ГЛАВА 20
Кренник пытался сосредоточиться на истории сообщений Галена Эрсо. Он пролистывал бесчисленные отчеты и письма, в то время как солдаты генерала Рамды в центре управления выкрикивали донесения и приказы. Директор ничем не мог помочь ни штурмовикам на берегу, ни флоту адмирала Горина; оставалось одно: отыскать всю правду об измене Галена среди запросов на перевод сотрудников и жалоб по поводу теплоотводных шахт.
Это Гален запустил маховик. Это он решил выйти на своих союзников в Восстании, послал пилота-предателя связным на Джеду, вызвал этих союзников на Иду, чтобы они не давали Креннику покоя даже после того, как сам Гален остался гнить в братской могиле…
Директор застыл. Он вдруг припомнил — там, на той платформе на Иду… Черные волосы и лицо в золе. Вспомнился голос: «Тебе все равно не победить». Но то были слова Лиры, не Галена.
…нарушители в инженерном архиве.
Позабыв о пульте, Кренник переключил все внимание на одного из лейтенантов Рамды:
— Что-что?
— Только что сообщили, сэр. — Лейтенант повернул голову, словно в поисках поддержки. Но никто не пришел ему на помощь. — Отряд охраны уже там, но о нарушителях пока ничего не известно. Ожидаем подробностей…
Кренник взмахом руки велел ему заткнуться. Мятежники проникли в «Цитадель». В самое ее сердце — архив. Явно задумали выкрасть планы, отыскать воображаемую уязвимость, не считаясь с потерями. Все-таки вознамерились не давать ему покоя вместо Галена.
А Рамде это дело не по зубам. Щитовой шлюз закрыли, и мятежникам, конечно же, некуда бежать, но уж слишком много невозможного произошло за один день.
Шагая к лестнице, он бросил через плечо:
— Отряд моей охраны на передовую! Двое со мной! — Орсон бесцеремонно оттолкнул кого-то, стоявшего на его пути, даже не удосужившись выяснить, кто это был. — И зачистите уже берег!
Ждать подтверждения директор не стал. На выходе из центра управления следом за ним пристроились двое штурмовиков смерти, и Креннику вспомнился давным-давно минувший день. Тоже спуск на планету, тоже отделение штурмовиков, тоже опасность для жизни по вине Галена. Тот день на Ла'му тоже увенчался победой.
Орсон Кренник приготовился к бою.
Бодхи не видел, как погиб Тонк. Пригнувшись, он прополз полшага вдоль стены из контейнеров, а когда оглянулся на посадочную площадку, то заметил солдата, неподвижно лежащего на земле. Первым порывом было броситься к капралу, звать на помощь тех повстанцев, что еще живы, но все это было уже бессмысленно. Вокруг повсюду продолжали умирать бойцы, а штурмовиков становилось все больше и больше.
Над головой с треском пронесся бластерный разряд — настолько близко, что обдало жаром раскаленного воздуха с запахом озона. Пилот одной рукой протянул кабель по земле и беспомощно посмотрел в сторону челнока.
— Бодхи! Ты там?
Он выхватил из кармана комлинк. Голос Кассиана звучал хрипло:
— Отзовись!
— Я здесь! — сказал пилот. — Здесь. Головы не поднять. Я не могу добраться до корабля, не могу подключиться!
Не хотелось выглядеть растерянным, но какой смысл притворяться? Положение скверное. Не по его вине, но скверное.
— Ты должен!
Бодхи доводилось слышать в голосе капитана злость, решимость, но тут было что-то другое… страдание, что ли?
— Надо пробиться к флоту, Бодхи. Ты должен передать сообщение!
— Как вы там? — В голову пришла ужасная догадка, слишком мучительная, чтобы на ней останавливаться. — Как Джин?
— Мы в порядке, — бросил повстанец. Несколько мгновений слышалось лишь хриплое, неровное дыхание. Потом оперативник, похоже, взял себя в руки. — Планы меняются. Не знаю… мы можем и не дожить до эвакуации, но попробуем переслать чертежи через вышку связи.
Бодхи хотел было запротестовать — как это, «можем и не дожить»? — но Кассиан заговорил снова.
— Там уйма информации, — продолжал Андор, — и даже вышка не сможет транслировать ее сквозь щит без потерь. Скажи, Бодхи, я прав?
Пилот заставил себя сосредоточиться. Голосовая связь — это одно, но пересылать содержимое целого инфокарт- риджа через щит — все равно что пытаться транслировать его на всю Галактику. Слишком большой объем данных, слишком сильные помехи.
— Ты прав, — сказал он. — Прав.
— Поэтому нужно оповестить флот, — произнес Кассиан. — Они должны быть готовы принять послание, потому что я не уверен, будет ли второй шанс. Пусть бьют по шлюзу! Если пробьют щит, мы сможем переслать чертежи!
— А как…
«Как же ты? Как же Джин?»
Но Кассиан, судя по голосу, был на грани срыва, и Бодхи не решился его донимать.
— Ладно, — выдохнул он. — Что-нибудь придумаю.
Пилот кинул комлинк в карман и снова оглянулся на челнок. Стрельба не то что не прекращалась, она даже не ослабевала. Солдаты Тонка вели неравный бой. Быть может, подумал Бодхи, если бы Бейз с Чиррутом вернулись на посадочную площадку… но нет. Он сам отправил их к главному переключателю.
Долго ли ждать, когда платформу захватят?
«Не ищи отговорок. Просто действуй!»
Бодхи чуть не растянулся на земле, ринувшись вперед из сидячего положения. Восстановив равновесие, он понесся к цели. Кабель шуршал по земле, разматываясь с катушки на спине, а пространство между пилотом и челноком непрерывно прожигали алые вспышки, одна из которых ударила в посадочную опору. Лоб над самыми очками опалила искра, но, игнорируя боль, пилот промчался по трапу, влетел внутрь и бросился к терминалу. Потными пальцами он кое-как вытащил кабель из катушки и воткнул в разъем.
Терминал установил соединение. Бодхи торжествующе вскрикнул, не обращая внимания на индикатор, уведомлявший об отсутствии связи с вышкой. Ждать осталось недолго: Бейз, Чиррут и отряд Медыни скоро доберутся до главного переключателя. И тогда он сообщит флоту о новой стратегии.
А потом, когда Кассиан и Джин заберутся наверх и перешлют данные? Он спикирует и подберет их, как на Иду, и все вместе они полетят к открытому шлюзу.
Таков был план. Его план. Хотелось думать, что Тонк бы одобрил.
И что товарищи поторопятся.
Долго ли ждать, когда платформу захватят?
Когда Кассиан опустил комлинк, у него дрожали руки, но взгляд оставался твердым.
Бодхи занимается связью. Он справится.
В зале управления было темно, только шахта светилась красным. Охлажденный воздух быстро нагревался, наполняясь резким металлическим запахом. Из-за запертой двери до Джин доносилось приглушенное шипение плазменных горелок.
«Мы можем и не дожить».
Слова Кассиана были обращены к Бодхи, а не к ней.
Выгнув шею, девушка заглянула в шахту, проходившую по центру «Цитадели». Там хранились кассеты с трудами отца. И где-то там же, за алым сиянием, был выход.
— Посторонись. — Джин знаком велела Кассиану отойти от окна.
Она достала бластер, взяла его двумя руками и, прицелившись, выстрелила в окно. На пульт и в шахту со звоном посыпались черные оплавленные осколки стекла. Джин подошла ближе, окинула взглядом проем, а затем принялась стаскивать с себя шлем, громоздкий нагрудник и тяжелую форму охранника. Время маскировки давно прошло, а лишний вес во время подъема ни к чему. Кассиан последовал ее примеру и снял офицерский китель.
Раздевшись до брюк и жилетки, Джин стала рассматривать шахту, ища за что бы ухватиться. Через равные интервалы торчали ручки картриджей, за которые их извлекал механизм, а сами банки данных топорщились тонкими металлическими пластинами. Лезть наверх будет непросто, но Джин решила не снимать сапоги, пускай босиком и легче карабкаться: вспомнилась одна очень долгая ночь после ухода от Со, итогом которой стали окровавленные подошвы, сломанные ногти на ногах и ценный урок о необходимости иметь надлежащую обувь.
— Пошли, — сказала девушка, чуть не добавив: «Пока они не сомкнулись». Но Кассиан не видел стен ее мысленной пещеры.
Джин взобралась на пульт, слегка присела и прыгнула к ближайшему стеллажу, где ухватилась за группу картриджей, нащупывая какую-нибудь опору для ног. В следующий миг картриджи заходили ходуном, и девушка испугалась, что они выпадут, — но это трясся сам стеллаж, которому передавалась вибрация механизмов, охлаждавших и индексировавших кассеты.
Джин поднялась на метр выше, пробуя, какое усилие могут выдержать кассеты, и на ощупь определяя расстояние между ними. Оглянувшись вниз, в зияющую бездну, она успела заметить, как Кассиан осторожно выпрыгнул из окна и тоже сумел за что-то ухватиться.
Снова посмотрев наверх, девушка нашла манипулятор и начала карабкаться.
На фоне шума системы рециркуляции воздуха было слышно, как следом лезет Кассиан. Пожалуй, надо было сказать ему что-нибудь вроде: «Мне жаль насчет К-2», или: «А может, мы еще выберемся живыми», на худой конец: «Мы должны довести дело до конца». Но Джин никогда особо не умела ни выражать соболезнования, ни подбадривать, да и за эти несколько дней она достаточно наговорилась — что с членами совета Альянса, что с повстанческими солдатами. Трепаться с Кассианом уже не было сил. Осталось лишь желание взбираться наверх, ряд за рядом, двигаться прочь от темной бездны навстречу свету и надежде.
До манипулятора осталось пятнадцать рядов, потом десять. Джин заметила в стене шахты дверь — очевидно, вход для обслуживающего персонала, — но решила, что для отхода она не годится. Имперцы наверняка следят. Пять рядов. Плечи ныли, ладони гудели от напряжения — до чего тяжело цепляться за картриджи, стараясь при этом их не вырвать! Звуки возни Кассиана затихли внизу, но ждать было некогда.
Последний ряд. Джин поравнялась с манипулятором. Тот жадно стискивал в объятиях картридж «Звездочки».
На инфокассете не было никаких обозначений, и она ничем не отличалась от остальных. Она была точно такой же, как тысячи соседних, — за исключением того, что отец пожертвовал жизнью ради раскрытия ее тайны.
Джин уперлась ногой в стенку стеллажа, свободной рукой взялась за ручку соседнего картриджа — «Марк омеги», «Паке авроры», «Разбивателя сердец» или еще неведомо какого жуткого порождения ученых Империи — и потянула «Звездочку» на себя. Мертвая рука машины держала крепко; затем ей удалось высвободить картридж, и рука расслабленно закачалась в воздухе.
— Есть! — закричала Джин, и это было правдой: носитель в самом деле был у нее в руках, — и она поднесла его к лицу, вдохнув запах металла вместе с холодным сухим воздухом. При всех прошлых неудачах, при всех смертях, случившихся по ее вине — Со, отец, девчушка на Джеде, даже дроид, который пожертвовал собой, — она все-таки добилась успеха. Хотелось обругать всю вселенную, отчаянно проклинать судьбу, Силу и Империю.
Тут нога соскользнула, и девушка повисла на одной руке, затрепыхавшись в поисках опоры.
— Осторожно! — крикнул снизу Кассиан.
Джин ухмыльнулась, тяжело дыша.
— Ты как? — окликнул ее капитан.
Его спутница не ответила. Она снова карабкалась вверх, прицепив картридж к поясу. Эйфория прошла так же стремительно, как и нахлынула, осталось только отчаянное желание отдалиться от темной бездны. Руки уже начинали болеть от напряжения, мускулы еще помнили Иду и мучительный подъем на посадочную площадку. Во мраке шахты далеко вверху показался теплый мерцающий огонек — отверстие на вершине башни, которое попеременно открывалось и закрывалось. Оно было таким узким, что едва проникающий свет почти не порождал теней.
«Осталось немного. Совсем немного».
В этот момент снизу донесся новый возглас. В голосе Андора, выкрикнувшего ее имя, сквозили ярость и тревога.
Джин отдернула руку, вывернулась, и в тот же миг ее ослепила алая вспышка — разряд высек искру из стеллажа с кассетами, оставив на месте рукоятки, за которую она только что держалась, массу оплавленного полимера. В проеме аварийного выхода стояли три фигуры из ее кошмаров: человек в белом и двое штурмовиков в черном.
Их появление на Иду казалось настолько невероятным, что Джин впоследствии практически выкинула тот эпизод из головы — сочла галлюцинацией, бредом утомленного разума, наложившего картину из далекого прошлого на осколок реальности. Но теперь они вернулись, чтобы повергнуть ее в пучину безумия.
Человек в белом поднял голову. Джин чуть не заорала, но сумела сдержать крик — как в тот момент, когда застрелили мать. Хотелось замереть, спрятаться в своей скорлупе, спрыгнуть со стеллажа.
И что тогда?
Картридж со «Звездочкой», что пристегнут к ее бедру, будет похоронен в пещере вместе с ее останками.
Джин с усилием оторвала взгляд от человека в белом и посмотрела вверх. Завороженная логикой своих грез, пускай и явно обманчивой, она подумала: «Выберусь на свет — буду свободна».
«Наверх!»
Вокруг замелькали алые вспышки. Джин стала перебирать руками по картриджам, рассчитывая спрятаться от выстрелов с другой стороны стеллажа. Краем глаза она заметила, что Кассиан пытается повторить ее трюк, но он двигался медленнее, да еще и достал бластер, из которого наугад палил в сторону двери. Один выстрел каким-то чудом попал в цель, и черная фигура полетела в пропасть. Эта смерть еще больше отрезвила Джин: с чем бы она ни столкнулась, кем бы ни были эти пришельцы в белом и черном, они — живые существа, а не призраки. Они смертны, и она тоже.
Теперь имперцы стреляли только в Кассиана. Отчаянным броском тот нырнул за стеллаж, разряды высекали искры из металла вокруг него. Девушка окликнула было напарника, но он рявкнул, перекрикивая ее:
— Вперед! Вперед!
Джин дрожащей рукой потянулась за собственным бластером. Да, она смертна. Но и они тоже.
Она знала, что надо лезть наверх.
Впрочем, терзаться выбором не пришлось. Второй штурмовик схлопотал разряд, и в тот же миг другой выстрел пронесся в сторону Кассиана — солдат и разведчик одновременно полетели вниз. Было невозможно сказать, попали в Андора или он просто отпустил картридж, за который цеплялся, но он свалился в шахту без единого звука. Джин чуть сама не разжала пальцы, чуть не последовала за ним в бездну, но приступ головокружения стряхнул с нее оцепенение, и она еще крепче вцепилась в стеллаж.
Кассиан погиб, как и многие другие. Другие, чьи жизни отнял человек в белом.
Но она скроется от него.
«Наверх!»
Скариф пылал. Истребители, ведущие воздушные бои, поливали берег орудийными очередями, с небес то и дело падали металлические обломки. Черный дым, поднимавшийся от исполинских остовов имперских шагоходов, застилал джунгли. Подмога, которую подвезли повстанческие U-транспортники, заменила павших солдат; ее, в свою очередь, косили новоприбывшие штурмовики в черном, с хладнокровием профессиональных палачей отстреливающие врагов по одному.
Бейз Мальбус пробирался через этот разверзшийся хаос в молчании — ни страх, ни гнев, ни потоки ускоренных частиц не задевали его. Он следовал за Мелыпи и Чиррутом, веря, что те знают цель, и по возможности защищал чужие жизни. Делал короткие, точные выстрелы и в итоге, сбившись, перестал считать убитых штурмовиков.
Здоровяк не чувствовал себя виноватым, когда был бессилен кого-то спасти. Он не приносил никаких клятв, не обещал никого охранять. Так, он не сумел помешать штурмовику напасть из засады на черноволосую женщину, и та осталась умирать на мелководье в волнах прибоя; не успел оттащить в сторону снайпера, своего ровесника, из-под очереди пролетающего СИД-истребителя. За день Бейз пролил какое-то невероятное количество крови, и, хотя генератор предупреждающе гудел, а мускулы затекли и по ощущениям стали похожи на высохшую кожу, он был готов продолжать бой. До самого утра, если придется, — если так нужно Джин Эрсо.
А если они потерпят неудачу? Если можно искупить свои грехи, убивая, то он уже сполна расквитался за все. Но был готов продолжать в том же духе.
Потрепанный взвод Мелыпи бежал по направлению к «Цитадели», к «главному переключателю», как его назвал Бодхи. По словам сержанта, бункер с нужным им приспособлением находился как раз за периметром. Бейз не знал, для чего именно так необходим переключатель — это было как-то связано с повстанческим флотом, — однако, мчась вперед вместе с побратимами, он угрюмо подумал о том, что такая тривиальная штуковина способна изменить судьбу целых планет.
С неба падал U-транспортник. Он врезался в песок в двух шагах от повстанцев, пропахав глубокую борозду.
От взрывной волны вспучилась земля, металл со звоном лопнул, взметнулся столб грязи и огня. Когда повстанцы приблизились, из-за горящих обломков ударил залп бластерных разрядов. Заметив сквозь дырки в полыхающем металле новых штурмовиков в черном, Бейз дал очередь из пушки, но без толку: штурмовики, прижимаясь к земле, методично и уверенно поражали свои цели. Мельши лихорадочно замахал руками в сторону бункера.
Солдаты помчались вперед, но вдали от берега и обломков они оказались без прикрытия. Упал один повстанец, за ним другой. Чиррут ловко уворачивался от выстрелов, как будто они сами собой отталкивали его, но другие не были столь везучи. На своем пути Бейз перемахнул через целый ряд трупов. Обернувшись, он выпустил в штурмовиков очередь, а затем припустил к спасительной тени «Цитадели». Он увидел, как Мельши попытался оттащить одного из товарищей и за свои труды схлопотал разряд в бок, отчего засмердело оплавленной тканью и горелой плотью. Ковыляя, сержант вместе с Бейзом забрался в приземистый бункер, где они могли чувствовать себя в относительной безопасности.
В живых их осталось всего четверо. Рядом с Бейзом у входа в неказистый бункер стоял Чиррут, тяжело дыша и слегка опираясь на свой посох. Широкоплечий снайпер — кто-то назвал его Сефлой — стрелял через узкие амбразуры по штурмовикам, которые формировали оцепление. Мельши пристроился в дальнем углу, силясь стоять ровно.
Возможно, где-то на берегу остался кто-то еще. Если нет, то из всего отряда уцелели только Бейз, Чиррут, Сефла и Мельши.
Из командирского комлинка донесся встревоженный голос:
— Мельши, ответь, пожалуйста! Есть там кто-нибудь? Изгой-один! Изгой-один! Прием!
Чиррут вскинул свой затейливо украшенный арбалет и открыл огонь по штурмовикам, вынудившим Сефлу нырнуть в укрытие. Штурмовики переключились на Чиррута, которого затем сменил Бейз, как тот до этого Сефлу, теперь уже готовившегося сменить здоровяка. Вот так вместе, подумал Бейз, можно будет отстреливаться от импер- цев еще несколько минут. Вряд ли больше.
Чертежи у них, — говорил коммуникатор голосом Бодхи, исполненным одновременно торжества и ужаса. — Я тут на своей стороне подключился, но сдерживать их бесконечно не смогу. Мы потеряли Тонка…
Солдаты широким кольцом окружили бункер и примыкающее к нему оборудование — панели управления, зарядные станции и ретрансляторы. Бейз радостно рыкнул: «Чертежи у нее!» — и сделал выстрел, сваливший одного из штурмовиков, после чего быстро отдернул голову, увернувшись от ответного залпа.
— Изгой-один! Меня кто-нибудь слышит? Я на своей стороне подключился, нужен канал…
— Держись! — выдохнул Мельши и, швырнув ком-линк на землю, сделал знак Бейзу. От него веяло смертью. Здоровяк приблизился, предоставив Чирруту и Сефле отстреливаться дальше.
— В двух словах, — молвил Бейз.
Мельши кивнул, его широко распахнутые глаза блестели.
— Главный переключатель, — сказал он. — Вон там, на панели. — Дрожащим пальцем командир указал на простреливаемую зону.
До пульта было метров десять. Не пройти.
Прежде чем кто-либо успел среагировать, Сефла выскочил из бункера и бросился к панели, размахивая на бегу руками. По спине снайпера струился пот. Он погиб сразу же, прошитый десятью выстрелами. Напрасная смерть.
Бейз оглянулся на Мельши. Тот осел на пол рядом со своим комлинком.
«Возможно, было бы лучше, — подумал здоровяк, — если бы нас поубивали шагоходы». Умереть, спрятавшись в бункере и понимая, что победа так близка, но недостижима, казалось унизительным.
Впрочем, возможно, смерть и не бывает иной.
Бейз поднял пушку. Быть может, выжил кто-то еще, кроме них. Если свалить достаточно штурмовиков, быть может, другие повстанцы доберутся до главного переключателя Бодхи. Устроить последнее побоище — вот все, что он мог сделать для Джин Эрсо и мертвецов Джеды. Укусить Империю в последний раз — вот все, что было в его силах.
Но прежде, чем Бейз успел открыть огонь, из бункера на свет вышел Чиррут.
Чиррут Имве чувствовал кожей тепло лучей чужой звезды, чувствовал, как морской бриз развевает его одеяние. Чувствовал, как посох зарывается в плотный песок. Сквозь смрад дыма и смерти пробивались ароматы лесных цветов и сладковатый запах земляных жуков. На фоне электрического потрескивания бластерных разрядов слышалось пронзительное чириканье, издаваемое животным, какого слепцу не доводилось встречать прежде. И к этой какофонии Чиррут присовокупил собственный голос:
— Сила течет во мне, и я един с Силой.
Кем бы Чиррут ни был прежде — а без храма он не мог быть истинным хранителем уиллов, без юмора и радости — шутником и весельчаком среди своих серьезных товарищей, без Священного города — защитником любимого мира, — словом, кем бы он ни был раньше, сердце его не лежало к войнам, а события этого дня подорвали его дух. Если Бейз, его собрат и опекун, воспринял новую роль с угрюмой решимостью, то Чиррут бежал, сражался и убивал только потому, что бежать, сражаться и убивать было необходимо.
Теперь все это стало ненужным, и он был счастлив.
— Сила течет во мне, — повторил хранитель, — и я един с Силой.
Слова эхом отразились в глубинах его разума: «Сила течет во мне, и я един с Силой».
Бейз звал его из бункера. Чиррут не останавливался.
Он чувствовал, как со свистом проносятся мимо раскаленные разряды, слышал, как пальцы в кожаных перчатках нажимают на спусковые крючки, и уворачивался из стороны в сторону, будто пробираясь сквозь толпу. Постукивая вокруг посохом, нащупывал путь к пульту вдоль зарытых в земле кабелей. Прислушивался к отзвукам грохота битвы, отражавшимся от терминалов и оборудования.
Все это он делал не задумываясь. Благодаря технике зама-шиво — «взор внутрь, рука вовне» — дыхание и сердцебиение были синхронизированы с мантрой. Именно мантра сейчас вела Имве, направляла его стопы вперед. «Сила течет во мне, и я един с Силой».
— Чиррут! — закричал Бейз. — Назад!
Бейз был напуган. Чиррут — нет. За мгновение до выхода из бункера он было усомнился в своем суждении: можно ли вообще отделить волю Силы от собственной воли, от своего «я», требующего действия там, где в действии нет необходимости? Но сейчас в сердце его не было сомнений. Сила проявляла себя простыми командами, и в данный момент она требовала всего лишь переставлять ноги.
«Сила течет во мне, и я един с Силой».
Кончик посоха звякнул о металл. Корпус пульта. Мантра подвела Чиррута к панели, направила его пальцы, скользнувшие меж кнопок и индикаторов. Хранитель нащупал широкую ручку рычага, утопленную в панели: тот самый главный переключатель, если такой вообще существовал. Поток заряженных частиц просвистел в считаных сантиметрах от левого уха, и Чиррут, толкнув рычаг от себя, почувствовал, как тот занял новое положение.
«Сила течет во мне, и я един с Силой».
Он слабо улыбнулся и подумал о Бодхи, странном пилоте, который носил имперскую форму, но пах Джедой.
Чиррут продолжал повторять свою мантру, но начал запинаться. Теперь, когда главный переключатель оказался в нужном положении, дальнейший путь становился неясен. Сквозь грохот бластеров слепец вновь услышал голос Бейза: «Чиррут! Ко мне!» Он повернулся к бункеру и пошел обратно по своим следам. Ритм дыхания сбился, и тысячи звуков, запахов и ощущений никак не желали складываться в единую картину — они дергали хранителя уиллов во все стороны, требуя исключительного внимания.
А потом остался лишь один звук — ужасный грохот, как будто весь мир раскололся. Чиррута отбросило назад, боль пронзила его старые кости, и все полученные когда-либо раны вспыхнули огнем. Странно, но, когда Имве боком повалился на землю, он по-прежнему слышал, как Бейз выкрикивает его имя.
Он не чувствовал посоха в своей руке. Не чувствовал и самой руки, только ужасную пульсирующую боль и вес мертвого груза на месте конечности. Но владеющий техникой зама-шиво мог много чего рассказать о преодолении боли, и Чиррут, не испытывая никаких страданий, просто позволил крови течь. Увечья, причиненные его телу, тревожили его куда меньше, чем те, которые он нанес другим.
Конечно, он был на пороге смерти.
Чиррут услышал знакомый топот тяжелых сапог Бейза, вдохнул запах пота, когда собрат склонился над ним. Ему хотелось сказать: «Бейз! Мои глаза… я ничего не вижу!» — но Бейз Мальбус всегда больше нуждался в утешении, чем в остротах.
— Чиррут, — бормотал Бейз. — Не умирай. Не умирай. Я здесь…
На мгновение хранитель задумался о том, как Бейзу удалось пересечь простреливаемую зону. Но конечно, это Сила в конце концов свела их вместе.
Мозолистые пальцы Бейза гладили ладонь Чиррута, пытаясь пробудить в ней жизнь.
— Ничего, — прошептал умирающий. — Ничего. В Силе ты всегда сможешь найти меня.
Он попытался улыбнуться, но засомневался, сможет ли.
В сердце Чиррута Имве в последний раз прозвучали слова мантры:
«Сила течет во мне, и я един с Силой».
Штурмовики окружили грузовой челнок. Бодхи понял это, когда бластерные разряды один за другим стали залетать внутрь и ударять в переборку, осыпая пол искрами. Парень не знал, сколько из солдат Тонка еще живы, сколько еще ведут отчаянный бой, пытаясь сдержать врага. Не мог он и поручиться, что в любой момент не обрежут кабель, змеящийся по трапу к пульту связи.
Время было на исходе, и пилот только и мог, что мысленно сказать: «Простите меня. Простите, что пообещал, но не сдержал слово. Простите, что не придумал ничего получше».
Он пытался. Это ведь тоже считается, правда?
Когда на панели высветилась информация о том, что соединение между кораблем и вышкой связи Скарифа установлено, Бодхи чуть не разрыдался от счастья.
Склонившись над передатчиком, пилот настроился на нужную частоту. Оставалось только надеяться, что его кто-нибудь услышит.
— Прием, прием, — начал он. — Изгой-один вызывает повстанческий флот!
В ответ динамики донесли только тихое шипение статики.
Там, наверху, даже не знали, что он пытается до них достучаться. Они сражались за свои жизни, а он посылал сигнал наугад, надеясь, что какой-нибудь офицер на мостике заметит вызов и ответит в самый разгар битвы.
— Изгой-один вызывает все корабли Альянса, которые меня слышат! — Бодхи подавил дрожь в голосе. — Есть там кто живой? Это Изгой-один!
«Я свое дело сделал, — утешал себя пилот. — Связь наладил. Жаль, если никто не слышит…»
Он подумал о Джин и Кассиане, о Бейзе, Чирруте и Тонке. Смогут ли они простить его ошибки?
Гален, по крайней мере, смог. Гален, как никто другой, понимал важность прощения.
— Говорит Изгой-один! — Пульт забрызгало капельками слюны. Пилот стер их рукавом. — Ответьте! Прием!
— На связи адмирал Раддус с «Пучины»! — с ревом ожил коммуникатор. — Изгой-один, мы вас слышим!
Бодхи издал смешок, который можно было спутать со всхлипом.
— Чертежи у нас! — заявил он, надеясь, что так и есть… наверняка он не знал, но сейчас это мелочи. — Они отыскали чертежи «Звезды Смерти». Попробуют переслать их через вышку связи!
На заднем плане слышались еще какие-то голоса, — должно быть, офицеры на мостике совещались, что ему ответить. Бодхи не обращал внимания.
— Вы должны быть готовы принять. И взорвите шлюз. Это единственный способ передать данные!
Повисла мучительно долгая пауза.
— Вас понял, Изгой-один, — отозвался наконец голос. — Сделаем. — И затем, обращаясь уже не к Бодхи, а кому-то на мостике: — Вызовите корвет «Молотоглав». У меня идея.
Связь оборвалась. Бодхи уже было безразлично — он сообщил все, что нужно.
Пальба снаружи прекратилась. Повисла почти идиллическая тишь. Силясь унять дрожь в руках, Бодхи выпрямился и обвел взглядом пространство от трапа до лестницы в рубку. Подумал о своем дерзком плане — поднять корабль, пролететь сквозь рой СИДов и подобрать Джин с Кассианом на вышке связи. Вспомнил о напряжении в голосе Кассиана, о последнем вызове, на который Мельши так и не ответил.
Если не получится… что ж, он сделал достаточно. Пускай.
— Это для тебя, Гален, — пробормотал он, направляясь к лестнице.
В отсеке раздалось звяканье металла — раз, другой, — а затем по палубе с легким звоном что-то покатилось. Он успел обернуться и заметить детонатор. Больше он ничего не услышал: отсек залило неописуемо ярким светом.
Как и подобает пилоту, он погиб вместе со своим кораблем.
Бейз Мальбус сжал в объятиях тело последнего истинного хранителя уиллов и повторил предсмертные слова Чиррута.
— Сила течет во мне, — произнес Бейз. — И я един с Силой.
Вдалеке сверкнула вспышка. На посадочной площадке номер девять что-то горело. Судя по всему, Бодхи Рук тоже погиб.
Погиб, не успев передать сообщение? Погиб, сделав жертву Чиррута бесполезной?
Империя в очередной раз обокрала Бейза. Здоровяк закричал бы, если бы не тело, которое он держал в руках.
— Сила течет во мне, — снова повторил он. — И я един с Силой.
Верил ли он сам в эти слова? Впрочем, какая разница? Когда это вообще имело значение?
Враг никуда не делся. Убив Чиррута, штурмовики было отошли назад, отступили от клубов дыма, окутавших место взрыва, но теперь они приближались вновь, держа Мальбуса в прицеле. Их движения казались нарочито медленными, как будто само время решило помучить Бейза, чтобы он за секунду испытал страдания целой жизни.
Он снова произнес слова и нашел в них не утешение, но убеждение — или далекое эхо убеждения, как будто мантра была ключом к утраченной еще в юности вере. От проснувшихся воспоминаний горло сдавило так, что хлынули слезы. Бейз вновь осознал роль Силы в каждом действии, каждом вдохе, осознал все то, что отринул за прошедшие годы; увидел, какая пропасть отделяла того хранителя, кем он был все это время, и человека, которым стал сейчас; и в сердце своем он оплакал обоих. Осторожно положив тело друга на землю, он вскинул пушку, на взгляд определил штурмовика, который готовился выстрелить, и разряд энергии тут же прошил грудь солдата, опрокинув его на грязный песок. Остальные ответили залпом, но Бейз зажал спусковой крючок, позволив генератору взвыть, а оружию дергано запрыгать в своих руках. Он чередовал короткие серии, яростные слепые очереди и прицельные одиночные выстрелы. И шел на солдат, отнявших его прошлое, его дом, его друга, его надежду и веру, но не слишком отдалялся от Чиррута.
Идти было некуда. Он не мог бросить товарища.
Бейз узнал боль, которую уже испытывал раньше, — обжигающую, на грани онемения боль от бластерного разряда. Нервы в центре раны были сожжены, по краям — кричали криком. Здоровяк упал на колени, но заставил себя подняться снова. Тело покрылось коркой из смешанной с потом золы и смердело паленым волосом, но он шагнул навстречу кошмару и стал посылать выстрел за выстрелом, пока не уложил не меньше сотни, а то и тысячи врагов.
Впрочем, этого было мало. Он знал, что этим уже не вернуть ни Чиррута, ни потерянных лет.
Здоровяк заметил, как умирающий штурмовик дрожащими пальцами нащупывает гранату и кидает в его сторону. Было видно, что граната упадет совсем рядом, но у Бейза не было сил даже податься вперед, тем более бежать в укрытие. Полуобернувшись, он наклонил голову, чтобы посмотреть на Чиррута в последний раз.
Когда смерть явилась за ним в обличье шагохода, он встретил ее с высоко поднятой головой. Теперь из всех чувств осталась лишь печаль.
Страха не было.
Бейз Мальбус умер в муках, но страдания его длились недолго.
Изгой-один был жив. Джин Эрсо добыла чертежи «Звезды Смерти», и в этих чертежах заключался шанс спасти Альянс. Шанс спасти Мон-Калу. Чтобы этот шанс реализовался, адмирал Раддус был готов заплатить любую цену.
После вывода из строя одного из звездных разрушителей ход битвы над Скарифом изменился. Но несмотря на то, что преимущество теперь было на стороне повстанцев, обстрел орбитальной шлюзовой станции не выявил слабых мест ни в щите, ни в самом сооружении. Продолжительная осада могла бы увенчаться успехом, но Раддус не сомневался, что к врагу уже направляется подкрепление. Массированная бомбардировка могла бы проломить шлюз, но даже самые грозные корабли Альянса не могли похвастаться такой всесокрушающей мощью, какой обладали имперские.
После того как Раддус мысленно сформулировал дилемму, решение стало очевидным. Адмирал изложил план своим офицерам, и те не стали его оспаривать. Хотя даже сам Раддус согласился бы, что цена довольно высока.
Для выполнения задачи он выбрал корвет «Светоч» и его капитана Кейдо Оквона. «Молотоглав» Оквона серьезно пострадал под огнем обоих разрушителей и отошел в тыл, чтобы прикрывать путь к отступлению. По этой причине он как раз и подходил для целей Раддуса.
— Вы готовы, капитан? — не отрывая глаз от тактического экрана, спросил он у Оквона с мостика «Пучины».
— Весь излишний персонал эвакуирован, — доложил Оквон. — Остались только я, минимальный экипаж и несколько дроидов. Курс задан.
Голос капитана не дрожал, за что следовало отдать тому должное. Когда Раддус объяснил свой замысел, Оквон вспылил — но лишь на мгновение. С тех пор капитан был сама решимость.
— Тогда приступайте, — распорядился Раддус. Соединение оборвалось. Двигатели «Светоча» запульсировали, и огромный звездолет развернулся, удаляясь от места сражения, а затем начал описывать пологую дугу, корректируя траекторию на считаные дециметры зараз. Раддус не требовал, чтобы Оквон и отобранные им члены экипажа оставались на борту, но столь точную работу лучше было не доверять одним лишь дроидам. Оквон понимал это не хуже адмирала.
Рой повстанческих истребителей, окруживших второй, пока еще целый звездный разрушитель, образовал заслон, не давая имперцу сдвинуться с места, пока большие корабли Альянса выходили из боя. Из-за этой тактики как сами истребители, так и корабли управления сделались уязвимыми для контратак СИДов, но и эту цену Раддус счел приемлемой.
Набирая скорость за счет собственных двигателей и тяготения Скарифа, «Светоч» несся к обездвиженному разрушителю. На втором имперском корабле, похоже, поняли, что происходит, но слишком поздно: окруженный истребителями Красной и Золотой эскадрилий, он просто не успевал спастись от неминуемой гибели.
На глазах у Раддуса «Светоч» копьем врезался в поверженного гиганта. Металл сложился в гармошку, и на мгновение адмирал испугался, что скорость была слишком велика, что корвет просто разрушится и самая критичная часть плана, до которой еще даже не дошло, так и не будет исполнена. Но имперец поглотил энергию удара и начал поворачиваться — его корпус был помят, но цел.
Раддус заметил крохотные точки спасательных капсул на фоне звездного неба. Он и не смел надеяться, что в них экипаж «Светоча».
Обездвиженный разрушитель дрейфовал в направлении своего загнанного близнеца. Оквон рассчитал курс с поразительной точностью. В то время как истребители Альянса разлетелись в разные стороны, гиганты столкнулись. Оба вспыхнули пламенем разрушительной энергии и, подхваченные тяготением Скарифа, стали падать еще быстрее. Сцепленные чудовищным катаклизмом, остовы рухнули внутрь кольца орбитальной шлюзовой станции.
Когда звездные разрушители вонзились в энергетическое поле, щит замерцал, вспыхнул и наконец лопнул, рассеявшись, будто пена на гребне волны.
— Вывести корабль на стационарную орбиту над «Цитаделью»! — вскричал Раддус. — Всем истребителям — защищать «Пучину». Мы должны быть готовы принять передачу!
Как только имперцы поймут их намерение, СИДы обрушатся на флагман Альянса. Однако, по правде говоря, продержаться нужно будет недолго. Щит восстановится достаточно быстро, поэтому у Изгоя-один будет очень короткое окно, чтобы переслать информацию, и, когда оно закроется, другого уже не будет.
Раддус мысленно поклялся назвать своих праправнуков в честь Оквона и экипажа «Светоча». Затем сложил ладони и стал ждать вестей от Джин Эрсо.
