Глава 34. Есть ли смысл в жизни одинокой женщины

Ольга Николаевна вышла из подъезда своего дома. На лавочке сидел мужчина, который серым кусочком штукатурки что-то чертил на асфальте. Рядом лежала ветка пышной сирени. Мужчина поднял глаза, и Ольга узнала следователя Каратаева.

Опять дежавю! То ли жизнь ее такая долгая, что уже ничего нового не может быть и начались повторы. То ли пора все в ней менять.

– Доброго дня, – улыбнулся Ольге следователь.

– Доброго! – с недоумением сказала она. – У вас ко мне еще какие-то вопросы? Вроде все ясно…

– Вопросов нет, – пробормотал Каратаев, поднимаясь. – Шел мимо и случайно увидел вас…

– Случайно? Через стену?

«Он меня принимает за круглую дуру! – подумала Ольга. – Видимо, у них доказательная база рассыпалась, и опять неясно, кто убил…»

– Не совсем… Хотя можно сказать и так, – лицо следователя было на удивление смущенным. – Вы же на работу?..

– Нет, – качнула головой Ольга и поправила упавший на глаза светлый локон. – Хотя на работу тоже надо. Я перекроила рабочий график кассиров, и сегодня в «Локомотиве» будет работать кассир с другой точки. Я устала и хочу отдохнуть. И вообще собираюсь уволиться.

– И я хочу отдохнуть: давно не был в отпуске… – нерешительно отозвался Каратаев. – Вот ищу попутчика в Париж… Не согласитесь составить компанию?

Это было то, чего Ольге хотелось больше всего, но она покачала головой.

– Я не могу поехать.

Легкая тень накрыла лицо Каратаева, он помолчал, и лишь желваки заходили под кожей. Это следовало ожидать. Зачем такой красивой женщине невзрачный следователь? От которого, к тому же, ушла жена…

– Я не подхожу как попутчик? – почти утвердительно спросил он, словно отвечая на свой же вопрос. – Ольга молчала, и он, оправдываясь, заговорил глухим голосом: – Да, я ошибся, первоначально предположив, что причина убийства – пресловутый любовный треугольник. Но это было одной из моих версий… Она лежала на поверхности. Красивый, здоровый самец и две одинокие женщины: одна в том возрасте, когда в сердце не любовь, а влюбленность, скоротечная, как грипп. Одним словом, одна женщина молода…

– Ага. А вторая стара, – подхватила с иронией Ольга.

Ей хотелось поставить Каратаева на место – чтобы врать не начал. И не дать себе поддаться мужской лести. Однако слова, вопреки ее желанию, прозвучали совсем не легко, а страдальчески.

Каратаев внимательно посмотрел на Ольгу. Как она хороша! Глаза цвета виноградной зелени с чуть наметившимися морщинками вокруг, подвижный рот, легко выдающий обиду. Прижать бы ее к себе! Взять на руки и баюкать, как ребенка. Тарас Петрович вдруг почувствовал, что в его сердце за время одиночества накопилось столько нежности, что, если ее не выплеснуть, она может свести его с ума. Никто не может жить без любви! Ведь и грозному льву нужна мягкая львица. И даже самый сильный мужчина нуждается не столько в том, чтобы его любили, сколько в том, чтобы сказать кому-то «люблю тебя», «дорогая», «сладкая моя».

– А вторая – зрелая, – без тени улыбки поправил он Ольгу, – в этом возрасте любовь может стать смертельным диагнозом. – И мысленно добавил: «Как, похоже, у меня». А потом продолжил: – Но были и другие версии. И для их разработки было важно, чтобы преступник верил, что есть подозреваемая – вы. Понятно, что это ему представлялось крайне глупым, следователя он считал непроходимым тупицей, а себя – криминальным гением. В результате он потерял бдительность… Дайте мне вашу руку, – неожиданно попросил Каратаев.

– Что? – Ольга подумала, что ослышалась.

– Ладонь, пожалуйста… я прошу…

– Зачем? – с недоумением спросила Ольга и невольно подняла руку, чтобы поправить волосы.

Он бережно перехватил ее кисть, перевернул и прижался губами к ладони. Ольга испуганно отдернула руку и воскликнула:

– Что вы?! Что вы делаете?

– Я прошу вашей руки… Выходите за меня замуж!

«Что же это за жизнь такая! Вокруг одни сумасшедшие!» – подумала Ольга и растерянно спросила:

– Разве можно так сразу?

– Можно не сразу. Можно съездить в Париж, – Тарас ласково улыбнулся. Его глаза были такими же лучистыми, как в тот день, когда он кормил птиц около конторы.

– Но мы совсем разные! – Ольга попыталась защититься от увлекающего ее любовного чувства. – Я жур… вы с-сыщик.

– Вы журналист, а я филолог по образованию. Кто посмеет сказать, что мы не подходим друг другу? Неужели вы еще не поняли, что я лю… лю…блю вас? И готов любить даже безответно.

– Вы наверняка ошибаетесь, – слабо возразила она, и губы ее задрожали.

Тарас Петрович, едва касаясь, провел пальцами по ее губам и нежно произнес:

– В моем возрасте в этом вопросе уже не ошибаются… – он помолчал и тихо продолжил: – В двадцать лет я знал, что когда-нибудь умру, но это «когда-нибудь» казалось нереальным, жизнь представлялась бесконечной, и легко было ошибаться и начинать все сначала… А недавно пришло ощущение конечности жизни, – он усмехнулся. – Вот такой феномен: не теоретически знаю, что умру, а чувствую, что конец будет, хотя старым себя не ощущаю, пусть душе не двадцать, конечно, а лет двадцать пять, – грустная улыбка тронула губы Каратаева. – Ольга Николаевна, если вы скажете «да», я проживу значительно дольше. Наверняка. Так мы едем в Париж?

– Нет, – качнула красивой головой Ольга. – Я поеду к маме. Я давно не была у нее.

– Мы вместе поедем к маме? – нерешительно не то спросил, не то предложил Тарас. – А сначала я вас познакомлю со своей, можно?

Ольга посмотрела ему в глаза, и ее затопила переполнившая их тоскующая нежность.

Тарас не видел устремленного на него взгляда молодой девушки, идущей из парка. А Кристина даже приостановилась, раздумывая, не подойти ли к следователю, чтобы еще раз поблагодарить за помощь. Но Тарас Петрович и его собеседница были так увлечены друг другом, что девушка прошла мимо.

Все, что нужно, она еще скажет. Впереди – большая жизнь, и Кристина сделает все, чтобы эта жизнь была доброй. Разве не для добра дана эта прекрасная земля и этот льющийся через край весенний свет?