Глава 42
Тихо-тихо… Громко-громко

Катя думала, что все произойдет ГРОМКО. Со стрельбой, с погонями, сопротивлением полиции, с участием в задержании тупого спецназа, с ранами, пулями, кровью.

Такой уж был этот фигурант.

И она ждала оглушительного финала, сжавшись в комок, вздрагивая при каждом звонке Мухиной по мобильному.

Сердце ее разрывалось на части.

А все случилось на удивление тихо.

Мухина объявила Константина Чеглакова в федеральный розыск. И его машину тоже. Когда такая личность с пометкой «бывший космонавт» появляется на мониторах компьютеров полицейских отделов по всей стране, она порождает что-то вроде великой ведомственной волны. Это как большая охота с невиданным доселе призом. Самые ленивые полицейские – и те с азартом включаются в поиски: патрульные, участковые, опера. Все бездельники откладывают на время свой профессиональный пофигизм и зорко обозревают вверенный для проверки участок. Имя, бренд подозреваемого в этом случае служит ему плохую службу. Все стремятся его найти и задержать. И не ради награды, нет – ради славы и ведомственной молвы. Чтобы потом передавали из уст в уста даже в самых захудалых отделах полиции на просторах огромной страны: это он, он, он задержал космонавта-маньяка!

Задержало Чеглакова ГУВД Московской области – патрульные в Королеве около полудня совершали объезд города на машине и приметили на парковке у офиса Государственной корпорации по космической деятельности Роскосмоса рядом со зданием Центра управления полетами черный внедорожник, объявленный в розыск. Устроили засаду и через полтора часа на выходе из здания офиса корпорации задержали Чеглакова.

Тихо-тихо, незаметно для окружающего мира.

Столь же тихо сотрудники ОВД ЭРЕБа, посланные Мухиной, забрали задержанного у коллег из Королева. И ГУВД области на этом этапе сразу же от участия в расследовании отсекли.

Катя наблюдала из окна ОВД, как машина с задержанным и машины сопровождения заехали во внутренний двор. Оперативники высадили Чеглакова и повели в здание. Катя отметила, что они обращаются с ним очень осторожно, пожалуй, даже бережно – словно в их руках хрустальный сосуд, наполненный неизвестным ядом или смертоносным вирусом, готовым в мгновение ока уничтожить всех, кто с ним соприкасается.

– У нас где-то два часа на все – на беседы и личный контакт с ним, – объявила Мухина Кате. – Новость уже легла на стол министра. Сюда уже направляются министерские с самого верха – сливки снимать. Крапов все бросил в Мурманске и вылетает первым рейсом в Москву. К ночи тоже будет здесь. И ФСБ непременно отметится – как же без них! Они всей ордой подомнут сразу все под себя. Такое дело. И нас уже никто не спросит ни о чем. Меня. А вас, Катя, просто отправят назад в Москву. Так что все разговоры с ним – сейчас, не откладывая. У меня к нему много вопросов накопилось. Вам есть, что сказать ему?

Катя молчала.

Тихо-тихо…

– Ладно, тогда посидите так. – Мухина кивнула головой на стул. Катя видела: она сама дико волнуется, места себе не находит – не каждый день такие дела, такие фигуранты.

Оперативники привели Чеглакова. Он был в черном костюме и белой рубашке, без галстука – то ли не надел вообще, то ли уже успели отобрать. В руках он держал куртку. Его лицо на фоне темных одежд казалось бледным. Но по нему снова ничего нельзя было прочесть. Катя отметила: разбитые губы зажили быстро. На щеке затянулась ссадина.

– По какой причине я задержан полицией? – спросил он Мухину.

– Вы имеете право на адвоката.

– Прежде чем к нему обратиться, я бы хотел услышать от вас, что здесь творится?

Катя видела: Мухина изо всех сил пытается казаться такой же бесстрастной, как и он.

– Дмитрий Ларионов убит.

– Дима?!

– Это новость для вас?

– Этого не может быть.

– Он убит вчера ночью. – Мухина не садилась, так же как и Чеглаков. – Что вы забыли в Королеве?

– У меня дела в Роскосмосе.

– Что вы можете сказать нам по поводу убийства Ларионова?

– Я… не могу в это поверить. Я знал его много лет. Всю их семью. Его мать, отца. Мы дружили.

– Вы и в смерть Нины Кацо не могли поверить, – сухо заметила Мухина. – Сядьте. Нам предстоит долгая беседа.

Чеглаков посмотрел в сторону Кати.

– Зачем она здесь? – спросил он Мухину.

– Она часть нашей истории, Константин Константинович. Вы хотите, чтобы я удалила ее из кабинета?

– Нет. – Чеглаков смотрел на Катю.

А она не могла поднять взор свой на него.

– Так что вы можете сказать мне по поводу убийства Ларионова? – спросила Мухина.

– Ничего. Когда это произошло?

– Вчера ночью.

– Меня не было здесь, в городе. Я уехал вчера вечером.

– Куда? Во сколько?

– В девять. Уехал в Москву.

– Зачем?

Мухина задавала вопросы без всякого интереса. Катя поняла – это проформа. Она не верит ничему из того, что он говорит.

– У меня были дела в Москве.

– Ночью?

– Там люди улетали утром в командировку. А дела не ждали. Я поехал вечером.

– Вы с кем-то встретились в Москве? Кто-то может это подтвердить?

– Нет, я не успел, не сложилось. Они срочно улетали – их ждал борт. Самолет.

– И вы что, прямо ночью рванули в Королев?

– Я дождался утра. Утром поехал в Королев. В Роскосмос.

– Где вы ждали утра? В отеле?

– Сидел в пабе.

– В каком?

– На Тверской. Рядом с Пушкинской площадью. Не помню название. Они круглосуточные.

– Во сколько вы приехали в Москву?

– Где-то около полуночи. Я не успел на встречу. Люди уже уехали на аэродром. Я простоял в пробке на МКАД.

Катя чувствовала себя больной от таких мыслей. Они пожирали ее изнутри.

– Вы ведь встречались с Ларионовым накануне его убийства, – сказала Мухина. – Мы это установили.

– Он приходил ко мне. Собственно, из-за него я и поехал в Москву и Королев. Он просил меня помочь ему.

– В чем помочь?

– Его лабораторию на базе закрывают. Все направление исследований замораживают на неопределенный срок. Денег не выделяют. Он пришел ко мне с этим. Он был просто убит новостями. Я прекрасно понимал, что с ним – он этой работой жил, это был проект еще его матери, академика Ларионовой. Она инициировала эти исследования. Она привлекла к работе его – Дима был очень способный. После смерти матери он продолжил работу, достиг многого. Он вложил в эту химическую лабораторию собственные деньги, покупал оборудование. Поймите, он с этим и пришел ко мне в тот вечер! Он не мог смириться, что все разом обратится в прах. Это было как нарушить завет… завет его матери. Он готов был продать свой гостиничный комплекс в Дубне ради инвестиций в лабораторию! Он мне это говорил – он хотел продолжать исследования. Но даже от продажи отеля ситуация бы не изменилась. Я пытался ему объяснить это – чтобы он не делал ничего необдуманного. Я хотел ему помочь – он умолял меня. Я решил сначала узнать по своим каналам – что там с его лабораторией, возможно ли как-то продолжить проект. Получить финансирование. Выбить, черт возьми, деньги! Для этого я поехал в Москву. Те, к кому я обратился, уезжали, а дело не будет ждать их возвращения. Туда я не успел, поэтому поехал в Королев, в Роскосмос.

Это была самая длинная тирада, которую Катя когда-либо слышала от Чеглакова. Внешне он казался все таким же спокойным, но голос его теперь выдавал. Обертоны, модуляция, интонация – все говорило о том, что безразличие – это чисто внешняя маска. А под этой маской… что там? Кто знает?

– Значит, вы хотели ему помочь, – подытожила Мухина. – Для этого вы в девять вечера отправились в Москву на поиски блата. И вас в городе не было. Хорошо, с этим пока все. Тогда перейдем к другим вопросам.

– К другим вопросам? – Чеглаков посмотрел снова в сторону Кати.

– Я бы хотела, чтобы мы сейчас проехали к вам домой и вы бы показали нам ваши картины – те, которые были разрезаны неизвестным вором во время кражи из вашего дома. Давайте взглянем на них. – Мухина предложила это почти мирно.

– У меня их уже нет.

– Как же так?

– Я их выбросил.

– Свои творения? Выбросили?

– Они были раскромсаны, там ничего нельзя было восстановить. Я выбросил холсты.

– Куда вы их выбросили? – неумолимо спросила Мухина.

– На помойку.

– Это баки на углу улицы?

– Да.

– Как часто опорожняют мусорные баки?

– Понятия не имею.

– Когда вы выбросили свои картины?

– Когда дом убирали после бардака, кражи.

Мухина взяла мобильный. Она позвонила – Катя поняла, что все это делается намеренно, – приказала немедленно опросить коммунальные службы о частоте смены мусорных баков по указанному адресу. Если мусор все еще там – обыскать баки, если мусор вывезен – узнать куда. Обыскать место – свалку.

Чеглаков слушал все это.

– Что здесь у вас происходит? – спросил он, когда Мухина закончила свои ЦУ напоказ. – Что вы хотите этим сказать? Что вам нужно от меня?

– Мы установили личность вора, который совершил у вас кражу, – сказала Мухина. – Мы сами удивились поначалу. Знаете, кто к вам залез в дом? Директор нашего музея Нина Кацо.

– Вы бредите.

– Нет, к сожалению. У нас есть неоспоримая улика, чтобы утверждать это. К вам залезла женщина, которая до этого посещала ваш дом и отбирала картины для выставки в музее. Женщина, у которой зимой зверски убили ее сестру Евгению Бахрушину, ставшую второй жертвой серийного убийцы, что держит в страхе весь наш город.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Чеглаков.

– А вы подумайте. Вы очень умный человек.

Пауза.

Они все трое молчали долго.

– И что надумали? – спросила наконец Мухина.

– Вы бредите, – повторил Чеглаков спокойно.

– Я задаю себе вопрос – что подвигло уважаемого в городе директора Музея науки и общества, проработавшую на этом посту много лет, совершить уголовное преступление – кражу с проникновением в ваш дом. И нанести ущерб вашим картинам. – Мухина говорила монотонно. – Ответ – один. Она что-то искала в вашем доме. У вас все там вверх дном перевернуто было, мы же видели это своими глазами. Украли у вас пустяки – для отвода глаз. Но искали что-то лихорадочно. И я задаю новый вопрос – на этот раз вам. Что могла искать в вашем доме покойная Нина Кацо?

– Это вы у меня спрашиваете? – Чеглаков обернулся к Кате, словно предлагая ей… что? Прийти на помощь?

– Мои же ответы вам не нравятся. Так предложите свои.

– Этого просто не может быть. Я знал Нину Павловну лично. Даже предположить невозможно, что она способна на такое. Абсурд.

– У нее зимой убили сестру, – повторила Мухина. – Кто знает, на что способна женщина, решившая сама, в одиночку найти и изобличить маньяка-убийцу?

– Вы меня в чем обвиняете, Алла Викторовна?

– А вы до сих пор не догадались?

– В начале нашей беседы речь шла о Диме Ларионове. А теперь о…

– Нина Кацо общалась с Ларионовым. Он тоже был человеком умным. Она могла поделиться с ним своими подозрениями. Попросить у него помощи и совета.

– Насчет меня? У него?

– Он же знал вас с детства. Возможно, знал о вас нечто такое, что…

– Что? – Чеглаков спросил это резко. Жестко.

– Что вы предпочитаете скрывать от всех. Но в ваших картинах, возможно, ключ к скрытому на дне вашего сердца. Оно есть у вас?

– Вы спрашиваете, есть ли у меня сердце?

– Дмитрий Ларионов убит. И вы были на месте его убийства, там, у его дома.

– Я не был там! Я уехал в Москву, я же сказал вам.

– Вы были там. У нас есть тому доказательство.

– Какое доказательство?

– Со временем, в присутствии вашего адвоката вас с ним ознакомят. Пока достаточно того, что я вам говорю – у нас есть доказательство того, что вы присутствовали на месте убийства Ларионова, который, возможно, стал что-то подозревать о вас.

– Что? Что подозревать?

– То, чем могла с ним поделиться Нина Кацо. Она вырезала из ваших картин какие-то фрагменты. И носила их с собой. Возможно, хотела с чем-то сравнить, что-то проверить. Взглянуть на карту звездного неба в музее, на созвездия…

Мухина внимательно следила за его реакцией. Но Чеглаков был спокоен. Один бог знал, как ему удается оставаться спокойным, невозмутимым в такой ситуации.

Кате хотелось уйти, сбежать. Покинуть этот чертов кабинет, где муха… Муха – эриния Эреба, жужжа, сама плела свою собственную словесную паутину, чтобы окончательно запутать в ней попавшегося в ее сети паука-людоеда.

В допросах нет ничего хорошего. Ничего доброго, даже когда они ведутся вроде как во имя торжества истины и добра. Это грязная работа – психологический прессинг. Психологическое насилие – кто кого.

Но малодушничать и притворяться не стоило. Катя это понимала. Она же сама способствовала, чтобы он попал на этот безжалостный допрос.

– Вы когда летали на МКС, – неожиданно сказала Мухина, – из иллюминатора звезды видели – так ведь? Разные созвездия. Созвездие Треугольник.

Чеглаков молчал.

– Созвездие Малая Медведица. Созвездие Рак. Созвездие Андромеда, – медленно перечисляла Мухина, не спуская с него глаз, давая понять, что они в курсе, что они пусть наполовину, но раскрыли тайну знаков.

– Эти созвездия с МКС не видно, – ответил Чеглаков. – Там насчет звезд мы вообще не слишком заморачиваемся. Не до этого. Все, что вы назвали, отлично видно с Земли – как раз здесь у нас, в средней полосе.

– А вы когда здесь, на Земле, не в космосе, за этими созвездиями наблюдаете? – не отступала Мухина.

– Что это все значит? – повысил голос Чеглаков. – Что за вздор вы несете? При чем здесь какие-то созвездия?

ПАУЗА.

Мухина не собиралась сразу раскрывать перед ним все их карты.

А Катя мысленно зацепилась за его слова – все, что вы назвали, отлично видно с Земли, как раз здесь, в средней полосе…

– Не получается у нас с вами откровенного разговора, – посетовала Мухина.

– Вы меня что, обвиняете в убийствах? – спросил Чеглаков прямо.

– У нас есть основания вас подозревать.

– Вы же сами мне сказали, что тот человек, которого мы, – Чеглаков глянул на Катю, – задержали ночью, и есть – тот самый.

– Думала – тот. Оказалось, не тот.

– И теперь вы считаете, что маньяк – это я?

– Я повторяю – вы умный человек. Не заставляйте меня произносить процессуальные банальности.

– Ладно. Тогда я требую вызова адвоката.

– Принято. А что, он у вас уже заготовлен? На всякий случай?

– Я воспользуюсь услугами юридической фирмы, которая обслуживает интересы компании Ивана Водопьянова.

– Хорошо, – Мухина на это кротко согласилась. – Мы и Водопьянова допросим. Кстати, не знаете, где он?

Чеглаков молчал.

– Он живой? – громко спросила Мухина. – А то я подумала – не ровен час… после убийства Ларионова, после убийства Нины Кацо… Не в опасности ли те, кто входит с вами в контакт?

– Опять вы бредите.

– Порой бред – лучше, чем правда, – горько призналась Мухина. – Я бы, может, многое отдала, чтобы все это и правда было бредом, но…

– Но… что? – Чеглаков сжал кулаки. – Вы насобирали каких-то там доказательств липовых. Да я плевать хотел. Я невиновен. И докажу вам это.

– Пока все против вас. Кстати, я хотела вас спросить – по какой причине вы покинули отряд космонавтов и Звездный городок?

– Это вас не касается.

– Нас сейчас все касается, при таком раскладе. Что там за история была у вас на нашей базе с любовницей? С которой тоже что-то случилось… То ли несчастный случай. То ли руки на себя наложила, бедняжка, из-за вас.

Чеглаков смотрел на Мухину. Кате казалось – он хочет что-то сказать. Быть может, наконец взорваться, взбунтоваться против них и всех этих обвинений.

Но нет.

Его лицо снова стало бесстрастным.

– Я понятию не имею, о чем вы говорите.

Мухина молча рассматривала свои руки – рабочие, худые, с коротко подстриженными ногтями без всякого маникюра.

– Я вынуждена вас задержать по подозрению в убийствах нескольких человек, – объявила она. – Вы будете находиться под стражей с этого момента.

Она встала. В кабинет тут же зашли два оперативника.

В этот момент телефон Мухиной пискнул в кармане. Она приложила его к уху. И пошла из кабинета вон.

И Кате показалось – хотя Мухина не подала ей никакого знака, – что сделала она это намеренно.

Специально оставила Катю и Чеглакова наедине. В присутствии охраны.

Для чего? На что она надеялась?

Катя чувствовала на себе его взгляд.

– В капкан попался, да? – спросил Чеглаков.

Она растеряла все слова.

– Я вас… тебя спрашиваю – я в капкан попался?

Она встретила его взгляд.

– Я не тот, кого вы ищете. Я невиновен. Я клянусь тебе.

Катя тоже встала. Невозможно это выносить.

– Я никого не убивал. Посмотри на меня. Посмотри мне в глаза.

Катя почувствовала, что слезы вскипают в ней…

Чеглаков поднялся – он, видно, хотел подойти к ней, сделал шаг. Но оперативники среагировали молниеносно. Один загородил Катю собой, второй очутился у него за спиной, готовый применить болевой захват, если подозреваемый предпримет…

Чеглаков сел на стул.

На Катю он больше не глядел.

Она покинула кабинет. Закрыла дверь. Прислонилась к стене. Ноги отказывались ее держать, и она все сильнее вжималась в холодную крашеную стену в поисках хоть какой-то опоры.

Она не знала, что делать.

Кому верить.