ЛИССЕН КАРАК — КРАСНЫЙ РЫЦАРЬ
В качестве напоминания о вражеских стрелках у капитана осталось шесть отменных синяков. Остальным повезло меньше. Несмотря на все старания Билла–Секача, среди аристократов известного как сэр Виллем Гревилл, Подлиза умер. Фрэнсису Эткорту стрела повстанца, пробив в месте сочленения усиленный металлическими пластинами гамбезон, угодила в живот. А Уот Простак и Дубовая Скамья, получившие по незначительному ранению, громко стонали, но не столько от боли, сколько от страха, что наконечники отравлены.
Если бы не монахини, возможно, все трое скончались бы от ран. Но умелые сестры могли вылечить любого человека, если он не погиб на месте. Капитан, лишь недавно смирившийся с мыслью о монастырской общине обладавших силой женщин, был потрясен их способностями к целительству, когда они спасли его людей — Изюминка привезла шесть тяжелораненых солдат, включая Длинную Лапищу — одного из лучших во всех отношениях воина.
И все же пламя магии оказалось намного мощнее града стрел.
Капитан, все еще в полной амуниции, проходил по лазарету. Раненые ликовали — как радовался бы любой мужчина или женщина, проснувшись и обнаружив, что уродливые раны полностью затянулись. Дубовая Скамья, женщина, получившая прозвище за кожу цвета темного дерева и впечатляющую мускулатуру, лежала, безудержно хохоча над байкой Уилфула Убийцы. Уот Простак уже покинул лазарет, Красный Рыцарь видел его играющим в пикет. Длинная Лапища лежал, не спуская глаз со смеявшейся женщины.
— Думал, мне крышка, — признался он, когда капитан присел на стеганое покрывало с краю его кровати.
Длинная Лапища показал место, куда вошла вражеская стрела — глубоко в грудь.
— Я харкал кровью. Знаю, что это означает. — Он приподнялся, кашлянул и посмотрел на сидевшую в углу монахиню. — Симпатяшка–монашка сказала, что, войди стрела на ширину пальца ниже, быть мне покойником. Я ей жизнью обязан.
Капитан коснулся плеча Длинной Лапищи.
— Как себя чувствуешь? — поинтересовался он, понимая, что это глупый вопрос, но таковы его капитанские обязанности.
Лучник внимательно посмотрел на него, потом ответил:
— Ну, чувствовал себя вроде покойника, хотя не совсем. Как говорится: ни то, ни сё. Ты когда–нибудь задавался вопросом, зачем мы здесь, капитан?
«Все время», — подумал Красный Рыцарь, но вслух произнес:
— Иногда.
— Никогда не был так близок к смерти, — поделился Длинная Лапища и снова лег. — Полагаю, через день буду как огурчик. Или через два.
Симпатичной послушницей, конечно же, оказалась Амиция. Ссутулившись, она дремала на стуле в конце палаты. Увидев ее, капитан понял, что надеялся найти Амицию именно здесь, в лазарете. Знал, что она обладала силой: почувствовал на собственной шкуре, так сказать, но связал это с даром целителя, только когда заметил ее входящей и выходящей из здания лазарета, примыкавшего к дормиторию.
Опущенные веки не располагали к разговору, поэтому он тихо прошел мимо и поднялся по ступенькам, чтобы повидаться с мессиром Фрэнсисом Эткортом, Эткорт не мог похвастаться знатным происхождением, да и рыцарем он тоже не был. По слухам, некогда этот человек трудился обыкновенным портным. Капитан нашел его, полулежащего на подушках, чрезвычайно бледного и поглощенного чтением. Названия написанной витиеватым почерком рукописи Красный Рыцарь сначала не разглядел, но, приблизившись, увидел, что это псалмы.
Он покачал головой.
— Рад вас видеть, милорд, — поприветствовал его Эткорт, — Я тут прикидываюсь больным.
Красный Рыцарь улыбнулся. Эткорту было сорок, может, чуть больше. Он мог разжечь костер, разделать мясо, сшить кожаную сумку, починить конскую сбрую. Как–то раз в дороге капитан видел, как он учил юную девушку делать шов «за иголку». Он не считался лучшим латником в отряде, но имел репутацию крайне полезного человека. Ему доверяли многое. Если попросить его проследить за приготовлением обеда, тот будет готов всенепременно. И уж конечно, он не имел обыкновения отлынивать от работы.
— Я тоже рад. Ты потерял много крови. — Капитан опустился на край кровати.
— Ваша монашка… Та, симпатичная…
Красный Рыцарь почувствовал, что залился румянцем, и пробормотал:
— Она не моя монашка…
Эткорт широко улыбнулся и стал чем–то похож на школьного учителя.
— Конечно, как скажете.
Весьма странно — капитан и раньше замечал подобное — латники незнатного происхождения, кроме Плохиша Тома, который был прирожденным солдатом, обладали лучшими манерами, чем особы голубых кровей. А манеры Эткорта были выше всяческих похвал.
— В любом случае очаровательная молодая послушница, которая так превосходно всеми распоряжается. — Эткорт снова улыбнулся. — Она меня исцелила. Я чувствовал ее… Думаю, именно такой должна быть доброта. И она принесла мне почитать это, вот и читаю. Может, к концу жизни я таки подамся в монахи. Привет, Том.
Над ними возвышался Плохиш Том. Он кивнул товарищу.
— Если бы та стрела попала на ширину ладони ниже, ты мог бы стать даже монашкой. — Затем он решил поддеть капитана. — Стройная монахиня проснулась и потягивается как кошечка. Едва глаза отвел. — Том разразился громким хохотом. — Ах, что за шейка, правда?
Красный Рыцарь развернулся, чтобы бросить на Тома сердитый взгляд, но это оказалось не так–то просто сделать. Капитан чувствовал каждую уставшую мышцу, каждый из шести ушибов.
— Мы все видели, как ты бросился на вражеских лучников, — произнес Том.
Капитан промолчал.
— Ты был кандидатом в покойники. В тебя попали… Сколько раз? Восемь? Десять? Из боевых луков?
Снова никакого ответа.
— Я к чему, парень. Не глупи. Тебе чертовски везет. Что, если удача отвернется от тебя?
— Тогда я труп, — пожав плечами, ответил Красный Рыцарь. — Кто–то должен был это сделать.
— Йоханнес сделал и поступил правильно. В следующий раз вскинь меч и прикажи кому–нибудь скакать на лучников. Кому–нибудь другому.
Капитан вновь пожал плечами. Сейчас он выглядел не старше своих двадцати, упорно не желая принять очевидное: зрелый мужчина предостерегает его. Красный Рыцарь поступил как мальчишка и был уличен в глупости. Он прекрасно это сознавал.
— Кэп, — произнес Том, неожиданно преобразившись в огромного грозного вояку, — если ты погибнешь, очень сомневаюсь, что мы выпутаемся из этой заварушки. Так что вот тебе мой совет: не вздумай помирать.
— Ладно.
— Да и прелестная послушница будет намного сговорчивее с живым, чем с трупом.
— Это ты из собственного опыта узнал, Том? — вклинился в разговор Эткорт. — Оставь парня в покое. Оставь капитана в покое. Простите, милорд.
Красный Рыцарь лишь покачал головой.
— Трудно сердиться, когда узнаешь, что нравишься людям и они заботятся исключительно о твоем здоровье.
Эткорт рассмеялся. Том склонился над ним и что–то прошептал на ухо, отчего мужчина расхохотался еще сильнее и поморщился от боли.
Красный Рыцарь чуть замешкался в дверном проеме, чтобы напоследок глянуть на обоих: Том вынул из кошелька карты и кости, а Эткорт держался за бок и ухмылялся.
Капитан сбежал по лестнице, кожаные подошвы глухо ударялись о каменные ступени. Но Амиции в лазарете не оказалось. Он обругал Тома за хитрую уловку и вышел в темный двор. Ему хотелось опрокинуть кружку вина, но он опасался, что тут же отключится. Хотя поспать точно не помешало бы. Но вместо отдыха он отправился к яблоне, улыбаясь собственной глупости. И она была там, сидела под светом звезд, что–то тихонько напевая.
— Прошлой ночью ты не пришла, — услышал он собственный голос. Из всего, что он хотел ей сказать, это было самым последним.
— Я уснула. Что, по–моему, было бы весьма мудрым и с вашей стороны, милорд.
Холодный тон. По нему и не скажешь, что они когда–то целовались, или вели задушевные беседы, или даже кричали друг на друга.
— Но ты же искала встречи со мной, — заявил он.
«Я веду себя как последний дурак».
— Всего лишь хотела сказать, что ты был абсолютно прав. Я должна была ждать тебя за той дверью. Старая ведьма просто использовала меня. Я люблю ее, но она специально подталкивает меня к тебе. Раньше я этого не понимала. С тобой она разыгрывает куртуазную любовь и подсовывает мое тело вместо собственного. Или что–то вроде того.
Амиция пожала плечами, в неярком свете звезд ему удалось различить только это движение. Он не знал, что ответить. Сам вполне допускал подобное и теперь не представлял, как выпутаться из создавшегося положения. А еще понимал, что не хочет говорить о настоятельнице плохо.
— В любом случае прости, что был так бесцеремонен с тобой, — наконец произнес Красный Рыцарь.
— Бесцеремонен? — Она засмеялась. — Ты извиняешься за то, что пренебрег моими оправданиями и предпочел не замечать мою гордыню и благочестие? Что предстал передо мной полным сожаления лицемером?
— Ничего подобного, — возразил он.
И далеко не в первый раз почувствовал огромную пропасть, разделявшую их. Даже толпы согласных на все девушек–служанок не подготовили его к этому.
— Я действительно люблю Иисуса, — продолжила она, — хотя далеко не всегда понимаю, что значит любить Господа. И мне больно, почти физически, что ты отрицаешь Бога.
— Я не отрицаю Бога. Вполне допускаю, что этот мелкий ублюдок действительно существует.
Ее лицо, бледное в свете луны, окаменело. «Я слишком устал, чтобы делать признания», — подумал он.
— Я тебя люблю, — услышал Красный Рыцарь собственный голос.
Вдруг ему вспомнился Майкл. И он поморщился.
Она прикрыла рот рукой и тихо произнесла:
— Ты странно выражаешь любовь.
Внезапно он опустился на скамейку. Как и в случае с признанием в любви, он не собирался этого делать. Просто подкосились ноги. Амиция взяла его за руку, а когда их пальцы соприкоснулись, вздрогнула.
— О боже мой, мессир, да вы мучаетесь от боли.
Она наклонилась и дунула на него. Судя по его ощущениям.
Оказавшись во Дворце воспоминаний, он опустил защитные барьеры. Пруденция покачала головой, но ее неодобрение не было чем–то исключительным, так поступила бы любая женщина, и он распахнул дверь, уверенный, что стены крепости защитят его от зеленого урагана.
Прямо за дверью стояла она. А зеленый ураган бушевал позади нее. И выглядела она совсем иначе. Именно так невежественные люди представляют себе призраков — бледное и бесцветное отражение самой себя.
Красный Рыцарь потянулся и взял ее за руку.
«Ты позволишь мне войти?»
Девушка осмотрелась, потрясенная. Сделала реверанс Пруденции.
«Боже милостивый, милорд, она живая?»
«Она живая лишь в моих воспоминаниях», — ответил он, утаивая долю истины.
Некоторые секреты были слишком ужасны, чтобы ими делиться.
Амиция закружилась.
«Это великолепно! Сколько у тебя сигилов?»
«Сигилов?»
«Символов. Заклинаний. Чар».
«Больше двадцати», — ответил Красный Рыцарь. И это не было ложью. Скорее, желанием преуменьшить собственные возможности.
Девушка фыркнула. Здесь она была несколько выше ростом, с более мелкими и вместе с тем грубоватыми чертами лица. Ее глаза сверкали, как кошачьи в ночи, и назвать их миндалевидными можно было лишь с натяжкой.
«С первого взгляда я поняла, кто ты. Закутанный в силу, словно в плащ. В силу Диких».
Он улыбнулся.
«В этом мы схожи».
Она все еще держала его за руку и теперь подняла ее и поднесла к своей правой груди. Реальность извернулась, и он обнаружил себя стоящим на мосту. Внизу журчал ручей, его дно устилали опавшие листья, темно– и светло–коричневого оттенков. По берегам росли деревья, возвышавшиеся до самых небес. Вместо серых одежд ордена на Амиции был зеленый кертл с зеленым же поясом.
«Есть риск, что весеннее половодье унесет мой мост. А в твоей башне я чувствую себя взаперти».
Он наблюдал за могучим потоком под мостом и был слегка напуган.
«Ты можешь использовать всю эту силу?»
Девушка улыбнулась.
«Учусь. Я слишком быстро устаю, и у меня нет двадцати заклинаний».
На его губах заиграла улыбка.
«Знаешь, если только Пруденция не ввела меня в заблуждение, теперь, побывав друг у друга в местах силы, мы связаны».
«Пока твоя окованная железом дверь заперта, я тебя даже найти не могу», — возразила она.
Игриво нахмурившись, она добавила:
«А я пыталась».
Он потянулся к ней. Едва капитан приобнял Амицию за плечи, они оказались на скамейке под яблоней в кромешной темноте. Их губы слились в поцелуе.
Она положила голову ему на гамбезон, а он открыл было рот…
— Пожалуйста, ничего не говори. Давай помолчим.
И так он сидел в темноте, абсолютно счастливый. Не сразу Красный Рыцарь понял, что Амиция исцелила его ушибы. Но к тому моменту она уже уснула.
Время шло, и ему захотелось по нужде. Несмотря на прогретый весенний воздух, каменная скамейка оставалась холодной, а ее острый край упирался ему в бедро. Постепенно нога затекла, и ее стало покалывать.
Перед Красным Рыцарем встала дилемма, должен ли он разбудить Амицию и отправить спать или разбудить и возобновить поцелуи. А еще молодой мужчина подумал, что жертвовать сном — не лучшее для него решение.
Прошло немного времени, и он заметил, что глаза девушки открыты. Она соскочила с его коленей, а он перебрал в уме дюжину замечаний на тему того, что он гораздо теплее, нежели ее возлюбленный Иисус, но затем отказался от них от всех.
Взрослел. Поцеловал ей руку.
Девушка улыбнулась и заметила:
— Ты хочешь показаться намного хуже, чем есть.
Вместо ответа он пожал плечами.
Амиция достала что–то из рукава и вложила ему в ладонь. Просто кусочек обычной ткани.
— Мой обет нестяжания ничего не значит, поскольку у меня ничего нет, — поведала она. — Я всего–то облегчила боли в суставах камеристки, и она дала мне этот платок. Правда, я им утиралась, когда плакала. Дважды.
На ее лице засияла улыбка. Он все смотрел на нее, надеясь, что до рассвета еще далеко.
— Подумать только, теперь он станет моим.
Красный Рыцарь прижал лоскуток к сердцу, потом засунул в гамбезон и поцеловал ей руку.
— Чего ты хочешь?
— Тебя.
Она усмехнулась.
— Глупо. А что ты вообще хочешь от жизни?
— Сначала тебя.
Снова усмешка.
— Мне не до этого. Я хочу счастья для всех людей. Жить свободно. И хорошо. Чтобы все были сыты и здоровы. Мне нравится видеть людей счастливыми. И храбрыми. И добрыми.
Красный Рыцарь поморщился.
— Должно быть, война для тебя — тяжелое испытание. Храбрыми и добрыми?
— Да, — подтвердила она. — Ты меня плохо знаешь пока что. Теперь твоя очередь. Чего же ты хочешь?
Капитан не смел сказать ей правду, но и врать ему тоже не хотелось. И он попытался нащупать золотую середину.
— Бросить вызов самому Богу и собственной матери, — ответил он, уверенный, что ее лицо исказится в праведном гневе. — Стать лучшим рыцарем в мире.
Девушка посмотрела на него. Ее лицо сияло в свете луны.
— Ты?
— Если ты можешь быть монахиней, я могу быть лучшим рыцарем. Если ты, истинная королева любви, можешь противостоять собственному телу, чтобы оставаться монахиней, то я, проклятый Богом грешник, могу стать великим рыцарем.
Он рассмеялся. И она вместе с ним.
Именно такой он бы хотел ее запомнить во веки веков — смеющейся при свете луны, не сдерживающей своих чувств. Амиция развела руки, они обнялись, и она удалилась, ступая почти неслышно.
Его не переставало трясти от холода. Он взлетел по ступенькам в командный пункт, залпом осушил остывшее вино с пряностями. Но, прежде чем отправиться спать, разбудил Тоби и послал его за сэром Адрианом, войсковым секретарем. Мужчина вошел едва слышно, одетый в тяжелый шерстяной халат.
— Я, конечно, не собираюсь распускать нюни, но вы знаете, который сейчас час? — поинтересовался писарь.
Капитан осушил еще одну кружку вина.
— Хочу, чтобы ты расспросил всех и вся, — заявил Красный Рыцарь. — Не знаю, кого ищу, но надеюсь, ты сможешь отыскать его для меня. Знаю, что это все похоже на бессмыслицу, но в крепости изменник. У меня есть кое–какие подозрения, но ни одного доказательства. Кто может отсюда поддерживать связь с внешним миром? Кто тайно ненавидит настоятельницу? Или тайно любит Диких?
Он едва не поперхнулся, произнося последние слова.
Писарь помотал головой. Зевнул.
— Поспрашиваю. А теперь можно я вернусь в кровать?
Капитан чувствовал себя последним глупцом.
— Возможно, я ошибаюсь.
Сэр Адриан закатил глаза… Правда, сперва выждал, пока за ним закроется дверь.
Красный Рыцарь допил вино и, не раздеваясь, грохнулся на кровать. Когда из часовни раздался колокольный звон, постарался не считать, сколько раз он прозвучал, так было легче притвориться, что впереди у него целая ночь сна.
«Осада Лиссен Карак. День третий».
Майкл слышал храп капитана и дулся на него. Лучники не преминули рассказать, что полночи тот «был занят» симпатичной монашкой, и юноша отчасти завидовал, отчасти ревновал и отчаянно восхищался. И, конечно же, был страшно зол. Это нечестно.
Вот уже третий день ничего не происходило, и Майкл начал сомневаться, а не ошибся ли капитан. Ведь он сказал, что враг будет атаковать.
Весь день туда–сюда над крепостью летали виверны.
Что–то поистине громадное ревело и ревело — высокий чистый звук, слишком громкий и оттого пугающий, доносился из леса.
«Сегодня ничего не происходило. Мы заметили, что враг собирает древесину, видно, хочет восстановить сожженные нами лодки. Капитан предупредил, недалек тот день, когда они возведут и боевые орудия, вставшие на сторону Диких люди вероломно научат чудовищ их использовать. Туман не рассеивался весь день, поэтому стражники на крепостных стенах могли видеть только вдаль, хотя и на многие лиги, а вот в полях рядом с замком почти ничего разглядеть им не удавалось. Говорят, настоятельница может видеть сквозь туман.
Целый день до нас доносятся удары топоров.
Ближе к закату было замечено передвижение значительных сил врага. Мы видели, как качались верхушки деревьев, как в лучах заходящего солнца сверкало оружие. А еще слышали рев множества чудовищ. Капитан считает, они форсировали реку. Он приказал выставить патруль, когда еще один вражеский отряд, больший, чем предыдущий, занял позицию в лесах напротив нашей траншеи, но, увидев, что противник не атакует, отпустил нас на обед».
Майкл откинулся на спинку стула. Он довольно скверно вел журнал и знал, что опускает многие важные детали. Уилфул Убийца подстрелил боглина на расстоянии почти в триста шагов, он стрелял с высокой башни сквозь туман и при легком ветерке на рассвете. Теперь же, хорошенько накачавшись пивом, которым его угостили приятели, лучник был пьян как сапожник. К счастью, атак не ожидалось. Как и других значимых или знаменательных событий. Примерами ведения войскового журнала для Майкла служили прочитанные истории из библиотеки отца, и лучники в них никогда не упоминались.
В комнату вошел капитан. Под глазами темные круги.
— Иди спать.
Дважды повторять Майклу не пришлось. Около двери юноша замешкался.
— Атаки не было.
— Должно быть, именно благодаря особому таланту высказывать очевидные факты ты пользуешься столь большой популярностью, — раздраженно заметил Красный Рыцарь.
Майкл пожал плечами и извинился. Капитан почесал затылок.
— Я был уверен, что он атакует траншею именно сегодня. Вместо этого он направил неведомо кого — боюсь, сильный отряд — на юг вдоль реки, хотя мы сожгли его лодки. Там, похоже, караван, и его–то он и собирается уничтожить, а я никак не могу ему помешать или хотя бы попытаться, пока противник не попадется в мою незамысловатую ловушку. А он что–то туда не спешит. — Красный Рыцарь хлебнул вина. — Все чертова гордыня. На самом деле я не могу предсказывать действия врага.
— Но до этого–то у вас все получалось, — возразил Майкл.
— Удача, — сказал капитан, — ничего более. Иди спать. Веселье на осаде закончилось. Если он не ринется на мою замечательную траншею…
— А зачем ему это?
— А кто спрашивает: ученик капитана или оруженосец? — поинтересовался капитан, наливая себе еще вина и пролив мимо самую малость.
— Просто заинтересованный сторонний наблюдатель, — ответил Майкл, сделав неопределенный жест и нечаянно сбив кружку со стола. — Извините, милорд, я сейчас принесу еще.
Красный Рыцарь потянулся и зевнул.
— Нет, я и так выпил слишком много. Он должен поверить, что в траншее окопались солдаты и что одним мощным ударом он сможет ее захватить и перебить половину моих людей.
— Но там же действительно есть люди, — удивился Майкл. — Я видел, как вы их туда направляли.
Капитан хитро улыбнулся. Оруженосец покачал головой.
— Тогда где же они?
— В Замке у моста. Отличный план, но либо он все разнюхал, либо опасается попробовать нас на зубок.
Красный Рыцарь глянул на пустую кружку и состроил гримасу.
— А где мисс Ланторн? — поинтересовался он. — Почему бы тебе ее не проведать?
Майкл отвесил поклон.
— Спокойной ночи, — пожелал юноша, выскользнул в переднюю и прислонил свой соломенный тюфяк к двери в комнату капитана.
Поиски факела в темноте заняли целую вечность.
Элисса сидела на бочке, развлекая добрую половину гарнизона непристойной историей. Но младшей сестры там не оказалось.
Мэри пила вино в западной башне с прачкой Лизой, Сью Оакшот, дочерью швеи, Плохишом Томом, сэром Джорджем Брювсом и Фрэнсисом Эткортом. На столе валялись карты и кости, женщины громко смеялись. Когда Майкл заглянул к ним, все семеро обернулись.
— Ее здесь нет, — прокричал Том и захохотал, остальные мужчины тоже снисходительно засмеялись, и юноша ретировался.
— Кого здесь нет? — полюбопытствовала Лиза.
— Его возлюбленной. Мальчишка втюрился.
Том покачал головой, а его огромная рука под столом опустилась на коленку Сью. Та пнула его.
— Вообще–то я замужем, — заявила женщина, нисколько не страшась самого огромного воина во всей крепости.
Плохиш Том пожал плечами и заметил:
— Попытка — не пытка.
— И кто же его возлюбленная? — допытывалась Лиза. — Уж не одна ли из ваших шлюшек? Он слишком мил для устрицы, разве нет?
— Устрицы? — не поняла Мэри.
— Девица, которая открывается и закрывается с отливом и приливом, — пояснила прачка и хорошенько приложилась к кружке с вином.
— Как ты?
Лиза прыснула.
— Мэри, ты ведь из местных. Парни говорят, тебя легко уломать. Так вот, тебе до тех девок как до луны.
Фрэнсис Эткорт пожал плечами.
— Они такие же люди, как и все остальные, Лиза. Они играют в карты и ходят в церковь. Прошу простить, но сегодня я чуть не протянул ноги.
Том кивнул.
— На вот, выпей.
Мэри взглянула на Лизу, разрываясь между восхищением и злостью.
— Тогда что же ты делаешь?
— Что делаю я? Живу своей жизнью, и мужики мне не указ, — заявила Лиза. — Заигрывать с мужиками — одно, а что касается другого — увольте.
Том разразился хохотом. Сэр Джордж, крайне недовольный, бросил карты на стол.
— У нас что, философский час?
— Это твоя гребаная сестрица трахается с юным оруженосцем, не я.
Лиза сама не поняла, отчего так разозлись. Раздосадованная Мэри вскочила.
— Очень похоже на Фрэн: придумать правило и самой же его нарушить.
Прачка рассмеялась.
— Не Фрэн.
Мэри остолбенела.
— Кайтлин? Только не она… Она бы никогда! Она…
Лиза продолжала смеяться.
Майкл отыскал ее на конюшне с тремя девчушками, совсем юными. Они танцевали. Не спуская с них глаз, он переходил от одного стойла к другому. Девочки закончили танец, и одна вдруг крикнула, что она — злое чудовище, и начала ужасно вопить. Две другие то ли засмеялись, то ли заплакали.
Но вот одна из них завизжала, и Кайтлин принялась ее успокаивать. Майкл, не поняв, из–за чего крик, промчался через всю конюшню и мгновенно оказался рядом с ними.
Их с Кайтлин взгляды встретились, маленькая девочка, прижавшись, обхватила ее ручонками.
— Нас всех съедят, — рыдал ребенок.
Кайтлин принялась раскачивать ее из стороны в сторону.
— Нет, никто нас не съест, — твердо сказала она и умоляюще посмотрела на Майкла.
Юноша понял, Кайтлин надеется на его поддержку, но что тут можно поделать, не представляли оба. И тогда он опустился перед ними на колено и торжественно произнес:
— Клянусь своей мечтой стать рыцарем и попасть на небеса, я защищу вас.
— Он не рыцарь, а простой оруженосец, — заявила одна девочка.
Это немало огорчило самую младшую из них. Широко раскрытыми глазами она уставилась на Майкла. А тот в свою очередь посмотрел на Кайтлин.
— Все равно я тебя защищу — заверил девчушку юноша, стараясь придать голосу больше солидности.
— Не хочу чтобы меня съели! — воскликнула первая девочка.
Но всхлипы уже стихали.
— А спорим, ты сладенькая и вкусненькая! — закричала вторая и с ухмылкой посмотрела на Майкла. — Поэтому они на нас и нападают, — добавила она, словно наконец–то решила сложную и серьезную задачу.
Кайтлин обняла обеих девочек.
— Думаю, некоторые люди просто придумывают всякие глупости.
Третья девочка швырнула в Майкла конским навозом, и он призадумался, чего же ему действительно хочется: с одной стороны, неплохо бы остаться наедине с Кайтлин, а с другой — наблюдая, как она играет с детьми, он захотел продлить этот миг навечно. И впервые пришло понимание: «А ведь я мог бы жениться на ней».
Амиция сосредоточилась. Дверь в его Дворец воспоминаний была слегка приоткрыта, и она скользнула туда, словно тень, окруженная зеленым светом. Чародей, осадивший крепость, был настолько могущественным, что в лесах Амиции сиял, подобно зеленому солнцу. Едва дверь цитадели Красного Рыцаря захлопнулась, в нее ударил зеленый луч.
«Я как раз собирался тебя разыскивать», — радостно заявил он. И зевнул.
Она покачала головой.
«Иди спать. Ты даже не восстановил силы этим утром».
На этот раз головой мотнул он.
«Один час с тобой…»
Девушка шагнула назад.
«Спокойной ночи», — сказала она и захлопнула дверь. Снаружи.
Погруженный в мечты о ней, Красный Рыцарь сразу же уснул.
Майкл наклонился и нежно поцеловал ее, и губы девушки приоткрылись под его губами.
— Я тебя люблю, — тихо произнес он.
Она засмеялась.
— Глупо.
Он взял ее за подбородок и сказал:
— Я на тебе женюсь.
Глаза Кайтлин округлились.
Двери соседнего стойла с грохотом распахнулись.
— Кайтлин Ланторн! — заорала ее сестра. — Ты мелкая сучка!
— К оружию! — одновременно прокричало двадцать глоток с крепостные стен.
Капитан вскочил с кровати, даже не осознавая, что именно его разбудило, а в следующий миг уже стоял у стойки с доспехами рядом с Майклом, который так и не прилег поспать и теперь помогал ему влезть в хауберк. Он толком еще не проснулся, когда оруженосец принялся изо всех сил затягивать шнуровку на спине. Затем, сунув голые ноги в старые ботинки, он бросился на крепостную стену.
— Замок у моста! — прокричал Бент с башни над ними.
Майкл пытался надеть бригантину, поглядывая на освещенное светом звезд небо и на стены.
От тумана не осталось и следа — его разогнал сильный порывистый ветер Капитан чувствовал этот ветер и знал, с какой целью его сотворили. Он ухмыльнулся.
— Началось, — произнес Красный Рыцарь.
Зажглись два сигнальных огня, послышались людские крики.
— Нам нужна связь с Замком у моста.
Стараясь разглядеть, что там происходит, капитан перегнулся через стену, тем временем Майкл втиснулся в бригантину — от этого он сразу почувствовал боль в ребрах — и упал на колени, пристегивая ему ножные доспехи. Красный Рыцарь быстро зашагал вдоль стены, двое слуг с его облачением едва за ним поспевали. Возможно, при другом, менее опасном раскладе это выглядело бы комично.
Наконец–то Майклу удалось пристегнуть доспехи капитану, а тот, словно одержимый, стал метаться по всей крепости, нигде не задерживаясь. Красный Рыцарь умудрился отпустить пару фривольных шуточек сестрам–сиделкам, пожать руку Плохишу Тому и приказать Изюминке рассаживать отряд по коням в крытом узком проходе во внутреннем дворе — крытом, по предположению юноши, чтобы спрятать лошадей от виверн, — тот же самый отряд, который должен был совершить вылазку еще вчера ночью, но получил приказ не выступать.
Капитану удалось невероятное: одновременно отвесить поклон настоятельнице и поднырнуть под косяк двери в западную башню. Слуги уже надели на Гренделя седло, и Красный Рыцарь возглавил отряд Изюминки. Майкл, до конца так и не пришедший в себя и с болями в груди, изо всех сил старался от него не отставать.
Стоявший рядом с лошадью Майкла Жак с улыбкой заметил:
— Похоже, тебе не мешало бы вздремнуть. Не переусердствуй, парень. Ребра тебя подведут под монастырь. Так же как и лобзания с девчонками, особенно если они заменяют сон.
Майкл подпрыгнул, а Жак рукой подтолкнул его под крестец, помогая забраться в седло. Оруженосец выехал из низких ворот конюшни и оказался во внутреннем дворе. Тоби держал шлем капитана и доедал краюху хлеба, сам Красный Рыцарь прикреплял лоскут — белый льняной платочек — к гербовой накидке, надетой поверх доспехов. На фоне ярко–красного бархата он казался белоснежным.
Майкл усмехнулся.
— Что это такое?
— «Honi soit qui mal y pense», — процитировал капитан.
Он подмигнул Майклу, улыбнулся Тоби и, забрав у него шлем, развернул коленями Гренделя.
— Внимание! — прокричал он.
Отряд замер.
— Когда мы окажемся за воротами, убивайте всех, до кого дотянетесь мечом. Край траншеи будет обозначен огнем, не забудьте об этом. Если потеряете меня из вида, поступайте как условлено. Услышав, что Карлус трубит сигнал к отступлению, разворачивайтесь и скачите назад. Ясно?
Выслушав приказ, они выехали из ворот, а требушет обрушил на врага очередной смертоносный каменный дождь.
Снаряды, выпущенные из требушетов, уничтожали все живое на участке земли формой с огромное яйцо: все существа перемололись здесь в кровавое или ихорозное месиво, землю усыпали камни. Там, где почва была не слишком твердой, виднелись глубокие округлые выбоины. Кусты и трава превратились в крошево. В утренних сумерках это выглядело как настоящий ад, особенно если смотреть сквозь узкие прорези опущенного забрала. Свою лепту в общую картину ужасов войны внес и внезапно вспыхнувший сигнальный костер в свежевырытой траншее.
Никакого боя с людьми или чудовищами не случилось. Потому что не нашлось тех, кто смог бы выбраться из–под камней, или тех, кому удалось бы обогнуть простреливаемый орудиями из Замка у моста участок. Остались лишь те, кто убегал к лесу, на расстоянии, превышавшем милю.
Капитан направил отряд на юг, вдоль реки, по равнинной местности. Они выстроились в шеренгу. С ними был трубач и огромное черное знамя с тремя переплетенными восьмерками и золотой окантовкой — личный герб Красного Рыцаря. Капитан обнажил меч.
— До границы леса следуйте за мной, рассредоточившись по линии.
Он поднял забрало и осмотрелся: Плохиш Том у него за спиной, Изюминка — сбоку, неподалеку — сэр Йоханнес.
— Убивайте всех, до кого дотянетесь мечом, — повторил Красный Рыцарь.
Майкл даже не предполагал, что им удастся сюда добраться, не потеряв ни единого человека. Военные орудия позволили отбиться от атаковавших. Он глубоко вздохнул, и тут мимо них к лесу пронеслись спасавшиеся бегством враги, понуждая передвигаться свои уставшие ноги, или когтистые лапы, или клешни, или копыта.
— В атаку! — проревел оруженосец, указав знаменем на врага.
До этого Майкл никогда не был в первых рядах атакующих. Он чувствовал невероятное воодушевление, будто ничто на свете не могло их остановить. Они неслись прямо на ирков, людей и какое–то крупное существо родом из ночного кошмара. В первых проблесках зари оно сверкало отвратительным зеленым цветом, но это не помешало Плохишу Тому вогнать острие копья чудовищу в ухо, когда оно на когтистых лапах развернулось в сторону Гренделя. Наконечник копья — острие длиной с мужское предплечье и шириной с ладонь горца — отделил черепную коробку от нижней челюсти.
— Лакланы за Эа! — взревел гигант.
Чудовище упало замертво; рыцари подавили слабое сопротивление и погнались за спасавшимися бегством людьми и созданиями из земель Диких.
Когда солнце поднялось над горизонтом, отряд достиг границы леса. Все, до кого рыцари смогли дотянуться, превратились в изуродованные останки, разбросанные по всему полю, а сотни еще живых врагов удирали от них на север или юг или, повалившись на землю, мечтали, чтобы копыта лошадей прогрохотали, не задев их.
Той же дорогой капитан повел отряд обратно к воротам крепости, пробившись сквозь шеренгу отчаянных ирков, пытавшихся, правда безрезультатно, защититься копьями, кремневые наконечники которых разбивались о стальные доспехи всадников. На склоне холма, на котором располагалась крепость, рыцарей ждали двадцать слуг со свежими лошадьми.
Майкл был немало озадачен. Его эйфория быстро улетучивалась, уступая место усталости и ощутимой боли в поврежденных ребрах, усиливавшейся от галопа лошади и сжимавшей грудную клетку бригантины.
Все латники и многие лучники меняли лошадей. А воины на стенах подбадривали их криками.
К Майклу подъехал капитан и поднял забрало.
— Судя по тому, как ты сидишь в седле, тебя одолели боли, — без обиняков сказал Красный Рыцарь. — Да и выглядишь ты дерьмово. Отправляйся отдыхать.
— Что? Как… — пролепетал юноша.
Жак взял под уздцы его коня. Майкл заметил на слуге доспехи — хорошие доспехи. Когда тот помог ему слезть с лошади, Майклу хотелось заплакать. Но в то же время он не мог представить, как будет сражаться дальше. Пожилой мужчина с легкостью запрыгнул на его тяжелого коня — далеко не красавца — чалого скакуна с носом, чем–то похожим на римский.
— Не волнуйся, я его досмотрю, парень, — заверил Жак.
Майкл так и остался на склоне холма. Он видел, как воины сменили лошадей, выстроились, а затем, к его немалому удивлению, развернулись спинами к обессилевшим врагам и поскакали на юг. Они направились к воротам Замка у моста, которые, словно по мановению волшебной палочки, распахнулись, пропуская их. Отряд галопом пронесся по мосту и скрылся из виду на южной дороге.
Пока он наблюдал за всадниками, Гельфред с тремя мужчинами и следовавшей за ними телегой выехал из Замка у моста. У каждого мужчины была свора собак — прекрасных собак, — и под прикрытием дюжины лучников они очень быстро двинулись на запад.
Как только в небе появились первые скворцы и вороны, над Замком у моста взмыли кречеты, один за другим. С крепостной стены воспарил огромный орел. От его крика, должно быть, заледенели сердца всех более мелких птиц на расстоянии трех лиг.
Гельфред нанес удар на свой манер, не осталась в стороне и настоятельница.
Собаки кинулись на зайцев, пищух и прочих животных, прятавшихся на опушке леса. А кречеты, орел Парцифаль и хищные птицы помельче — превосходно обученные пернатые, привезенные на продажу из Тевы, — нападали на скворцов, воронов и голубей–переростков, проносясь сквозь их стаи, как рыцарь сквозь толпу крестьян; перья, крылья, кровь и тушки дождем сыпались на землю.
Чтобы добраться до ворот крепости, Майклу потребовалось полчаса. Занятые слуги не обращали на него никакого внимания, хотя он часто спотыкался и падал, но вот со стен заметили кровавый след, тянувшийся за ним. Тут же откуда ни возьмись появились двое лучников и подхватили его под руки.
Амиция сняла с него саботоны и увидела дротик с кремневым наконечником, глубоко вошедший сзади в мышцу ноги. Кровь лилась, словно пиво из открытой бочки. Послушница что–то быстро и ободряюще говорила, но у него в голове вертелось лишь одно: какая же она красивая.
