Глава 14. Следователь Каратаев

Интересно было смотреть на студенческие фотографии Тараса Петровича Каратаева. На них остался тонкий юноша с кольцами русых кудрей и мечтательными глазами. Как Пикассо, прошедший в своем творчестве несколько периодов, Тарас пережил увлечения Есениным, Лермонтовым, Блоком, Цветаевой и сам сочинял стихи, подражая своим кумирам. Учиться он пошел на филологический факультет, веря, что станет хорошим преподавателем русской литературы.

На филфаке училось только пять парней, остальными были девушки, и яркая внешность Тараса вместе с его стихами тревожили девичьи сердца. А он, живя в мире образов и рифм, не замечал бросаемых на него взглядов, не видел призывных улыбок, не понимал даже явных намеков. Его непоказное равнодушие еще больше горячило кровь студенток. Но Тарас оставался ровным и приветливым со всеми, не подозревая о бушующих вокруг него страстях, потому и получил от раздосадованных однокурсниц прозвище «тупого поэта».

Как-то на семинаре по современной поэзии к нему подсела однокурсница Ирина. Словно отвечая на вопрос преподавателя о женской поэзии, девушка зашептала Тарасу на ухо неизвестные ему поэтические строки, пышно завитые волосы паутиной коснулись его щеки, от щекочущего дыхания побежали сладкие мурашки. Девушка пахла весенним садом. Он посмотрел в ее глаза и увидел в них яблоневые лепестки, а может, звезды. Тарас неожиданно открыл для себя, что Ирина прекрасна, как царевна Лебедь в картине Врубеля. Его наполнило ощущение кружащего голову, как весна, счастья. Наконец-то он нашел то, что так необходимо поэту – объект для обожания. Тарас и не подозревал, что Ирина была влюблена в него с самых первых дней учебы.

Подготовка к свадьбе прошла мимо него. На бракосочетании был весь курс, девушки отчаянно завидовали Ирине, а четверо парней, обсуждая сложившийся семейный союз, говорили, что Тарас (даром что поэт!) оказался расчетливым пронырой, ведь он породнился с генералом – начальником мужской колонии, и карьера Тарасу будет обеспечена.

Генерал выбор дочери считал глупым. Будущий зять представлялся ему недоумком. «Ничего! – успокаивал генерал себя. – Сначала мы мечтатели, потом – старатели. По пылинке, по крупинке намываем золотишко… благополучие для жены и деток. Главное – это семья. Плохо, что зять – поэт. Ветреные они, музы им нужны. Обидит Ирку – придушу».

Генерал взял будущее молодой пары в свои руки. Дочь он определил в управление внутренних дел, а для зятя на первое время нашел работу следователя. Генерал сомневался, что от Тараса будет толк на следовательской работе, но надеялся, что стихоплетские глупости вылетят из его головы, он увидит жизнь такой, какая она есть, и захочет зарабатывать деньги.

Всех, знавших Тараса, удивило то, что он согласился на такую работу. «Сломался», – решили друзья. «Всегда был хитрюгой», – подумали остальные. Но Тарас сумел раскрыть первое несложное дело. Дальше – больше и сложнее. И тут стало очевидно, что он работает тщательно, вдумчиво. Тарас перестал сочинять стихи. Как когда-то в поисках рифмы, стал дотошен в работе. Любое дело начинал медленно, равнодушно. Его мозг таил от окружающих напряженную работу, сопоставлял, выискивал и в конце удивлял точностью итога. Генерал был поражен неожиданным талантом зятя, но и разочарован полным отсутствием у молодого человека карьеристских устремлений: Тарас решительно заявил ему, что не уйдет со следовательской работы.

А через полтора десятка лет супружеской жизни в семье следователя Тараса Петровича Каратаева грянул гром, и произошла катастрофа. Его Ирина влюбилась. Влюбилась глупо, болезненно в нескладного молодого парня. Разница в возрасте у них была пятнадцать лет, и все друзья понимали, что этот роман обречен на скорый разрыв. Друзья не сомневались, что Ирина попала в ловушку банального альфонса.

Тарасу сочувствовали, а у него было одно желание – убить жену, зарубить топором или, еще лучше, задушить. Сдавить нежную шею, глядя в подлые глаза, и чтобы она стала умолять о пощаде. Кто-то советовал ему отобрать у жены дочь и выгнать ее из квартиры.

И вот он увидел их, жену и ее молокососа, держащихся за руки, словно школьники. Они о чем-то увлеченно разговаривали. Неожиданно Ирина оглянулась, встретилась глазами с мужем, выдернула руку и замерла, развернувшись и заслонив своего молодого любовника.

И Тарас понял, что бесполезно ее душить, так же, как бессмысленно было скандалить и угрожать. В этот день он собрал свои вещи и ушел к родителям.

Следователь Каратаев издалека увидел вывеску «Счастливое пари» и не торопясь подошел, разглядывая все вокруг. Его взгляд, профессионально пробежав по окнам, зацепился за камеру слежения, расположенную на стене здания на уровне второго этажа.

Следователь посмотрел на себя в зеркальную дверь конторы: седеющие волосы ежиком, рубашка, пуловер, неброские брюки. Потянул за ручку и остановился внутри маленького помещения-кармана. Отсюда прекрасно просматривалась автостоянка, улица, стена с камерой слежения, но самого его снаружи видно не было.

Он открыл следующую дверь. Прежде ему не приходилось посещать букмекерские конторы, но он зашел уверенно, как завсегдатай.

Миша чуть насторожился, увидев нового человека: не поверяющий ли это из центрального офиса? Незнакомец прошел вдоль стенда, изучая вывешенную «линию», остановился перед листами с результатами соревнований.

«Игрок», – определил кассир и потерял к новенькому интерес, а тот подошел к спорящим мужчинам.

Когда через полчаса в окошечке появилось лицо неизвестного, Миша привычно сказал:

– Говорите… – и приготовился принять ставку.

– Минимальная сумма у вас какая?

– Пятьдесят рублей.

– Тогда примите на победу «Зенита» сто рублей.

Получив листочек с чеком, он захватил его, зажав края карточки между большим пальцем и остальными, как берут фотографию, не желая оставлять на глянце следы, и бережно положил ее в блокнот.

«Чудак»! – усмехнулся Миша.

Игроки – крайне суеверные люди. Миша знал игроков, которые специально комкали карточки, веря, что это принесет выигрыш, или даже рвали, а потом склеивали, но такое кассир видел впервые.

Новичок, однако, не отошел от окошечка, а негромко представился:

– Следователь Тарас Петрович Каратаев. У меня к вам несколько вопросов, – и он показал раскрытую красную книжечку.

Лицо Миши побледнело и стало растерянным.

– А… что?.. спрашивайте… – забормотал он.

– Я могу войти к вам? – спросил следователь и взялся за ручку двери, ведущую в комнату кассиров.

– Нет, – неожиданно резко ответил Миша, придя в себя. – Я не имею права никого впускать без разрешения директора. Здесь хранятся денежные средства. Подождите, я должен позвонить начальнице.

И он схватился за телефон. Каратаев миролюбиво кивнул, сказав:

– Хорошо, я подожду.

Он осмотрел помещение, заглянул в углы и за телевизоры. Затем, удобно устроившись на стуле, стал смотреть теннисный матч.

Ольга Николаевна дробно простучала каблуками по плиточному полу конторы. Мужчина, расслабленно сидящий на стуле, не был ей знаком.

«Это и есть следователь», – подумала она и перевела глаза на Мишу, который поднял голову на звук шагов и взглядом показал на незнакомца.

– Здравствуйте! – чуть запыхавшись, сказала Ольга Николаевна, и мужчина, словно нехотя, поднялся. – Следователь Каратаев? Пройдемте в комнату кассиров, там удобнее будет беседовать. Извините, что заставили вас ждать, но вы, как никто, знаете, что наличные деньги притягивают преступников. Кассирам запрещено пропускать в кассу посторонних… до установления их личности.

– Все правильно, – Тарас кивнул.

А женщина подумала: он кивнул в знак согласия или из вежливости? А может, одобрительно?

Внимательно прочитав удостоверение и осмотрев его со всех сторон, она пригласила следователя в комнату кассиров, но перед дверью Тарас Петрович сделал шаг назад, галантно пропуская женщину вперед.

Неспешно войдя следом, он привычно итожил первые впечатления от хозяйки букмекерской конторы.

«Нервничает… Почему? Торопилась, возможно, бежала. Блондинка, похоже, натуральная. – Тарасу не нравились блондинки, потому что светлые волосы создавали впечатление какой-то кукольности. – Умная женщина перекрасилась бы… Если умная и не перекрасилась, значит, сильная. Ей наплевать на то, что о ней думают. Эта не будет заморачиваться диетами. А дамочка крепкая, со спортом дружит, – оценил следователь, с удовольствием скользнув взглядом по ладной женской фигуре. – Сколько ей? Тридцать пять? К чужому мнению и впрямь относится пренебрежительно: ноготь сломала, а остальные ногти под него не подравняла… – Ольга взялась за ручку двери, и Каратаев остановил взгляд на ее крепкой кисти с замысловатым рисунком чуть вздувшихся вен. – Пожалуй, дамочке сорок. Такими руками можно задушить. А мотив? – он мигом представил, как Ольга в темном дворе подзывает свою работницу и внезапно накидывает на нее удавку. – А вот и мотив: служебный любовный треугольник. – Тарас охватил оценивающим взглядом поднявшуюся из-за стола огромную фигуру кассира. – Это ж воплотившаяся женская мечта, из-за такого великана у женщины может сорвать крышу».

– Тесновато у вас, – сказал он вслух, оглядывая помещение. – Где же лучше устроиться, чтобы работе не мешать?

– Около столика, заодно и чаю попьем, – Ольга жестом показала в угол, где стоял круглый столик с электрочайником и горкой посуды.

– Пойдет, – согласился Тарас и невыразительно улыбнулся, – только без чая. Я на работе не пью.

Он достал из папки стандартные листы и ручку.

Вопросы были банальные: год рождения, адрес проживания, семейное положение, место работы и должность.

«Тридцать восемь лет, живет одна, с подтверждением алиби будут проблемы», – мысленно суммировал Тарас информацию и спросил:

– Насколько я понял, вам ясна причина моего прихода?

– Да, – подтвердила Ольга, ее губы дрогнули, а лицо чуть исказилось.

– Откуда вы узнали о смерти Натальи Коробовой?

– О-она не вышла на работу. Я пришла, а контора закрыта, и дозвониться не удавалось…

– Кстати, дайте-ка ее номер телефона, мы сделаем распечатку звонков.

– Да, вот, – и Ольга протянула следователю свой мобильный. – Там, в памяти, ее телефон…

Аппарат выскользнул из ее руки и звонко упал, рассыпавшись: крышка, аккумулятор, сам телефон – все разлетелось в разные стороны.

– Что ж вы так неловко! – укоризненно произнес Тарас. – Кстати, при любом раскладе мы точно узнаем, когда вы звонили и даже о чем говорили. Сейчас есть такие технологии.

Щеки женщины вспыхнули, а губы задрожали.

«Что ж она так нервничает? Неужто и впрямь любовный треугольник? Моя Ирка ушла к молодому, и эта белобрысая дура смотрит туда же, как черт на грешника. У всех у них, баб, бренчит в голове одно: пока их мужики добиваются успехов на работе, они мечтают о молодых любовниках, – он почувствовал прямо-таки ненависть к Ольге и ко всему женскому племени, и перехватил странный взгляд видного кассира. – И у этого альфонса глаза вспыхнули, все понимает…»

– Итак, ее не было, что сделали вы? – вслух он продолжил расспросы.

– Я стала работать за нее, – сказала Ольга с несчастным видом.

– И все?

– Да… Ах, нет, я позвонила Мише, и он пошел разыскивать Наташу.

– То есть как – разыскивать? – насмешливо спросил следователь. – Где разыскивать? С собакой, что ли?

– Вы шутите? Я продиктовала ему адрес, он и пошел к Наташе домой.

– Он сообщил вам о том, что ваша работница убита?

– Нет, он ничего не узнал, сказал только, что у Наташи никого нет дома. На следующий день я сама отправилась к Наташе и узнала от соседки о… – Ольга замялась, словно подбирая слова, – о случившемся… Я собиралась сразу к вам пойти, в милицию…

– Почему же не пошли?

Ольга Николаевна пожала плечами. Она не знала, как объяснить – это было глупо: отправилась в милицию, а пришла на работу.

– А кто знает?

– Никто, – едва ли не шепотом произнесла Ольга.

– В каких отношениях вы были с убитой?

– В служебных.

– Не заметили ничего странного в ее поведении? Может, испугана была, говорила, что кто-то угрожает…

– Ничего странного.

– Что вы знаете о личной жизни Натальи Коробовой? Может, она кем-то была увлечена? Молодые девушки всегда бывают влюблены.

– Ничего не знаю. Личная жизнь работников меня не касается, – резковато ответила Ольга Николаевна.

«Он ждет от меня сплетен?» – с неудовольствием подумала она.

«Злится. Неспроста», – решил Тарас Петрович.

– Мишаня, прими ставочку, – обратился в окошечко немолодой мужчина.

Тарас помолчал, прислушиваясь к диалогу кассира и клиента и наблюдая, как пальцы Миши стремительно щелкают по клавишам компьютерной клавиатуры.

– А сама она ставки не делала?

– Странное предположение, – пробормотала Ольга Николаевна.

– Глупое?

– Как раз нет, такое возможно, хотя кассирам ставить нельзя, но за нашими работниками этого не замечено. Если бы кассир ставила, была бы недостача. Когда в душе азарт, трудно удержаться, ведь игрокам кажется, что вот она, железная ставка, которая обязательно пройдет…

– Может, она проиграла чужие деньги? Много денег…

– Нет, на точках, где она работала, не было крупных проигрышей.

– Может, у девушки были особые отношения с какими-то клиентами? – продолжил он допрос. – Дружеские или враждебные?

– Не наблюдала.

– А жаль. И предпоследний вопрос: где вы были третьего мая с одиннадцати часов вечера до полуночи?

– Дома.

– Кто может подтвердить?

– Никто.

– А где вы ноготь сломали?

– Что? – не поняла Ольга.

– Ноготь на правой руке…

– Вроде позавчера.

– Где, а не когда.

– Не помню. Точнее, не заметила…

– Отлично, – повеселев, подытожил Тарас, – а теперь прочитайте протокол, распишитесь внизу каждой страницы, и в конце напишите: «С моих слов записано верно, мною прочитано»…

И он с интересом стал наблюдать, как работает Миша. Вот карточка вышла из принтера, кассир подал ее клиенту со словами: «Проверь», тот коротко взглянул и сказал:

– Нет, не то, я просил тотал меньше, а ты поставил больше, исправь.

Кассир перечеркнул возвращенный клиентом листок, и, напечатав новую карточку, подал клиенту.

– Нормально, – одобрил тот.

Миша поставил печать посередине, ровно разорвал листок пополам, расписался на обеих половинках, выбил чек и половинку с прикрепленным чеком отдал клиенту.

– Возьмите, – сказала Ольга, возвращая следователю исписанные листы.

– Ага, с моих слов записано… Подпись есть. Хорошо. А сейчас заполните и распишитесь вот здесь.

– Это что такое? – совсем растерявшись, спросила Ольга Николаевна.

– Это подписка о невыезде, – спокойно пояснил следователь.

– Вы хотите сказать, что я подозреваемая? – женщина подумала, что ей все это снится, настолько абсурдным было такое предположение.

– Одна из… – многозначительно произнес Каратаев. – Прочитайте и подпишите. И прошу вас вспомнить, где вы могли сломать ноготь.

«Он сумасшедший! Ужас! А может, он и есть маньяк? А что? Вполне логично: с кем поведешься, от того и наберешься…» – подумала Ольга, пытаясь сосредоточиться и прочитать подсунутую ей бумажку.

– И вот вам повестка. Завтра жду вас у себя в кабинете. – Аккуратно положив бумаги в папку, Каратаев спросил: – А теперь я могу поговорить с вашим работником?

– Разве мое «нет» что-то значит? – спросила директор и обратилась к кассиру: – Миша, ответь на вопросы следователя, а я поработаю…

«Не стоит спорить с этим ненормальным следователем. Надо будет выяснить, тот ли он, за кого себя выдает». Оттого, что наметился какой-то план действий, Ольга стала приходить в себя.

Вопросы следователя к Михаилу Мохову были такими же нехитрыми.

– Как относилась к вам Наталья Коробова?

– Нормально.

– Видели ли вы ее третьего числа?

– Нет. Я отдыхал, она работала.

– Не было ли чего-то странного в ее поведении?

– Что могло быть странное? – вопросом ответил Миша.

– Мало ли что? Может, плакала или смеялась много? Была рассеянной или испуганной? Вела себя не так, как обычно…

– Все, как всегда, – пожал плечами Миша.

– Как к ней относились клиенты? – спросил следователь.

– Хорошо относились. Девушка хорошая, с чего к ней плохо относиться?

– Может быть, она кому-то не выплатила выигрыш? Обманула?

– Как это возможно?

– Не знаю, вам виднее, возможно ли это, – въедливо глядя на кассира, сказал следователь.

– Да никак невозможно. Спросите хоть Ольгу Николаевну. У нас такая программа, которая все фиксирует, каждую ставку, каждый выигрыш, каждую выплату. Да тут такой шум будет, если не выплатить!

– Вы пробовали? – спокойно спросил следователь.

– И пробовать не хочу, – недовольно пробубнил юноша.

И Ольга невольно улыбнулась.

– Есть клиенты, которые проявляли к ней мужской интерес? Может, провожал ее кто-то? – продолжал допытываться Каратаев.

– Почему нет? Наташа – молодая девчонка. Конечно, ее обрабатывали, – воспрянув духом, заговорил Миша, который, возможно, заметил улыбку начальницы. – У нас же клиенты – одни мужики, здесь сидят часами. Шоколадки ей носят, конфеты. Носили… Антон, например, глаз на нее положил.

– Какой Антон?

– Наш клиент, правда, после того, как здесь грохнулся в обморок, он в контору не приходил.

– Так-таки и упал в обморок?

– Ну да. На пол. Я увидел рядом с ним кусок кабеля, и он грохнулся. Четвертого числа, кажется…

– Кажется или точно?

– Спросите Ольгу Николаевну, это при ней было… Да, четвертого.

– А вы не знаете, Антон не провожал Коробову после работы? Смена у девушки заканчивается поздно, у неравнодушного к ней мужчины могло возникнуть естественное желание ее проводить.

– Не знаю. Я за Наташей не следил. Никогда. Не совал нос. Не баба.

– Где вы были третьего мая с одиннадцати часов вечера до полуночи?

– У соседа был, он машину продает, вот мы ее и осматривали.

– Ясно, и расскажите все, что знаете об Антоне…

– Ничего не знаю. Все, что знал, сказал.

Каратаев подал листок Мише:

– Повестка, распишитесь. А вот подписка о невыезде, заполните. Это справедливости ради, – он невыразительно усмехнулся.

Запрятав и Мишины бумаги в папку, Тарас обратился к директору:

– Я поприсутствую здесь еще, мне интересно, как у вас все работает.

Затея эта Ольге Николаевне не понравилась, но с милицией спорить – себе дороже.

Тарас Петрович вошел в комплекс «Локомотив» через центральный вход. Здесь все было, как в других подобных магазинах: отделы с косметикой, одеждой, обувью, мобильными телефонами. Следователь поискал глазами охранника. Около ювелирного отдела, врастая в пол широко расставленными ногами, стоял молодой парень в черной униформе и рацией на поясе.

Каратаев показал удостоверение:

– Где я могу увидеть вашего начальника?

Тот, упершись глазами в «корочки», произнес в рацию:

– Степаныч! Тут пришел следователь из районного отделения… Ага… Сейчас объясню… – потом обратился к Каратаеву: – Поднимитесь на эскалаторе до четвертого этажа, пройдите по переходу вдоль торговых отделов до конца и упретесь в зеркальную стену. Там увидите открытое окошечко, рядом дверь. Вам туда.

В проеме зеркальной стены стоял плотный мужчина в черной униформе. На бэйдже, вставленном в прозрачный карман, было напечатано: «ТК „Локомотив“, начальник охраны Иван Степанович Архипов».

– Следователь Каратаев, – Тарас протянул мужчине красную книжицу.

Мужчина, прищурившись, вчитался в удостоверение и, раскрыв для пожатия широкую ладонь, представился:

– Степаныч. Что случилось-то? Проходите, располагайтесь, где удобно покажется.

Зеркальные снаружи стекла, составляющие стену помещения, как и в букмекерской конторе, были прозрачными изнутри. На столе, имевшем форму каре, стояли мониторы. Перед ними сидел, попивая кофе и заедая его сушками, одетый в униформу парень. Так, с набитым ртом, он кивнул в знак приветствия.

– Внимательно смотрите? – показал глазами на мониторы Каратаев.

– Внимательно, – прожевав, ответил парень. – А что?

– Внимательно, – подтвердил густым голосом Степаныч. – Недавно из антикварного отдела украли чугунную лошадь, мы увидели и тут же задержали вора. А что вас интересует?

– Букмекерская контора.

– Так они всего шесть дней как работают! – удивился Степаныч. – Какие у них проблемы? Девочка пропала?

– Откуда вам известно?

– Ребята из букмекерской конторы приходили, просили показать запись с видеокамеры за третье число. Сказали, кассирша не пришла на работу.

– Показали?

– Да. Это же не секретные сведения. Или нельзя было?

– Пока не знаю. Где у вас эта запись?

– Леха, покажи!

Леха прищурился:

– У вас флешка есть? Я скину все файлы. Какие нужны? За третье число?

Тарас, коротко подумав, спросил:

– Сколько, вы сказали, работает здесь букмекерская контора? Шесть дней? Но перевезли все имущество раньше?

– Конечно! – согласился Степаныч. – Они месяц ремонт делали. Там раньше склад располагался, не было ни нормальной проводки, ни отопления. Вот букмекеры все и устанавливали. Отштукатурили, покрасили. Директор у них приветливая, с собаками разговаривает…

– Вот мне все записи, начиная с первого дня ремонта, – оборвал разговорчивого начальника охраны Каратаев и, достав из папки флеш-карту, положил ее перед Лехой.

– За все не получится, – подал голос Леха.

– Почему?

– Мы храним файлы неделю.

– Тогда за неделю.

– Тоже не получится, – вид у молодого охранника был важный. – У нас глюк был. За второе число записи с этой видеокамеры пропали. Зато за третье число все есть. Ну и дальше…

– Не понял. Отчего был сбой?

– Кто ж знает? С техникой такое случается, – небрежно бросил молодой охранник.

Ему явно нравилось быть в центре внимания.

Каратаев подошел к открытому окну и, перегнувшись через подоконник, глянул вниз.

– Да у вас тут вид как раз на контору!

– Ну да. Она под нашим, так сказать, живым контролем, – сказал Степаныч. – Правда, мы находимся высоковато для хорошего наблюдения. А что вас все-таки интересует?

– Пока сам не знаю. Для начала мне нужны записи с этой видеокамеры, – и Каратаев показал пальцем вниз.

– Это пожалуйста, – сказал Степаныч. – А что с девочкой-то? Которая пропала…

– Убита девочка.