Глава 4
Сострадание и гуманность, а также по делу
Добродеев побежал открывать. Монах, сообразивший, что добежать до дивана ему не удастся, остался стоять у кухонной двери. Он поправил пучок волос на макушке и одернул футболку. Огладил бороду. Тут же зачесалось под левой лопаткой, и он, изогнувшись, почесался о дверной косяк. Ему пришло в голову, что он отвык принимать женщин у себя дома, стесняется своей громадной ноги, костылей и… и… вообще. Кроме того… черт, кажется, не умывался сегодня. Ну, Лео, погоди! Не мог предупредить заранее. Будь проще, тут же одернул себя Монах, соберись. Женщины всегда ценили в тебе силу духа, уверенность в завтрашнем дне и умение понять. Нам всем кажется, что нас не понимают… Нас действительно не понимают, фразы, сказанные или подуманные о нас: «Что эта идиотка мелет?» или: «Он что, совсем охренел?» стали расхожими, но у всякого внимающего индивидуума есть выбор: либо сказать, что думаешь, либо соврать: «Ах, как я вас понимаю!» Второе предпочтительнее, людям нравится позитив. Ну и дайте им позитив, жалко, что ли?
– Олег Христофорович, дорогой! – вскричала появившаяся на пороге блондинка, бросаясь к нему и заключая его в объятия. – Слава богу, вы живы! Я места себе не находила, вы даже не представляете! И главное, понятия не имею, где вас искать. Звонила в полицию, они сказали, что адресов не сообщают, сказали, позвонить в больницы и морги или в адресное, а я же ничего о вас не знаю! Я лепечу, почему в морги, он же живой… А потом сообразила позвонить в газету и попросила господина Добродеева… вспомнила, как он представлялся полицейскому. И тут вдруг он сам звонит! И вот я здесь.
Монах затаил дыхание; у него зачесалось в правом ухе – срезонировал ее высокий голос, а прекрасные пушистые завитки защекотали нос. Черт! Ну, Лео, погоди! У него даже слезы навернулись, так чесался нос. Гостья оторвалась от Монаха и воскликнула:
– Не плачьте, Олег, а то я сама сейчас расплачусь! Поверьте, все будет хорошо.
Добродеев рядом приятно улыбался. Около него стояла неизвестная молодая женщина. Монах уставился на нее во все глаза. Интересная складывалась ситуация – он разглядывал незнакомку, находясь в объятиях другой женщины, и при этом мечтал почесать нос. Стареем, мелькнуло в голове. Незнакомка была небольшая, тонкая, со светлыми волосами, стянутыми в хвост на затылке. Лицо у нее было очень серьезное, брови слегка нахмурены; была она не накрашена, в черном платье, что составляло разительный контраст с яркой и шумной Мариной.
– Это Диана, моя подруга, – сказала Марина, отрываясь от Монаха. – Ничего, что мы вместе? Диночка, это Олег Христофорович!
Девушка кивнула; Монах протянул руку, она протянула в ответ свою. Рука у нее была маленькая и сильная.
– Можно Олег. Очень рад, Диана. Добро пожаловать. Правда, я не в лучшей форме. Знаете, если бы не ваша подруга…
– Это правда, что вы ясновидящий? – спросила Диана, разглядывая Монаха. Тот втянул живот; смотрел на Диану, все еще приобнимая Марину – поверх ее плеча.
– Скорее, экстрасенс, – поспешил Добродеев. – Сумасшедшая интуиция. Сайт видели?
– Леша преувеличивает мои скромные возможности, – сказал Монах. – Газетчики – известные… э-э-э… – он запнулся, – такие пули отольют, что только держись. Такие, право… фантазеры. – Последнее слово прозвучало как ругательство. – Прошу в гостиную, девушки!
Он пропустил девушек вперед и бодро заскакал следом. Добродеев убежал на кухню.
Марина крикнула ему вслед:
– Женская рука нужна?
– Очень нужна! – закричал Добродеев из кухни. – Всегда нужна!
– Бегу! – Марина побежала из гостиной. Монах и Диана остались одни.
– Прошу вас! – Монах повел рукой в сторону дивана и тут же покачнулся, потеряв равновесие. Диана вскрикнула, бросаясь к нему, ухватила за плечо. Монах оперся спиной о стену, с трудом удерживаясь на ногах. Пробормотал: – Диана, вы меня спасли! Вам бы лучше отойти… на всякий случай.
– Я сильная, не бойтесь! Вам нужно прилечь, Олег. Держитесь за меня.
Они доковыляли до дивана, и Монах с облегчением опустился между подушек, откинулся на спинку, закрыл глаза. Он слегка переигрывал, делая вид, что смертельно болен, причем и сам не понимал, зачем. Возможно, ему хотелось понравиться Диане, возможно, он чувствовал ее неуверенность и напряжение, и ему хотелось ее переключить.
Оправдывая свое реноме экстрасенса, Монах чувствовал, что их визит не просто визит вежливости – и сайт они читали, и присматривается Диана к нему, и Марина убежала, оставив их наедине. Короче, как любит говорить друг детства Жорик Шумейко, какого рожна им надо?
– Это хорошо, что его задержали, многих никогда не могут найти, – вдруг сказала Диана.
Монах не сразу сообразил, что она имеет в виду сбившего его водителя.
– Это счастье, что вы живы. – Она смотрела на него немигающими серыми глазами, очень серьезно, сочувствуя. Ее бледное лицо было сосредоточено, брови нахмурены; Диана смотрела на него и в то же время словно прислушивалась к чему-то или кому-то, к голосам, которые были слышны только ей.
– Что у вас случилось, Диана? – спросил Монах и похлопал около себя ладошкой: садись, мол, в ногах правды нет.
Диана опустилась на диван рядом с Монахом.
– Марина говорит, вы волхв. Это правда?
– Как вам сказать… – Монах сделал вид, что смутился. – Леша очень высокого мнения о моих скромных способностях.
– Так вы не волхв? – Она смотрела на него в упор, и он подумал, что глаза у нее странного фиолетового цвета… аметистовые. И в то же время серые.
– Волхв, только это между нами.
Он добился того, что она улыбнулась. Но глаза оставались настороженными, и он повторил:
– Так что же у вас стряслось?
Он хотел добавить, кто умер, но удержался, подумав, что шутка может оказаться пророческой. Тем более она в черном… траур? Или просто любимый цвет? Вообще, странноватая девушка… взгляд напряженный, реакция замедленная, отсутствует готовность рассмеяться шутке… взять Марину! Подруги, а такие разные. Пришла в гости к незнакомому человеку… она не из тех, кто с готовностью ходит в гости к незнакомым людям… мужчинам. Он попытался представить, чем она занимается… Учительница? Воспитатель в детском саду? Дрессировщица мелких животных? Ящериц? Почему ящериц, интересно? Немигающий взгляд и скупость в движениях. Она словно застывает, в упор разглядывая собеседника. Врач? Сиделка? Спокойная, немногословная, внимательная. Манера рассматривать… долго смотреть, запоминая мельчайшую деталь, всякий мелкий штрих, переносить на бумагу, часто повторяя рисунок… орнамент? Декорум? Терпение, сосредоточенность… Вышивальщица? Дизайнер… одежда или украшения? Рисовальщица? Иллюстратор? Горячо!
– Вы художница? – вдруг спросил он.
– Я? – она опешила. – Откуда… как вы догадались? Марина сказала?
– Я же волхв, забыли? С Мариной я не общался с того самого рокового дня.
– Значит, это не шутка?
– Какие уж шутки. И вообще, мне две тысячи лет. Я вас слушаю, Диана. Кстати, вашему имени три тысячи лет. Очень старое имя, что налагает определенные обязательства…
– Я читала. Энергичная, жизнерадостная, светлая… это не про меня.
– Это общие слова, они ничего не значат. Диана – охотница, ее невозможно сбить с пути, она идет до конца. Это характер. Вы не увлекаетесь альпинизмом?
Она снова улыбнулась и покачала головой.
– Я вас слушаю, – повторил он.
– Убили моего друга… – сказала она.
Монах молчал, ждал. Тишина прерывалась далеким смехом Марины и рокочущим басом Добродеева.
– Ко мне приходил следователь, допрашивал. Они нашли меня по мобильному телефону. Я позвонила, а ответил этот человек, майор Мельник…
– Майор Мельник! – воскликнул Монах.
– Вы его знаете?
– Знаю. Мы с Добродеевым оба его знаем, пересекались. Дельный товарищ. Вы сказали, убили…
– Убили. Понимаете, это просто… нелепость, у него никого здесь не было, он в городе недавно. Последние несколько лет жил за границей, приехал меньше полугода назад…
– Вы знали его раньше?
– Нет, мы познакомились через Интернет, случайно, я увидела его страничку на сайте знакомств… Знаете, иногда любопытства ради просматриваю. У Леонида хорошее чувство юмора, теплое, мягкое… Его зовут Леонид… звали. Рассказала Марине, она настояла, чтобы я ему позвонила. Ну, я позвонила, а он предложил встретиться. Я пригласила его к Марине, хотела, чтобы она на него посмотрела. В смысле, в ее бутик. Он в Мегацентре, легко найти. Я все равно собиралась занести ей шарфы…
– Шарфы? – удивился Монах. – Вы вяжете шарфы? Вы модельер одежды?
Она улыбнулась.
– Я их не вяжу, я их расписываю. Работаю в манере тайского батика, закончила там школу. Но их дизайны и краски слишком яркие, у меня свои. Я просто использую их технологии.
– Никогда не видел росписи по шелку, хотя бывал в тех краях.
– Мужчины не обращают внимания на такие вещи.
– Согласен. И этот молодой человек… он молодой, не так ли?
– Ему за тридцать, не знаю точно, не спрашивала.
– Все-таки, почему у Марины? А не где-нибудь на нейтральной территории?
Она порозовела. Сказала после паузы:
– Я подумала, пусть он посмотрит на Марину…
– Зачем?
– Она многим нравится…
– …в отличие от меня, – мысленно закончил Монах и сказал: – Тест? Подумали, что он клюнет на Марину и вопрос знакомства снимется?
Она слабо улыбнулась:
– Тест. Он был веселый, шутил… Марина толкала меня локтем, она все время пытается свести меня с кем-нибудь… Он мне понравился, хорошая речь, никаких словечек… вы понимаете?
Монах кивнул.
– То есть вы стали встречаться?
– Не сразу. Он проводил меня домой и позвонил только через несколько дней… – Она замолчала, и Монах подумал, что она сейчас заплачет.
– Что же с ним случилось, Диана?
– Леонида убили в его квартире. Ночью, как я поняла. Вечером мы ужинали в «Белой сове», Леонид предложил остаться на программу, она начинается в одиннадцать, но я устала, и мы ушли. Он проводил меня домой, сказал, что хочет кофе или чай… – Она запнулась. – И я все время думаю… если бы я пригласила его к себе, то ничего бы не случилось… я испугалась, понимаете? Марина говорит, что я несовременная, что так нельзя, мужчины сейчас избалованы, что нужно уметь удержать…
– Марина замужем? – спросил Монах.
– В разводе. Она говорит, что я неправильно себя веду, что я… – Она махнула рукой. – У него кто-то был поздно вечером или ночью… он снимал квартиру. Они спрашивали про него, как долго мы встречались, что я вообще о нем знаю, кто его друзья, есть ли семья… Оказалось, я ничего о нем не знаю. Нам было хорошо вместе, мы говорили о путешествиях, он рассказывал про Словакию, он жил там несколько лет, был управляющим в большом отеле. Никогда не говорил о семье…
– Диана, а у вас есть семья?
Она покачала головой. Сказала после паузы:
– Никого не осталось. Мама умерла полтора года назад, инсульт. Брат в Бразилии, сестра работала в нашем йога-центре… – Диана запнулась. – Она умерла четыре года назад.
Они помолчали.
– А друзья у вас есть? – спросил Монах. – Подруги? Марина, как я понимаю, скорее деловой партнер.
– Ну… мы дружим, но…
– Вы очень разные.
– Да. Она очень хорошая, добрая, всегда поддерживает меня, пытается вытащить на люди. Но она… другая. Я не знаю, что теперь делать. Леонид мне нравился, я чувствовала, что он меня понимает… Он не торопил меня, понимаете? Он тоже немного старомодный…
– Вы бывали у него дома?
– Нет, он меня не приглашал. Я знаю, что он снимал квартиру в новостройках, говорил, что это временно, что присматривает хороший район, хочет купить что-нибудь приличное. Мы встречались в городе, бродили по парку, сидели в кафе… я подарила ему шарф… в наш последний вечер. Я теперь думаю, лучше бы я пригласила его… просто удивительно, насколько жизнь иногда зависит от совершенных мелочей. Может, тогда ничего бы не случилось. Я не понимаю, что это, почему… он не был богатым, искал работу, то есть вряд ли грабеж… У него друг в «Белой сове», он оставил нам столик. Они когда-то работали вместе, но я его никогда не видела. Я подумала, если квартира съемная, то может, пришли не к нему… он там всего несколько месяцев. Может, искали прежних жильцов…
– Как его?..
– Они не сказали. Просто сообщили, что Леонид убит. Я не поверила. Мы виделись только вчера, разве может так быть? Я не знаю, что думать. Может, вы что-нибудь узнаете? Вы же экстрасенс…
– Вы верите в сверхъестественные силы?
– Нет. Никто не верит, пока все хорошо, а потом уже и не знаешь, во что верить, хватаешься за соломинку. Он был хороший, добрый, это чувствовалось, не нахрапистый, ничего не требовал. Не рассказывал пошлых анекдотов, вообще, говорил мало, с ним было… уютно, понимаете? С ним было уютно молчать.
– Он интересовался вашей семьей?
Она пожала плечами.
– Как-то зашла речь, я сказала, что живу одна, что мама умерла… он ни о чем больше не спрашивал. Он был… – Она запнулась, не найдя подходящее слово. Монах выжидающе молчал; у него было чувство, что с ней нужно быть осторожным как с птицей, а то она улетит; или с фарфоровой статуэткой, которую страшно взять в руки. – Он был… деликатный и надежный. – Она наконец нашла слова. – В нем чувствовалась сила, он не суетился, не пытался понравиться, ни на чем не настаивал…
«Ни на чем не настаивал…» Ну что ж, это, пожалуй, добродетель по теперешним временам. Добрый, надежный, сильный, ни на чем не настаивающий… этой девушке повезло. Тут он вспомнил, что Леонид убит, и с трудом удержал ухмылку. Некрасиво, конечно, но Монах, как известно, был циником, для него смерть просто переход в другой формат. Одинок, без семьи, без обязательств, не суетился, прекрасный слушатель… именно такой, какой ей нужен. Просто удивительно, что эти двое нашли друг друга. Они совпали зубцами как две шестеренки. И еще он подумал, что ничем хорошим их близость не могла закончиться… хотя, с чего бы это? Мало ли подходящих людей сталкиваются случайно, а потом живут и радуются? В чем дело, спросил он себя. Черт его знает… ему было трудно представить парня, подходящего по всем статьям этой несмелой одинокой девушке без семьи и друзей, художнице по шелку, домоседки. Чуткого, немногословного, тактичного, без всяких дурацких словечек и пацанских анекдотов. Это был союз, задуманный на небесах, не иначе. И вдруг такой облом. Его, кругом такого положительного, убили. Приличных парней не убивают, ну разве что кирпич упадет на голову или троллейбус наедет. В случае Леонида не было ни кирпича, ни троллейбуса. Его убили дома, ночью. Кто-то пришел и убил. Он открыл ночному гостю дверь, возможно, они обнялись, похлопали друг друга по спине; кто-то из них сказал ритуальное: «Сколько лет, сколько зим!» Потом хозяин поставил на огонь чайник, достал вино, стали вспоминать… И тот его убил. Интересно, как. Ножом? Ядом? Молотком? С какой стати? Чего-то не поделили. Старые долги и обязательства. Леонид отсутствовал несколько лет… скрывался? Он вернулся, тот его выследил и пришел. Леонид открыл дверь… Стоп! Необязательно открыл. Возможно, убийца попал в квартиру с помощью отмычки или… у него был ключ – возможно, убийца – прежний жилец, оставивший на память ключ. Если не старые долги, то что? Он пришел… зачем? Ограбить? Ночью? Грабят днем, безопаснее для грабителя, днем злоумышленник меньше бросается в глаза. Ночью всякий звук усиливается до громового раската. Да и не похоже, что было что грабить.
Монах так задумался, что совершенно забыл о Диане, и, случайно наткнувшись на ее внимательный взгляд, вздрогнул.
– Вы что-то увидели? – спросила девушка.
– Пока нет. – Монаха позабавил ее вопрос, видимо, она поверила, что он волхв. Или пребывала в том состоянии, когда хватаются за соломинку. – Просто попытался представить себе, что там произошло. Кстати, когда это случилось?
– Двадцать пятого августа, три дня назад.
– У вас есть его фотография?
Она вспыхнула:
– Есть! Нас снял в парке случайный прохожий, Леонид попросил… – Она потянулась за сумочкой.
Монах некоторое время рассматривал фотографию на экране мобильника: некрупный приятной и неброской внешности парень и улыбающаяся Диана, плечи их соприкасаются. Славная пара…
Он вернул ей мобильник.
– Кстати, какой у него ник?
– Бард.
– Понятно. А у вас?
– Селена.
Монах кивнул – красиво. Спросил:
– То есть он вам сразу понравился? Чем?
Диана чуть порозовела.
– Он говорил о себе, как о машине. Это было забавно.
– О машине? Как это?
– О машине. Это шутка. Выпуск такого-то года, корпус обычный, мотор, фары…
– Вы водите машину?
– Нет. Мой брат был автогонщиком, всегда говорил о машинах.
– Понятно. Диана, чего вы хотите от меня?
– Я хочу узнать, что произошло. Кто его…
– У следователя больше возможностей, тем более я, как видите… – Он кивнул на громадную ногу в гипсовой упаковке. – Как баржа, севшая на мель.
– Они ничего мне не скажут, они не сказали даже, как его убили, я схожу с ума… Мне плохо, понимаете? Я перестала спать, лежу, прислушиваюсь, представляю, как его убивают… Вздрагиваю от всякого шороха, повторяю: это неправда, этого не может быть, я сейчас проснусь… Марина говорит, никого они не поймают, а через месяц закроют дело, тем более Леонид вообще не из нашего города. Я хочу знать!
– Зачем?
– Но ведь человека убили! – воскликнула она, вспыхнув. – Его не за что было убивать, у него не могло быть врагов! А вы… даже если баржа, вы же головой думаете, в смысле, подсознанием, нога ни при чем. У вас же всякие видения и вещие сны – Леша рассказывал Маришке… он много чего рассказывал про вас. И потом… мне страшно! Если они следили за Леонидом, то видели нас вместе. Я хочу, чтобы этот кошмар закончился, иначе… – Она сжала кулаки.
– Вы думаете, вам что-то угрожает?
– Я не знаю, что думать! Но я перестала выходить из дома, понимаете? Не могу заставить себя. Маришка приносит поесть. Мне стыдно, но я ничего не могу с собой поделать.
Они помолчали.
– Диана, я попробую, честное слово, – сказал наконец Монах. – Но понимаете, иногда словно заслон опускается, все скрывается в мутном тумане… и тут уж ничего не поделаешь. Тем более моя нога… моя чертова нога!
– В мутном тумане… – повторила она завороженно. – Но вы же сможете… через туман?
Монах подумал, что сейчас она скажет: «Вы же волхв!», но она больше ничего не сказала, только смотрела на него своими лиловыми глазами, в них были страх и ожидание. Он снова подивился удивительной статике ее облика – не то застывшая ящерка, не то статуэтка из слоновой кости. Он хотел пошутить, сказать что-то вроде: «Никогда не видел ручной росписи по шелку, подарите шарфик на память?», но не решился – что-то было в ее взгляде, что не располагало к шуткам, даже самым невинным.
– Смогу, – сказал он. – Даже не сомневайтесь, Диана.
– У него никого не было, я хочу хоть что-то сделать для него. Я хочу его похоронить…
Стиснутые губы, светлые сведенные брови, немигающий взгляд, стиснутые кулаки. Стиснуты так, что побелели косточки. Изменившая своей обычной сдержанности, с красными пятнами на скулах, полуоткрытым ртом и напряженным взглядом. Он представил, как она стоит у могильной ямы, так же стиснув губы и пальцы, уставившись не мигая на бледное лицо усопшего, а вокруг венки с черными лентами, люди в черном и пахнущий страшно и надрывно холм свежевырытой земли. Как же, интересно, его убили?
Появившийся на пороге Добродеев пропел басом:
– К столу! Зовет уж колокольный зво-о-он к столу!
И они вздрогнули…
…Добродеев был в ударе! Он сыпал цеховыми журналистскими байками, зачитывал по памяти письма читателей, рассказывал о подземных пещерах, где пропадают туристы и водятся привидения. Марина хохотала, ахала, пугалась… После шампанского она раскраснелась, светлые кудряшки растрепались, она поминутно всплескивала руками и вскрикивала. Монах с отвращением глотнул шампанского и теперь грел бокал в ладонях, мечтая о холодном пиве. Диана отпила немного и сидела, не принимая участия в разговоре. Монаху подумалось уже в который раз, что каждый умирает в одиночку – прав был тот, кто это сказал. Диана осталась одна со своим горем. Они иногда встречались взглядами, и она слабо улыбалась, а он подмигивал, хотя всегда считал, что подмигивать женщинам моветон. Ему казалось, что между ним и этой странноватой девушкой установилась некая связь, протянулась ниточка симпатии и доверия; а еще ему казалось, что она носит в себе некую тайну, что есть странно и неестественно в наш век открытости и душ нараспашку. Несмотря на знакомство с изнанкой жизни, на умеренный цинизм и наплевательское отношение к нормам и правилам этикета, на готовность поступать согласно собственному представлению о равновесии и порядке вещей, а также переступать через закон и даже некую аморальность или вернее надморальность, где-то внутри Монаха сидела рыцарственность по отношению к женщине… причем он об этом даже не подозревал. Назовем это заезженным термином «романтизм». Старомодный неуместный глупый романтизм… тьфу! Монаха можно сравнить с рыцарем, который в компании товарищей рассказывает неприличные анекдоты и бравирует любовными похождениями и тут же вызывает на дуэль негодяя, задевшего честь дамы. Или хотя бы бьет морду. С чувством, похожим на ревность, он пытался представить этих двоих рядом, их разговоры; в их последний вечер она подарила ему шарф… Не вульгарный лосьон после бритья или рубашку, а шелковый, расписанный собственноручно шарф! Ему, Монаху, никто никогда не дарил шарфов. Нет, впрочем, дарили, одна из жен – вязаный оранжевый шарф и такие же носки. Да еще Анжелика подарила дикой расцветки свитер, который Монах надел пару раз из вежливости. Но разве можно сравнить вязаные шерстяные оранжевые носки и шарф, который он так ни разу и не надел – соврал, что не смеет употреблять втуне такую красоту, – с шелковым авторским шарфом с необыкновенной росписью? Интересно, что там – цветы и плоды или космос и знаки Зодиака? От такой девушки, как Диана, похожей одновременно на хрупкую статуэтку и застывшую ящерицу… оливкового цвета с лиловыми глазами? Так он ее видел: статуэтка или ящерица с лиловыми глазами. Очень странный взбрык воображения… статуэтка еще туда-сюда, а вот ящерица… однако! Наверное, от сладкого шампанского. Или от плачевного состояния, связанного с ногой… Эх, пивка бы сейчас!
Одним словом, испытывал Монах к жертве что-то сродни ревности – тут и шарф, и необыкновенная девушка Диана, и нахальство, – вцепился мертвой хваткой, даже на Марину не среагировал, альфонс! Почему, спрашивается, альфонс? Черт его знает, почему. Так он его видел. Добавить сюда ногу в гипсе, ощущение себя баржей, севшей на мель, а еще сладкое шампанское… короче, было Монаху тревожно и неуютно, и поднималось уже из глубин мутное и невнятное чувство опасности… Хорошо, что она сидит дома и никуда не выходит!
…Добродеев отправился провожать девушек, а Монах остался дома, проклиная свою несчастную ногу и чувствуя себя брошенным сиротой. Он представлял, как Добродеев вьется мелким бесом вокруг Марины, поглаживает плечико, берет за ручку, как они гуляют по ночному городу, потом отводят домой Диану, а потом… Чертов Лео! Ну, погоди, журналюга!
Он вспомнил, как Марина расцеловала его на прощание и пообещала забегать, Диана улыбнулась слабо и кивнула; он понял это как: «Я надеюсь на вас и верю» – и тоже кивнул в ответ. Ниточка, натянутая между ними, стала ощутимее, похоже, они стали заговорщиками, понимающими друг дружку с полувзгляда. Так ему казалось…
