Глава 4
Каждое утро он отвозит дочек в школу, а во время летних каникул – на занятия теннисом. Он дал обещание так делать. И он держал обещание.
Когда он паркует машину перед домом в Хеллерупе, уже чуть больше семи. У него есть время принять душ и побриться, съесть миску хлопьев «Альпен», выпить два неспрессо: сначала ристретто, а затем линицио лунго с обезжиренным молоком.
– Выглядишь дерьмово, – говорит ему жена.
– А чувствую себя чудесно, – улыбается он ей.
– Ты спал?
– Час, в самолете из Парижа.
– Ты был в Испании?
Теперь это кажется странным.
– Ага, – говорит он. – Малага, там, рядом.
Тина и Викки смотрят на газетный заголовок на экране айпода:
ТАЙНАЯ ЛЮБОВЬ МИНИСТРА ОБОРОНЫ
И на министра, с открытым ртом и испугом в глазах.
Об этом уже говорят в «Новостях». Телевизор в кухне включен, как обычно, и на экране сейчас тот же заголовок, та же картинка, а диктор упоминает о поступивших «обвинениях».
– Кто она? – спрашивает Тина, одиннадцати лет.
Ее отец жует хлопья «Альпен» и пожимает плечами.
– Это секрет, – говорит он.
– Кто она? Скажи нам! Кто она?
– Скажу завтра, – говорит он, весело подмигивая.
– Скажи сейчас! Скажи нам!
– Завтра, – повторяет он.
Интернет также подхватывает эту новость. Домыслы о том, кем же может быть «тайная любовь» министра, расползаются по социальным сетям. Среди множества названных имен есть и Наташа Омсен.
Они выезжают из дома в обычное время, он и дочки со своим снаряжением для тенниса. И хотя вид у него бледный, чувствует он себя до жути превосходно.
Хеллеруп безмятежен в утреннем свете, каштановые деревья пышно зеленеют вдоль тихих улиц, застроенных особняками. Высокие живые изгороди из бука защищают владельцев от любопытных взглядов. Никаких магазинов. Он один из самых молодых домовладельцев в районе, ему нет еще и сорока. Большинство соседей заметно старше, пожилого возраста.
Где-то в еще более престижном пригороде, там, где теннисные корты и бассейны есть у всех, стоит и дом Омсенов.
Как-то раз, пару лет назад, когда Кристиан был еще редактором отдела шоу-бизнеса и теленовостей, он пошел в паб с Дэвидом Джесперсеном, заместителем редактора отдела новостей и его давним школьным товарищем, чтобы посмотреть матч команды «Копенгаген» на большом экране. Был ранний вечер воскресенья. Они были в офисе, за работой. Дэвид проводил в офисе больше времени, чем обычно, особенно по выходным. Жена вышвырнула Дэвида из квартиры после очередного «опрометчивого поступка», он жил у друзей и не хотел надоедать им все выходные. Кристиан бывал в офисе каждое воскресенье, так что они стали видеться чаще, чем раньше.
Они пришли в паб минут за десять до начала матча.
Дэвид заказал «Карлсберг». Кристиан – томатный сок, так как после матча собирался вернуться к работе.
Они немного поговорили о ситуации Дэвида, о подъемах и проколах в его личной жизни – о сиделках, с которыми он принимал душ, и быстрых перепихонах в туалетах ночных клубов.
А затем Дэвид спросил:
– Ну а ты? Ты не ходишь иногда налево?
– У меня нет времени, приятель, – ответил Кристиан.
– А как же Элин? Давай, колись.
Кристиан забросил несколько орешков в рот и повернулся к телеэкрану, висевшему под потолком в углу зала. Показывали список игроков.
Дэвид улыбался.
– Признай, ведь было, – сказал он. – Везет тебе, приятель. Элин у нас секси.
– Так, между делом, – признал Кристиан и сделал глоток томатного сока, а затем протянул стакан бармену: – Эй, Торбен, добавь немного водки, хорошо?
– Я думал, ты собираешься вернуться на работу.
– Собираюсь.
– Значит, между делом?
– Это было быстро и чисто, – пояснил Кристиан, принимая от бармена полный стакан. – А теперь это в прошлом. Вот и все.
– Значит, на нее у тебя было время?
– Это произошло в офисе, приятель. В этом дело. Нам не пришлось искать время. Мы все равно были там постоянно.
– Где вы этим занимались? – полюбопытствовал Дэвид с ухмылкой, показывая темные от никотина зубы. – В шкафу?
– В основном у нее в офисе.
– У нее в офисе.
Кристиан поерзал на стуле, устраиваясь поудобнее перед телевизором.
– Начинается, – сказал он.
И тогда он услышал вопрос посерьезнее:
– А Лора об этом знала?
– Нет, не знала, – сказал Кристиан. – И не узнает. И больше это не повторится. – Он сделал большой глоток из стакана, скривившись от водки, и добавил: – Это была ошибка. – А потом бросил, уже погружаясь в футбольный матч: – Мы оба дали маху.
– Как он это воспринял? – спрашивает его Элин.
– Не особо, – говорит он.
Элин скривилась, изображая сочувствие.
– Проронил пару слезинок, – говорит Кристиан.
– Сожалею, что тебе пришлось вытерпеть это, Кристиан.
– C’est la guerre, – произносит он. – Мне его было даже жаль.
– Что ж, повторюсь, – говорит Элин. – Сожалею, что тебе пришлось вытерпеть это.
Он улыбается – тихо, даже, пожалуй, печально. Только секунду.
– Так как наша новость? – спрашивает он.
– О, – говорит Элин, – ее назвали. Наташу.
– Что, уже?
Он думал, что это случится скоро, но не настолько. Нет еще и десяти утра.
– Это повсюду в интернете, – сообщает Элин.
– А в других газетах есть ее имя? Нам нельзя быть первыми…
– Еще нет. Мы следим.
Через некоторое время он вспоминает:
– Я думаю, нам пора сделать звонок Серену Омсену, как считаешь? Он может еще не знать. Я скажу Дэвиду позвонить ему, хорошо?
– А что он ему скажет?
Кристиан произносит безмятежно:
– Доброе утро, мистер Омсен. Вы знали, что у вашей жены роман с министром обороны?
Она хихикает:
– Мы ужасные, да?
– C’est la guerre.
– Это твоя фирменная фраза?
– Похоже на то, ага, – говорит он. – Ты нашла то фото? С ними тремя? Я уверен, есть такое.
– Миккель будет с минуты на минуту, – говорит она, – с материалом.
Они в секретном офисе, предназначенном для решения конфиденциальных вопросов. На самом деле, он не то чтобы секретный, просто в стороне от шумной редакции, на другом этаже.
Она интересуется:
– Ты не хочешь отдохнуть несколько часов – поехать домой, поспать?
– Я так плохо выгляжу? – улыбается он. – Лора сказала, вид у меня дерьмовый.
– Как Лора? – спрашивает Элин.
Кто-то стучит в дверь. Они ожидают увидеть Миккеля. Но это не он. Это пресс-секретарь Элин, дама по фамилии Пернилль.
– У меня Ульрик Ларссен на проводе, – говорит она. – Из офиса Далина. Он сердится.
– Я с ним поговорю, – говорит Кристиан. – Хорошо?
– Я не против сама с ним поговорить, – заявляет Элин.
– Думаю, лучше это сделать мне.
– Ладно, – соглашается она. – Отлично.
Он говорит Пернилль:
– Передай ему, я перезвоню через минуту. Спасибо.
– Что ты ему скажешь? – спрашивает Элин, когда Пернилль оставила их вдвоем.
– Что мы собираемся представить это в максимально позитивном виде. Что не хотим вредить Эдварду и так далее и тому подобное. То же, что я сказал Эдварду. Это ведь правда. Ну, как бы. Спрошу его, не хочет ли Эдвард дать интервью.
– Ты бессовестный. – Элин дарит ему ту особенную улыбку, которая ему нравится.
– У меня толстая кожа, – говорит он ей и добавляет: – Ты знаешь, вчера вечером Эдвард сказал мне, что если он станет премьер-министром, то предложит мне должность Ульрика.
– Ну, да, да. Думаешь, он говорил всерьез?
– Кто знает? Это гипотетическая ситуация, так ведь? Теперь.
– Полагаю, нам надо повысить тебе зарплату, – снова улыбается она. – Опять.
– Ты знаешь, я этим занимаюсь не ради денег.
– Я думала, ты сказал, это не повредит ему. Эдварду.
– Ну, смотря что ты понимаешь под словом «повредит». На своем месте он сидит прочно, я бы сказал. Лучше я позвоню Ульрику.
Из трубки раздается:
– Что ты, мать твою, по-твоему, творишь?
– Доброе утро, Ульрик…
Кристиан стоит на пожарной лестнице, в пятне солнечного света.
Закончив с Ульриком примерно через десять минут и поговорив с Дэвидом Джесперсеном, он находит Миккеля, фоторедактора, в секретном офисе с Элин. Миккель выложил на стол множество фотографий, и они их рассматривают. Элин поднимает глаза:
– Что сказал Ульрик?
– Он считает, нам не следовало выпускать эту историю.
– Он нам угрожал?
– Не судебным процессом. Все в порядке, – говорит Кристиан, касаясь ее локтя. – Привет, Миккель.
– Ну, хорошо. – Миккель лишь чуть поднимает взгляд от фотографий, которые то и дело сосредоточенно и бессмысленно перебирает дрожащими пальцами.
На большинстве из них Эдвард – в самых разных позах и в различном настроении. Наташа Омсен только на нескольких. Есть одно или два фото с Сереном Омсеном. И…
– Вот оно! – выкрикивает Кристиан, припечатывая фото указательным пальцем; он почти никогда не кричит, ощущение довольно странное. – Вот оно.
Они трое. И да – она смотрит не на своего приземистого мужа, которого держит под руку, а на министра обороны, высокого и симпатичного, который с восхитительно хитрой улыбкой устремил взгляд прямо в объектив.
– Это, блядь, идеально, – говорит Кристиан. – Завтра на первую полосу, да?
– Думаю, да, – говорит Элин.
Миккель молча откладывает снимок в сторону.
Они еще продолжают смотреть фотографии, пытаясь выбрать одну с Наташей, когда в комнату без стука вваливается Джеп, редактор новостей, и спрашивает:
– Что здесь происходит?
Кристиан отвечает:
– Мы просто рассматриваем фотографии, приятель.
Словно не замечая его, Джеп обращается к Элин.
– Это моя история, – говорит он, возмущаясь. – Это, мать вашу, моя история. Вы сначала даже не хотели браться за нее.
– Да, – поворачивается к нему Элин, – твоя, Джеп, и ты должен гордиться.
– Тогда почему вы теперь все решаете тут без меня?
– Что мне нужно от тебя этим утром, Джеп, – говорит Элин, как бы отводя его в сторонку, – так это быть в курсе всех других новостей. Есть ведь и другие новости, не так ли? – смеется она.
– Почему вы решаете без меня? – допытывается Джеп.
– Ты слышал меня, Джеп? – спрашивает Элин уже без смеха. – Ты мне нужен, чтобы быть в курсе всех новостей сегодняшнего утра. А с этим разбираюсь я. Ясно?
– Разве это не работа заместителя редактора? – говорит Джеп. – Быть в курсе всех новостей?
Элен выжидает несколько секунд и говорит:
– Это то, что мне нужно, чтобы ты сделал. Понятно? Так что иди и делай.
Джеп не двигается с места.
Ты покойник, приятель, думает Кристиан, по-прежнему склонясь над фотографиями.
И тут входит Дэвид Джесперсен, горя от возбуждения.
– Я только что говорил с Омсеном. Мужем.
– И? – спрашивает Элин, отворачиваясь от Джепа, который продолжает стоять на месте.
– Он послал меня на хер.
– И все?
– Нет, – говорит Дэвид. – Он сказал, что я подонок.
– Он знает, о чем говорит, – шутит Кристиан, поднимаясь. – Он уже знал о романе?
– Как мне кажется, – говорит Дэвид, – он знал. Как мне кажется, вчера вечером Далин сказал Наташе, что сегодня утром это все выплывет и она может сама сказать мужу. Она ему и сказала.
– Ну да, возможно, – кивает Кристиан.
– И знаешь, что еще добавляет соли? – говорит Дэвид. – Сегодня у него, мать вашу, день рождения. У Серена Омсена.
Кристиан смеется:
– Ты шутишь.
– Я смотрел его страницу в Википедии. Пятое августа пятьдесят восьмого года. Сегодня день его рождения.
– Не может быть.
– С днем рождения, мистер Омсен, – говорит Дэвид с наслаждением.
– Взгляни-ка на них, – говорит Кристиан, показывая на фотографии.
– А, картинки блеск. – Дэвид присаживается за стол. – Хорошо, Миккель.
Миккель, человек немногословный, просто кивает и передвигает дрожащим средним пальцем одну из фотографий на миллиметр влево.
– Значит, с Омсена взять нечего? – спрашивает Кристиан. – Никаких подходящих цитат?
Дэвид говорит:
– Вы шокированы, мистер Омсен? Уф, фух. Вы потрясены? Вы, сэр, подонок. Вы хотели бы что-то сказать, мистер Омсен? Мистер Омсен? Тишина. Повесил трубку.
Дэвид смотрит на фотографию Наташи Омсен, на которой она по-настоящему аппетитна.
– Вообще-то, – говорит он, – он сказал кое-что еще.
– Что?
– Откуда у вас этот номер?
– Откуда у нас номер?
– Из телефонных распечаток его жены.
– Помалкивай об этом, – говорит Элин, включаясь в беседу.
Она стояла в стороне, в своих мыслях, после того, как минутой раньше ушел Джеп.
– Так, – говорит она, – какие мы используем?
Пока они с Кристианом решают этот вопрос, Миккель безмолвно показывает Дэвиду несколько других снимков – он просто передает их ему по одному, без лишних слов, на них известная актриса, загорающая нагишом.
– Пиздец! – говорит Дэвид.
– Когда закончите это смотреть, – бросает ему Элин, – я хочу, чтобы ты съездил в эту женскую консультацию. Мне нужно больше информации об этом, прежде чем мы что-то предпримем. На данный момент все, что у нас есть, – это слова Эдварда.
– Верно, – говорит Кристиан.
Он уже обсуждал это с Элин, свою догадку, возникшую в середине ночи, пока он ждал самолета в Шарль де Голль, – что, если Эдвард солгал ему, сказав: «Она говорит, это от меня. И она не оставит его»? Было что-то странное в том, как он это сказал. А если они напечатают это и это окажется ложью – если ребенок не от него, или она собирается рожать, или если она вообще не беременна, – тогда у него будет основание для судебного иска, и он сможет засудить их ко всем чертям.
– Что, думаешь, он мог тебе соврать? – спрашивает Дэвид, продолжая принимать фотографии от Миккеля. – Черт побери! – произносит он с чувством.
– Кто знает?
– Это было бы коварным ходом, а?
– Мне нужно что-то большее, чем его слова Кристиану.
– Вполне справедливо. Только я всю ночь был на ногах, – уточняет Дэвид.
– Я с этим разберусь, – обещает Кристиан.
– Да? – говорит она. – Хорошо.
– Я подключу Катрин, – поясняет он, просматривая последнюю подборку фотографий. – Это по ее части.
– Это значит, я могу ехать домой и маленько прикорнуть? – спрашивает Дэвид.
– Полагаю, можешь, – отвечает Элин мягко. – Ну, иди тогда, отваливай.
Отослав Катрин в женскую консультацию, предварительно снабдив наличностью, чтобы она выяснила, для чего именно к ним вчера приезжала на час Наташа Омсен, Кристиан спускается в «Старбакс». На первом этаже есть несколько подобных заведений, и иногда он заглядывает на десять минут в «Старбакс», чтобы выпить чашку латте и прочистить голову.
Там он видит Дэвида Джесперсена, жующего сандвич.
– Я думал, ты собираешься домой, приятель. – Кристиан присаживается рядом.
– Собираюсь, доем вот, – говорит Дэвид. – Ты видел эти фотки Миккеля, с этой, как ее там?
– Ага.
– Дырка крупным планом, полный отпад.
Кристиан спокойно снимает крышечку со стаканчика латте.
– Нам можно их использовать? – спрашивает Дэвид.
– Может, одну топлес. На следующей неделе, когда все поутихнет. Они с Мортеном.
– Это из-за меня, – спрашивает Дэвид, – или утром был какой-то хай? Я про Джепа, когда я вошел.
– Не из-за тебя.
– А что тогда?
Кристиан пожимает плечами:
– Я не знаю. Скоро ожидается встряска. Может, что-то в связи с этим.
– Какая еще встряска?
– Такая, от которой люди вылетают.
– Серьезно?
– Так мне сказали.
– У нас и так мало людей, – говорит Дэвид.
– Знаю.
– То, что теперь делает каждый, раньше выполняли двое, трое человек.
– Те дни уже не вернуть, – говорит Кристиан.
Они сидят на высоких табуретах за стойкой, у окна. За окном проходят люди. В костюмах, офисные работники. Спокойная поверхность озера Паблинге отливает чернотой, по ней плывут облака. Один из свежих дней северного лета. Листва лениво колышется на тихом ветру.
– Что насчет меня? – спрашивает Дэвид.
– А что насчет тебя?
– Мне ничто не угрожает?
Кристиан отпивает латте.
– С тобой все нормально, – говорит он. – Не волнуйся об этом.
– Мне нужна эта работа, – говорит Дэвид. – Через два года мне сорок.
– Мне тоже, приятель.
– Мне двух детей обеспечивать.
– Я сказал, не волнуйся. Ты можешь спокойно идти домой, если ты об этом.
– Меня ничто не остановит, – говорит Дэвид. – Я, хули, зомби. А ты? Ты в порядке?
– Отлично.
– Ты ведь тоже полуночничал, да?
– Ну, да. Полагаю.
– Не хочешь пойти домой на пару часов?
– Нет.
– Что, – говорит Дэвид, пытаясь понять, – ты сам волнуешься насчет этой встряски?
– Вовсе нет.
– Тогда почему бы тебе не отдохнуть?
Кристиан, уставший, смотрит на озеро.
И говорит:
– Ты не понимаешь, приятель. Я никуда не хочу уходить отсюда. Я хочу быть здесь.
На секунду повисает тишина.
Дэвид смотрит на него, пытаясь понять.
– Для этого я живу, – поясняет Кристиан. – Для этого. Что происходит здесь.
И это правда, думает он, допивая латте, когда Дэвид уже ушел.
Дэвид Джесперсен ушел.
Направляется домой, в свою квартиру в Нерребро. Квартиру с минимумом мебели. Пустым холодильником – несколько лагеров, больше почти ничего. Одноцветная спальня. Не очень отличается от той, которая была у них…
Что?
Почти двадцать лет назад.
Иногда выбирались вместе на поиски перепихона. Субботними вечерами смотрели футбол. На диване «ИКЕА». Пустой холодильник – несколько лагеров, больше почти ничего. Как странно, что та, прошлая, жизнь Дэйва снова возникла сейчас. В поисках перепихона.
Он допил латте. И все так же смотрит на гладкую поверхность озера.
Должен бы устать, чтобы сидеть здесь и глазеть вот так.
В поисках перепихона.
Кажется, там другой мир.
Одну секунду он думает об Элин, с чувством, близким к боли, о том, как это у них было. Два года назад.
Два с половиной.
Они сделали это очень профессионально.
Дали маху. На работе. Выпустили пар. На работе. Работа. «Для этого я живу». И это правда. Он вышел из «Старбакса» и стоит в холле – кругом новый мрамор – в ожидании лифта. Думает уже об Эдварде, о Наташе Омсен. Об этой истории. Опасная информация взрывается как бомба, разрывая в клочья ткань общественной жизни. Он чувствует, как начинает бушевать адреналин. Двери лифта закрываются. Ага, вот оно, его дело. Оно самое. Война.