Вокруг все было черно. Сплю я или бодрствую, не знаю. А если сплю, то что мне снится, тоже не понятно. То и дело какой-то стук. Иногда тихая речь. Как будто кто-то плачет. Но ничего определенного. Попыталась открыть глаза — и снова чернота. Но постепенно усилилось и другое ощущение, весьма неприятное: отчаянно жаловался на жизнь мой мочевой пузырь. Все, теперь я точно не сплю.

Как иногда бывает тяжело просто открыть глаза! Кто бы мог подумать. Но мне становилось тревожно, и я заставила себя хоть прищуриться. Это было так же трудно, как пробежать первые три круга в Гайд-парке.

Все расплылось. Я снова моргнула. Зрение понемногу стало проясняться. И теперь стало очевидно, что у меня чудовищно болит голова. Это были не точечные мелкие уколы, как когда насидишься перед компьютером. И не маленький молоток, что стучит в виске. Ощущение было такое, будто мою голову втиснули в мотоциклетный шлем на четыре размера меньше, чем нужно, а до этого меня сутки не кормили. Никогда еще у меня так адски не болела голова. Боль эта отдавалась аж в желудке. Пришлось срочно повернуть голову и дать рвоте выйти наружу.

— Господи! Карл, что ты подмешал мне в пиво? — простонала я, снова откидываясь на спину. В жизни не было у меня такого тяжелого похмелья. Даже после того, как однажды Филлис, Николь и я намешали каких-то коктейлей. Как будто бутылку разбили о голову. Глаза не могу открыть. Анна меня убьет. Нет, это я убью Карла! Вот этот вариант мне больше нравится.

— Карл — это тот белокурый юноша, что сидел с тобой за ужином? — спросил кто-то.

Голос был мне не знаком. Я несколько раз тяжело моргнула, прежде чем картинка у меня перед глазами приобрела более или менее четкие очертания. Никакой Анниной квартиры, никакой елки. Я лежала в каком-то чулане, а напротив меня сидел мальчик. Кажется, тот самый, что поглотил за ужином шесть белых булок. Ах да, я и забыла! Рождество у Анны теперь далеко, наверное, до него сколько-то световых лет.

— Твоего друга тоже зовут Карлом? — дважды повторил мальчик, обходя место, куда меня вырвало.

Хорошо, что я не одна. Я была ему даже рада.

— У тебя будь здоров какая шишка на лбу, — сообщил мальчик.

Глаза у него были большие, синие, с длинными ресницами. Волосы светлые, довольно длинные, но подстриженные, схваченные на лбу повязкой. Одет в сапфирово-синее одеяние, отороченное мехом на манжетах и воротнике. Я видела его раньше! Во сне! Помню! Этого мальчика я видела во сне!

Ну да, мы же в другом времени! Погоня по лесу, старинный город, королевский двор, Ли… Ли!

— Вот дерьмо! — вырвалось у меня.

— Нет. Рвота, — поправил мальчик, глядя на меня, как на сумасшедшую, — ты полоумная или это от удара по голове ты несешь всякий вздор?

Удар по голове? Что еще за удар? Кому по голове?

Я растерянно моргала отяжелевшими веками, оглядываясь вокруг. Чулан? Лабаз? Сарай? Нет, огромный деревянный ящик, продолговатый, похожий на гроб. Кто-то нес этот якобы гроб, ибо он подпрыгивал и раскачивался. Ах да, я ведь собиралась в туалет! И довольно срочно, помнится.

— Стойте! — завопила я. — Тут люди внутри! И мы еще живы!

С трудом, стараясь не вляпаться в собственную блевотину, я приподнялась, села и кулаками забарабанила в стенку ящика:

— Слышит меня кто-нибудь?

Господи, от каждого движения голова болит еще хуже, как будто ее стягивает железный обруч.

— Не шуми! — зашипел принц. — Нас похитили. Лучше лишний раз не привлекать к себе внимания.

— Извини, у меня проблема! Мне срочно надо! — объяснила я и снова забарабанила кулаками в стенку: — Стойте! Остановитесь!

Ящик резко остановился, и я угодила рукавом в дрянь. Но не успела я выругаться, как крышка позади меня откинулась, и кто-то весьма бесцеремонно вытянул меня из ящика за шиворот.

— Эй, полегче! — возмутилась я.

Голова раскалывались, ноги подкашивались. Только бы не рухнуть в обморок, а то наделаю в штаны. Я вцепилась изо всех сил в того, кто вытащил меня из ящика и попутно обтирал облеванный рукав о свою хламиду.

— Уэ! — вякнул неизвестный и выпустил мою шкирку. Я заспотыкалась и стала натыкаться на придорожные деревья.

Тут же меня подхватил кто-то другой и что-то затявкал на незнакомом языке. Пустите меня в кусты! Иначе это будет срам!

— Мне надо отлить! — закричала я, сжимая ноги и хватаясь за живот.

Наконец-то поняли! Засмеялись. И мужчина, который меня держал, пнул меня в кусты.

Не знаю, сколько времени я была без памяти, но за это время изрядно похолодало. Шел снег. И совсем не слегка, не как сахарная пудра, а всерьез валил хлопьями. Я провалилась в сугроб чуть не по колено. Мужской гогот у меня за спиной. Да, и черт с ними. Мне сейчас все равно. Пускай ржут. Мужчин удивительно легко развеселить. Они готовы ржать из-за любого пустяка. Уж по поводу девчонки, которая чуть не описалась, сам бог велел поржать.

Между тем в кустах, пока я оправлялась, мысли мои несколько прояснились. Итак, я в зимнем лесу, во власти незнакомых мужиков, за тысячу триста лет и примерно четыреста пятьдесят миль вдали от Лондона. Самой помереть или пусть эти дикие джентльмены все быстро уладят? Как Фитцмор меня теперь найдет? Снег уже засыпал все следы. А если и найдет, что с того? А если я сама покончу с собой, вдруг я снова окажусь в двадцать первом веке в Лондоне? Ну как в «Дне сурка»? Проснуться бы сейчас у себя в кровати, чтобы все это оказалось только дурным сном!

Грубый мужской окрик. Это меня зовут. Как мило!

— Иду я, иду! — проворчала я, соображая, как мне теперь быть.

Надо оставить какой-то знак, чтобы нас нашли. Но какой? Что я могу оставить? Бумаги и карандаша у меня нет, записку я не напишу. Зато вот что! Тряпки, которые принесла Милдред, настолько велики, что я надела их прямо на мои собственные. Я завела руки за спину, расстегнула крючки на бюстгальтере и незаметно выбросила мое сиреневое неглиже на снег. Такого знака Леандер точно не пропустит.

Я вернулась из кустов и впервые лицом к лицу встретилась с нашими похитителями. Семеро мужчин. Очень страшных мужчин. У каждого на плечах — тяжелая туника, на поясе — кинжал и дубина. На голове у каждого кожаная шапка вроде тех, что носят в фильме «Джаббервоки». Длинные лохматые бороды, как у лондонских бомжей, на которых так страшно смотреть. У них еще в бороде всегда застревает какая-нибудь еда, крошки там всякие, объедки. Маленький принц в деревянном ящике с его королевским одеянием и золотой фибулой, стягивавшей накидку, представлял полнейшую противоположность этим типам. Теперь мальчик стоял рядом с повозкой, которая действительно была немногим больше гроба.

Эти семеро были чудовищны. Как будто нарочно хотели напугать кого-то. А я-то пугалась Фитцмора с его рычанием и кинжалом! Я боялась его, такого красивого, хоть и нечесаного и немного небритого, но такого сияющего! Он красив, как ангел, пусть даже ангел-мститель. А эти семеро — демоны! Черные, бородатые, звероподобные. Химеры на башнях готических соборов и те симпатичнее!

Все семеро пялились на меня. Я сглотнула. Один из них, стройный и сухопарый, подхватил меня под руку и потащил к повозке. Совершенно ясным жестом он дал мне понять, чтобы я забиралась в ящик. Черт, моя блевотина прямо посреди повозки!

— Э, могу я здесь немного прибраться? — Я указала на рвоту.

Он, очевидно, понял и кивнул. Я набросала в повозку снега и вымела все вместе ветками. После этого мы с принцем снова залезли в повозку. Крышка захлопнулась, повозка покатилась дальше.

Мальчик молча сидел напротив меня, не сводя с меня глаз. О чем он думает? Что чувствует? Не пойму! Не злится, не напуган. Скорее ему любопытно и одновременно безразлично. Такое непроницаемое лицо бывает у нашей королевы, когда она принимает парад. Очевидно, такое выражение лица — это часть королевского воспитания, как и умение непринужденно носить корону, милостиво и одновременно высокомерно кивать и помахивать ручкой своим подданным.

— Я Фелисити. А тебя как зовут? — прервала я это глупое молчание.

Он удивленно поднял брови.

— Что-то не так? — тоже удивилась я.

— Ты не имеешь права заговаривать со мной первой и обращаться ко мне на «ты», — заявил принц, — но поскольку мы оба стали жертвами похищения, я готов не обратить на это внимания.

Как милостиво с его стороны! И за что мне такой королевский подарок!

— Меня зовут Каролус, — ответил принц, — Карл. Как твоего друга.

— Никакой он мне не друг. — Я прислонилась к стенке и прикрыла глаза. Головная боль понемногу стихала.

— Ты пришла с ним. Вы сидели рядом за трапезой. Ты говорила только с ним. И больше ни с кем.

— Да ладно, — удивилась я, — ты углядел нас в этой толпе? Не поверю!

Хотя чему тут удивляться? Фитцмор с его, как у статуи, красотой всегда обращает на себя особое внимание.

— Я обратил внимание на тебя, — признался принц, пристально глядя на меня.

— На меня?

Меня же никто никогда не замечает! Я серая мышь, синий чулок, предмет мебели и хранитель дамских сумочек на балах. На меня обращают внимание из-за моей неуклюжести и несуразности, когда я что-нибудь роняю, толкаю, разбиваю и ломаю.

— Ты выглядела удивительно растерянной среди толпы. — Карл пристроился к стенке и подтянул коленки в груди. — Трапезы почти не коснулась. Ты привыкла к чему-то лучшему.

Не буду рассказывать ему, что у нас в любой дешевой забегаловке кормят вкуснее, чем у них тут при дворе короля.

— И волосы у тебя иногда блестят золотом, — продолжал мальчик.

— Я сидела рядом с камином, — сухо объяснила я, — это были отблески огня.

Он вдруг нагнулся вперед и вытянул руку. Я испуганно отшатнулась, но он всего лишь потрогал прядь моих волос и потер ее между пальцами.

— Мягкие, как шелк, — удивился он, — и еще ты благоухаешь.

Я польщена. А благоухаю я только потому, что регулярно моюсь, в отличие от большинства местных жителей.

— Этот Карл, он твой муж? — спросил сын короля, снова облокачиваясь на стенку повозки.

— Боже упаси!

Лучше в монастырь!

— Отчего? Я заметил, что он нравится женщинам, — возразил принц.

Головная боль усилилась, соображать было тяжело.

— Моего спутника зовут не Карл. Это Леандер. А Карл — это шурин моей сестры, — уточнила я.

Мне снова стало нехорошо, пришлось лечь.

— Леандер — он твой муж? — не унимался Карл.

— Нет. — Я закрыла глаза. — Как думаешь, что с нами будет? Что они с нами сделают? За тебя наверняка потребуют выкуп или используют как средство для шантажа. А может быть, у этого похищения вовсе и не материальный резон, а политический. У твоего отца есть враги?

Принц пожал плечами:

— Он же король. Конечно, есть. На севере — саксы, на юге — аквитанцы и герцог Баварский, — отозвался Карл, — я думаю, это саксы нас похитили. Все говорит об этом — их язык, их одежда.

Фу, табачищем понесло! Да каким! Крепчайшим! И вообще, меня укачало. А мальчик разбирается в политике! Интересно, как бы повел себя принц Уильям, если бы президент Обама припер англичан к стенке? Ну хорошо, Карл принц, его будут беречь, он им нужен живым, а что будет со мной? Чудо, что они меня сразу не прикончили.

Только бы глаза Ли оказались действительно такими зоркими, как он утверждает.

Я снова уснула или потеряла сознание. А когда вновь пришла в себя, повозка не двигалась. Я была одна, принца не было. Я медленно приподнялась. Голова болела меньше, но все же болела. Хотя бы эта тряска и раскачивания кончились, и то хорошо. Я села, голова заболела сильнее. Я посидела немного, пришла в себя и поползла к открытой дверце повозки.

Стояла ночь. Небо было ясно, полно звезд, и над лесом висела огромная белая луна. Кто насмотрелся фильмов про оборотней, в такую ночь будет ждать волчьего воя и нападения вервольфа. Но вокруг было тихо. На поляне вокруг костра спали, завернувшись в шкуры и покрывала, пятеро мужчин. Двое стояли на часах. Очевидно, мы так далеко находились от жилья, что они не опасались никакого нападения и спокойно развели огонь. Один из часовых расположился рядом с повозкой. Он что-то сказал мне, но я его, разумеется, не поняла. Тогда он поднес руку ко рту. Еда? О господи! Еще бы! Да, да, я умираю с голоду! А еще пить, во рту пересохло. И снова в кусты. Он понял мой жест, широко ухмыльнулся и кивнул.

Я заковыляла в кусты. А там оказался пруд, затянутый тонким льдом. Часовой на меня не смотрел, он отошел к своему приятелю, они тихо о чем-то говорили. Возможно, о том, что делать со мной. Мне надо смываться! Но просто так убежать в лес — это верная смерть. Не утопиться ли в пруду? Вон и прорубь уже имеется, в ней звезды отражаются. Глубоко ли тут?

Секундочку! К черту глубину! Это мой шанс на спасение!

Я немного пошлепала ладонью по воде.

— Милдред, — зашептала я в воду. — Милдред! — повторила я настойчивей.

И она явилась! Минуты не прошло, как ее голова показалась над водой, озаренная полной луной. И собиралась было уже вся выйти на берег, но я дала знак и прошептала:

— Приведи Ли.

Она кивнула и скрылась в воде. Лучше бы мне прыгнуть за ней. Один из часовых сзади сгреб меня за волосы и повалил на спину, не отпуская волос и что-то ворча. Головная боль запульсировала с новой силой.

— Я умывалась! — заверещала я, поднимая в доказательство мокрые ладони. — Только умывалась!

Он пристально поглядел на пруд, и я увидела страх у него в глазах.

— Нет там ничего! — уверяла я. — Вода ледяная, холодно мыться. Это я фыркала от холода, когда умывалась.

Он посмотрел на меня, выпустил мои волосы и отошел назад. Я поднялась на ноги и пошла перед ним к костру. Огонь почти погас, еды никакой не было, голова снова терзала, зато появилась надежда.

— Откуда ты родом? — Карл сидел рядом со мной в повозке, ковыряя палочкой доски.

— Из Британии, — призналась я.

Как же хочется есть! Тошнит от голода! Какова жизнь без головной боли, уже не помню.

— Земля великого короля Артура, — продолжал Карл и вздохнул с завистью.

— Нет такого и не было никогда, — огрызнулась я, облокачиваясь спиной на стенку повозки.

— Нет, есть! Конечно, есть! — возмутился Карл. — Это был лучший из королей, какого видел свет. Он прогнал саксов.

Была какая-то битва при Маунт-Бадоне, что-то припоминаю. Но король Артур — это легенда, миф, идеальный герой, рыцарь из мечты, но только не реальный человек.

— Я думал, ваш король Альфред — его прямой потомок, — не унимался Карл.

— По моим сведениям, Артура убил его собственный сын Мордред, который не оставил потомства.

— Артура убили? — не поверил принц. — Я думал, он скончался в Сомерсете от какой-то болезни.

Я открыла глаза и увидела его расстроенное лицо. А что? У меня ведь есть возможность прояснить всю эту историю с великой британской легендой о рыцарях круглого стола. А можно ли, интересно, совершать перемещения во времени осознанно и целенаправленно?

В этот момент повозка снова поехала, меня мотнуло, и я пребольно стукнулась головой о стенку. Меня это привело в чувство. Какие там перемещения! Выберусь ли отсюда живой — это еще большой вопрос! Надо как-то развеяться, чтобы Ли не увидел меня в таком депрессивном состоянии. Мало того что я толста и уродлива, осталось только умом тронуться.

— Чем обычно занят королевский сын? Что ты делаешь целый день? — осведомилась я.

— Много всякого, — мальчик пожал плечами, — я учусь читать, писать, считать, а мой учитель пытается очертить границы владений моего отца. Я ему помогаю, но эти границы постоянно меняются, — он тихо засмеялся, — еще меня обучают сражаться на мечах, верховой езде, ристанию и стрельбе из лука. Ну, обычное дело. А что делает британская дворянка в сопровождении единственного мужчины в стране франков?

Прекрасный вопрос. Знать бы еще, как на него ответить.

— Каким королем ты хочешь стать? — спросила я вместо ответа.

— О чем ты? — не понял Карл.

— Ну, у короля же должны быть какие-то цели, планы, мечты: мир в стране, чтобы народ не голодал, здравоохранение, ослабление налогов, что-нибудь в этом роде.

— Идеалистка ты! — засопел наследник. — Мир! Какой же мир, когда саксы под боком! Ваш Артур их прогнал, Альфред тоже, теперь они все здесь. — Он продолжал тереть палочку о стенку повозки.

Меня снова укачало и стало тошнить. Я легла ничком на пол.

— Но ты права. Я должен быть добрым королем моему народу. Здорово было бы, если бы мой народ не голодал и поминал меня добрым словом.

— Ухм, — выговорила я с трудом.

— С какой стати женщину занимают такие мысли? Или ты потомок Боудикки?

— Точно не потомок! — пробормотала я вяло.

— Что с тобой? — Он наконец-то заметил, что мне плохо.

— Есть хочу, — пожаловалась я, — и голова раскалывается. Убей меня, не могу больше это терпеть!

— На, пожуй, — он протянул мне пучок соломы.

— Ну ты что? Что я, лошадь, что ли? — обиделась я.

— Это поможет, поверь мне, — заверил принц.

Я взяла соломинку и пожевала. Вроде правда полегчало немного.

— А ты на моем месте к чему бы стремилась? — спросил Карл, передавая мне уже третью соломинку.

— Чтобы в Германии никто не голодал, — тут же ответила я.

— Какая ты избалованная, — усмехнулся мальчик. — Думаешь, это так просто!

Чего бы я сейчас не отдала за гамбургер! Волосы, например! Остригите меня или возьмите пару зубов, только дайте поесть. Никому не надо? Меняю шерстяное белье на один бигмак. Или на сэндвич от Фитцмора — поджаристую чиабатту с антипасти, оливками, цуккини и беконом. Солома больше не помогала. Ну ее!

— Куда они нас везут? — спросила я наудачу, не рассчитывая на ответ.

— На восток, — объявил Карл и улегся рядом со мной.

Он снова потрогал и погладил мои волосы, как уже делал это несколько раз до того.

— Ты пахнешь цветами. Фрезиями и сиренью. Сколько тебе лет?

— Восемнадцать. А тебе?

— Десять, — отвечал он, накручивая пряди моих волос себе на пальцы, — я мог бы на тебе жениться. Ты богата?

Я отняла у него мои волосы и отодвинулась от него.

— Мне всего восемнадцать. Забудь!

— Моему брату всего шесть лет, а он уже помолвлен, — спокойно возразил принц и пристально рассмотрел меня, наморщив лоб. — А почему ты вообще до сих пор не замужем? Что-то с тобой нехорошо? Или с твоей семьей?

Что я могу ему объяснить? У них тут принято свататься в шесть и жениться в двенадцать.

— В нашей семье все склонны к самоубийству, — соврала я.

— Неправда, — тут же возразил мальчик, — ты влюблена в твоего провожатого.

— Вот уж точно нет! — твердо заявила я. — Видишь ли, у него целая армия поклонниц. Я стою в самом хвосте длинной очереди.

Карл улыбнулся и снова взялся за мои волосы. Сам-то он пах чистотой.

Меня знобило и била мелкая дрожь. Очевидно, тоже от голода. Карл придвинулся поближе. Я его не отталкивала. Он был такой теплый и уютный, а мне так плохо и холодно.

— Почему они меня до сих пор не убили? — прошептала я, размышляя вслух.

Карл молчал. Я посмотрела на него. Он, казалось, что-то хотел сказать, но сомневался. Что-то знает?

— Ты знаешь почему? Скажи!

Он прикусил нижнюю губу.

— Мне кажется, — проговорил он, — что им нужна именно ты.

Я?! Как это?!

— Пока ты была в забытьи, я слышал, как они называли твое имя, — признался мальчик. — Меня взяли, потому что я оказался не в то время не в том месте. Я случайно попался под руку.

Я онемела. Мысли путались. При чем тут я? Зачем я им? Я вообще не отсюда! Я чужая, посторонняя. Это Ли попал сюда по заданию. А я!.. Хотя…

— За нами гнались, — пробормотала я больше самой себе, чем спутнику, — но мы же оторвались от погони! Как же они нас нашли? А Ли они тоже нашли? — ужаснулась я.

— Не думаю, — успокоил меня наследник, — они говорили только о тебе. Как они смогли проникнуть в крепость к отцу? Вот вопрос. Ведь ворота на ночь закрываются. Либо они проскользнули днем, либо в крепости предатель. — Он прикрыл глаза и уверенно прибавил: — Я это выясню, и тогда предателя спасет только милость божья!

Я посмотрела ему в глаза.

— А что именно произошло в тот вечер? — спросила я.

Карл как будто смутился.

— У меня лошадь захромала, — признался он, — я пошел ее навестить перед сном. В стойле я увидел трех незнакомых мужчин. Я хотел позвать на помощь, они меня схватили. Тут ты распахнула дверь. И тот длинный, сухопарый с крошечными глазками грохнул тебе по голове. Меня связали, заткнули рот кляпом и сунули в мешок. Я понял, что нас вынесли из крепости. После одного дня пути кляп вынули и меня развязали. Это было уже два дня назад.

Два дня! Я так долго была без сознания?

— Я думал даже, что ты мертва, — продолжал Карл.

Мы оба помолчали, подумали. Наконец принц вздохнул:

— Рано или поздно отец нас найдет и освободит.

— Тебя-то точно освободит, — поправила я, — сомневаюсь, что он станет платить выкуп за незнакомую британку.

— Отец тоже обратил на тебя внимание.

Я так была погружена в свои мысли, что не сразу поняла, что он сказал.

— Обратил внимание? Что ты имеешь в виду?

— Я же говорю, у тебя волосы горят, как золото. — Принц снова взял одну прядь, — он осведомился о тебе. О тебе и твоем спутнике Ли. Вы такая красивая пара, сразу бросаетесь в глаза.

Ли — точно, согласна. Но я? Хотя мы же в раннем Средневековье. Видела я, как тут женщины выглядят. Они похожи на опустившихся, грязных нищенок. Эпоха римских бань осталась далеко позади. В Средневековье иное представление о красоте, о чистоте, о сверкании волос и белых зубах.

Карл зевнул. И я вслед за ним. Равномерное покачивание повозки и тепло королевского наследника убаюкивали. Во сне не так мучает голод. Я закрыла глаза и стала представлять себе, как нас нашел Ли.

Что-то меня разбудило. С наступлением темноты мы снова остановились на ночлег. Развели огонь, дали наконец поесть: по куску хлеба и солонины. Наесться я, конечно, не наелась, но и на том спасибо. Мужчины улеглись вокруг костра. Карл примостился ко мне, и вскоре все уснули, включая и меня.

В какой-то момент я проснулась и прислушалась. Тишина. Ни крика совы, ни ветра. Но зачем-то ведь я проснулась! Чтобы нас нашел Ли? Я огляделась. Часа два я спала. Безлунная ночь, небо затянуто облаками. Только кое-где проглядывают звезды. Все спокойно. Что-то не так? Вот что: нет часовых, и Карл куда-то пропал.

Я поднялась на ноги, тихо, как только могла. И услышала чей-то тихий стон где-то в кустах, метрах в двух от меня. Я неслышно скользнула туда. Как только мои глаза стали что-то различать в темноте, я разглядела мужчину, который крепко держал Карла. Мальчик вырывался и отбивался, но против свирепого сакса у него, конечно, не было никаких сил.

Что делать? Я беспомощно вынуждена была наблюдать, как этот зверочеловек безжалостно повалил мальчика на землю и встал рядом с ним на колени. Мне бы сейчас орудие! Только где его взять! Приемами карате я не владею. Страшно подумать, что он сейчас может сделать с принцем! Я в отчаянии похлопала себя по карманам и нашла кое-что! Это единственный шанс помочь Карлу! Вперед!

— Говорит полиция! Бросьте оружие и медленно выходите с поднятыми руками!

Дикарь отпрыгнул от Карла метра на два. На поляне повисла тишина. Саксы уставились на меня. Я метнулась к принцу и подняла его с земли. Мужчины замерли, как будто примерзли.

— Бежим! — скомандовала я и потащила Карла в лес.

Саксы отмерли. Тот, что держал Карла, сделал шаг ко мне, не спуская глаз с моей левой руки. Я нажала кнопку на мобильном, чтобы еще раз, еще громче, прокатилось по поляне объявление полиции. Телефон запел голосом Кэти Перри «California Gurls are unforgettable…». Черт! Левая рука всегда такая неуклюжая! Чтобы как-то отпугнуть саксов, я швырнула мобильный в их сторону. И к моему великому удивлению, попала дикарю в голову. Тут Карл истошно заорал. И саксы кинулись за нами в погоню. Я пихнула принца в спину, и он, зажмурившись, бросился в лес. Я хотела кинуться за ним, но меня схватили сзади, снова вцепились мне в волосы, а за Карлом побежал один из саксов. Я отчаянно отбивалась, и вдруг рука моя наткнулась на что-то холодное и гладкое. Кинжал. Вот рукоятка. Я рванула кинжал на себя, выхватила его из ножен и несколько раз полоснула по рукам того, кто меня держал. Он завыл и ослабил хватку. Я тут же вырвалась и побежала. Метров через десять рухнула на землю, как поваленное дерево. Что-то пребольно впилось мне в плечо. Я взвизгнула от боли. Это была брошь, стягивавшая мою накидку. Игла вошла мне в плечо и сломалась. В это время детина, который меня повалил, поднялся и вздернул на ноги меня. Господи, как больно! Я с трудом и со слезами выдернула иголку из плеча. Рядом появился второй сакс с факелом, а следом третий нес переброшенного через плечо Карла. Принц брыкался и вырывался.

— Пусти его! — завопила я. — Что вам надо от ребенка?

Поскольку ни один из них меня не понимал, никто даже не оглянулся на мой окрик, сколько бы я ни орала «Пусти!» и ни барабанила кулаками по их дубленым шкурам.

Однако рука моя снова наткнулась на холодное оружие на поясе у моего мучителя. Не раздумывая, я снова нанесла удар, и меня тут же отпустили. Угрожая кинжалом, я снова потребовала, чтобы мальчика отпустили, четко произнося каждый слог и указывая рукой на сакса, который держал принца. Тот, недолго думая, швырнул пленника мне под ноги. Карл закричал от боли. Я бросилась к нему, и нас снова мгновенно окружили! Я обхватила мальчика рукой и приставила лезвие к собственному горлу. Если Карл прав и им нужна все-таки именно я, то это единственный способ сделать так, чтобы они не причинили ему вреда.

К великому моему изумлению, зверолюди замерли как вкопанные. И жест мой они истолковали однозначно. Тот, кого я считала у них за главного, поднял руку и что-то сказал.

— Вы оставите его в покое, — проговорила я, — иначе… иначе…

Что иначе? Никогда не знала, что говорить дальше. Как на уроке английского у мистера Стрингера. Зависла!

Они это заметили и приняли за слабость. Тогда я сильнее прижала лезвие кинжала к своей шее. Легкое жжение. И горячие капли побежали по шее вниз. Надеюсь, я не перестаралась. Не хватало только и вправду перерезать себе горло.

Предводитель с воздетыми руками попятился назад. Другие шестеро сделали то же. Я осторожно отвела лезвие от шеи. Только бы кровь фонтаном не хлынула! Кровь не хлынула. Карл стоял рядом, прижимаясь ко мне.

— Мы можем идти? — спросил он.

Куда же мы пойдем? Одни, в лесу, зимой, ночью. Откуда ждать помощи? Нет, Карл, некуда нам идти. Остаемся. Я обняла его за плечи и еще раз грозно объявила:

— Ребенка не трогать!

Кажется, поняли. Главный коротко кивнул.

Я вернулась к тлеющему костру, завернулась в покрывало, обхватила руками перепуганного принца, и мы оба молча затаились. Заснуть ни один из нас не мог. Я прислушивалась тревожно и настороженно, ждала чего-то. И Карл, без сомнения, делал то же самое. Но в какой-то момент навалилась усталость, глаза стали слипаться, и я уснула.

И приснился мне какой-то совершенный бред. Якобы я заблудилась в крепости и оказалась в какой-то темнице, где все забито шмотками от Шанель, Валентино и еще каких-то гламурных кутюрье. Ли находит меня, когда я пытаюсь найти выход из подвала среди этого тряпья. Хотя на влажной каменной стене горит табличка с надписью «Выход», я постоянно, снова и снова, попадаю в очередной переулок из вешалок, пиджаков, юбок, джинсов и топов. Лицо Фитцмора с издевательской ухмылкой появляется над вешалками с нижним бельем.

— Так и знал, — заявляет он, — без меня ты даже в туалет сходить не в состоянии. Типичная девчонка!

Я пытаюсь протиснуться между ворохами одежды к нему, но мне застят глаза какие-то кружевные лифчики. Я снимаю их с вешалки, а когда поднимаю глаза, Ли уже нет, а темница преображается и превращается в подобие магазина «Маркс&Спенсер». Я иду на кассу, держа в руке оба бюстгальтера, и вижу, что они оба мне чертовски велики. Куда бы их спрятать? На меня подозрительно косятся две продавщицы, деваться мне некуда. И вдруг голос у меня за спиной произносит:

— Привет, красавица! Подыскиваешь себе достойное неглиже? Показать тебе самое сногсшибательное?

Знакомый голос. Провалиться бы мне сейчас на этом месте! Почему именно Кайрану я попалась на глаза с этими гигантскими лифчиками? Я прячу руки за спиной. Но руки мои натыкаются на жесткое дерево. Стены подвала исчезают.

Я очнулась снова в повозке. Руки болели, я сильно ударилась о деревянную стенку. Жаль! В «Маркс&Спенсер» мне больше нравилось.