ГЛАВА 5
Из-за мешка на голове Кассиан ничего не видел, однако, хоть он и не мог похвастаться сверхъестественными способностями Чиррута, слушать он умел.
Во время долгого пешего перехода прочь от Священного города он слушал разговоры похитителей. Улавливал кодовые слова, которые те тихо сообщали своим невидимым союзникам, помогавшим выбраться из города в пустыню. Отметил их замешательство, недолгое радостное гиканье и наступившее следом угрюмое молчание, когда висевший над Джедой звездный разрушитель растворился в сумеречных небесах. Он различил, как тогнат спокойно постановил:
— Со выяснит, что это значит.
До него доносилось бесконечное бормотание Чиррута («Да пребудет с тобой Сила других. Да пребудет с тобой Сила других»), приглушенное мешковиной. Подобное сочетание казалось многозначительным и в то же время нелепым.
Но прежде всего разведчик прислушивался к Джин. Он старался распознать звуки борьбы. Уловить ее голос. Пытался понять, какой топот по песку принадлежит ей.
И исходя из того, что удалось услышать Андору, она с тем же успехом могла исчезнуть с поверхности Джеды.
Неужели он так зациклился на ней от беспокойства? Ему поручено выйти на Со, а через него добраться до пилота, обнаружить доказательство существования имперского оружия, способного искалечить Галактику. Если представится возможность, он должен найти и устранить Галена Эрсо — того, кто, скорее всего, ответствен за создание этого оружия. Джин, в первую и самую главную очередь, была ключом к встрече с Со. И уже сыграла свою роль — значит, теперь она бесполезна.
И тем не менее именно она сейчас занимала его мысли. Кассиан не мог объяснить это ни жалостью, ни прагматизмом.
Он не задумываясь пожертвовал Тивиком.
Возможно, все дело в отчаянии, которое было в ее глазах, в огне, что пылал в ней во время драки в Священном квартале. Было бы подло не откликнуться на этот отчаянный взгляд и растоптать все в пыли.
Уже глубокой ночью они вышли из пустыни к скалистым склонам гор и двинулись дальше по гулким коридорам каменного убежища. Оперативник распознал рядом с собой тяжкую поступь напарника Чиррута и отважился тихонько пробормотать:
— Полдня пути. Это какая-то святыня?
— Монастырь, — пояснил тот. — Заброшенные катакомбы Кадеры.
Название Кассиану ничего не сказало.
Он попытался подсчитать доносившиеся из отдаления голоса партизан, но быстро сбился со счета. Они оказались на некой базе: лязгало оружие, гудели обогреватели, хлопали тяжелые двери. Торжествующие возгласы и стук деревянных игровых фигурок позволяли предположить наличие скучающих охранников или солдат не при исполнении. Неожиданно с головы Кассиана сдернули мешок и грубо ткнули в поясницу. Он развернулся как раз вовремя, чтобы увидеть размытую тень закрывшейся двери в камеру. Разведчик заморгал, давая глазам привыкнуть к приглушенному свету.
Камера оказалась тесной каменной нишей. Ее ограниченное пространство с Кассианом делили Чиррут и его напарник. Один тихо бормотал в углу («Да пребудет с тобой Сила других…»), а другой стоял со сложенными на груди руками, уставившись во тьму их маленькой пещерки.
Джин пропала.
— Эй! — закричал Кассиан и бросился к решетке, выкрикивая: — Джин Эрсо! Где она?
Никто не отозвался.
«Дурак ты, — укорил себя Андор. — Они не станут с тобой разговаривать. Зато попытаются найти твои слабости».
Он утешил себя сомнительной радостью, что хотя бы вдыхает затхлый воздух не через накинутый на голову мешок. Стены катакомб были выложены черепами гуманоидов — тысячами, оставшимися после многих поколений монахов — и увешаны силовыми кабелями, ведущими от генераторов к обогревателям и пультам связи. Горстка охранников сидела на приземистых табуретах возле стола, на котором лежало их снаряжение. В соседних камерах было тихо и темно.
Кассиан сосредоточился на дверной решетке и припал к прутьям, чтобы рассмотреть внешнюю панель управления. Замок механический, но связан с электронными системами убежища мятежников. Оперативник определенно смог бы добраться до него и даже взломать, но тогда сирены не избежать.
— Все молишься? — спросил напарник Чиррута.
Кассиан обернулся и обнаружил, что вопрос адресован бормочущему другу.
— Молишься, — постановил здоровяк и хохотнул. Потом взглянул на Кассиана: — Хочет молитвой дверь открыть.
— А я молюсь о том, чтобы не сидеть сложа руки, — пробормотал Андор, но похоже, сокамерники его проигнорировали.
Внезапно монах оборвал свою мантру.
— Он переживает, — пояснил Имве, — потому что знает, что это возможно.
Собрат Чиррута вновь издал короткий, издевательский смешок, но слепец лишь пожал плечами и сказал Кассиану:
— Когда-то Бейз Мальбус был одним из самых истовых хранителей.
«Бейз Мальбус». Разведчик покопался в своей мысленной базе данных, но совпадений не обнаружил.
— А теперь он хранит лишь тебя? — спросил он.
Никто не поддался на провокацию. Кассиан потер ладонями лицо, почесал бороду. Оба хранителя, бесспорно, оказались грозными бойцами. Чиррут же — джедай он или нет, полусумасшедший, излишне фанатичный или чистосердечный — будто принадлежал к эпохе, которую Империя постаралась вычеркнуть из истории.
Даже руководители Восстания нечасто упоминали о джедаях. Много ли таких же, как Чиррут? Столь непоколебимых в своей вере, что готовы укрываться ею как щитом? Столь подготовленных, что даже вслепую способны повергнуть десяток штурмовиков одной лишь палкой?
Сколькие из ныне живущих помнят о них?
До возникновения Империи Кассиан посчитал бы джедаев врагами. Но он был юн — слишком юн, — чтобы понимать, с кем и за кого он сражался. Ныне же о сепаратистах, как и об их противниках-джедаях, все забыли.
— Зачем ты нас спасал? — поинтересовался разведчик.
— Может, я спас только ее, — откликнулся Чиррут.
Андор хмыкнул:
— Я начинаю думать, что у нас с Силой различные цели.
— Спокойно, капитан, — ответил на это Чиррут. — Мы сидели в клетках и пострашнее.
— Да? А у меня эта первая.
— Тюрьмы бывают разные, капитан, — проговорил Чиррут. — Свою ты, похоже, везде таскаешь с собой.
Бейз снова рассмеялся — на этот раз не столь громогласно. Просто грубый, глубокий смех.
Кассиан нахмурился и вновь повернулся к замку на двери. Лишь спустя несколько минут повстанец осознал, что никто не рассказывал Чирруту, что он был капитаном.
Джин узнала солдат в монастыре, хотя с большинством из них никогда не встречалась. Ей уже доводилось видеть подобные шрамы: следы ожогов на ладонях от перегретых бластеров, короткие неровные рубцы на щеках и шее, какие оставляют осколки шрапнели. Держали они себя тоже знакомо: гордо и угрюмо, всегда готовые нанести или выдержать удар. Она отметила эти признаки, убедилась, что это не просто какие-то партизаны, а повстанцы Со, которых он выдрессировал по своему образу и подобию. Девушка инстинктивно скопировала их позы, переняла их недоверчивые взгляды.
Все эти годы она оставалась одной из них, и они ненавидели ее за это.
Могла ли она их винить? Из-за нее они скорбят о погибших в Священном городе. Скорбят о своих братьях и сестрах, умерших чуть ли не у нее на руках.
Она сидела в центральном зале монастыря, набитом койками и кухонными плитками, на которых партизаны что-то готовили. Тогнат увел ее от Кассиана, снял с головы мешок, связал руки и оставил здесь. Мысль о том, где сейчас может находиться Кассиан, не сильно занимала Джин — словно мышь, скребущаяся где-то в углу.
У нее сейчас хватало других забот. Со Геррера где-то рядом. Она почти улавливала запах смазки его любимой винтовки. Много лет она с предвкушением представляла себе, как встретится с ним, подбирала колкие слова и готовилась принять на себя гнев «первого, последнего и единственного истинного воина, выступившего против Империи».
Противостояния так и не случилось, и фантазии тихо улетучились. Сейчас же она сомневалась, что готова к подобной борьбе.
— Я тебя помню.
Джин оглянулась и увидела приближающуюся женщину-человека с бледной, почти меловой кожей. На ней была бронекуртка на пару размеров больше нужного. Говорила она невнятно, одна рука безвольно свисала.
— Ты была на Фешиндер-Прайм? — спросила подошедшая, словно пытаясь завязать знакомство.
— Нет, — ответила Джин и нахмурилась. — Наверно, это было уже после меня.
Девушка попыталась вспомнить лицо этой женщины, но вместо него наткнулась на другие воспоминания. Из памяти всплыли товарищи, которых, казалось, она забыла навсегда.
— Стейвен еще жив? — спросила Джин.
Стейвен, который однажды ночь напролет учил ее обезвреживать детонатор. Стейвен, который впервые дал Джин попробовать забродившего молока банты и разрешал ей сидеть со взрослыми, травившими пошлые анекдоты.
— Нет, — сказала женщина.
— А Кодо?
Кодо, научивший Джин плавать в той грязной луже, которую они звали гротом. Кодо, который попытался ее поцеловать и, получив отказ, переставший с ней разговаривать.
В ответ женщина подняла здоровую руку, приложила к голове воображаемый бластер и нажала на спуск.
— Мая? — последовал очередной вопрос. Он был глупым — девушка вспомнила, что Мая умерла еще при ней. И именно Джин достались те мягкие, пахшие углем синтекожаные перчатки, которые она вскоре потеряла.
Как правило, подчиненные Со не обсуждали погибших. Так легче забыться, когда кто-то уходит.
Женщина хмыкнула и ушла. Из прохода возник тогнат и подошел к Джин. Быстрым, грубым движением он разрезал путы на ее запястьях.
— Он хочет видеть тебя прямо сейчас.
«Соберись», — велела себе Джин.
Со Геррера набирал в отряд суровых солдат и делал их бессердечными. Стейвен, Кодо, Мая… Все, за что Джин их любила и ненавидела, меркло перед неукротимым пламенем, которым пылал Со.
Она подавила дрожь и, постаравшись обрести уверенность, приготовилась встретиться лицом к лицу с человеком, спасшим ее из пещеры.
— Сюда, — сказал тогнат, указав на занавешенный дверной проем. Джин прошла сквозь истрепанную завесу, которая теперь скорее походила на паутину. Тогнат за ней не последовал.
Она оказалась в аскетичном помещении, где прежде жил настоятель монастыря. Прорубленное в скале окно выходило на долину, за которой виднелся Священный город. Горизонт уже посветлел — вот-вот наступит тусклый рассвет, и Джин с удивлением поняла, что она больше не чувствует усталости. Во время ночного перехода через пустыню она не просто выдохлась, у нее наступило полнейшее изнеможение.
Она услышала резкий металлический лязг и инстинктивно подобралась, приготовившись принять боевую стойку.
— Это действительно ты? — спросил хриплый голос.
Джин сказала себе, что готова.
Она повернула голову и взглянула на Со Герреру.
На обрубок, который когда-то был Со Геррерой.
Вместо покрытого шрамами могучего воина ее глазам предстал старик, стоящий на ногах лишь за счет доспехов и креплений. Его темные волосы будто подернулись инеем, разлохматились и приобрели неряшливый вид. Глаза были все такими же проницательными, но их словно заперли в ржавой клетке.
Джин не встречала никого сильнее Со Герреры. Даже заперев его под мысленным люком, похоронив в темноте пещеры, она слышала его крики.
Она ненавидела его по многим причинам. Она была готова бороться. Но, увидев его в таком состоянии, едва не заплакала.
— Не может быть, — прошептал он. — Джин…
Он направился к ней, и металлический звук его шагов эхом раскатился по комнате.
— Вот ведь какой сюрприз, — ответила она. Это был голос нарывающейся Джин. Голос солдата, голос, который приводил в ужас пленных и требовал холодного, безжалостного возмездия.
Такой голос должен быть у Со.
Но в скрипучем хрипении не было и намека на крутость.
— Разве мы больше не друзья? — поинтересовался он.
— Мы расстались на том, — буднично сообщила Джин, словно снимая со штыка наколотую крысу, — что ты дал мне бластер и нож и обещал вернуться на рассвете.
— Я знал, что ты выживешь, — уязвленно отозвался Со.
— Ты бросил меня.
— Ты была лучшей в отряде. — Со покачал головой. — Хоть ты этого и не понимала, но я знал, что ты готова.
Ее ответ был слишком быстрым и слишком отчаянным:
— Мне было шестнадцать!
— Я защищал тебя.
Ее оплошность, казалось, придала Геррере сил. Его старческий голос стал проницательнее, стремительно набирая силу.
— Ты бросил меня, — презрительно пробормотала Джин. Она пришла сюда, кипя от ярости, готовая обрушить на него весь свой огонь, а он затушил это пламя, оставив от него лишь тлеющие угольки.
— Ты дочь имперского ученого, — напомнил Со. Мягкость его голоса была для Джин невыносима. — В моем отряде прознали об этом. Бойцы хотели использовать тебя как заложницу. Не проходит и дня, чтобы я не вспоминал о тебе…
— Хватит, — оборвала она. Ей не нужен был добренький Геррера, заботливый Со, способный смотреть на девушку, которую он вырастил, и жалеть ее.
«Борись со мной», — хотела попросить она.
Затем Со прищурился, и Джин на мгновение увидела воина, которого знала.
— И ты пришла именно сегодня? — спросил он.
Он сделал еще один шаг вперед, не спуская с нее глаз.
— Это ловушка, — произнес он. — Так ведь?
— Что?
Воин, заточенный в глубине этого человеческого обрубка, внутри доспехов и прочих креплений, отчаянно боролся с умирающим телом.
— Тот пилот, — сказал Со многозначительно. — Сообщение. Все складывается…
Он схватил встроенную в доспехи кислородную маску и сделал глоток воздуха, прежде чем продолжить:
— Они подослали тебя? Ты пришла убить меня?
Затем он добавил без тени юмора:
— От меня не так уж и много осталось.
Джин медленно покачала головой. Слова, словно пылинки или частицы пепла, плыли по воздуху, и она начала понимать их смысл. Это был все тот же Со Геррера, которого она знала, хотя жизнь его и потрепала, — человек, которому не чуждо сострадание и который в перерывах между боями заботился о Джин, как о собственной дочери. Которого не введут в заблуждение параноидальные бредни о предателях или имперских кознях.
— Я не так уж сильно мечтаю убить тебя, Со, — призналась она.
— Тогда в чем же дело, Джин? Зачем ты прилетела на Джеду по приказу Альянса?
Похоже, он провел небольшое расследование. Он хочет поговорить о стоящей перед ней задаче? О том пилоте? Прекрасно.
— Повстанцам нужен мой отец, — объяснила Джин. — Они считают, он передал тебе сообщение об оружии. Подозреваю, что, послав меня, они надеются, что ты и правда им поможешь.
— Кто именно послал тебя? — спросил он, будто поймав ее на лжи. — Дрейвен?
— Генерал Дрейвен, Мон Мотма, весь их проклятый совет! — в сердцах выпалила Джин. — Я их не знаю, Со. Я ввязалась в это, потому что у меня не было выбора.
Отвернувшись от девушки, Со схватил трость и тяжко оперся на нее. Его ладонь дрожала.
— Ну а чего хочешь ты, Джин? Ждешь, что я встречу тебя с распростертыми объятиями? Закрыв глаза на погибших в городе бойцов?
Гостья едва не расхохоталась, но, сдержавшись, лишь горько улыбнулась.
— Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Им нужна была встреча — я ее устроила. Дальше говори со своими пленными, а не со мной. — Снова мелькнула отвлеченная мысль о Кассиане. — Я выхожу из игры. А вы поступайте как знаете.
Трость затряслась в руке Герреры. Джин заметила, что он пошатнулся, но удержал равновесие.
— А наше дело тебя не волнует?
Джин попыталась подобрать слова.
«Думаешь, что проверяешь меня на прочность? Думаешь, я скрываю что-то от тебя?»
— Наше дело? — в конце концов переспросила она. — Ты серьезно?
— Ты была лучшим бойцом в моей команде, — прошипел Со. — И вовсе не из-за своих навыков, а из-за убеждений.
Трость ударила об пол, звук раскатился по помещению.
— Ты знала нашего врага не хуже меня. Ты была готова не раздумывая умереть за наше дело и за наш отряд.
У нее были убеждения. В этом Со прав. Но темная пещера ее разума их не сохранила. Они иссохли, растрескались и обратились в прах.
— Альянс? Повстанцы? — произнесла она. — Или как вы там себя называете? Вы принесли мне лишь страдания!
В горле у Со заклокотало, ноздри затрепетали, но к кислородной маске он не потянулся.
— Тебе не претит, что над Галактикой реет флаг Империи? — спросил он.
Джин пожала плечами.
Теперь она могла уйти. Повернуться спиной к тени того человека, которого когда-то знала, выйти в пустыню и с полным правом заявить, что свободна как ветер.
Но Со причинил ей боль.
— Можно не поднимать головы, — ответила девушка.
Ей доводилось видеть Со Герреру, когда кто-нибудь смел ему перечить. Она видела, как он проливал кровь и за меньшие проступки. Видела, как он со связанными руками и мешком на голове выбрасывал из аэроспидера того, на кого пало подозрение в дезертирстве, прямо перед имперскими казармами. Еще она знала, что он утаил от нее самое страшное: тайные способы дознаний и пыток, которые не хотел демонстрировать пятнадцатилетней девчонке.
Она тоже хотела причинить ему боль.
Она хотела распалить его прежний огонь в надежде, что он поможет разжечь ее собственный. Она вошла сюда, готовая сражаться, и обнаружила, что задыхается, что ярость гаснет, потому что ее нечем подпитывать. Истощение, вызванное ночным переходом и боем в Священном квартале, все-таки взяло свое.
«Ты научил меня выживать».
Но Со просто сделал вдох из кислородной маски и закрыл глаза. Трость в его руке перестала дрожать. Когда бывший наставник снова взглянул на Джин, казалось, что он обрел новую ясность.
— Хочу тебе кое-что показать, — сказал он.
«Столько всего может пойти не так», — думал Орсон Кренник. Однако в миг перед выстрелом — в то мгновение, когда триумф и поражение одинаково возможны — Галактика казалась просто изумительной.
Он наблюдал за эвакуацией Джеды на десятке обзорных экранов капитанского мостика «Звезды Смерти». Более мелкие суда, личные челноки высокопоставленных офицеров и транспорт специализированных подразделений вылетали последними. Звездный разрушитель «Бесстрашный», ранее зависший над столицей Джеды, уже удалился на некоторое расстояние от луны. Вопреки протестам командиров местного гарнизона, размещенные на Джеде силы не пострадают от испытаний, чем бы они ни закончились.
Один из офицеров на мостике назвал число: девяносто семь процентов. Кренник мысленно поправил себя: «Девяносто семь процентов размещенных на Джеде сил не пострадают».
Это вполне приемлемо. Джеда была мясорубкой. Полная и окончательная победа ценой трехпроцентных потерь сделает честь любому генералу.
— Давно пора начинать, директор, — раздался елейный голос со стороны турболифта.
Кренник развернулся на каблуках и улыбнулся Уилхаффу Таркину широкой, почтительной улыбкой, в то время как сам старик поглядывал на суетящихся офицеров и техников.
— Целиком и полностью с вами согласен, — ответил Кренник и склонил голову. — Но в сложившихся обстоятельствах не стоит ли почтительно подождать приказа Императора?
— Император ждет моего доклада, — возразил Таркин.
Улыбка Кренника лишь слегка померкла.
— Я надеялся, что он и повелитель Бейдер лично прибудут сюда по случаю столь знаменательного события.
К голосу Таркина примешались раздражение и притворный гнев:
— Я счел, что будет разумно оградить вас от угрозы попасть в неловкое положение.
«Угрозы кому — мне или тебе?»
Намерения Таркина были очевидны: он с типичной для себя абсолютной уверенностью считал, что демонстрация на Джеде должна пошатнуть, а не укрепить позиции Кренника. Хотя вопрос «почему?» оставался открытым. Кренник не выявил никаких признаков саботажа, и ни один из источников, близких к Таркину, не сообщил ничего полезного касательно губернаторских интриг. А поскольку Таркин бесконечно презирал Кренника, он при малейшей возможности наверняка подсунул бы Императору доказательство того, что причиной провала стала «некомпетентность» директора.
Нет. Скорее всего, меры предосторожности, предпринятые Орсоном во избежание саботажа и неудачи, подорвали самоуверенность Таркина. И теперь он решил подстраховаться. Если Креннику удастся уничтожить Джеду, Таркин из кожи вон вылезет, лишь бы Император посчитал это его заслугой. Если же Кренника ждет провал — тем лучше.
Но Кренника ждет успех. «Звезда Смерти» готова. После разрушения Джеды он удостоится личной аудиенции у Императора Палпатина и сумеет убедить правителя, что именно он, а не Таркин заслуживает его благосклонности.
Ведь это сущая правда.
— Ваши опасения беспочвенны, — заверил Крен- ник. — Лучшие ученые и инженеры Империи посвятили свою жизнь этому проекту. И вы убедитесь, что мы не зря в них верим.
— Вашими бы устами… — пробормотал Таркин достаточно громко, чтобы офицеры на шумном мостике его услышали.
Кренник едва сдержался, чтобы не зарычать.
— Все имперские войска эвакуированы, — заявил он, шагая вдоль командных постов, — и я готов по вашему приказу уничтожить эту луну.
Внимательные лица офицеров повернулись в его сторону. Техники замедлили выполнение, но не бросили порученных им директором дел.
— То, что мы совершаем сегодня, когда-то считалось невообразимой научной ересью. Тем не менее наши Империя и Император обеспечили успех данного проекта и даровали нам моральное право совершить этот шаг на пути к миру. Гибель целой луны…
Он остановился, услышав жидкие аплодисменты Таркина.
— Воодушевляющая речь, — похвалил гранд-мофф. — Но она излишня. Нам нужно заявление, а не манифест.
Улыбка Кренника превратилась в гримасу.
— И что же вы предлагаете?
Таркин пожал плечами:
— Священного города на сегодня будет вполне достаточно.
Кренник поправил перчатки и ощутил, как из-за нарастающего гнева потеют ладони. Он недооценил Таркина: старик подстраховался и на случай успеха, и на случай провала, позаботившись о том, что даже идеальная демонстрация в лучшем случае покажется чем-то посредственным.
Мог ли он нарушить приказ Таркина? Невзирая ни на что, не оставить от луны камня на камне и заявить, что недооценил мощь станции? Он перевел взгляд с контрольной панели на Таркина и обратно.
Только не сейчас — когда он смотрит. Не в последний момент.
Он найдет другой способ.
— Цель — столица Джеды, — отрывисто бросил он. — Разовый запуск реактора.
Кренник проглотил обиду и успокоился, сосредоточившись на звуках собственного дыхания и лавинообразно нарастающего гула станционного реактора. Он представлял себе кульминацию двадцатилетнего труда иначе. Ей должна была стать не столь малозначительная атака, не прихоть гранд-моффа. Но такова была реальность, с которой он вступил в противоборство.
— Огонь по готовности. — Его голос был тверд. Ему есть чем гордиться вне зависимости от исхода испытаний.
Кассиан составил план. Когда охрана сосредоточилась на игре в дежарик, он проверил запирающий механизм двери, надавив на металл решетки большим пальцем, чтобы выяснить чувствительность охранной сигнализации. Приняв уставший вид, он привалился к двери, чтобы осмотреть замок и выяснить его марку и модель. Оперативник мысленно перебрал спрятанные в высоком ботинке отмычки и отобрал инструменты, которые пригодятся. Навскидку он будет свободен минуты через три.
Нужно лишь дождаться, чтобы ушла охрана. Но стражи никуда не собирались, и повстанца начали гложить две мысли, на которых ему совершенно не хотелось останавливаться.
Не поставит ли убийство подчиненных Со Герреры крест на попытках примирения с Альянсом повстанцев? Даже в свете угрозы разрушителя планет?
И где Джин?
— Кто в соседней камере?
Кассиан отвлекся от охранников и взглянул на Чиррута. Это были первые слова слепца за последний час.
