17

С Тео мы расстались по моей вине. Не знаю, видит ли и он причину в этом, но так и есть. Может быть, «вина» – не самое подходящее определение. Отношения заканчиваются. Люди расстаются. Такова жизнь. Не хочу цитировать отца, но так предопределено. Поэтому, когда мы с Тео расстались, я списала все на предопределенность, посчитала, что судьба приготовила мне нечто иное. А потом судьба подарила мне Шона, и я поняла все, что произошло между мной и Тео: его больше не было в моей жизни, это место занял Шон. Такой подход снял с меня ответственность и переложил вину на Вселенную.

Но в прошлых отношениях есть смысл. Увидев знакомое имя, всплывшее в старой переписке, вы, должно быть, подумаете: «Слава богу, что я избежала этой участи», или, например, «он неплохой парень, просто мне не подошел». Но я никогда не руководствовалась этой логикой, вспоминая Тео. Мы были вместе, а потом – сами по себе. Я могла бы сколько угодно верить в предопределенность, но, когда я была честной с самой собой, когда воспоминания и ностальгия вынуждали меня гуглить информацию о нем и думать – а вдруг? – я понимала, что дело не только в предопределенности. Я сама все разрушила, вот и ответ.

Шон и Тео; Тео и Шон. Возможно ли любить двоих одновременно? Ванесса, когда мы обсуждали с ней эту тему, сказала: по-настоящему двух людей одновременно любить нельзя, но две большие любви в жизни быть могут. У нее таких любовей было три, и, то и дело разбивая своим избранникам сердца, она тем не менее вызывала в них желание. Она не удалила их из друзей на «Фейсбуке», она по-прежнему время от времени спала с одним из них (Райаном), когда они оба оказывались пьяными в одно и то же время; потом он несколько дней писал ей сообщения, надеясь начать все сначала; я всегда думала, что раз им удалось сохранить такие хорошие, дружеские отношения, может быть, их связывала не любовь. Может быть, мужчины принимали за любовь какое-то иное чувство к Ванессе – можно ли находиться на одной орбите с человеком, который того и гляди перевернет планету?

Но тем не менее.

Мы с Тео встречались три года, прежде чем я все испортила. Сокращенная версия: он предложил мне переехать в Сиэтл, я отказалась. Этой версии приходилось держаться, потому что, начав вспоминать, что произошло на самом деле, я уже не простила бы себя за такой косяк. Разве все это не странно? Этот когнитивный диссонанс, который мы начинаем ощущать со временем? Мой отец выстроил целый мультинациональный конгломерат вокруг этого когнитивного диссонанса, как бы ни старался доказать прямо противоположное: будто план Вселенной – не рефлексии по поводу прошлого, не попытки рационализировать наш выбор и наши недостатки, а принятие этого выбора и отношение к недостаткам как этапам жизненного пути. Сдается мне, когда я разрушила наши с Тео отношения, я понадеялась на этот план: будет так, как должно быть, и если я все испортила, я получу, что заслужила – именно это сказал бы отец. Таков мой жизненный путь; хотя легче от этого не становилось.

Мой когнитивный диссонанс и мой идиотский план Вселенной не смогли изменить того, что произошло: со временем воспоминания стираются, но самые искренние все так же саднят.

После двух лет отношений Тео решил, что не верит в браки. Это признание не шокировало меня; он был единственным ребенком у родителей, державшихся вместе ради его счастья, которое, конечно, не было для него счастьем. Его одиночество вылилось в необходимость быть уверенным, что все в жизни должно иметь смысл; отсюда его навязчивая потребность в логике и порядке, которые привели его к успеху, сделали «лицом будущего». Во многом он был полной противоположностью моего отца: да здравствует рациональность, только доказательство делает реальное реальным. И хотя Тео время от времени общался с моим отцом и кивал, когда тот разглагольствовал по поводу предопределенности нашей встречи, на самом деле считал его мошенником.

Он не видел смысла в браке и очень быстро, честно и ласково рассказал мне о своих идеях. Мы как раз ехали домой со свадьбы Райны и Джереми, которая проходила в ресторане Центрального парка. Получилось грандиозное событие: пришли пятьсот самых близких друзей моих родителей, пригласили духовой оркестр, а ваз с тигровыми лилиями было больше, чем вы можете себе вообразить. Сейчас Райна уже ничего не помнит, но в тот день она была очень, очень счастлива. Когда ребе провозгласил, что Джереми может поцеловать невесту, она напрыгнула на жениха и повалила его на землю; когда же наконец Райна смогла от него оторваться, то торжественно подбросила вверх букет и завопила: «Теперь я Райна Фарли!»

Я думала, что свадьба получилась прекрасная, как и положено свадьбе, но Тео, очевидно, считал иначе. А поскольку Тео считал иначе, я тоже начала сомневаться. В конце концов, это он всегда принимал решения, он был экспертом по части того, как следует поступать. Когда я не была в чем-то уверена (то есть почти всегда), он был уверен во всем. Он настоял, чтобы я стала рекламщиком, помог съехать от зловредной соседки по общежитию, он советовал мне больше общаться с Райной, больше читать, найти для себя дело, которым хочу заниматься, и заниматься им (это мне так и не удалось).

Поэтому, когда мы с Тео, уже вернувшись со свадьбы, вытянулись на диване и он сообщил мне, что брак, по его мнению, бессмыслен, я не стала спорить. Он сказал – его родителей связывала необходимость, а не любовь. Он никогда не хотел идти праведным путем, так зачем теперь менять мнение? Он любит меня больше, чем кого бы то ни было до меня, но хорошо обдумал все факты экономики (несомненно, существует экономика брака) и пришел к выводу, что законный союз не имеет смысла.

Я кивала, пока он чесал мне пятки, и говорила: да, я понимаю, я вижу, почему брак не имеет смысла. Откуда мне было знать? Может, и впрямь не имеет.

А потом ему предложили должность в Сиэтле, и он захотел, чтобы я перебралась туда с ним. Мы ехали в машине из Саг-Харбора, где провели выходные, и он попросил меня об этом. Я любила его больше всех на свете и все же, не сомневаясь, сказала: нет.

Даже сейчас, когда я вспоминаю этот день, я чувствую тот же импульс, и то же чувство подступает к горлу. Нет. Это слово вырвалось у меня так резко, так неожиданно, что я не знала, как реагировать. Я никогда раньше не принимала поспешных решений.

Он выключил радио и на протяжении следующих двадцати миль обдумывал мои слова. Видимо, обдумывал план, как меня переубедить. У него всегда был план, как кого-нибудь переубедить. Откинувшись в кресле, я позволила ветру играть моими волосами и ждала, пока Тео начнет меня переубеждать. Но он лишь задал короткий вопрос:

– Почему?

И я, к своему удивлению, ответила:

– Потому что я верю в браки.

Тогда он сказал:

– Но ведь брак не имеет смысла.

Я не ответила, потому что не было никаких причин утверждать обратное; во всяком случае, я их не видела. Вряд ли мои родители могли служить примером, вряд ли я могла привести хоть один аргумент в свою пользу. И да, отчасти я в самом деле не хотела перечеркивать так называемое долго и счастливо, которое наступает после клятв в вечной любви, трехъярусного торта и самых дорогих людей в качестве свидетелей.

Он спросил:

– Почему ты раньше не сказала мне? Зачем было так долго ждать?

Я ответила:

– Не знаю.

Потом помолчала и добавила:

– Но ты же не думаешь о том, как заставить меня с тобой согласиться?

Он покачал головой; в его глазах стояли слезы.

– Не в этот раз. Нет. Не собираюсь.