Глава 30
Покаяние
С ноги Монаха сняли гипс! Ура! Сняли! Гипс! С этой чертовой ноги!
Монах смотрел на свою бледную слегка облезшую ногу – местами кожа на ней шелушилась, видимо, от недостатка свежего воздуха, и она казалась ему маленькой и жалкой. Причем сильно чесалась.
– Щадящий режим, костыли, не бегать и не прыгать, – сказал врач. – Желательна диета и продукты, содержащие кальций. Молоко, сыр, овощи. Свежий воздух и положительные эмоции. Берегите себя!
Жорик привез Монаха домой и улетел, пообещав заглянуть вечерком, отметить событие. Монах, осторожно ступая на освобожденную ногу, походил по квартире, прислушиваясь к ощущениям. Ему пришло в голову, что нога у него теперь новая, почти чужая, неизвестно, как поведет себя, а потому надо бы с ней поосторожнее.
Он сварил кофе; посидел с чашкой на балконе; «полистал» Интернет. Набрал майора Мельника, но тот был недоступен – не иначе, в засаде. Попытался «достать» Марину, но и она была недоступна. Шифруется, как говорит Жорик. Надо бы сообщить им, что все, отбой, можно возвращаться. Смотаться разве в Зареченск? Освободить девчонок? А то ведь мучаются…
Марина, однако, боец! Горой за подругу. Не то что некоторые. Монаху вдруг пришло в голову, что у них там что-то стряслось… иначе она бы позвонила. Между ними наметилась некая связь и взаимопонимание на уровне взглядов, улыбок, тона, жестов… Ему казалось, они понимают друг друга! Она позвонила, чтобы отказаться от его услуг, но ведь они все равно остаются друзьями, разве нет? Почему же она прячется? Увы, вывод можно сделать лишь один: она ему не доверяет! Она боится за подругу и не доверяет ему, Монаху. Или… Или что-то у них стряслось. Как ни гнал он мысль о несчастье, она никак не уходила. Тем более сломанная нога не вмешивалась в мыслительный процесс и не отвлекала. Правда, побаливала раненая рука, но это уже сущий пустяк. Слава богу, йог никудышный стрелок. Словом, куда ни кинь, везде удача – отделался он, Монах, малой кровью. Как пес на распечатке из Интернета, которую подарил Жорик: без уха, без хвоста, хромой, с диабетом, по кличке Счастливчик.
И дело об убийстве Леонида-Барда вроде закончено. Он, Монах, как мавр, отстрелялся, сделал все, что мог. Накопал, нарыл, повытаскивал скелеты из шкафов, пролил свет на «висяки» и «глухари», нашел свидетелей… Короче, наделал шороху. И передал эстафету майору, теперь пусть майор подсуетится и сорвет финишную ленточку. Между прочим, мог бы позвонить, спросить, как ты, Монах, не надо ли чего. Спасибо сказать наконец. Как же, как же! Как сливать инфу с дальним прицелом, так в первых рядах: ну-ка, Монах, пошевели извилинами, ты же у нас экстрасенс и ясновидящий, ну-ка, копни глубже, вытряхни мусор из неметеных углов, включи прожектор, стань на голову и смени ракурс обзора. Вроде с юмором, с приколами насчет ноги, а на самом деле с целью! Прекрасно зная потенциал и понимая, что в случае чего он, Монах, запросто их переплюнет и заткнет за пояс. Потому что аналитик и мыслитель с воображением. А как спасибо сказать – извини, подвинься.
Монах еще некоторое время раздумывал о неблагодарности майора, потом переключился на ренегата Добродеева. Лешка, похоже, навсегда потерян. Вот так, веришь человеку, как самому себе, делишь с ним последнюю корку хлеба и планы на будущее, готов бежать спасать, подставить плечо и отдать любимую рубаху, а он в критический момент делает выбор не в твою пользу. Другими словами, ставит не на ту лошадь. Кидает подлянку, как говорит Жорик. Как прикажете после этого верить людям?
Настроение Монаха достигло точки замерзания. Можно было бы сбегать к Митричу, похвастаться, что освободился, но… как-то не хотелось одному, не хватало чего-то. Можно было бы позвать с собой Жорика… Не то. «Тутси» – явочная точка для членов Детективного клуба толстых и красивых любителей пива, а Жорик из себя тощий и детективных наклонностей никаких. Лео, правда, тоже не блещет, но зато идей полно, так и бурлит, кроме того, в курсе городских сплетен и криминальных хроник. И авантюрист, всегда готов поддержать любую Монахову нехилую мыслишку, хоть и не сразу. Покричит: ни за что, ты, Христофорыч, с ума сошел, а потом, глядишь, и согласится. Христофорыч… Его, Монаха, никто не называет Христофорычем, один Лешка. Эх, Лешка!
От огорчения он задремал на своем необъятном диване; выхватил его из дремы хор из «Аиды», знакомый до боли позывной. Добродеев! Рука повисла над телефоном… взять? Или… что?
– Да, – произнес он сухо. – Я тебя слушаю.
– Христофорыч, это я…
– Я тебя слушаю, – повторил Монах.
Шорох эфира, молчание, потом голос Добродеева:
– Ладно, согласен, я подонок и скотина! Ты вправе думать обо мне что угодно. Но я верил ему! Твои методы казались мне… я думал, ты перегнул палку… в смысле, из-за ноги, короче, стресс, бытовая ломка… Ты пошел к нему и ничего мне не сказал! Без меня! По-твоему, это говорит о доверии? Мне в голову не приходило, что он… одним словом, теперь чувствую себя глупо, согласен. Когда я узнал, что он в тебя стрелял, я… не поверишь, слонялся под больницей, боялся зайти, видел, как Жорик увез тебя домой. Прости, Христофорыч. Пойми и прости.
Монах молчал.
– Я виделся с майором, он мне все рассказал. Венката задержан… Можно, я приду? Я здесь, около дома. Откроешь?
Монах хотел поломаться, но решил, что это будет мелко, и вместо этого сказал:
– Приходи.
– Бегу! – обрадовался Добродеев.
…Они сидели за столом в кухне, как в добрые старые времена. Монах был по-судейски суров и немногословен, Добродеев, напротив, говорлив и суетлив; он принес фирмовые Митрича и пиво и теперь доставал из буфета тарелки и стаканы.
– От Митрича привет! Приглашал, говорит, отметить надо твою ногу и арест убийцы. Ты как, Христофорыч? Я чуть с копыт не слетел, думал, чес, а он на самом деле убийца! Он же мог тебя завалить! Я вообще не понимаю, зачем ты туда полез? – Добродеев почти пришел в себя и хотел знать подробности.
– Откуда ты узнал, что он стрелял в меня? – перебил его Монах.
– Да он сам позвонил и сказал! Требовал, чтобы я дал материал про покушение на его жизнь, представляешь? Я ушам не поверил! Думал, шутка такая идиотская, даже рассмеялся, а он говорит, правда, что его чуть не убили. В смысле, ты чуть не убил и твой дружбан охранник. Я побежал к нему и… узнал. У него сломана рука, он сказал, что ты был в сговоре с охранником центра, которого он пригрел на своей груди, что вы хотели ограбить его и убить. Он случайно вошел в кабинет и застал тебя, стал стрелять, а охранник набросился и сломал ему руку. Я не понимаю…
– Что он делал там ночью? – перебил Монах.
– Это его кабинет, Христофорыч, он мог делать там что угодно. А вот что ты там делал, вопрос.
– Вопрос… Твой дружок-проходимец собирался меня убить, так как понял, что я знаю про убийства. А я влез как глупая мышь в мышеловку. Интересно, как он узнал, что я там? Случайность? Вернулся за документами и застал? А пистолет всегда таскает с собой? Лицензия, кстати, есть?
– Твое счастье, что он плохо стреляет. Охранник показал, что он сидел в соседнем кабинете, причем свет был выключен. Он не ушел, а сидел и ждал тебя. С пистолетом. Радовался небось.
– Он что, ясновидящий?
– Куда ему! Он увидел тебя в окно. Они оба тебя видели. Охранник подумал, что у вас встреча, а потом что-то заподозрил. Он там ночует тайком, его прогнали из квартиры. Услышал выстрелы, вскочил в кабинет и скрутил шефа… сломал ему руку. – Добродеев помолчал, потом сказал: – Не ожидал от тебя такой прыти, честное слово! Винил себя – если бы не хлопнул дверью и не ушел, сумел бы тебя отговорить.
– Если бы ты не хлопнул дверью, то стоял бы на стреме и никакой перестрелки не было бы. Я бы успел выскользнуть из кабинета…
Добродеев позволил себе ухмыльнуться.
– Ладно, проехали, – сказал Монах. – В чем его обвиняют?
– Его подозревают в убийствах Дениса Рудника, парня Ии, Влада Курко, и двух парней Дианы, Никиты Косача и Леонида Краснова. Его охранник активно сдает шефа. Денис и Никита были убиты, похоже, одним орудием, ножом, убийца использовал один и тот же прием – удар в живот снизу с близкого расстояния. Предположительно, орудие убийства было найдено в его квартире во время обыска. Йог был так уверен, что его ни в чем не заподозрят, что спокойно держал нож дома. Как был убит Леонид, ты сам знаешь.
– А убийство Ии Рудник?
– Под вопросом. Охранник показал, что на другой день после гибели девушки у йога была перевязана рука. Майор думает, что, возможно, она защищалась и ранила его… на руке остался шрам. Он врет, что бытовая травма. Они нашли у него компьютер девушки, какие-то вещи – серебряные украшения, заколки для волос, футболку, косметику – их опознала Леночка Суходрев. Правда, это косвенные улики, майор говорит, доказать убийство будет сложно. Йог утверждает, что вещи Ия оставила, когда бывала у него в доме, что они были близки духовно, и компьютер тоже… дальше всякая лабуда про духовное родство, неземную любовь, связь с космосом. По-моему, косит под психа.
– Он и есть псих. Социопат. Патологический лжец и бесчувственный убийца. С легкостью врет и с легкостью убивает. Как он объясняет убийство Дениса?
– Говорит, из-за смерти сестры парень совсем слетел с катушек, стал обвинять его, набросился с кулаками… он защищался.
– Брехня! Денис понял, что с подачи Венкаты сбил машиной невинного человека – Влада Курко-Ваганта, – и обвинил йога. Он был парень крутой, и тот испугался. Надеюсь, майор это понимает. А Никиту-Голиарда и Леонида-Барда зачем?
– Не хотел, чтобы Диана с ними встречалась, якобы мать поручила ему охранять дочку, они и сейчас на связи, мать просила спасти ее. Они, мол, были неподходящей парой…
– Опять брехня! Деньги, Лео! Презренный металл.
– Какие деньги? У Дианы есть деньги?
– Квартира в центре и драгоценности матери. Одна диадема стоит целого состояния. Он был ее гуру, не вылезал от них, вынюхивал. Три раза делал Диане предложение… думаешь, спроста? Она славная девушка, допускаю, но три раза? Перебор. Ни я, ни ты, ни даже Жорик… никто не стал бы в наше время делать предложение три раза. И ночные обыски тоже в масть. Кроме того, сестра Ия, которая его бросила. Возможно, приставания к Диане это попытка взять реванш, настоять на своем… йог не привык, чтобы ему отказывали… как-то так. Потому и разбил подарок Дианы, фарфоровую фигурку. Отшвырнул в бешенстве…
…Они молча пили пиво. Монах с удовольствием наворачивал бутерброды с колбасой и маринованным огурчиком – только сейчас он почувствовал, что голоден как волк. К черту депрессию, предатель Лео приполз на коленях с приветом от Митрича, посыпал голову пеплом, в глаза не смотрит, жизнь однозначно налаживается. И пиво класс! Он ел и с удовольствием поглядывал на смущенного Добродеева.
Тот не выдержал:
– Христофорыч, сколько можно? Всю жизнь теперь будешь попрекать? Допускаю, я был не прав…
– Не прав?! – Монах перестал жевать. – Это называется «был не прав»? Ты бросил меня под танки, твое счастье, что йог хреновый стрелок! Иначе я бы никогда тебе не простил. Некому было бы прощать. Я лежал бы в гробу, а ты с венком, живой и здоровый. Мы в одной связке, как альпинисты, один за всех, все за одного, а ты меня кинул. Жорик собирается набить тебе морду, так что постарайся не попадаться ему на глаза.
Добродеев понурившись молчал.
– Надо сообщить девчонкам про Венкату, – сказал Монах. – Марина волнуется.
– Ты им не звонил?
– Звонил. Телефон выключен.
– Можно заехать…
– Они в Зареченске. Прячутся. Марина отказалась от моих услуг.
– Почему? – изумился Добродеев.
– Ты сумел убедить ее, что Диана убийца.
– Я?! Это была наша версия!
– А кто напел майору про девушку с раздвоением личности? Побежал и доложился. Это версия детективного клуба, наш копирайт, мы же это обсуждали, забыл? Решили, что майору пока ни слова. А ты… Может, и статью уже соорудил?
– Так получилось, случайно встретились…
– Случайно?
– Я позвонил ему по другому вопросу, он спросил про тебя, ну я и… но сказал, что это всего-навсего версия!
– А если бы йог меня шлепнул насмерть, кого объявили бы серийным убийцей с твоей подачи? Диану? Она и так доходяга, мало что соображает, а как начались бы допросы, консилиумы психиатров? Даже если бы отпустили, то жизнь попортили бы изрядно. А ты бы еще и статейку тиснул. Не ожидал, Лео. Одно дело про барабашек клепать, а другое про живого человека. Газетчик… – Монах запнулся, удерживаясь от крепкого словца.
– Согласен, я был не прав. Но если помнишь, все началось с твоего визита к йогу, о котором ты не почесался сказать. Ты обвинил его в убийстве Ии…
– Я не обвинил, я спросил. А тебе не сказал, потому что ты был бы против – как же, вы же друзья… в отличие от нас с тобой. Кроме того, интервью под угрозой. А мы с тобой всего-навсего члены какого-то клуба, случайные попутчики, сегодня вместе, завтра разбежались. А ведь я оказался прав насчет йога! А ты нет. Кроме того, ты совал палки в колеса.
– Сколько можно? – вскричал Добродеев. – Да, ты был прав, а я был не прав. У тебя нюх, ты волхв, ты ясновидящий… что теперь?
– Что теперь… Теперь работа для твоего криминалиста. Сделаешь?
– Какая работа?
– Надо проверить кое-что, нутром чую подвох. Была мыслишка проверить на себе, но малую дозу могу не почувствовать, а большу́ю не хочется.
– Что это?
– Травяной сбор из квартиры Дианы, причем не наш, возможно, из Индии. Что-то до боли знакомое, а вспомнить не могу.
– Ты думаешь? – поразился Добродеев. – Ты думаешь, он ее травит?
– Не до смерти, а так, чтобы слегка придушить и смутить сознание, а также отпугнуть возможных поклонников. А он, весь в белом, единственный друг и наставник. Счастье, что есть Марина. Диана, конечно, со странностями, но провалы в памяти, страхи, страшная неуверенность в себе, шараханье от людей… черт его знает! Даже то, что она считает, что Денис жив… как-то слишком. Похоже на действие каких-то психотропов, Восток в этих делах большой спец. На всякий случай. Как?
– Сделаю.
– И еще. Твоя машина на ходу? Надо бы смотаться в Зареченск к девчонкам, пусть возвращаются. – Он помолчал немного; потом сказал: – Кстати, можешь дать материал, что-нибудь вроде: «Моя дружба с серийным убийцей», или: «Мой друг серийный убийца», или еще что-нибудь в том же духе. Твои фанаты схарчат с перьями и костями.
Добродеев пожал плечами, подумал и спросил:
– А где же диадема? Если она существует.
Монах не ответил…
