В прежние времена люди высоко ставили воспитание характера. Моральные уроки, усвоенные в начале жизни, забыть нелегко, церковь и семья, не щадя сил, заботились о том, чтобы дети их получили.

Моральное поведение почти всегда требует самопожертвования, требует ставить интересы других людей выше наших собственных, но готовность прислушаться к этим требованиям ослабла под воздействием материализма. Вопреки ясно заявленным намерениям Адама Смита, его невидимая рука насадила идею, что моральное поведение вовсе необязательно, что лучший из всех миров может возникнуть, если люди будут просто следовать своим интересам. Дарвиновское выживание сильнейшего сделало еще один шаг, создав впечатление, что отказ от эгоистических интересов может даже пагубно сказаться на нашем здоровье. Смитовский пряник и дарвиновский кнут заставили забыть о теме воспитания характера во многих индустриализированных странах.

В материалистических теориях быть нравственным — значит, быть простофилей. В той степени, в какой «модель простофили» принимается на веру, она, конечно же, способствует распространению оппортунистических ценностей. Британский экономист Фред Хирш утверждал, что капиталистическая система может функционировать, если повсеместно разделяются ценности протестантской этики. Он отмечал, что эти ценности, на формирование которых потребовались столетия, быстро приходят в упадок. Противоречие капитализма, заключал он, в том, что акцент на индивидуальном эгоистическом интересе размывает те самые черты характера, без которых он не может функционировать.

Модель обязательства проливает новый свет на это противоречие. Подобно модели простофили, она признает, что правильные, или справедливые, поступки имеют свою цену в каждом конкретном случае; но она при этом подчеркивает, что такого рода предрасположенность не всегда становится проигрышной стратегией. Проблемы обязательства повсюду в избытке, и если «кооператоры» могут найти друг друга, можно пожинать материальные преимущества. В перспективе, предложенной моделью обязательства, альтруистические черты характера, необходимые для эффективных рынков, больше не кажутся противоречащими их материалистическим предпосылкам.

Практическая важность состоит в том, что осознание этой идеи может оказаться решающим для индивида в ситуации выбора, каким человеком стать. Ценности и взгляды не отпечатываются со всей четкостью при рождении. Наоборот, их развитие, как отмечалось, главным образом и составляет задачу культуры. Большинство людей способно на развитие эмоциональных привязанностей, не дающих вести себя оппортунистически. В отличие от модели простофили, модель обязательства предлагает простой ответ на мучительный вопрос, почему даже оппортунисты так поступают.

Внушение моральных ценностей некогда было почти исключительной практикой организованной религии. Только церковь имела достаточно возможностей выполнять эту задачу, ибо у нее был готовый ответ на вопрос «Почему я не должен обманывать, когда никто не видит?» Перед верующим человеком такой вопрос не встает, поскольку Бог смотрит всегда. Но, похоже, угроза вечных мук потеряла свою силу в последние годы. А альтернативных институтов, которые могли бы взять на себя соответствующую роль церкви, так и не возникло.

Упадок религии — не единственное важное изменение. У семей, даже тех из них, которые хотят привить своим детям моральные ценности, оказывается все меньше времени и сил, необходимых для выполнения этой задачи. Половина американских детей проводят сегодня часть детства в неполной семье. В полных семьях для обоих родителей норма — работать полный рабочий день. Когда стоит выбор между тем, чтобы один родитель оставался дома и приобщал детей к моральным ценностям (или оба оставались дома на неполный день), и тем, чтобы оба работали полный рабочий день и тем самым обеспечивали возможность проживания в районе с лучшими школами, подавляющую часть родителей непреодолимо влечет второй вариант.

Моральные ценности важны, и если о постижении их не заботятся дома, то почему бы не приобщать к ним в школе? Немногие предложения вызывают такую бурю страстей, как предложение преподавать моральные ценности в школах. Цепные псы либерализма бросаются в атаку, как только в школьной программе появляется хотя бы один пункт, отдаленно напоминающий ценностное суждение. Для них идея обучения ценностям означает, что «кто-то попытается насильно пропихнуть свои ценности моему ребенку». Консервативные фундаменталисты, в свою очередь, настаивают, чтобы религиозное учение подавалось в школе наравне с научными фактами. Как им представляется, отсутствие в программе обучения именно их набора ценностей равноценно их публичному отвержению.

По многим специфическим вопросам, таким как аборт, две группы имеют мало шансов прийти к компромиссу. К сожалению, заметность таких вопросов оттесняет на второй план тот факт, что по основным ценностям принципиальный консенсус как раз есть. Так, большинство живущих сейчас в США согласятся, что люди должны:

Это не значит, что в сложных случаях все будут согласны.

Ложь во спасение часто считается приемлемой, но порой ее трудно определить. Но даже и в этом случае сохраняется удивительный консенсус в отношении большинства конкретных примеров, охватываемых этими простыми правилами. Почему бы все их не включить в школьную программу?

По иронии судьбы, трудности частично связаны с последним пунктом этого списка, нашим уважением к многообразию и различиям. Конечно же, многие суждения о ценностях носят глубоко личный характер. Ведь если почти все мы искренне согласимся с каждым пунктом этого списка, некоторые все же будут активно против. И потому многие из нас не готовы навязывать им «наши» ценности в таком месте, как государственные школы.

Но толерантность, как любая из прочих ценностей, не абсолютна. Чтобы пойти на уступки крохотному меньшинству, которому не нравится, что даже этот ограниченный набор ценностей активно пропагандируется в государственных школах, нам всем приходится многим жертвовать. Если бы ценности были исключительно чьими-то личными убеждениями, то и тогда были бы весомые основания для такой жертвы. Но они таковыми не являются. Когда людей учат не лгать и не обманывать, мир становится более привлекательным местом практически для всех. Что еще важнее, речь не только об общих выгодах: они более чем пропорционально накапливаются для тех людей, которые эффективно интериоризируют эти ценности. Таким образом, люди, настаивающие, что ценности нельзя прививать в государственных школах, настаивают, чтобы дети других людей — наши дети — обходились меньшим числом черт характера, которые в будущем помогли бы им пробиться в материальном мире. Неясно — почему общество должно с готовностью идти на такие жертвы ради меньшинства?

Преподавание ценностей в государственных школах встречало и политическое сопротивление, поскольку многие люди полагают, что оно стирает важную грань между церковью и государством. Модель обязательства подчеркивает, однако, что ценности связаны не только с религиозными учениями, но и с совершенно независимыми от них материальными соображениями. В этом отношении, конечно, она ничем не отличается от множества других материалистических объяснений моральных ценностей. В отличие от других объяснений, она, однако, подчеркивает, что ценности выгодны индивидам, а не только обществу в целом. Таким образом, она проясняет то, что не могут прояснить другие теории, а именно — что основания для преподавания моральных ценностей в государственных школах в этом смысле те же, что и традиционные основания для преподавания естественных наук и математики.

Хотя силы, описанные моделью обязательства, подсказывают, что моральное поведение может приносить индивидуальные выгоды, важно помнить, что эти силы сами по себе не обеспечивают высокого уровня социального сотрудничества. Наоборот, мы знаем, что степень сотрудничества существенно варьируется в разных обществах и что даже в одном обществе она имеет тенденцию резко меняться со временем. Такие различия, безусловно, не объясняются врожденными различиями в способности к сотрудничеству. Скорее всего они отражают разные степени, в каких общества вкладываются в поддержание социальных норм.

Важность таких норм еще более подчеркивается воздействием, которое поведение каждого человека оказывает на поведение остальных. Как мы видели в экспериментах с дилеммой заключенного в главе VII, люди имеют сильную тягу к сотрудничеству, когда ожидают, что и другие поступят так же. По той же логике они с большей вероятностью откажутся от сотрудничества, когда ожидают предательства. Поведенческие системы, в которых есть такого рода ответная реакция, обычно крайне устойчивы. Если в один год доля предательства по каким-то причинам возрастает, возникнет тенденция к тому, чтобы в следующий год еще больше людей отказывались от сотрудничества, и еще больше — еще через год. Точно так же рост сотрудничества бывает самоподкрепляющимся.

Общества, которым не удается вмешаться в этот процесс, упускают ценную возможность. Как подчеркивал социолог Джеймс Коулман, нормы общества — существенная часть его капитала, не менее важная, чем дороги или фабрики. Неспособность поддерживать их приведет к отставанию с тою же неизбежностью, что и неспособность поддерживать более конкретные и заметные элементы инфраструктуры.