Глава 14
Роза чуть слышно застонала. Она медленно приходила в себя. Мокрые волосы, спутанные и сбитые в сторону, закрывали половину лица. Тяжелые веки задрожали, и она посмотрела на Марка сквозь узкие щелки глаз. Затем подняла голову и окинула взглядом стянутые веревкой ноги и перевязанную руку. И опять взглянула на Марка.
— Ты как? — спросил тот.
— Бывало и лучше, — ответила Роза, с трудом пытаясь подняться. — Плохо, что пуля застряла. Болит.
— Плохо, но врача они вряд ли привезут.
Перевязанную руку она поддерживала второй, здоровой. Так, подтягиваясь спиной и поясницей, мелко перебирая связанными ногами, она, наконец, поднялась и оперлась о стену.
— Да, плохо, — убрав мокрую прядь с лица, сказала Роза — но пока терпимо. Теперь у меня так же, как у тебя с головой. Мы — двое забинтованных доходяг.
Марк улыбнулся.
— Доходяги от слова «дойти»?
— Ага, — хмыкнула Роза.
Она попыталась подняться выше, но неудачно. Было видно, что она еще очень слаба.
— Я вроде одного из них отправила в ад? — спросила она.
— Да. Был у них какой-то Виктор. Был да сплыл.
— Кто они?
— Роза, — жестко перебил ее Марк, — когда ты мне начнешь, наконец, верить?
Девушка молчала.
— Ты до сих пор считаешь этих убэшников моей галлюцинацией? — Марк указал на серую дверь под аркой. — Ты слышала, о чем спрашивал меня Витте? О пришельце, Роза! Не будь одновременно прямолинейной и такой наивной.
— Кстати, где он?
— Кто, Витте? — Марк хмыкнул и махнул головой в сторону арки. — Там, с полковником Аристовским. Ни много, ни мало, с начальником контрразведки УБ СОТ.
Роза отвернулась к стене.
— Марк прости, я вела себя глупо. Но и ты тогда не был похож на нормального.
— На какого нормального? — повысил голос Марк. — Расскажи, как выглядят нормальные? Может, как они?
И он опять показал на дверь.
— Тихо, Марк, я все поняла. Мне еще тогда стоило прислушаться к тебе…
— И не пришлось бы ломать голову, как выбираться из этого дерьма, — ехидно хмыкнул Марк.
— Я же извинилась, — обиделась девушка.
— Ладно, проехали. Тебя тоже можно понять. Такую историю не каждый сможет переварить. Я сам до сих пор перевариваю.
Марк машинально ощупал карманы наброшенной на плечи куртки. Они отобрали даже купленные Розой сигареты — единственное, что было при нем. От досады он хлопнул себя ладонями по коленям.
— Как же хочется курить.
Витте отсутствовал уже довольно долго. Из-за серой двери не доносилось ни звука.
«Вербуют», — подумал Марк.
Некоторое время они молчали. Роза аккуратно ощупала раненную руку и сначала немного, а затем сильнее пошевелила длинными тонкими пальцами. Они шевелились, как положено, без напряжения и дополнительных усилий.
— Повезло, — сказала она, работая пальцами.
— Не больно?
— До свадьбы заживет.
Марк снова улыбнулся. Ему нравилось, что Роза не теряла духа. Даже сейчас, усталая, измученная, с раненой рукой она все же находила в себе силы держаться. Не зря много лет готовила себя к подобным испытаниям. К тому же сейчас Роза была не одна. Их было двое, а вместе они обязательно справятся.
— А как ты? — спросила Роза.
— Лучше чем ты.
— Я о лице, — уточнила девушка.
— Главное, что не потеет. Теперь будет крепче, чем раньше.
Оба негромко рассмеялись. От смеха Марк закашлялся. Он с трудом контролировал губы и челюстные мышцы на новом лице.
— Тем утром, ты говорил о пришельце. И о том, что был у него… или, где ты там был.
— На корабле?
— Да-да, расскажи еще раз.
— Что именно?
— Ну… где ты был?
— Я говорил тебе… это правда. И поверь, Роза, мне было совсем не страшно. Опыты над людьми? Смешно. Если так понятнее — они действительно проводили надо мной опыты. Там на корабле «иные» открыли мне меня. Оказывается во мне столько всего… столько силы. Столько энергии. Ведь мы все — дети Вселенной, поэтому в каждом из нас есть ее энергия. В борьбе за право считаться самыми сильными и единственно высшими, мы выдумываем электричество, строим солнечные батареи, творим черт-те что, вместо того, чтобы заглянуть в самих себя. Заглянуть и увидеть энергию Вселенной — главный источник настоящей силы. Она исцеляет больные тела, позволяет перемещаться в пространстве и времени, дает пищу и свет, тепло и счастье. Она беспредельна, многогранна и неиссякаема. Каждую минуту я чувствую, как наполняюсь ею все больше и больше. Это фантастическое ощущение. Любой из нас — маленький ее сгусток, который не может просто так умереть, исчезнуть.
Почему же тогда мы умираем, спросишь ты. Все просто. Умирает износившаяся оболочка. Словно старый костюм, снимая который, мы обнажаем бессмертное тело — энергию.
Так почему, раз все так просто, мы не умеем пользоваться этой мощной силой? Да все потому, Роза, что стали рабами придуманной нами же Системы. Мы — не одни во Вселенной, и уж точно не венец творения абстрактных противоречивых богов. Но мы единственные, кто пошел не естественным, а фальшивым путем. «Иные» не вступают с нами в контакт потому, что уверенны — мы их не поймем и не примем. Они правы, — в словах Марка звучало отчаяние. — Наша Система основана на разделении, не на единстве. Все, что не укладывается в ее рамки — безжалостно отторгается. Даже сейчас Система, въевшаяся в наше сознание, заставляет называть их «иными», разделяя нас. Но это совсем не так. Мы — клетки единого организма. Мы едины, Роза!
Порочная Система, в которой благо одного зависит от страдания другого, превратила нас в рабов собственных пороков. Но Вселенной не нужны рабы. В ней нет ни хозяев, ни слуг. «Иным» ничего от нас не нужно. На протяжении веков они просят нас лишь об одном — заглянуть в себя и прогнать того мелочного жалкого боязливого раба, который, оторвав нас от вселенского разума, сидит внутри каждого и ревностно охраняет дверь, за которой бурлит бесконечность. Вспомни Христа, Кришну, Будду. Их было даже больше, но ни один из них не был принят и услышан. Их распинали, гнали прочь, а потом трактовали их слова так, чтобы те вписались в рамки Системы.
Не поймем мы и Губера. Лишь когда человечество осознает всю глубину падения, начнется выход из невежества и убогости. Но когда? Мы эгоистичны и боязливы. Воюем за дутые идеалы и мнимые ресурсы. Убиваем себе подобных. Поем хвалебные песни победителям, втаптывая в грязь побежденных. Строим прогресс и лучшую жизнь для всех, забывая любить собственных детей. Гонимся за комфортом, позабыв, что человек — это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, — канат над пропастью. Живем ради завтрашнего дня, а приходит завтра, тут же начинаем жить днем послезавтрашним. Обитаем в непреходящем страхе, боимся жить сегодня. Вся наша жизнь состоит из планов на будущее, хотя уверены — в будущем нас ждет лишь смерть. Мы состоим из одних парадоксов: боимся умереть — поэтому боимся жить. Боимся измениться — поэтому пытаемся приспособиться. Смысл своей рабской жизни находим в том, что спешим сделать что-то, по нашему мнению, очень важное. Будто, если не успеем, случиться что-нибудь ужасное и жизнь не состоится. Все, что могло случиться, уже случилось! Мы сами себя загнали в матрицу рабского страха. Наша жизнь уже не состоялась!
Марк почти кричал. Роза испуганно постучала двумя пальцами по лбу и показала взглядом на серую дверь под аркой. Марк быстро понизил голос:
— Все во Вселенной связано друг с другом. Но проблема в том, что мы оторваны от этой связи. Являясь ее неотъемлемой частью, мы будто слепцы, не хотим этого видеть. Словно только человечество планеты Земля — венец всего живого, и кроме нас нет ничего.
Но Вселенная больше нашего представления о ней. Уйма галактик, миллионы планет, тысячи звезд и существа, живущие во всем этом — дети, наделенные энергией матери-Вселенной. Она ждет и верит в нас, Роза. Поэтому «иные» еще здесь, среди нас. Моя бабка, кстати, была «иной», а я видишь, родился обычным человеком. Не знаю, как там все это происходит, но во Вселенной нет никаких сотен разновидностей гуманоидов, от «зеленых» человечков до бесформенных пауков с уровнем «ай кью» как у Перельмана. Мы все одинаковые. Все с руками и ногами, у каждого по одной голове, по одному носу и даже размножаемся одинаково, и не почкованием. Вселенная рациональна, зачем ей плодить множество видов, подвидов и форм? Наши тела достаточно функциональны, универсальны, да и не в форме тела все дело…. Но лишь выстроенная нами социальная среда обитания отличает нас от «иных». Мы все — одна энергия, но мы, люди, как-то разучились ею пользоваться.
Марк замолчал, Роза тоже молчала. Она, наконец, услышала его. Глядя в горящие глаза Марка, девушка не видела ни тени сумасшествия. Марк говорил о том, что действительно знал. Не верил — именно знал.
— И что же нам делать? — спросила Роза.
Марк деловито осмотрелся по сторонам:
— Для начала надо выбраться отсюда и найти Губера. А потом я покажу тебе другой мир.
— А прямо сейчас твой пришелец не может нам помочь? Прилетел бы на своей летающей тарелке и вытащил нас отсюда.
Вдруг она резко замолчала. Под аркой скрипнула и открылась серая дверь. Из нее вышел Феликс. Он был один. Марк ждал, что за ним появится комиссар Витте, но этого не случилось.
Феликс подошел к Розе, дружески улыбнулся и подмигнул.
— Если честно, — сказал он, — мне Виктор никогда не нравился. Какой-то он был безголовый. Безголовым в буквальном смысле и помер.
Затем наклонился ближе и поинтересовался:
— Как рука? Все о'кей?
Роза демонстративно отвернулась.
— Боевая девчонка, — усмехнулся полковник, — с характером. Скажу тебе одно, — он взял девушку за подбородок и повернул лицом к себе, — если бы твой дружок не «чудил», а слушался старших, мне бы не пришлось прострелить тебе руку. Ты все так же по утрам бегала бы на стадионе, кормила своего кота синтетическим молоком и читала вечерами электронные детективы.
Затем показал пальцем в сторону противоположной стены, и добавил:
— Но у нас с тобой есть проблема — это наш Марк-непоседа.
Феликс подошел к парню и снял с его ноги цепь.
— Ну, пойдем, расскажешь, куда так торопился.
* * *
— Каждый, кто пытался от меня сбежать, был уверен, что у него это получится, — говорил Феликс, закрывая за собой серую дверь. — Ты не исключение. Проходи-проходи.
Он указал Марку на стул, стоящий посреди комнаты.
— В моей практике было три беглеца. Двое еще во времена «чистки». Один сам пришел, другому я отстрелил обе ноги… и третий, вернее третья. Спустя два года потом. Она, действительно, продержалась дольше всех. В лесу, за Периметром. Голодная, с простреленным плечом. Она ела мышей живьем. Да, она была сильнее всех. Уважаю силу.
Он сел за стол и еще раз указал Марку на стул напротив.
— И вот теперь ты. Всего одни лишь сутки, — полковник покачал головой.
Марк оглянулся. Удивительно, куда подевался Витте? Стол, два стула, окно. В углу комнатки чернеет старая театральная ширма. И только он и полковник. Он сел, положив связанные руки на колени.
— Почему ты такой неугомонный? — вздохнул Феликс.
— А почему вы испортили мне жизнь?
— Поясни.
— Да-да, именно, — повысил голос Марк. — Вы считаете, что имеете право вот так запросто врываться в мою жизнь. В жизнь любого. Даже не спрашивая на то разрешения. Еще совсем недавно вы и не догадывались о моем существовании. А теперь, мало того, что изуродовали лицо, уничтожили мой дом, похоронили заживо, вы и сейчас не даете мне покоя.
— Такая работа, — Феликс пожал плечами и подошел вплотную к сидящему Марку.
— Да кому нужна ваша работа? — Марк попытался подняться. — Вы действительно считаете, что имеете на это право?
— Да, действительно считаю, — полковник положил тяжелую руку Марку на плечо, усадив его обратно на стул. — И представь себе, имею. Это простое право — право сильного. Во-первых, я работаю в силовой структуре, и на «сильных мира сего». А во- вторых, я просто физически сильнее тебя, сынок. Спроси у своей подружки. Думаю, она прекрасно понимает, что такое «право сильного». Поэтому ее U-9 всегда при ней. В давние времена была поговорка: «Господь создал людей разными, а полковник Кольт сделал их равными». Твоя подружка, по всей видимости, знает это. Но ты… у тебя веревки на руках, и нет против моей силы никакого аргумента в кобуре. Ведь так?
— Так, — хмуро согласился Марк. — У меня действительно нет никаких аргументов. У меня даже кобуры-то нет. Так зачем тогда это?
Он вытянул связанные руки вперед и добавил:
— Согласен, ваша взяла. Развяжите. Что я могу против вашего «права силы»?
— А и то правда, — улыбнулся Феликс, — надеюсь, больше не придется объяснять?
Он освободил от веревок затекшие руки парня.
— Дружище, поверь мне, — Феликс вынул сигаретную пачку и протянул ее Марку, — нам обоим будет выгодно наше сотрудничество. Я сделаю свою работу, а ты сможешь очутиться в наших рядах, в УБ. Не каждому молодому полицейскому выпадает такой случай. Кофе будешь?
Марк не ответил, молча тер затекшие от веревок запястья. Тем временем, не дождавшись ответа, полковник повернулся к столу и включил электрочайник.
— А про пришельца не думай, — продолжал он, стоя к Марку спиной. — С ним все будет хорошо. Только скажи где он, и все.
Вдруг яркая вспышка перед глазами. Марк ясно ощутил себя будто в тоннеле, в луче густого света. Теплого и сильного, словно протыкающего землю под ногами до самого ее ядра. Он удивленно посмотрел на ладони. Его руки быстро наливались безграничной силой. Вбирали в себя свет. Марк поднялся, повернулся и, обхватив двумя руками спинку стула, медленно потянул ее вверх.
— Расставайся с собой легко, — хладнокровно сказал он. — Так, кажется, господин полковник?
Металлический скрежет длился долю секунды. Винты выскочили из своих гнезд, будто их и не было вовсе. Феликс повернулся в пол-оборота. Этого хватило, чтобы краем глаза увидеть над собой высоко поднятый стул. Хрясь! И груда металла опустилась на голову полковника, оставив на седых волосах широкий кровавый след. Феликс покачнулся, оседая на левую ногу, и с грохотом свалился на стол, теряя сознание. Электрочайник разлетелся вдребезги, расплескав остатки кипятка. По серому пальто поползли темные мокрые пятна.