Глава 12
Визит к девушке

Сначала они услышали ее дыхание, затем она спросила, не спросила, выдохнула:

– Алло?

Они словно почувствовали ее страх и неуверенность.

– Дианочка, это мы с Лешей, у ваших дверей, не прогоните? – закричал Монах. – Давайте код!

Возникла пауза. Диана молчала. Даже дыхания не стало слышно.

– Она не одна, – прошептал Добродеев. – Глупая затея! Надо было позвонить.

– Сто тридцать шесть… код, четвертый этаж, седьмая квартира. – Голос неуверенный, как будто она сомневается.

Механизм щелкнул, Добродеев потянул за ручку и пропустил вперед Монаха. В этом доме, к счастью, был лифт. Они погрузились в тесноватую кабину и взлетели на четвертый этаж. Смущенная Диана встречала их на лестничной площадке. Она бросилась навстречу Монаху, протянула руки, словно боялась, что он упадет. Тоненькая, быстрая, в широких синих слаксах и бледно-сером свитерке без рукавов.

– Добрый день, Диана, – сказал Монах. – Ничего, что мы так внезапно?

– Проходили мимо, – добавил Добродеев, не решивший, правильно он поступил, поддавшись на уговоры Монаха, или неправильно. В наше время в гости без приглашения не ходят. Или хотя бы телефонного звонка.

– Ну что вы! – воскликнула Диана. – Я рада, что вы пришли. Пожалуйста! – Она распахнула перед ними дверь квартиры, и Монах бодро перепрыгнул через порог. От ее заторможенности не осталось и следа, она была искренне рада им.

– Сюда! – Диана побежала вперед. – Вам не больно, Олег?

– Мне уже намного лучше, – заверил Монах. – Вот к вам сподобились. Как вы?

– Хорошо… – Выглядела она плохо: бледная, с синевой под глазами, уставшая. – Садитесь, Олег, можно в кресло или на диван. Леша, вы тоже. Я сейчас чай… или кофе?

– Не беспокойтесь, Дианочка, – благодушно сказал Монах, с предосторожностями усаживаясь на массивный кожаный диван и выставляя вперед громадную гипсовую ногу. Диван угрожающе затрещал. – Мне кофе!

– А вам, Леша?

– Тоже кофе. Помочь?

– Ну что вы! Я справлюсь. Отдыхайте.

Она бесшумно выскользнула из гостиной. Монах и Добродеев переглянулись. Монах кивнул – все путем, мол!

Гостиная напоминала музей. Тяжелые темно-синие гардины на окнах, массивная мебель, старинная горка с хрусталем и дрезденским фарфором – маркизами и пастушками, оленями с рожками, птицами и детьми. Большие часы в углу, нерабочие, с замершим маятником. Дерево фикус в большом фаянсовом горшке, на подоконнике какие-то цветы. На паркетном полу – большой сине-голубой ковер. Стена, противоположная от окна, увешана картинами. Масло, акварель, батики. Цветы в основном. Сине-серо-сиреневые деликатные тона. Также неясные городские пейзажи, не то в дождь, не то в тумане – пища для воображения и фантазии зрителя. Несколько соборов – размытая колючая готика и пышное византийское барокко. Несколько образцов орнаментов под стеклом: мелкий ажурный узор по краям, мелкие птицы, цветки и звездочки в центре. Мелкие детали, легкие касания кисти, полусвет, полутень…

Добродеев подошел ближе.

– Ее? – спросил Монах. – Они подписаны?

Добродеев нагнулся.

– Подпись «Диана».

– Черным?

– Синим.

– Так я и думал, – сказал Монах.

– В смысле? – не понял Добродеев.

– Потом объясню.

– Красивая квартира, – заметил Добродеев. – Пахнет кофе, – прошептал.

В дверях появилась Диана, толкающая столик на колесах. Добродеев бросился помочь.

Кофейный сервиз был тоже под стать музею. Кукольный, темно-синий с золотом кофейник и три крошечные чашечки, сахарница и кувшинчик со сливками. Маленькие серебряные ложечки. Темно-коричневое, видимо, с корицей, тонкое печенье в изящной вазочке.

– Может, коньяку? – спросила Диана.

– Не откажусь, – сказал Монах, делая вид, что не замечает нахмуренной физиономии Добродеева. – Леша не будет, – не удержался. – Он у нас трезвенник.

– Буду!

Диана улыбнулась кончиками губ. Легко поднялась, достала рюмки и бутылку. Протянула бутылку журналисту. Добродеев разлил и сказал торжественно:

– За здоровье присутствующих!

Они чокнулись и выпили. Коньяк был хорош. Диана лишь пригубила.

– Диана, мы совершенно случайно познакомились с гуру Венкатой, – приступил к делу Монах. – Вы с ним знакомы?

Ему показалось, она вздрогнула.

– Да, – ответила не сразу. – У него работала Ия… моя сестра. Он наш друг, мамочка его любила.

– Что с ней случилось… если, конечно, вам не больно вспоминать.

– Они сказали, что она покончила с собой… выбросилась с балкона. Было открыто дело, потом закрыли, следователь сказал, что следов, свидетельствующих о криминальном характере ее смерти, не обнаружено. Денис еще был с нами, для мамочки это был удар. Ия ушла из дома, она была самостоятельная, хотела жить одна. Денис был против, он вообще все нам запрещал – на дискотеку, в поход, встречал после школы. Он боялся за нас, даже устраивал допросы молодым людям… – Она улыбнулась. – Тогда мы злились, а сейчас мне его не хватает. Мы все были очень близки. Он читал нам сказки на ночь, заплетал косички… У мамочки была своя жизнь.

– Где он сейчас?

– В Бразилии, уже три года. Он уехал через полгода после… – Она сглотнула. – А мы с мамочкой остались. Мамочка стала болеть. Она умерла больше года назад. Это была ее комната. – Она повела рукой. – У каждого была своя, тут их три. Мы с Ией были вместе, теперь я одна, а в комнате Дениса моя студия.

– Почему же он не приезжает домой?

Диана задумалась, уставившись в пол.

– У него теперь своя жизнь. Он женился, у них двое детей, небольшой бизнес. Две девочки, Диана и Ия, как когда-то… Я думаю, он никогда не приедет.

– Почему?

Она пожала плечами и промолчала.

– Вы верите, что Ия…

– Нет! – вырвалось у Дианы. – Она не могла! Она любила жизнь, была жизнерадостная, веселая, решительная… не то что я. Вечно тормошила меня, тащила куда-то, заставляла покупать яркие вещи, знакомила с парнями. Денис ее ругал, говорил, она сбивает меня с пути… А ведь я была старшей. – Диана снова улыбнулась. – Хорошо было… мне их страшно не хватает. Обоих. Я берегу все их вещи, украшения Ии, несколько любимых платьев, чашку… Компьютер Дениса, даже его одежду. Мне кажется, что Ия в отъезде и когда-нибудь вернется… И Денис.

– Что, по-вашему, произошло, Диана?

– Я думаю, ее… – Диана замолчала. – Она не оставила записки, понимаете? Так не бывает! Я читала, везде пишут, что они оставляют записку. А следователь сказал, что необязательно… – Она замолчала, пытаясь справиться с волнением. – Мы переписывались, она собиралась приехать ко мне. Писала, что ушла от Венкаты…

– Почему?

– Не знаю. Просто написала, что теперь работает в детской спортивной школе, тренером по гимнастике. Она была сильная, делала что хотела. Следователь говорил с ее коллегами, они сказали, что Ия говорила о смерти, о самоубийстве, Директор попросил ее не носить в школу «инфернальные» украшения, как он выразился. У Ии была серебряная подвеска-череп и серьги в виде скелетов… ну и всякие другие в таком же стиле. Но это была поза, протест против мамы, понимаете? Хотя иногда я думаю, что они были очень похожи – сильные, занятые собой, равнодушные к мнению других. Во время обыска у нее нашли книги о жизни после смерти, о переходе в другой мир, о вуду, фигурки из эбонита, черные свечи… вот они и решили, что у нее были суицидальные наклонности, следователь все это рассказал Денису… – Она замолчала.

Монах и Добродеев тоже молчали.

– Они проверили ее компьютер? Может, записи личного характера, переписка? – спросил Монах.

– Ее компьютера не нашли, спрашивали у нас. На работе Ии сказали, что она носила ноутбук с собой, иногда оставляла там. Решили, что он просто исчез… может, кто-то взял…

– Украл?

Диана пожала плечами.

– А Денис верил?

– Он тоже не верил! Ходил в полицию, требовал расследования, но ничего не добился. Стал злой, раздражительный, они вечно ссорились с мамой, хотя друг дружку обожали… А потом и вовсе уехал. Мамочка очень переживала, стала болеть. И Венката не верил. Он хороший. Денис дружил с ним, бесплатно чинил ему машину. Он мамочку навещал, был ее духовным наставником до самой смерти…

– Он и ваш духовный наставник?

Она покачала головой, снова улыбнулась:

– Он такой серьезный, видит тебя насквозь, даже мысли читает. Ия говорила, он воплощение Будды… аватара. Я далека от йоги.

– Она любила его?

Диана пожала плечами:

– Я думаю, любила. Не в прямом смысле, а как старшего, понимаете?

– Почему же она ушла от него?

– Не знаю. Я тогда была в Таиланде. Когда это случилось, Денис позвонил и приказал возвращаться. – Диана сжала кулачки и прерывисто вздохнула.

– Хватит о грустном, – вмешался Добродеев. – Мы совсем вас замучили, Дианочка! Пришли проведать и нагнали тоску.

– Хотите, угадаю, какой ваш любимый цвет? – спросил Монах.

– Хочу!

– Синий.

– Откуда вы знаете?

– У вас все синее… даже картины! Замечательные картины. Жаль, я не могу рассмотреть их, как следует. Вот разделаюсь с ногой и заявлюсь снова.

– Конечно! Буду рада. И вы Леша, тоже.

– Леша познакомит вас с хорошим парнем из редакции, у них много практикантов, да, Леша?

– Ну… да!

– Спасибо. Знаете, мне позвонил друг Леонида, его зовут Борис Крючков.

– Откуда у него ваш номер?

– В полиции дали. Он спросил, когда можно будет похоронить Леонида, он тоже хочет… – Ее голос упал.

– Мы с Лешей знаем его, он хороший человек.

– Да. Знаете, мне кажется, Леня не умер и вот-вот позвонит… я вздрагиваю от малейшего звука.

– Вы чего-то боитесь?

– Не знаю, – ответила Диана не сразу. – Нечего бояться… Не знаю. Иногда мне кажется… – Она запнулась.

– Что? – не выдержал Монах.

– Ничего. Ерунда. Я плохо сплю… лежу без сна, вот всякая чушь и лезет в голову.

– Чушь?

Она махнула рукой и улыбнулась. Они помолчали. Монах поймал взгляд Добродеева и подмигнул. Добродеев не понял и сделал удивленное лицо.

– Леша, ты уже починил мой компьютер? – с нажимом спросил Монах. – Мало того, что я сижу дома, так еще ни скайпа, ни почты, ни Интернета, хоть ложись и помирай. Представляете, Диана, полетел жесткий диск!

– Какой еще компьютер? – отразилось на лице Добродеева.

Монах кашлянул.

– Ну… – промямлил Добродеев.

– Неужели забыл? Леша!

– Извини, Христофорыч, замотался, – сообразил Добродеев. – Сегодня занесу.

– Может, дашь пока свой?

– Э-э-э… извини, старик, никак не могу. Должен закончить материал о бродячих собаках.

– Возьмите компьютер Дениса, – сказала Диана. – Все равно стоит без дела, вроде сувенира. У меня свой.

– Правда? – обрадовался Монах. – Спасибо! А пароль?

– Деанисия. Через «е». Наши имена, Денис, Ия и Диана.

– Вы спасли мне жизнь, Диана. Я этого не забуду.

Диана улыбнулась.

– Еще кофе?

– Мне! – Монах поднял руку. – У вас так уютно… Квартира очень подходит вам, Диана. Ваши картины, синий цвет и синий свет…

– Хотите увидеть студию? Там раньше была комната Дениса. Мама была здесь, а где мы с Ией – теперь моя спальня.

– Хотим, – сказал Добродеев.

– Очень! – прибавил Монах.

Они осмотрели студию, полюбовались на станки с натянутыми шелками, на коллекцию готовых шарфов. На стене висели фотографии в строгих черных рамках: поразительно красивая женщина в сценических костюмах, миловидная девушка и мужчина лет тридцати пяти с жестким неулыбчивым лицом.

– Это?.. – Монах повел рукой.

– Моя семья. Мама в разных ролях. Элиза Дулиттл, видите, в диадеме, любимая роль, тут она еще молодая. Мама говорила, что диадема «счастливая», она ее очень любила. Это Ия и Денис. А это мои работы.

– Можно купить? – Монах осторожно потрогал синий шарф в серых разводах.

– Дарю.

– Ни за что! – притворно засмущался Монах.

– Я настаиваю. Леша, вам тоже. Выбирайте.

– Вы как художник знаете лучше.

– Вот этот! – Диана сняла с вешалки черный шарф в белых брызгах. Это ваше. – Привстав на цыпочки, она надела шарф на Добродеева, обвила вокруг шеи раз, другой.

Добродеев затаил дыхание.

– Спасибо, Дианочка.

– И на меня! – вылез Монах.

Диана надела шарф на Монаха, отступила, полюбовалась.

– Все-таки в мужчине с бородой что-то есть, – сказал Монах. Ему страшно хотелось развеселить Диану. Она кивнула с улыбкой. – Жена моего школьного друга Жорика Анжелика убеждает его отпустить бороду, говорит, мужчина с бородой неотразим. Если бы вы знали, Дианочка, как Леша завидует! Но ему жена не разрешает.

Добродеев хмыкнул:

– Да уж, обзавидовался! Все время крошки вытряхивать, очень надо.

Потом они снова пили кофе с коньяком, потом вспомнили о Марине, потом Монах рассказал о своем крестнике, тоже по имени Олег, очень смышленом ребенке, у которого недавно сломался «дув». Добродеев, который уже слышал эту историю, возвел глаза к потолку.

– Что сломалось? – переспросила Диана.

– Дув.

– Это что?

– Он не хотел кушать горячую кашу, и воспитательница предложила подуть на нее, на что ребенок ответил, что не может, так как у него сломался дув.

Диана рассмеялась. Монах подумал, что ей не хочется, чтобы они уходили. Не хочется оставаться одной. Марина сказала, она боится… чего?

– Сынишка Жорика и Анжелики. Она кормит меня овсянкой, а Жорик собирается навеки переселиться. Они моя семья. – Он помолчал и спросил: – У вас есть друзья, Диана? Кроме Марины? Или знакомые?

Диана покачала головой.

– А ваш брат не может приехать? Вам было бы легче.

– Денис не приедет, – сказала Диана серьезно. В ее словах была такая убежденность, что Монах не решился «копать» дальше.

Они посидели еще немного и стали прощаться. Монах мучительно ковылял, вызывая жалость; Добродеев придерживал его за талию; Диана, вытянув руки, держалась сбоку, на случай падения гостя. Монах чувствовал себя планетой, вокруг которой вращаются небесные тела.

Они долго прощались у лифта, потом ступили в тесную кабину – причем Монах мучительно морщился, устраивая поврежденную ногу, и кабина, задребезжав, рухнула вниз.

Добродеев спросил:

– Что за финты, Христофорыч? Зачем тебе чужой компьютер?

– Никогда не знаешь, Лео. Денис для меня загадка. Любимчик матери, обожающий сестричек, после трагедии с сестрой вдруг уехал за океан, бросив дом и семью, даже компьютер бросил, и ни разу… ни разу! не приехал повидаться с ними, поддержать, утешить. Мать лежала после инсульта, а сына не было. Он не приехал даже на ее похороны. Он попросту отрезал их, равно как и свое прошлое.

– Новая жизнь, устраивался, утверждался. Мало ли…

…Они стояли на улице, беседуя; Добродеев выскакивал на дорогу при виде такси и призывно махал рукой. Оба в подаренных шарфах, большие и внушительные: бородатый Монах в синем в серые «яблоки», Добродеев в черном с белым крапом; оба имели вид вполне богемный. Громадная монаховская нога в гипсе тоже имела вид вполне богемный и смотрелась как изыск скульптора-авангардиста.

– Анжелика сказала, что в Диане чувствуется тайна, – вспомнил Монах.

– В любой одинокой и необщительной женщине чувствуется тайна, а если она художница, то и подавно. Все они с большим приветом.

– Знаю, знаю. Тайны, секреты, скелеты в шкафу… а если мужик с воображением, то вообще капец, как говорит Жорик.

– Не вижу я в ней особой тайны, Христофорыч. Я бы сказал, что она самодостаточна, и я не понимаю, зачем он был ей нужен… Леонид.

– Одиночество достало. Наступает момент, Лео, и одиночество стучит в твое сердце, а ты прислушиваешься, лежа без сна, и не можешь понять, где стучат.

– Сам придумал?

Монах не ответил…