Великан
– Сам Вечный, – ответил Эрвин, покосившись на нее с опаской. – Обнаженный, ибо свет истины должен сиять невозбранно, и с Печатью Оформления, и все это вместе называется позой творения.
– Печать… печать… – девушка нахмурилась, в памяти крутилось, что не так давно слышала это слово, и не при самых приятных обстоятельствах, вроде бы даже после того, как убила Фикра ре Ларгис. – Ах ты, точно, гореть мне в пламени!
– Что такое? – Халльвард оглянулся через плечо, на лице его отразилось недовольство.
Нейли сосредоточилась, вызывая из памяти голос дриада, шелестящий и мощный, такой глубокий, что от него дрожит все внутри, пахнущий молодыми веточками, клейкими листочками, едва вылезшими из почек:
– На тебе Его печать. Мы живем намного дольше людей, и хорошо помним времена Его власти, страшные времена, когда весь мир был отравлен, и корни гнили в земле, и небо сыпало ядовитый дождь на листья…
– Кто? Кто это сказал? – всполошился Эрвин.
– Один зеленокожий и золотоглазый, вылезший из чащи…
Нейли нахмурилась – похоже, дриад увидел на ней отметку Вечного, но когда она ее получила? В замке барона, где над ней попытались совершить некий странный обряд? Нет, в этом случае Куница с дружками, оказавшиеся поклонниками павшего властелина, не стали бы сражаться с дружинниками.
Или Фикр ре Ларгис пытался снять печать, а она ему помешала, упустила шанс избавиться от этой дряни? Она вспомнила глубоко посаженные глаза барона, властный голос, усы, так похожие на те, что носил ее отец… может быть, не стоило его убивать, нужно было немножко потерпеть?
Не иначе как не сдохший до конца Вечный направлял тогда ее руку!
– А кто зеленоглазый? – спросил Эрвин, грубо вторгаясь в мысли Нейли.
– Их зовут дриадами, – она раздраженно посмотрела на него, испытала желание сжать покрепче эту тощую шею, или вылить яду в вечно приоткрытый рот. – И они никогда не врут, если ты не знаешь.
– Да, я знаю… – поклонник Вечного сгорбился, лицо его стало до невозможности несчастным. – «Страшные времена, когда весь мир был отравлен, и корни гнили в земле, и небо сыпало ядовитый дождь на листья»… Неужели это правда? А все, что написано в священных книгах – ложь?
Девушка почти ощутила исходящий от него запах горя – кислый и противный. Почувствовала нечто вроде жалости – каково узнать, что все, во что ты искренне верил много лет, оказалось фальшивкой?
Но потом вспомнила, что именно такие, как Эрвин, облаченные в рясы или в доспехи, с именем Вечного на устах заливали землю кровью, убивали всех, кто осмеливался им возражать. Наслаждались властью, и называли эту власть «божественной», «нерушимой» и «святой».
И она вздрогнула от ненависти.
– Опять умничаете, – устало буркнул Халльвард. – Пошли.
«А ведь он не такой тупой, каким хочет выглядеть», – подумала Нейли, шагая вслед за воякой.
Статуя Вечного в позе творения вспыхнула белым огнем, и девушка вздрогнула, отступила к стене. На мгновение ослепла, но рука сама потянулась к мечу – что бы эта недобитая тварь ни замыслила, просто так я не дамся, буду сражаться, кусаться и царапаться…
Ярость заполнила Нейли целиком, а в ушах прозвучал настоящий рев «Убей их!».
Вспомнила, как Эрвин молился своему богу… наполовину вытащенный из ножен клинок… ненавидящие взгляды… Из памяти всплыло то, как Халльвард елозил на ней, воняя потом и похотью… его отвратительные прикосновения… Может быть и вправду прикончить обоих?
Свет исчез, рев затих, девушка обнаружила, что стоит, прижавшись к стене, и что ее трясет, как листок на ветру. Глаза защипало от закапавшего с бровей пота, а подняв руку, она увидела, что та дрожит, как у старухи.
– Нет… это невозможно… – прошептал Эрвин, как-то суетливо подергиваясь. – Помилуй Вечный, она приказала мне убить вас! Вернее, он приказал мне убить вас, и я… был готов, я осквернился в мыслях! Это Властитель посылает мне испытание, я знаю, да, да!
Он упал на колени, и принялся бормотать, время от времени кланяясь так, что бился лбом об пол.
«И мне приказала, – подумала Нейли, и покосилась на Халльварда: тот стоял неподвижно, морда ошеломленная, над сдвинутыми бровями набрякли морщины, а рука точно закаменела на рукояти меч. – Похоже, мы все трое увидели и услышали… пережили одно и то же».
– Выходит, твои братья по вере заманили нас сюда для того, чтобы мы поубивали друг друга, – сказала она медленно. – Только что им с того, если их и твой властелин все равно давно сдох, упал со своего трона?
Поклонник Вечного замер посреди очередного поклона, и издал какой-то горловой звук, словно подавился молитвой.
– А точно сдох? – Халльвард засопел и, подняв руку, почесал в затылке. – Я тут странного бродягу встретил. Он чего-то бормотал вроде того, что тот, кто пал почти век назад, на самом деле не пал, еще какую-то изнанку мира поминал, искры, и что мне путь прокладывает.
Глаза Эрвина выпучились так, что только чудом не выскочили из орбит.
– Как же… Второе Грехопадение? – забормотал он. – Девяносто восемь лет… Мир был осквернен, и Вечный покинул его… О нет, я не могу это все слышать! Почему я? Отчего, Властитель, ответь?!
– Хватит орать, – сказала Нейли, используя сварливый голос Марты. – Ты что, баба?
Но поклонник сгинувшего бога не слушал ее, он дергался и стонал, и слезы катились из его глаз. Выглядел Эрвин жалко и мерзко, и хотелось отвернуться, не смотреть на него… или вытащить оружие и исполнить приказ, что отдала засветившаяся статуя.
– Дать тебе в морду? – предложил Халльварда. – Встать, падаль!
Он рявкнул это так, что Эрвин перестал хныкать, и даже попытался подняться. Сумел пройти несколько шагов, и зарыдал вновь, но на этот раз беззвучно, лишь время от времени судорожно всхлипывая.
Зал со статуей остался позади, они поднялись по лестнице, где каждая ступенька была особого цвета, и оказались в маленькой комнате с куполообразным потолком, где отчего-то пахло тиной, а в темно-зеленых стенах темнели многочисленные отверстия, похожие на норы.
Не успела Нейли хоть что-то сказать, как в одном из них пискнуло, и из тьмы вылезло существо, напоминавшее помесь лягушки и мыши. Из другой дыры явилась вторая такая же тварь, а затем они поперли, точно огромные темные капли, зашлепали по полу перепончатые лапки.
– Божья срань, – сказал Халльвард. – Надо убираться… от мелочи не отобьешься.
Собравшиеся в кучу мышелягушки издали дружный писк, перед глазами у девушки поплыло, и, моргнув, она обнаружила, что у стены сидит огромное существо, будто слепленное из сотен маленьких: десятки морд, оскаленных пастей и хвостов образовывали коренастое туловище, безглазую голову и мощные конечности.
Издав многоголосое шипение, оно приподнялось и заковыляло в сторону людей.
– Помилуй Вечный! – воскликнул Эрвин, медленно пятясь.
– Он не помилует! Разве что сам сожрет! – крикнула Нейли, выхватывая меч. – А ты куда, удрать вздумал?
Свистнул клинок Халльварда, и перерубленная лапа рассыпалась на части, с писком прыснули в стороны мышелягушки. Одна вцепилась здоровяку в сапог, другая подпрыгнула, норовя укусить за ладонь, но промахнулась, третья, разрубленная пополам, повисла на мече.
Громадная тварь пошатнулась, но из тела ее выросла новая конечность, шея неожиданно удлинилась, и девушка едва успела отшатнуться. На нее пахнуло смрадом, острые зубы ухватили за волосы, и Нейли ударила больше наугад, полная желания бить, молотить, лишь бы уничтожить эту мерзость!
Эрвин оказался рядом, принялся скакать, давя мышелягушек, выпадавших из уродливой туши. Запах тины усилился, к нему присоединилась гнилостная вонь и соленые нотки свежей крови.
– Сожри тя Хаос! – рявкнул Халльвард, бросаясь в новую атаку.
Большое существо из сотен мелких двинулось к нему, получило удар по морде, затем еще один в бок, третий по задней лапе. Попыталось развернуться, чтобы успеть за вертким противником, но двинулось слишком резко, и с громким писком рассыпалось.
В этот момент Нейли ощутила прикосновение к правому запястью, встряхнула рукой, пытаясь сбросить мелкую тварь, и вскрикнула от резкой боли – ее укусили, да еще как!
Девушка яростно взвизгнула.
Халльвард работал клинком точно копьем, натыкая на него одну мышелягушку за другой, стремительно перемещался, не давая напасть тем, что подбирались к его ногам. Поклонник Вечного, забыв про своего ложного и лживого бога, скакал, как одержимый, поскальзывался на раздавленных тушках.
– Умри! – Нейли перехватила меч в левую и разрубила ту тварь, что напала на нее.
Мышелягушек оставалось еще много, но они потеряли злобную целеустремленность, бродили туда-сюда, натыкались на стены, некоторые уползали обратно в норы, иные дрались между собой. На людей обращали внимание немногие, но и те атаковали вяло, и пищали не сердито, а растерянно.
– Неужели все? – пропыхтел Эрвин. – Я не могу больше… устал.
– Молиться надо было меньше, а работать больше! – огрызнулась Нейли, разглядывая ранку на запястье: вроде ничего не задето, пальцы шевелятся, рука сгибается, но кровь течет, почему-то темная, почти черная.
– И мне? – спросил Халльвард насмешливо.
Меч его покрывала кровь, слизь и ошметки внутренностей, одежда была забрызгана той же гадостью, но выглядел наемник довольным, словно актер, которому устроили овацию и накидали полную шляпу золота.
И это взбесило девушку окончательно.
– А тебе лучше перерезать себе глотку! – заорала она, ощущая, как горячая ненависть заполняет сердце, ошпаривает лицо, багровым туманом поднимается перед глазами. – Или это сделаю я сама! Почему я ранена, а вы оба целы, и это мужчины!? Годитесь только под юбки лазить!
– Остановись, – сказал Эрвин очень тихо, но Нейли его услышала.
– Что? – она повернулась к нему, и обнаружила, что держит меч в руке – не заметила, как выхватила.
– Ему только того и надо, чтобы мы бросились друг на друга.
Нейли будто облили холодной водой – она замерла, шумно и часто дыша, и переводя взгляд с одного на другого.