Глава 5

— Ну признавайся же, — сытая Эми откинулась на диване, выжидающе глядя на подругу. — Ведь познакомилась же с кем-то, да?

Барбара выкинула опустевший пластиковый контейнер из-под еды в мусорку и вытерла со столика. Кроме них, в тренерской больше никого не было.

— Откуда такая уверенность?

— После той нашей вылазки в бар ты ведешь себя иначе.

Барбара легла на диванчике, уставившись в потолок. Сегодня был на редкость ленивый день — посетителей мало, и даже вечно суетливый, изображавший бурную деятельность Зорино не слонялся по залу в поисках, к кому бы придраться, а сидел в своем кабинете.

— Не выдумывай. — Барбара демонстративно зевнула, хотя спать совсем не хотела. Уже два дня она не звонила Джейку и невольно испытывала чувство вины: выпытала у него секрет, пообещав, что поможет, а сама не выходит на связь. Конечно, если бы он позвонил, она бы взяла трубку, но Джейк вел себя как настоящий джентльмен, не желающий навязываться со своими проблемами.

— Мне и выдумывать ничего не нужно, — настаивала Эми. — У тебя такое задумчиво-мечтательное выражение на лице, которое само за себя говорит.

— Может быть, я просто размышляю о вечном.

— Ага. Оно и заметно, — кивнула Эми. — Ты слышала, Уорхола так и не нашли. Неужели действительно сбежал, как думаешь?

— Не знаю, — вяло откликнулась Барбара. Это было так странно — всего несколько дней назад она убила человека, а такое впечатление, что минули десятилетия с тех пор: событие практически стерлось из памяти, словно и не происходило вовсе. Защитные механизмы психики творят с сознанием чудеса.

— А может, его просто прикончили, как того толстяка на стройке, помнишь, в новостях было? А труп где-нибудь в лесу закопали, — не унималась Эми. После сытного обеда ее тянуло поговорить. — Интересно, что творится в голове у человека, совершившего убийство?

— Да какая разница? — отмахнулась Барбара. Ее начинала напрягать тема беседы.

— Разницы никакой, — согласилась Эми. — Просто интересно. Как считаешь, мучает ли убийц раскаяние? Или они думают лишь о том, чтобы не попасться?

— Я никак не считаю. У меня своих забот хватает.

— А мне кажется, что инстинкт самосохранения всегда перевесит угрызения совести, — как ни в чем не бывало продолжила Эми, словно не замечая досады подруги. — Да и с собственной головой всегда можно договориться, при большом желании.

— Не знаю.

— Скучная ты.

Барбара вдруг подумала: а как бы отреагировала подруга, узнай всю правду? Продолжала бы считать ее скучной?

— Ты чему улыбаешься?

— Я улыбаюсь? — удивилась Барбара.

— Ну. Лежала такая безучастная, как тюлень, и вдруг эдак самодовольно ухмыльнулась. — Эми потянулась за бумажным стаканчиком и, не вставая, налила воды из стоявшего рядом с диваном кулера. — Какие планы на вечер? Давай сходим куда-нибудь, развлечемся.

Барбара села, прислушиваясь к еще не оформившейся, невнятной идее, которую она старательно не замечала с самого утра. За минувшие дни уже дважды ее называли скучной — сперва издатель, теперь подруга. Неужели она действительно неспособна на спонтанные поступки? Не оттого ли и тексты ее никуда не годятся?

— Я сегодня лягу пораньше, — соврала Барбара, неохотно поднимаясь. — Обед закончился, пошли делать вид, что работаем. Зорино хоть и вялый сегодня, но поводов для истерик ему лучше не давать.

В зале было спокойно. Бывают дни, когда по неведомой причине даже самые ленивые вспоминают, что купили абонемент на фитнес и решают немедленно им воспользоваться, но сегодня была обратная ситуация.

— Что за день, а? У меня уже две отмены. — Молодой парень в стильных спортивных шортах и обтягивающей футболке, подчеркивавшей его безупречную фигуру, подошел к девушкам. Трой был «признанным секс-символом спортзала» — как он сам себя величал — хотя основания для столь громкого звания у него определенно имелись, выглядел он безукоризненно. Модная стрижка, белые зубы, пирсинг в брови и бриллиантовый гвоздик в ухе. Его ориентация тоже не вызывала сомнений.

— Ну, не расстраивайся, душечка, — с едкой ухмылкой ответила Эми. — Зато успеешь на маникюр сходить, ха-ха.

— Ха-ха, — передразнил ее Трой и обратился к Барбаре: — А что твой Романо? Не отменил тренировку?

Романо был моделью нижнего белья, высоким красавцем с итальянскими корнями, которого Барбара тренировала последние несколько месяцев, чем вызывала у Троя неконтролируемые приступы зависти. Он был бы не прочь переманить такого сексуального клиента к себе, для индивидуальных, так сказать, тренировок.

— Вроде нет. Придет после обеда.

— Жизнь несправедлива. — Трой трагически закрыл лицо, но тут же отнял руку и жеманно улыбнулся: — Я бы лучше тебя разобрался, как ему накачать идеальную задницу.

— Ах, бедная крошка, совсем оголодал, — снова не удержалась Эми. Они с Троем постоянно подзуживали друг друга, явно получая от этого взаимное удовольствие.

Барбара оставила этих двоих и отошла в сторону. Взяла мобильник, несколько секунд смотрела на дисплей, затем решительно выбрала адресата и напечатала сообщение:

«Давай вечером увидимся. Есть идея».

И отправила.

— Похитить? — Джейк скрестил руки на груди и откинулся на спинку скамейки. По уже сложившейся традиции они встретились на автозаправке у пустыря Вандерерс, прошли на территорию кладбища и уселись на знакомой скамейке.

— Да. Надеть маски, запихнуть его в машину, продержать где-то несколько дней, а потом выпустить.

Барбара говорила с таким серьезным видом, что Джейк не смог сдержать саркастичную ухмылку:

— Как в кино, да? Прямо посреди улицы?

— А почему нельзя скопировать то, что снимают в кино? — набычилась Барбара.

— Потому что в жизни все несколько сложнее.

— Я это понимаю. Куча всяких деталей, — она откинула упавшую на лицо прядь. — Давай все обдумаем, план работоспособный состряпаем. У тебя же денег уйма, нанять кого-то можешь, в конце концов.

— Барби, я очень ценю твою вовлеченность, но твоя идея безумна. — Он посерьезнел, и на его переносице залегла скорбная морщинка, которую Барбара раньше не замечала. Или она появилась за минувшие двое суток?

— Почему?

— Да потому. — Он скрестил на груди руки, откинувшись на спинку скамейки. — Как ты себе это представляешь? Дать объявление в газету «Ищу крутых чувачков для организации похищения»? Выходов на головорезов у меня нет, я тебе не наркобарон подпольный. А даже если предположить, что каким-то чудом я найду нужных людей, то где гарантия, что они меня не подставят? Как я могу доверять кому-то в столь щепетильном деле?

Барбара согласно кивнула — Джейк рассуждал логично. Но она не собиралась отказываться от своей идеи. Она вполне могла сработать, если как следует обмозговать и учесть все нюансы.

— Да и времени у меня нет на поиски и организацию, — продолжил Джейк. — Суд через три дня, Барби. Это конец. Мне остается только напасть на него и отправить в больницу.

— И самому отправиться прямиком к брату, да? — фыркнула Барбара. — Это никуда не годится. Если ты не можешь нанять бандитов, значит, мы сами все провернем.

— Вдвоем?

— Привлечем Будду.

Джейк помрачнел:

— Исключено. Он не станет в таком участвовать. И я его никогда не попрошу к тому же.

Барбара сердито вздохнула:

— Не пойму я ваших отношений. Ладно. Черт с тобой. Снять какой-нибудь дом с подвалом ты сможешь? Где-нибудь в отдаленном месте, желательно без соседей? Нам где-то нужно держать его несколько дней.

— С этим как раз без проблем. У меня есть маленький коттедж у леса Тереза Марш. — Похоже, Джейк начинал заражаться ее энтузиазмом.

— Значит, дело за малым — придумать, как это все осуществить. — Барбара умолкла на мгновение и добавила: — Ты говорил, что следил за ним. У него есть какая-то повторяющаяся рутина?

— Каждую пятницу, после работы, он заходит в бар и выпивает три, иногда четыре порции виски.

— Пятница завтра, — напомнила Барбара.

Их взгляды встретились.

Судья Филип Мортон вышел из своего офиса в скверном настроении. Его настроение портилось каждую пятницу и улучшалось каждый понедельник. Выходные он ненавидел.

— Доброго вечера, мистер Мортон. Погодку на уик-энд обещают превосходную. — Охранник в холле на первом этаже, жизнерадостный детина, постоянно отвешивал приветливые комментарии, хотя никогда не получал ответной реакции.

Филип ускорил шаг, пересек холл и, выйдя на улицу, остановился на крыльце здания. Домой или в бар, выпить немного, чтобы хоть частично заглушить растущее раздражение? Он каждый раз всерьез размышлял над этим вопросом и каждый раз принимал одинаковое решение.

Вызванное такси уже ждало его — он сел в салон и назвал адрес бара.

По дороге он размышлял о вынесенных на неделе приговорах, делая мысленное ревю и прикидывая, мог ли поставить иной вердикт. И, как обычно, пришел к выводу, что в каждом отдельном случае принял самое верное решение.

Филип Мортон был в курсе, какие слухи ходили о его персоне. Многих не устраивала его излишняя суровость, несколько раз он получал письменные угрозы, но этим дело исчерпывалось. Нападать открыто никто не решался. Возможно, потому, что чувствовали за ним внутреннюю правду — он не осуждал невинных. Тех, кому он выносил суровые приговоры, заслуживали этого. Убийцы, воры, насильники. Он делал обществу одолжение, пряча за решетку отпетых негодяев. Милосердие хорошо лишь тогда, когда применяется к хорошему человеку, пусть и оступившемуся однажды. В зале суда таких практически не бывало. Каждая мразь цеплялась за соломинку, чтобы опорочить другого и выбраться сухим из воды. Таким Филип Мортон не давал пощады. А то, что его за это не любили, являлось ничтожной платой за торжество справедливости.

Он заказал первый бокал виски, заняв привычное место за барной стойкой. Шум и царившая в заведении суета раздражали его ровно до того момента, когда он допивал вторую порцию. После третьей наступало если не спокойствие, то философское смирение.

Несколько раз журналисты пытались вытащить его на интервью, но он отказывался. Все, что необходимо, он произносил в зале суда. А остальное не имело значения. Его личная жизнь или взгляды на мир останутся при нем.

Из-за его категоричности многие репортеры отзывались о судье Мортоне с холодной вежливостью, но его это не смущало. Не для того он однажды пережил настоящую драму, чтобы беспокоиться из-за ничего не значащих мелочей.

— Вам повторить? — поинтересовался бармен, указав на опустевший бокал.

— Пожалуйста.

Это было так давно, боже, как давно… А он до сих пор помнил, как забавно морщился ее нос, когда она хохотала.

Однажды на заседании одна истеричная чернокожая мамаша, чьего сына-отморозка он осудил на приличный срок в тюрьме строгого режима, вскочила со своего места и, размахивая кулаками, начала выкрикивать ругательства. В самом конце, когда охрана уже волочила ее к выходу, схватив под локти, она обернулась и проорала:

— Ты никогда не любил, гребаный сукин сын! Ты никогда не любил и не можешь знать, каково это — терять своего ребенка.

Тогда ни единый мускул на лице Филипа Мортона не дрогнул. Но, вернувшись в тот вечер домой, он напился — как не напивался давным-давно.

Кто бы что ни говорил про судью Мортона, а любить он умел. И отлично знал, каково это — терять любимого человека. И ребенка тоже — пусть и не своего. Хотя что значит — не своего? Он обожал ее дочку. Обожал так, словно она была его плотью и кровью. А может быть, даже сильнее.

Способен ли человек измениться? Полностью потерять прежнего себя, превратиться в кого-то другого? Филип Мортон изменился за одну минуту, в течение которой полицейский сообщал ему по телефону о гибели Дженны и Саманты Доусон.

Они возвращались домой, когда на них напали двое грабителей. Отобрали у Дженны сумочку и бумажник, но когда попытались снять золотые серьги с маленькой Саманты, мать бросилась на ее защиту. Криминалисты насчитали на теле женщины пять ножевых ранений — два из которых смертельные. Семилетнюю Саманту отшвырнули в сторону, как котенка, прямо на железные мусорные баки, она скончалась от черепно-мозговой травмы через двадцать минут после смерти матери.

Эта мысль, подобно изощренному палачу, возвращалась к Мортону снова и снова. Все эти годы он думал о том, как его маленькая девочка — его крошка Сэмми — медленно, в агонии умирала в пустом переулке, и никто не приходил на помощь. Двадцать бесконечных минут она, находясь в сознании, испытывала чудовищную боль и плакала, и звала на помощь, пока сознание ее не покинуло. Двадцать минут ада. Вечность. В полном одиночестве.

Подонки отняли две человеческие жизни. За что? За серьги стоимостью в сотню баксов?

Он поседел за одну ночь. Раньше он читал о подобных случаях, но никогда всерьез не думал, что это возможно. Утром, вернувшись домой из участка, он посмотрел в зеркало и не узнал собственное отражение.

Накануне Мортон сделал Дженне предложение. Они собирались назначить день свадьбы, Филип не хотел пышной церемонии, но Дженна настояла:

— Это будет самый счастливый день в моей жизни, Фил. Мы обязаны устроить праздник!

И он согласился. Он желал своим девочкам самого лучшего. Ему нравилось их баловать.

Их похоронили рядом.

— Простите, здесь не занято? — Красивая рыжеволосая девушка указала пальчиком на барную табуретку рядом с ним.

Он отрицательно покачал головой и сделал глоток виски, возвращаясь к воспоминаниям. Убийц так и не нашли. Какие-то мрази походя лишили жизни женщину и ребенка и остались безнаказанными. Каждый раз, наблюдая, как вводят в зал суда очередного преступника, Филип Мортон спрашивал себя: а вдруг это он? Один из тех, кто напал на его девочек? Все эти годы он разгуливал на свободе, совершив бог весть сколько преступлений, прежде чем попался на какой-нибудь ерунде. Разве мог судья Мортон проявить милосердие? Разве мог?

— Мне того же, что пьет джентльмен, — тоненький голос проворковал над ухом.

Когда бармен подал рыжеволосой бокал, она отпила маленький глоток и повернулась к судье:

— У вас отменный вкус.

Мортон скользнул по девице равнодушным взглядом: густая челка ниже бровей, учительские очки, вызывающе короткое платье. То ли проститутка, то ли просто одинокая дамочка, жаждущая развлечений. Скорее все-таки проститутка. Обычных женщин судья Мортон не привлекал — слишком угрюмое выражение на его лице отталкивало.

Рыжую, однако, ничто не смущало. Она кокетливо протянула ему руку с красными длинными ногтями:

— Аманда.

Ее глаз за длинной челкой и очками было почти не видно. Но губы — красивые, полные, напрочь лишенные помады или блеска — улыбались.

Он повернулся к бармену, подтолкнув к нему пустой бокал:

— Еще повтори.

— Вы не очень разговорчивы. — Рыжая покрутила бокал в руке и поставила его на стол, так и не пригубив. — Тяжелый день?

— Если вы хотите меня закадрить, то я не по этой части, — буркнул Мортон. — Пойдите подыщите себе более подходящую кандидатуру.

— Как быть, если мне понравились именно вы? — не сдавалась рыжая.

— Если вам понравился я, то для вас не будет проблемы присмотреть себе кого-то еще.

— Ваша скромность делает вам честь, — она облизнула губы.

Филип Мортон получше всмотрелся в навязчивую незнакомку — и снова не смог поймать ее взгляд. Он потянулся к своему виски, но рыжая внезапно накрыла его руку своей ладонью и наклонилась так, что глубокое декольте позволило увидеть ее небольшую, красивой формы грудь.

— Давайте познакомимся ближе?

Ее губы находилось в паре сантиметров от его лица, и он на секунду допустил мысль, что действительно ей понравился. Но здравый рассудок быстро вернул его в реальность: единственная женщина, которая его любила, давно мертва. И никто не сможет ее заменить.

Он резко отстранился и высвободил руку.

— Как я уже сказал ранее, поищите себе кого-то еще.

— Ладно, — неожиданно легко сдалась девушка, потянулась за его спиной к своему бокалу и подняла его: — Извините. Ваше здоровье.

Она отвернулась, и Филип Мортон облегченно выдохнул. То ли из-за выпитого алкоголя, то ли из-за неуместного флирта желание копаться в прошлом ослабло, и теперь он подумал о том, как придет домой, включит телевизор и до полуночи будет сидеть перед экраном, надеясь, что проклятые выходные быстро пролетят. Он взял свой бокал и сделал два больших глотка.

Барбаре казалось, что ее сердце бьется так громко, что его слышат за пределами бара. Но никто на нее не косился, не делал замечания, а значит, все шло как надо. В парике было нестерпимо жарко, несколько раз ей мерещилось, что по виску течет пот и она незаметно вытирала рукой сухую кожу.

Операция состояла их двух этапов. Первый — подменить бокалы, чтобы Мортон выпил заказанный Барбарой виски, куда она незаметно добавила пару быстрорастворимых таблеток какого-то вещества. Джейк сказал, что это вырубит его. И здесь начинался второй этап, когда судья начнет отключаться, его нужно будет проводить до такси.

— Рассчитай меня. — Филип Мортон почувствовал дурноту, как если бы сильно перебрал с алкоголем. Это было странно, учитывая, что выпил он всего три порции. Он достал бумажник из кармана пиджака и долго не мог вынуть наличку, пальцы не гнулись и отказывались служить.

Сидевшая поблизости рыжеволосая, которую он так некрасиво отшил, бросила в его сторону озабоченный взгляд, затем еще один. Наконец, повернулась к нему и с сомнением протянула:

— Вызвать вам такси?

Он хотел отказаться, в конце концов, не могло же его развезти так сильно, чтобы он не справился с телефоном, но понял, что еле сидит.

— Да, пожалуйста, — пробормотал он заплетающимся языком. Виски пульсировали болью. — Если вас не затруднит.

Барбара сделала вид, что оформляет онлайн-вызов. Через две минуты она вновь обратилась к судье:

— Машина подъехала. Ждет у входа. Вас проводить?

— Нет, спасибо. — Он с трудом слез с барной табуретки и пошатнулся — ноги едва держали. Постоял немного, собираясь с силами, и нетвердой походкой направился к выходу.

Барбара заказала кофе, выпила. Посидела еще десять минут и покинула бар, когда Джейк увозил потерявшего сознание судью по сорок первому хайвею прочь из города, в сторону леса Тереза Марш.