Глава 45
Мухи

Эреб действительно существовал на самом деле – тот, из мифов. Это Москва казалась призрачной, далекой, похожей на мираж, когда они мчались назад. Пока ехали по знакомым Кате улицам, стояли в пробках, ползли в плотном потоке движения, выбираясь на МКАД. Прибавляли скорость, убавляли, останавливались на светофорах, смотрели друг на друга ошеломленно. Эреб не был мифом, он тянул их назад – домой. Расправлял свои крылья, точил острый хоботок, чтобы насладиться последними слезами. Эреб сам принял обличье мухи, все повторяя и повторяя свой вечный пароль – последние слова, последнее проклятие, запечатанное последним вздохом.

Так думала Катя. Она боялась того, что ожидало их.

– Созвездие Треугольник, Малая Медведица, Рак, Андромеда, – перечисляла Алла Мухина. – Звезды не важны, названия тоже. Заглавные буквы – ТМР и А. Тамара… Как же он ее ненавидел! Он помечал всех их, клеймил, выжигая свою ненависть на их телах. Он определял их – это вопрос семантики, определял их как вещь. Делал их как бы ее неотъемлемой частью и объектом своей неутоленной ненависти. С ее самоубийством на базе дело нечисто. Я в этом абсолютно уверена. Он вряд ли бы позволил ей умереть самой. Ох, я ведь всегда знала, что он обожал свою мать… Она умерла у него на руках, он постоянно об этом всем говорил.

– Дмитрий Ларионов убит, – сказала Катя.

Мыслями своими она была на темной улице Роз. Этот момент все длился, длился в застывшей, как смола, реальности ЭРЕБа. Они шли рядом по садовой дорожке к освещенному дому. Он вел свой велосипед за руль и свободной рукой изображал призрачную флейту принца Гамлета… Девять дней одного года… Она пережила свои собственные девять дней.

– Кто же убил монстра ЭРЕБа? – спросила она. – Кто подставил нам Нину Кацо в качестве приманки капкана? Кто расставил тот капкан, залез в дом, разрезал картины, а потом подбросил клей и бумагу… Кто убил Нину? Кто заставил нас поверить в то, что монстр ЭРЕБа живет на улице Роз…

Алла Мухина глядела на поля и поселки, мелькающие за окном машины. Они знали ответ на этот вопрос. Теперь не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться. Чтобы сложить все части в причудливый узор.

– Она на четвертом месяце беременности, – сказала она тихо. – Мотивы могут быть разные. Или всего один-единственный мотив. Но мы должны помнить одно – ее будущий ребенок не должен пострадать. Поэтому нам надо хорошо подготовиться к задержанию.

Катю бросило в жар.

В город они въехали уже в сумерках. Всю дорогу Мухина созванивалась со своими сотрудниками – только с ними, министерских в будущую операцию не посвящали.

И все снова вроде как было тихо-тихо…

Но сердце Кати сжималось – эта тишина была лживой, столь же призрачной, как и городской мираж.

Подъехали к отелю «Радужный мост», куда Катя сама сопроводила ее… Из отеля, как тень, выскользнул сотрудник полиции, подошел к их машине.

– Ее в отеле нет. Ушла еще днем. Она дома сейчас. Наши ведут наблюдение за домом.

Их машина развернулась и плавно поехала мимо знакомых Кате перекрестков, мимо площади, где столько всего случилось.

Промелькнули улицы-аллеи, окутанные серыми сумерками, здание больницы, больничного парка, корпуса базы явили себя и пропали во мгле. Дорога свернула, потом снова свернула, за деревьями показалась гладь реки.

На лесной дороге, светя фарами, стояло несколько полицейских машин. Сирены и мигалки выключены.

– Она в доме. Ворота на запоре. Камера включена, – докладывал Мухиной один из оперативников. – Она, конечно, нас засечет, но мы сделаем все быстро или же… Она ходила в гараж, там у них вторая машина. Она погрузила сумку и еще что-то. Кажется, хочет куда-то ехать. Возможно, ждет, когда совсем стемнеет.

– Дадим ей возможность покинуть дом. А что за вещи она погрузила? – спросила Мухина.

Оперативники не знали. Катя вспомнила сплошной кирпичный забор дома. Удивительно вообще, что им что-то удалось разглядеть. Не в щели же они наблюдали? А как? Оперативные штучки…

– Ворота открылись, машина выезжает, – доложили по рации.

Оперативные машины развернулись – и разъехались в разные стороны, прикрывая возможные пути – дороги, шоссе, проселки. Все отработано, слаженно, чисто как по нотам. Куда бы ни отправилась та, за кем они следили, ее всюду ждали.

– Едет к реке, в вашу сторону, – снова сообщила рация.

Водитель Мухиной съехал с проселка в лес. Они смотрели на пустынную дорогу. В сумерках появились две светящиеся точки – фары приближающейся машины. Небольшая компактная иномарка, совсем не похожая на внедорожник Дмитрия Ларионова, который полицейские забрали с места его убийства у дома.

Машина медленно приближалась. Катя не могла разглядеть водителя – фары слепили. Сейчас машина проедет мимо них и…

Машина внезапно остановилась прямо напротив их лесного укрытия. Дверь со стороны водителя широко распахнулась.

Водитель чуть не вывалился на обочину – так показалось Кате в первый миг – согнулся, сотрясаемый спазмами.

Теперь Катя узнала ее – ту, что была за рулем.

Темные густые волосы свесились вниз. Ее рвало прямо в траву. И она тихо, жалобно стонала.

– Токсикоз, – прошептала Мухина. – Видно, дело по которому она отправилась, не ждет до утра, если она поехала в таком состоянии.

Отдышавшись, она снова тронулась. Машина медленно ползла по дороге, постепенно прибавляя скорость.

Они дали ей время скрыться из виду, а затем вырулили из леса на дорогу и поехали следом.

– Куда она едет? Где мы? – спросила Катя.

– Мы рядом с террасным заповедником, – ответила Мухина.

В машине заработала рация.

– Она повернула на дорогу к Тихим горам, свернула на просеку.

Водитель Мухиной слышал это и сразу прибавил скорость. Катя созерцала сгущающиеся сумерки и стену леса, проплывающую мимо. Было еще совсем не поздно, однако навстречу им не попалось ни одной машины.

– Мы уже ездили с вами в заповедник, когда выясняли про Ласкину, – сказала Катя. – Но я не узнаю места.

– Мы сейчас севернее.

– Она подъехала к Тихим горам. Машина остановилась, – доложила рация.

– Что такое Тихие горы? – спросила Катя.

– Комплекс заброшенных зданий. Их строили для объектов Дубны еще в конце пятидесятых. Там сейчас одни руины. Мы их осматривали, когда искали потерпевших, – ответила Мухина.

– Она вышла из машины, открывает багажник. Достала спортивную сумку и… канистру, – доложила рация. – Видно, дальше пойдет пешком.

– Следите за ней. Мы сейчас будем на месте.

Они ехали по неосвещенной дороге, затем свернули на просеку. После этого водитель зарулил прямо в лес, и они какое-то время ехали между высоких и прямых стволов сосен и елей. Лес здесь был совершенно лишен подлеска. Затем их машина остановилась.

Катя не видела ни просеки, ни иномарки, которую они преследовали.

– Дай фонарик на всякий случай, – попросила Мухина своего водителя. – Мы отсюда сами доберемся.

Она перевела свой телефон в бесшумный режим, Катя вообще свой выключила. Из леса навстречу им, как тени, появились двое полицейских. Один молча указал рукой направление.

Внезапно прямо в лесу среди сосен перед ними возникла кирпичная стена. Она была старой, подойдя ближе, Катя поняла, что это не стена, а часть барака, у которого из четырех стен две отсутствовали и крыша обрушилась. Здесь все было открыто, завалено мусором, листвой, заросло травой.

Они ступали очень тихо. Мухина вглядывалась в сумерки.

Еще один барак – этот лучше сохранился, по крайней мере имел стены. Они начали обходить его.

Катя видела – это место для Мухиной не ново. Она была здесь, когда они искали похищенных женщин.

Впереди раздался хруст валежника, и они сразу прижались к стене. Помедлив, выждав, тронулись дальше.

В темной чаще мелькнуло маленькое желтое пятнышко света. Мелькнуло и погасло.

Из тьмы возникло большое строение – что-то вроде заброшенного ангара. Они начали обходить его.

Внезапно Мухина схватила Катю за руку, и они прижались к стене.

Возле кирпичной стены ангара Катя заметила невысокий холм. Он сплошь зарос подлеском, здесь везде громоздились кучи мусора. Это место было похоже на старую свалку.

Мухина указала туда рукой.

Возле холма копошилась невысокая фигура. Снова мелькнуло пятнышко света – луч карманного фонарика. Из тьмы показались спутанные, словно волосы, сухие сучья, листва. Фигурка сгребла их в охапку и поволокла в сторону. Затем вернулась за новой партией. Она расчищала холм. Наклонялась, сгребала мусор в охапку, бросала в сторону сухие ветки.

Катя поняла, что это место не просто свалка, что-то было замаскировано там на этом холме, поросшем травой. Замаскировано так искусно, что найти это мог лишь тот, кто точно знал, что ищет.

Снова послышался хруст валежника, затем раздался глухой удар по какой-то железяке. Заскрипели петли.

И все стихло.

Было очень темно. И время снова остановилось. Они терпеливо ждали. Затем из тьмы появилось несколько фигур – бесшумных и молчаливых.

Холм окружали полицейские.

– Она внутри, – прошептала Мухина одними губами. – Вошла туда. Там или лаз, или дверь.

Она двинулась вперед. Катя, спотыкаясь в темноте о корни, шла за ней. Когда они подошли к холму почти вплотную, Катя увидела среди зарослей, среди маскировки темный провал и железную дверь. Мухина провела по ней рукой. Дверь вся крошилась от ржавчины, снаружи был приделан новый засов, она коснулось его.

– Масло, он смазан, – шепнула она.

Подошли сотрудники полиции. Мухина не произносила ни слова, обходилась жестами. Она первой миновала проход. Катя сунулась следом, но оперативник удержал ее за плечо. Она молча вырвалась – нет, не посмеете сейчас меня остановить. Я тоже туда войду с вами.

Они очутились в длинном коридоре – темной кишке. Катя решила, что это что-то вроде подземного бункера, и она оказалась права.

Однако его размеры, когда они выползли из коридора, поразили ее.

Коридор закончился гигантским помещением с бетонными стенами и бетонным потолком. Он вполне мог быть предназначен для ангара самолетов или же места, где скрывали от всех инопланетный корабль.

Но он был пуст, засыпан битым кирпичом, известкой, мусором.

В дальнем углу мерцал неяркий свет. Кто-то зажег там керосиновую лампу.

Мухина и Катя стояли в тени прохода, но ангар был перед ними как на ладони. И то, что они увидели в дальнем его углу, поразило их.

Оборудованный самодельный деревянный стеллаж. На нем рулоны прозрачного пластика, ворох черной ткани. Целая выставка каких-то химикатов, склянки и большое количество самых обычных аэрозолей в баллончиках.

Катя внезапно поняла, что это за пластик в рулонах.

И точно – здесь же был расположен самодельный стол на козлах, а на нем садовые ножницы, секаторы и обрывки пластика, которые обрезали, когда крылья очередной мухи были готовы. Куски черной ткани, из которой изготовлялись головы-мешки.

Рядом со столом в бетонном полу было небольшое углубление. Здесь стояли емкости с водой – большие, на пять литров. И канистры с бензином. На стойках стеллажа были вбиты крюки и с них свисали различного вида веревки, тросы и плеть с петлей на одном из концов.

Сильно пахло бензином. В бетонном углублении сейчас полыхал небольшой костерок, разожженный только что той, кто явилась сюда наводить свои порядки.

В свете оранжевого пламени Катя разглядела ее как следует.

Василиса была все той же, какой она запомнила ее, когда оставила в отеле «Радужный мост», – было ощущение, словно она все еще до сих пор не вышла из состояния шока. Но это было обманчивое впечатление. На лице ее сейчас была написана отчаянная решимость.

Она расстегнула молнию на спортивной сумке и вытащила оттуда ноутбук. Швырнула его в костер. Затем туда же полетел мобильный.

Катя поняла, от чьих вещей избавляется Василиса.

Мобильного Дмитрия Ларионова так и не нашли при нем. А его ноутбук изъяли, Василиса сама отдала его полицейским.

Но видно не тот.

Совсем не тот.

Она ухватила тяжелую канистру обеими руками и начала поливать стол и обрывки пластика, затем плеснула бензин на рулоны, ткань и стеллаж.

– Василиса, что ты здесь делаешь?

Голос Мухиной эхом прозвучал под сводами ангара.

Василиса обернулась. Она секунду разглядывала их так, словно видела впервые.

Внезапно она уронила канистру и толкнула ее ногой. Бензин выплеснулся сильной струей и растекся по полу. Она шагнула в центр бензиновой лужи.

– А, тетя Алла, – произнесла Василиса хрипло. – Все же нашли. Проследили.

– Что ты здесь делаешь? – повторила Мухина, выходя из ниши, приближаясь к ней.

– Хочу все здесь сжечь.

– А что это за место?

– Вы сами знаете, тетя Алла. Раз пришли сюда за мной.

– Здесь твой муж держал их? – Мухина сделала к ней еще шаг.

– Да, здесь. Стойте на месте, тетя Алла. Пожалуйста.

Мухина мгновенно замерла. Что-то было такое в вежливом тихом тоне Василисы, отчего у Кати, так и не тронувшейся с места, заледенело все внутри. И еще она ощутила за спиной чье-то присутствие, движение, скосила глаза в сторону.

В коридоре в темноте столпились полицейские. И сейчас они молча, быстро раздевались. Снимали куртки, некоторые сняли с себя даже рубашки, оставшись в футболках, другие – те, что были в форме, скидывали форму с себя, комкая ее в руках, словно молча готовясь к чему-то.

– Василиса, не стоит этого делать, – тихо произнесла Мухина.

– Дайте мне здесь все сжечь.

– Это улики. Не лишай нас улик.

– В нашем городе больше никто не умрет, – сказала Василиса. – Тетя Алла, вы пришли обвинять меня?

– Нет.

– «Есть города, счастливые города, светлые, спокойные города, которые греются на солнце, как ящерицы. Вот сейчас под этим самым небом на площадях играют дети. И матери не просят прощения, что произвели их на свет. Способны ли вы еще понять гордость женщины, которая глядит на своего ребенка и думает – я носила его в лоне своем!» Сартр, тетя Алла! Я не скажу яснее, чем сказал Сартр.

– Василиса, я хочу тебе помочь.

– Вы пришли обвинять меня. Вы не знаете, через что я прошла!

– Я могу понять, почему ты его убила, – сказала Мухина. – Как ты узнала все? Когда?

– Недавно, – Василиса переступила с ноги на ногу в луже бензина. – Беременные ревнивы, как черти. Я сначала думала, он завел себе кого-то. Приезжал поздно, говорил, что сидит на базе, иногда срывался куда-то под утро, я еще спала – объяснял, что ему пришли идеи, надо поработать в лаборатории. Но я думала не только об изменах, тетя Алла. Весь город жил в страхе. Я… нет, я тогда еще не подозревала его. А он совсем потерял осторожность со мной. Они по пятницам ездят в паб с приятелями. Однажды он там сильно набрался и забыл… У него столько компов было. – Василиса смотрела на них. – Так трудно понять, какой из них… Но я нашла этот комп. Он писал там что-то вроде завещания или прощального письма, где все объяснял и иллюстрировал видео.

– Письма кому? Тебе?

– Нашему ребенку, – сказала Василиса. – Он ждал его с нетерпением. И он боялся лишь одного, что… что его могут поймать и… Тетя Алла, он был одержим идеей объяснить и показать нашему ребенку, почему он все это делает. Почему он превратился в чудовище.

– Василиса, мы узнали историю их семьи, смерти его матери, и мы знаем про любовницу его отца Тамару Филиппову.

– Я об этом прочла в его компе. В завещании.

– Это он ее убил? – спросила Мухина. – Он, да? Твой муж?

– Мой муж, – ответила Василиса. – Он представил все как самоубийство. И они там на базе купились. И даже замяли дело. Он был в отчаянии от одной вещи.

– От чего?

– Она умерла слишком быстро – так он написал. Он ей лекарства в чай подмешал. Она часто ходила на склад по работе. А что там сложного – кран автоматический, накинь петлю ей на шею, когда она под кайфом, и нажми кнопку. Он вздернул ее. И, по его словам, все произошло слишком быстро. Слишком быстро для настоящей справедливой казни. Эти женщины, они заменили ее ему. Он повторял это снова и снова, казнил ее снова и снова! Тетя Алла, он бы никогда не остановился! Понимаете, никогда. Это стало для него допингом – его месть, его расплата за гибель матери. Расплата со всеми нами, со всем городом, который, по его мнению, слишком быстро забыл его мать, забыл, чем обязан ей. Я думала, что новость о том, что у нас будет ребенок, его остановит, умерит его ярость, его паранойю. Но он убил ее! Четвертую! Он убил ее, когда уже знал, что мне рожать! Тетя Алла, вы бы его все равно вычислили, поймали. Я знаю это. Не сейчас, так потом. Вы бы поймали его. И все бы узнали, что он творил. И я… что было бы со мной и ребенком? На нас всю жизнь бы лежало клеймо – жена и дитя маньяка. Мой ребенок разве заслужил такого? Чем он виноват?

– Василиса, отойди о канистры. Подойди ко мне, – почти жалобно попросила Мухина. – Василиса, я прошу тебя, я встану на колени, хочешь? Отойди от канистры, не делай того, что задумала. Подумай о ребенке. Я знала – ты защищала его, когда убила Дмитрия там, у вас дома, и сделала вид, что…

– Вы обвиняете меня! – Василиса повысила голос. – А ведь я спасла этот город. Я спасла невинных людей от него! Я избавила наш город от маньяка! Он же делал что хотел, он убивал. Он упивался своей местью. Они же все – бедняги, они сами летели к нему как мухи на мед. Он же был местной знаменитостью – сын академика Ларионовой. Они все его знали как сына академика, все ему доверяли даже тогда, когда весь город уже жил в страхе. Он описал все это в своем завещании – трое из них сами сели к нему в машину вечером, когда он предложил подвезти их, потому что поздно и на улицах опасно. Им льстило его внимание. А четвертая из булочной чуть ли не заигрывала с ним сама! Он использовал баллончик с веселящим газом, и, когда они смеялись ему в лицо в эйфории, он бил их в сонную артерию, обездвиживал, привозил сюда. Он описал весь процесс так методично, словно это был научный опыт! Мать приучила его к методичности и вниманию к мелочам. А я, именно я положила всему этому конец! Я пожертвовала всем, что я любила, что имела в жизни! Я его обожала с детства, я восхищалась им и его семьей. Его матерью, всей этой академической аурой, я всегда хотела очутиться там, внутри их круга. И я пожертвовала всем этим, чтобы избавить наш город от смерти! Да вы должны быть мне благодарны за это! За то, что я – его жена – остановила его!

– Василиса, мы не можем быть благодарны. Мы не можем благодарить тебя за убийство Нины Кацо. Мы не можем сказать тебе спасибо, за то, что ты хотела обвинить в убийствах ни в чем не повинного человека. За то, что сплела целую сеть из подброшенных улик. Это ведь ты залезла в дом к Чеглакову, сделала вид, что там что-то искали, вырезала фрагменты его картин, а затем убила Нину Кацо, с которой Чеглаков общался, прекрасно зная, что у Нины погибла зимой сестра – вторая жертва твоего мужа. Ты оставила бумагу и клей в ее доме. Подбрасывая нам след из хлебных крошек в отношении Чеглакова. А та улика, что ты оставила на зеркале машины своего мужа – хлопок с ДНК Чеглакова. Это ведь ты сделала – подбросила, чтобы окончательно утопить его.

– Я извлекла это из футболки из корзины с грязным бельем, когда посетила его берлогу. – Василиса смотрела на Мухину. – Все сделала по правилам – перчатки, пинцет, пластиковый пакет, как в ваших дурацких сериалах показывают. Тетя Алла, это же для вас мой подарок. Я же знала… Я вас знаю с детства… какая вы дотошная. Я всегда знала, что вы пойдете по следу, что найдете. А что мне было делать? Вечно оставаться женой маньяка, когда вы поймаете его? Здесь, в этом городе, где нас все знают? Где фамилия Ларионовы у всех на слуху? Быть всю жизнь женой маньяка? И чтобы мой ребенок рос с этим?! Ну нет… Нет, тетя Алла. Я выбрала иное. Лучше быть вдовой жертвы маньяка. Любой бы поступил точно так же на моем месте!

– Нет, не любой бы, Василиса. Ты это знаешь, это твой выбор. В том завещании на видео твой муж запечатлел, как душил их?

– Да.

– Как ломал им шею, обездвиживая.

– Да.

– Как выжигал на их телах эти знаки созвездий, шифруя ненавистное ему имя.

– Да, да! Он все объяснял в завещании нашему ребенку. Он думал, что наказывает зло. Он не считал себя злом. Он считал, что восстанавливает справедливость и… Он как в штопор вошел с этими убийствами, он не контролировал уже себя. Но он любил свою мать безумно! Тетя Алла, он никогда не любил меня так, как ее. А для меня он был всем, всем в этом мире. И я пожертвовала всем! Тетя Алла, не отправляйте меня в тюрьму!

– А что нам делать с убийством Нины Кацо?

Василиса сделала быстрое смазанное движение – ее рука скользнула в карман куртки. Щелк.

И зажигалка вспыхнула в ее руке. Крохотный огонек плясал между пальцев. Удушливо пахло бензином.

– Я заплачу ее семье. Я отдам половину наследства. Хотите, я отдам все… Я оплакивала ее… Я не хотела ее смерти, но я была вынуждена. Я обязана была заставить вас поверить.

– Это место… – Мухина обвела рукой ангар. – О нем ты узнала тоже из его записей?

– Мы еще в школе сюда ходили вместе. Он водил меня, наверное, от матери узнал про старый бункер. Прикалывался, что здесь изучали НЛО. Мы… мы целовались здесь с ним тайком! Я помню каждый наш поцелуй!

– Ты хотела, чтобы мы за убийства арестовали космонавта Чеглакова. Василиса, девочка, ты рыла другому глубокую яму.

– Но теперь же вы знаете всю правду! И я отдам все деньги семье этой женщины! Я заглажу, компенсирую…

– У Нины Кацо не осталось никого, – сказала Мухина.

Василиса подняла руку с зажигалкой над головой.

– Тетя Алла, не отправляйте меня в тюрьму. Я беременна. Что будет с моим ребенком в тюрьме? Вы же всегда меня любили, заботились обо мне в детстве. Я дружила с вашей дочерью. Я любила и уважала вас. Я люблю вас сейчас.

– Тогда погаси огонь. – Алла Мухина сделал к ней шаг.

Лицо Василисы свела судорога. Она резко мотнула головой – нет!

И разжала пальцы.

Зажигалка шлепнулась на бетон. Бензин вспыхнул факелом, окутывая ее пламенем.

В этот момент Алла Мухина стремительно бросилась вперед, повалила ее на пол, закрывая собой. Сбивая своим телом жаркое пламя. Из коридора выскочили полицейские. Они окружили сплетенных в огненном объятии женщин, набрасывая на них сверху свою одежду, куртки. Они общими усилиями сбивали пламя и волокли их прочь – прочь от бензиновой лужи, которая могла вот-вот взорваться.

Дикий крик боли.

Это кричала обожженная Василиса.

Последнее, что Катя видела перед тем, как помещение заволокло едким дымом, – это голые руки Аллы Мухиной, которыми она пыталась сбить огонь с Василисиных волос.