Глава 14
Сначала пальмы на Сейшелах, затем вешалка в Москве. Вешалка от слова «вешаться». Мать у Олега — просто жесть. Надежда Игнатьевна приняла Жанну хорошо, зубы ей не показывала, но вопросами задолбала. Как, что, почему?.. Особенно ее волновало, почему погиб Патрик. За Любу так не спрашивала. Уж не написано ли у Жанны на роду быть черной вдовой? Если так, то Олег очень рискует… А то, что Олег до сих пор женат на какой-то там Любе, так это так, мелочи… Еще неизвестно, что Надежда Игнатьевна за глаза про Жанну наговорила. А наговорила. Что-то перестал Олег заводить разговоры о свадьбе. А в Алтанайске первым же делом отправился на комбинат. Там и заночевал. Как будто ему в Алтанайске негде жить.
— Сегодня-то будешь? — Жанна тоже собиралась на работу.
В банке побывать, в клубе глянуть, как дела. Отец говорит, что проблем выше крыши, но катастрофы не случилось. И банк ушел в «минус», и клуб, и весь бизнес, но средняя температура ниже критического уровня не упала. Народ потихоньку оправляется от шока. И оправится, тут и к гадалке не ходи. Народ в России к потрясениям привычный.
— Да, конечно! — бодро, но как будто отстраненно отозвался Олег.
Он разговаривал с Жанной, но думал о чем-то своем. В принципе, понять его можно. И у них там на комбинате ситуация такая же сложная, как и везде. Александр Аркадьевич очень переживает за свой бизнес. Проектов у него много, тяжесть большая, а финансовые тросы ослабли, как бы не сорвался груз. Как бы не обанкротиться.
— Жду!
В дверь позвонили. Жанна глянула на экран домофона, увидела двух крепких парней. Один Лева, другой — совершено незнакомый парень. Вроде бы симпатичный на внешность. Черты лица вроде бы правильные, но жесткие, с брутальным налетом. Такие типажи ей нравились, но сколько их таких интересных снаружи, но мелких изнутри. А она одна-единственная и неповторимая. И если уж строить свою судьбу, то с принцем. А охранники ушли в прошлое, вместе с Патриком.
Жанна вышла из квартиры, Лева поздоровался, сдержанно улыбнулся. И его напарник так же поприветствовал ее кивком головы. Жанна прошлась по нему взглядом и уловила исходящее от него излучение. Уловила, приняла и ощутила приятную теплую тяжесть внизу живота. Что-то подобное она испытывала с Захаром. И немного с Патриком. Но никогда с Олегом.
Но с Олегом хорошо. В постели он изобретателен и неутомим. К тому же секс для нее не самое главное… Хотя и далеко не последнее.
Жанна остановилась и, не оборачиваясь, спросила:
— А новичка как зовут?
— Артем.
Она кивнула и продолжила путь. Всем своим видом давая понять, что потеряла к Артему интерес. Да она, в общем-то, и не воспламенялась. Так, захотелось вдруг узнать его имя, и все…
Ее привезли в банк, Жанна поднялась к отцу в кабинет. Она виделась с ним вчера, в аэропорту, но разговор шел о том о сем, но не о главном.
— Как там Олег? — спросил отец.
— Весь в работе, — усаживаясь в кресло, бросила она.
— Это хорошо… А у тебя с ним как?
— Ну, если замуж позовет, выйду, — пожала плечами Жанна.
— А он что, не зовет? — нахмурился отец.
— Зовет. Но не очень громко.
— Это от страха… Дураки женятся рано. А кому хочется оставаться в дураках?
— Ты ему еще это скажи.
— Ну нет конечно.
— Как у нас тут обстановка на фронтах?
— На каких фронтах?
— В том числе и на криминальных. — Жанна улыбнулась так, как будто разговор шел о каком-то пустяке.
Хотя на самом деле где-то в душе мяукнула мартовская кошка. Криминальный фронт — это Захар, эта заноза, от которой она и хотела, но не могла избавиться. Сколько раз она думала о нем под шум океанской волны. И жалела о том, что променяла его на Олега…
— В наших окопах все тихо, а по ту линию проблемы… — Отец внимательно смотрел ей в глаза.
— Что такое? — заметно напряглась она.
Неужели с Захаром что-то случилось?
— А ты не в курсе?
— Нет, — сказала она.
Но отец не слушал дочь, он искал ответ в ее глазах.
— На Захара покушались.
— Он жив?
— А ты не знаешь?
— Мы с ним даже не созваниваемся…
— Это хорошо… Он-то жив, а Жак на моей койке.
— Что значит — на твоей?
— А где я в коме лежал? И он сейчас там, в коме…
— У вас что, война была? — возмущенно спросила Жанна.
Мало того, что отец ввязался в заварушку с захаровской братвой, так он еще и ей ничего не сказал.
— Была война. С Дорофеем.
— С кем?
— Он и в Захара стрелял, и в Жака.
— Этот отморозок?
— Тем он и опасен.
— И где он сейчас?
— В бегах… Облаву на него устроили, ушел. Везучий как черт.
— Олег его боится.
Олег не жаловался на Дорофея, более того, рассказывал о нем в ироничном ключе. Но Жанна чувствовала его суеверный перед ним страх. Он и охраной себя окружал, и сам пытался держать нос по ветру, но Дорофей обыгрывал его в легкую — как по очкам, так и по деньгам. Что ж, Жанна могла его утешить. Оказывается, Дорофей обставил не только его… Если, конечно, Олег ничего не знает. А он мог узнать. От отца, который держит руку на пульсе событий. Может, и знал. Но не сказал. Потому что не хотел говорить с ней про Захара…
— Дорофей сюда не сунется, — сказал отец. — Тут против него каждый камень.
— Ну, будем надеяться.
— А не надо надеяться. Нужно просто усилить охрану… И не думать об этом отморозке. Тем более что без него проблем хватает.
— Например?
Отец нахмурил брови, кашлянул в кулак и расправил плечи. Он давал понять, что впереди Жанну ждет актуальный, но скучный разговор на тему: «Если ли жизнь в банковских активах?» Что ж, она готова к этому. Хватит отдыхать, пора заняться настоящим делом.
* * *
Люба похудела, осунулась. Худоба эта ее не красила. Единственно, что глаза стали больше прежнего. Красивые глаза, и печаль в ней глубокая как море. Но там на дне целый мир — из разноцветных рыб, ракушек, водорослей и кораллов.
Люба прохаживалась по палате, когда он вошел. Походка тяжелая, шаткая, но в любом случае это уже прогресс.
А палата у нее отдельная. И лечение проплачено. А как Олег мог не позаботиться о собственной жене? Не все же знают, что брак у них фиктивный.
— Привет!
И его вдруг потянуло к ней. Так вдруг захотелось поцеловать ее в щеку. В знак приветствия, понятное дело.
Олег потянулся к Любе, она почувствовала это, подалась назад. Ее качнуло, она стала падать, он подставил руку, обнял ее, поддержал.
— Что-то ноги плохо держат.
Она отстранилась, села на кровать.
— Но держат… Я говорил с врачом, дела на поправку идут.
— В санаторий, сказали, ехать надо, — грустно улыбнулась Люба.
— Съездишь. Путевка за мой счет.
— Ну, это хорошо… А ты как съездил?
— Нормально… В Москве был, мама про тебя спрашивала…
— Заявление написать надо? — спросила она.
— Ну, мама не просила, — улыбнулся он.
— А ты?
— А куда торопиться? — пожал плечами Олег.
Мама, конечно, не хотела, чтобы Люба оставалась его женой. Но и на разводе не настаивала. И на брак с Жанной не настраивала. Вроде бы она и не имела ничего против Жанны, но не настраивала… Мама у него, конечно, женщина своеобразная, но так ведь и он не рвался под венец. Жанна устраивала его во всех отношениях, но свадьбу он не торопил.
— Нас быстро разведут… — вздохнула Люба. — А мне станет грустно. И одиноко.
— Это потому что ты в больнице. И осень за окном.
— Да… Как там Жанна?
— Ей не грустно, — улыбнулся Олег.
— Хоть кому-то хорошо… Дорофей, говорят, таких дров наломал…
— Говорят, — кивнул Олег.
Он знал обо всех подвигах этого неугомонного беспредельщика. И ему становилось не по себе от мысли, что Дорофей снова может вернуться. Он даже готов был платить, лишь бы только не встречаться с ним на узкой дорожке.
— Отец сказал, что убьет его, если он за деньгами вдруг придет, — сказала Люба.
— Не один он этого хочет.
— Спасибо вам с Жанной, что спасли… — Из ее глаз вдруг потекли слезы.
— Ты хочешь, чтобы я ушел? — спросил Олег.
— Нет! — встрепенулась она.
— Будешь плакать — уйду. И больше не приду.
— А если не буду? — спросила Люба, с надеждой глядя на него.
— Так я еще и не ухожу, — улыбнулся он.
Да и не хотелось уходить. Соскучился он по Любе, что ли?
— Как там на комбинате дела? — спросила она.
— Ну, не сахар…
— Еще сокращение, говорят, будет.
— Вряд ли.
Ситуация на мировом рынке сложная, спрос на удобрение снизился не только в России. А предложение большое, во многих странах вынуждены были ввести антидемпинговые пошлины на российские удобрения. Но сейчас доллар в разы поднялся в цене, даже с учетом таких пошлин товар продавать очень выгодно. И на внутреннем рынке намечается большой сдвиг, проталкивается решение о субсидиях для сельхозпроизводителей на минеральные удобрения, о компенсациях за уже приобретенный товар. Причем льготными будут только российские удобрения. Да и какой может быть импорт, когда отечественный товар гораздо дешевле?
Из-за дорогого импорта российское сельское хозяйство обретет второе дыхание. А это увеличение спроса на удобрение… Так что не так все плохо. Уже скоро комбинат ждет рост производства.
— Наша тетя Катя очень переживает.
— Все нормально будет. И с тетей Катей, и со всеми…
Олег не раз уже задумывался о том, что комбинат дает работу людям, держит на плаву целый поселок, но только сейчас он по-настоящему почувствовал пульс народа — через переживания какой-то там тети Кати. Да и Люба неспроста завела этот разговор. Все переживали, а Олег должен утешать. Более того, он должен увеличить производство, вернуть на место попавших под сокращение рабочих, поднять людям зарплату. Рядом с Жанной он об этом не думал…
* * *
Не так страшен зверь, как азиатская овчарка. Но и на нее нашлась управа. Гашиш уложил пса точным выстрелом из пистолета с пластиковой бутылкой вместо глушителя. А Дорофей его подстраховал, добив уже агонизирующую овчарку. Дальше — проще.
Дом у господина Кракова охранялся собакой. Была еще тревожная кнопка, с помощью которой можно было вызвать группу немедленного реагирования из частной охранной компании. И Дорофей не должен был позволить хозяину дома нажать на эту кнопку.
Ключи от дома забрали у Риты. Основная дверь была заперта на внутренний засов, зато запасной вход открылся без проблем.
Дом у Кракова большой, каменный, полы крепкие, паркет уложен намертво — ни одна досочка не скрипнула под ногами у Дорофея. И в спальню он зашел, не разбудив хозяев.
Брелок с тревожной кнопкой лежал на тумбочке, Дорофей смахнул его. Только тогда Краков открыл глаза. И уставился на Дорофея.
— Тсс! — палец левой руки Дорофей приложил к губам, а с правой — ударил.
Голова у Кракова большая, репа откормленная, кость крепкая. Боль от удара прострелила руку до самой ключицы. Но тем не менее Краков ушел в нокаут.
А с его женой справился Уголек. Влепил ей пощечину, чтобы не орала, уложил на живот, заломил руки за спину.
Связали и Кракова.
— Чего вы хотите? — проклиная себя за халатность, спросил терпила.
Краков занимался контрабандой: сигареты, спиртное, сильнодействующие лекарства. На этом деле он очень хорошо поднялся, поэтому мог позволить себе серьезную охрану. А понадеялся на «авось» и на крепкий высокий забор с колючей проволокой… Впрочем, Дорофей мог бы утешить мужика. Он мог бы сказать, что против него бессильна любая охрана. Но как-то глупо хвастаться в час ночи…
— Дочь вернуть хотим.
— Риту?! Она с вами?
— С нами. Надувной куклой будет.
— Что?
— Надувать, говорю, ее будем. Если сейф не откроешь.
Рита рассказала про сейф все, что знала. Осталось узнать только код, который Краков держал в секрете от дочери.
— Какой сейф?
— Мохнатый!..
Он схватил Кракова за руки, потянул за собой. Уголек и Дольник присоединились к нему, а Гашиш остался следить за бабой.
Кракова затащили в кабинет, Дорофей отодвинул шкаф, за которым действительно находился сейф — намертво вмурованный в стену, с бронированной дверцей.
— Теперь ты веришь, что Рита у нас? — спросил Дорофей.
— Она вам рассказала?
— А куда ей деваться? Тут одно из двух: или рассказать, или на круг… Ты бы что выбрал?
— Ну, вы же нет…
— Нет. Но будет да. Если не назовешь цифры.
— Но я не могу назвать…
— Будем хороводить, пока твоя Рита не отдаст концы. И останешься ты, мужик, без дочери…
— А если ее нет у вас?
Дорофей глянул на Дольника, тот подошел к телефону, набрал номер. Мобильник Риты был уже включен, Сантик передал ей трубу. А Дольник передал трубку Кракову.
— Рита!
Рита просила, умоляла спасти ее, в конце концов отцовское сердце дрогнуло. Краков согласился назвать заветные цифры.
— Рита сказала, что договорилась с вами. — Он смотрел на Дорофея, умоляя о пощаде. — Сто тысяч долларов!
— Сто тысяч и возьмем.
Краков сказал код, Дорофей вскрыл сейф, а там деньги — пачка на пачке, и все в стодолларовых купюрах.
— Да здесь миллионы! — взвыл от восторга Уголек.
Но проза жизни оказалась куда скромней, чем хотелось бы. Пачек было чуть больше сорока, а не сто или даже двести. Но у Дорофея и от этого пошла кругом голова. Он сгреб в сумку всю долларовую наличность. Туда же отправились и «котлетки» с тысячными купюрами. Рубли не могли быть лишними.
— Но вы же обещали!
— Здесь ровно сто тысяч… марсианских долларов!.. Уходим!
Дорофею не нравился провод, от замка входящий в стену. Хорошо, если это всего лишь электропитание. А если это связь с пультом охраны? Где-то он слышал про хитрые коды, которые, открывая замок, подают еще и сигнал об опасности. Хитрые коды, но не обманные. Какой может быть обман, если добыча уже в руках?.. Если, конечно, деньги не фальшивые. Может, это контрабанда такая…
Впрочем, некогда уже было выяснять происхождение денег. Дорофей достал пистолет и направил его на Кракова. Он всем своим видом давал понять, что выстрелит. Краков зажмурил глаза.
— Не-ет!
— Заявишь в ментовку, точно грохну! — на ходу крикнул Дорофей.
Не успели они выйти из дома, как за воротами послышался шум. Подъехала машина, открылась калитка, но к этому времени Дорофей был уж глубоко в темноте. Забор не стал для них препятствием, путь к машине не занял много времени. И Сантик с Ритой был на месте.
Дорофей с ходу достал нож, размахнулся, будто собирался ударить Риту, но всего лишь срезал веревки с ее ног. А руки развязывать не стал. И кляп изо рта не вытащил.
— Будешь языком трепать, мы еще встретимся.
Дорофей вытащил Риту из машины, столкнул на землю. И пока она поднималась, занял свое место.
— Рвем на Москву! — нарочно громко сказал он.
Рита, конечно же, молчать не станет, она расскажет все. И про Москву не забудет.
Но Дорофей туда не собирается. Он возвращается в Алтанайск. Чтобы снова поставить там всех на уши. И очень скоро его именем будут пугать не только детей, но и взрослых.
* * *
Жак лежал с открытыми глазами. Лицо каменное, взгляд неподвижный, тело безжизненное.
— Жак! — Зоя не знала, что и думать.
То ли Жак умер, то ли пришел в себя.
— Жак, ты меня слышишь? — Она взяла его за руку.
Но Жак даже не шелохнулся. И взгляд как был, так и остался стеклянным. Но почему тогда на мониторе пульсирует линия жизни? Почему считывается пульс?
— Жак, если ты меня разыгрываешь, я тебя знать не знаю.
Взгляд вдруг ожил, щека дернулась, губы тронула улыбка.
— Жак, ты скотина!
Жак попытался улыбнуться еще шире, но по лицу пробежала судорога, и глаза закрылись. А линия жизни пошла на затухание.
— Врача! — заорала Зоя.
Дверь открылась, в палату вбежала медсестра, тут же появился врач. Зою выставили из палаты, и она опустилась на скамью, на которой только что сидел охранник.
Минут через пять из палаты вышел врач — худой, измученный после ночной смены, небритый.
— Все!
Сердце ухнуло в груди, проваливаясь куда-то вниз. Но душа разлетелась на две половины, и сердце устремилось к самим пяткам.
— Будет жить! — улыбнулся врач.
Сердце встало на место, в мир перед глазами вернулись цветные краски. Но так вдруг захотелось задушить доктора.
— Сегодня что, день клоуна? — спросила Зоя.
— Наверное, — озадаченно глянув на нее, кивнул врач.
Он сам понял, что перегнул палку.
— Или это Жак попросил?
— Он еще не может просить… Еще не может говорить…
Зоя качнула головой, не соглашаясь с врачом. Она знала, в каком состоянии вышел из комы Ставр. Он сразу же заговорил… Впрочем, у всех все по-разному.
* * *
Жак лежал с закрытыми глазами, он ничего не видел и не слышал, но в чертах его лица уже теплилась жизнь.
— Он спит, — тихо сказала Зойка.
— Пусть. — Захар обнял ее за плечи и прижал к себе.
Но Зойка вдруг отстранилась от него.
— Не надо.
Захар глянул на нее с пониманием. Но его щека при этом вдруг нервно дернулась. Да, он все понимал, но почему-то на душе стало больно. Как будто шуруп в нее вкрутили.
— Я была первой, кого увидел Жак.
— И что?
— Теперь я точно не могу быть с тобой.
— А я когда пришел в себя, увидел Алису. Но почему-то она не со мной. Хотя и могла бы.
— Уходи! — Зойка показала взглядом на дверь.
И тут же посмотрела на Жака. Он мог слышать их, и она не решилась сказать, что уже может вернуться к Захару.
Захар кивнул и, выходя из палаты, повел головой, показывая, что ждет Зойку в коридоре.
Но Зойка к нему не вышла. Он ждал, но Зойка не появлялась. Она не хотела с ним говорить, она и не думала обнадеживать его. Неужели она действительно собиралась остаться с Жаком?
* * *
Олег сидел на койке, рядом с ним Люба. Они не обнималась, но ее голова покоилась у него на плече. Олег что-то оживленно говорил, улыбаясь, сам себе приятный, а она с умилением слушала. В этом положении Жанна их и застукала. Только почему-то Олег не вскочил не задергался, как вор, застуканный на месте преступления. Напрягся, разволновался, но не вскочил.
— Картина Репина «Сладкая парочка».
— Ну, мне пора.
Олег повел плечом, дождался, когда Люба отлипнет от него, только тогда поднялся.
— Куда пора? — хищно сощурилась Жанна.
— Вот только ревновать меня не надо, — усмехнулся он.
— К жене ревновать, — уточнила Люба.
И вид у нее был, как будто она собиралась показать ей язык. А у Жанны возникло ощущение, как будто ее предали.
Видно, в Горновке воздух такой нехороший. Сначала она лишает человека чувства благодарности, а потом заставляет предавать. Захар Дорофея в люди вывел, и чем это для него обернулось? И Люба такая же. Вот уже и зубы Жанне показывает.
— И как ты женой стала, не подскажешь? — спросила Жанна.
— Кстати, нехорошо вышло, — качнул головой Олег. — Я тебе доверился, а ты меня обманула.
Жанна кивнула. И он такой же. Она пошла ему навстречу, стала его женщиной, а он тут с этой…
— Я пошутила.
— Так и мы с Любой тут шутили, — усмехнулся он.
— Ну-ну, шутите и дальше… Только учти, ей нельзя на спине лежать.
Жанна резко повернулась, открыла дверь.
— Мы не такие! — донеслось вслед.
Снова Люба голос подала. Видно, почувствовала поддержку со стороны Олега, осмелела.
Жанна вышла в коридор, тут же рядом с ней оказался Артем. Она глянула на него с усмешкой обиженной женщины. Брутальный он парень, и было бы неплохо наказать с ним Олега. Ей бы понравилось…
Но хватило нескольких шагов, чтобы ее отпустило. Нет, с телохранителем она спать не станет. Как она сможет подниматься по жизни, если перестанет уважать себя?
Она вышла в холл с одной стороны, а с другой вдруг появился Захар. В сопровождении двух телохранителей. Вот и как объяснить эту встречу?
— Ты это нарочно? — останавливаясь, спросила она.
— Поздороваться с тобой захотел, — не моргнув глазом, ответил он.
— Да?
— Здравствуй, Жанна. — Захар не злился, но улыбнулся одними губами.
И продолжил путь с таким видом, как будто Жанна вдруг перестала для него существовать. Он свернул к лестнице, вышел за дверь. Жанна поняла, что он реально уходит. Но так быть не должно!
— Эй, куда ты?
Но Захар даже не остановился. Ну да, «Эй!» это не для него.
— Захар, постой!
Он остановился, повернулся к ней.
— Может, поговорим?
— У тебя прекрасный загар, — с веселой иронией заметил он.
— Есть одно прекрасное место. Могу порекомендовать.
— Прекрасная рекомендация от прекрасной женщины? Я хотел бы выслушать ее в прекрасном ресторане.
— Ну, если ты меня приглашаешь?
— Да, конечно.
Захар, казалось, ничуть не сомневался в том, что ему нужно это свидание с Жанной. Только вот радости в глазах почему-то не было.
* * *
Зойка так и не вышла из палаты. А Захар не стал ее звать. Пусть поступает как знает. Как ей велит совесть… А если совесть велит ей остаться с Жаком, то и черт с ней!
— Захар, ты о чем все время думаешь? — Жанна смотрела на него так, как будто собиралась щелкнуть пальцами перед его лицом.
Он приглашал ее в ресторан, а они оказались в уютном кафе. Зал небольшой, но в нем только один столик. Только он, только Жанна. Иногда появляется официант… Только почему-то нет ощущения романтики. Это все из-за Зойки.
— Я же сказал, что Жак из комы не вышел.
— И я сказала, что все будет хорошо… Мой отец вон уже бегает. По бабам, — усмехнулась она.
— И Жак будет бегать, — кивнул он.
А начнет он с Зойки. И виноват в этом будет Захар. Зойка просилась к нему, а его вдруг пробило на какие-то принципы. Более того, он даже не искал встреч с Зойкой. Знал, что Жак в коме, и не ревновал. А тут вдруг проняло…
— Все вы, мужики, одинаковые, — вроде бы в шутку, но совсем не весело сказала Жанна.
— Природа — штука жестокая, так в раскоряку поставить может…
— Если природа мешает, ее можно отрезать, — усмехнулась Жанна.
— За что?
— За то, что ты ко мне бегаешь, — загадочно улыбнулась она.
— Уже отбегал.
— Шустов был ошибкой.
— Да, я в нем ошибся, — усмехнулся Захар. — Думал, он полный лох, а он оставил меня в дураках.
— Я в нем ошиблась. — Жанна смотрела ему в глаза.
— Сочувствую.
— И это все, что ты можешь сказать?
— Наверное, не хватает слов. Возможно, ты увезла их на Сейшелы.
— А может, их забрала Зойка? Когда уходила к Жаку.
Это был удар под дых. Но Захар не разозлился. Жанне он мог простить многое. Даже Шустова… Потому что любил ее. Но любил не как собственник, а как вор. Встречаясь с ней, он крал ее у Патрика. Встречаясь с ней, он крал себя у Зойки. Может, потому он и не мог относиться к этой любви всерьез…
— Я потерял многое, — кивнул он.
— Рано или поздно это должно было произойти, — сказала Жанна.
Захар вопросительно повел бровью.
— Мы же не просто так сегодня встретились… И Зойка ушла не просто так…
— Ушла. И я потерял многое… — повторил Захар. — Но я многое и нашел.
— Меня?
— Себя.
— Сегодня ты нашел меня. А я сегодня нашла тебя, — Жанна придала своему голосу особое звучание, наводящее на мысль о таинстве их встречи.
— Олег тебе изменил? — Захар смотрел ей в глаза — на всю глубину души.
И что-то там в этой глубине дрогнуло.
— Дело не в этом… Дело в том, что я тебя люблю.
— И я тебя люблю, — кивнул он.
— И что нам мешает быть вместе?
— Мешает.
— Зойка?
Захар качнул головой. Вне всякого, Зойка стояла у них на пути с самого начала. Она и сейчас — камень преткновения. Но дело не только в этом.
— Мы с тобой два «минуса», — сказал он. — И мы с тобой притягиваемся только для того, чтобы оттолкнуться.
— Это все слова! — Жанна напористо смотрела на него.
— Не знаю, — пожал плечами он.
Захар с тоской вспоминал то время, когда он жил с Зойкой, а встречался с Жанной. Именно тогда его жизнь обрела гармонию. Не совсем утратив при этом смысл.
Но это было неправильно, нечестно, именно поэтому он потерял Зойку.
— Что ты не знаешь?
— Не знаю… Знаю только, что я должен вернуть Зойку. — Захар вжал в стол кулаки, как будто собирался подняться.
— А как же я?
— Ты взялась из ниоткуда. И ведешь меня в никуда, — качнул головой он.
— Я все поняла. — Жанна опустила голову и грустно глянула на него исподлобья. — Ты меня раскусил. Олег действительно сделал мне больно… А ты у нас объедки с чужого стола не поднимаешь.
Захар удивленно глянул на нее. Да, он действительно не хотел становиться громоотводом в их с Шустовым ссоре. Но как Жанна могла сравнить себя с объедками?
— Больше так не говори, — сказал он.
— Но мне действительно плохо без тебя.
— Мне тоже.
— Поехали к тебе… А завтра оттолкнемся…
— На раз в неделю? — усмехнулся он.
Жанна смотрела на него, не отводя глаз.
— Не хочу с этим соглашаться, но это самый лучший для меня вариант… Я чувствовала себя свободной. И нужной. А сейчас вокруг меня пустота… И всегда будет пусто. Если не будет тебя…
— Твой лучший вариант — это неправильно.
— А мы с тобой живем правильно?.. Ты бандит… И я знаю, чем занимается мой отец… И чем занимаюсь я… Вчера в больницу привезли человека. С проломленным черепом. Он не хотел отдавать долги… Это все неправильно… Может, потому и счастье у нас неправильное…
— Может быть.
— Поехали к тебе.
Захар кивнул, будто соглашаясь. Но тут же медленно поднялся.
— Мы обязательно притянемся. Чтобы потом оттолкнуться… — так же медленно проговорил он. — Но только после того, как Зойка вернется ко мне.
Захар не был уверен в том, что сможет изменить Зойке после того, как они снова будут вместе. Но и с Жанной переспать назло ей он не мог. Это будет нечестно. И по отношению к Зойке. И по отношению к самой Жанне.
