Глава 18
Тамбурин

– Сейчас плееры уже большая редкость, – заметила Катя.

Она поняла одно: сведения из Мухиной придется вытягивать точно клещами. Но отступать она не собиралась. Она была сильно встревожена и заинтригована новыми фактами этого дела.

– У Ржевского старый. Сам музыку выбирает, сам закачивает.

– Клавесин? – спросила Катя. – Шофер автобуса слушает старинную музыку? Клавесин?

– Тамбурин, – на лице Мухиной появилась странная улыбка.

– Я не понимаю, Алла Викторовна.

– Я вам сказала: здесь давно уже никто ничего не понимает.

– Но вы, начальник ОВД! – воскликнула Катя. – Вы должны, обязаны…

Она осеклась.

Кто кому обязан? Кто кому должен в деле о серийных убийствах? Полиция должна их раскрыть, остановить поток крови и страха. Но между «остановить» и «понять» порой бездонная пропасть.

– Пожалуйста, Алла Викторовна! – Катя вновь прибегла к тактике смиренных упрашиваний. – При чем здесь клавесин? Вы же сказали, что Саломея Шульц играла в городском оркестре?

– Это известный любительский оркестр Дубны, там немало физиков-лириков играет. И наших там несколько человек, – ответила Мухина. – Саломея Шульц в Дубну приехала четыре года назад, окончила консерваторию. Устроилась в оркестр и совмещала там сразу несколько обязанностей: концертмейстера, аккомпаниатора и администратора. Но она сама весьма приличный музыкант. В Дубне есть органный зал – она играла на органе, не только на рояле. Наши всегда завидовали органу Дубны. Несколько лет назад группа благотворителей научных фондов приобрела для нашего местного концертного зала старинный клавесин. Столько денег потратили, но играть на нем особо было некому. Редко-редко из Москвы, из филармонии, кто-то на гастроли приедет. В таких случаях всегда устраивали специальные вечера старинной музыки.

– А Саломея Шульц?

– Она на клавесине играла превосходно. Девушка была исключительно талантлива, – сказала Мухина. – Оркестр Дубны за то время, пока она была там концертмейстером и аккомпаниатором, приезжал к нам играть несколько раз. Два года назад они приезжали перед Новым годом все, весь оркестр, двадцать пятого декабря. А пятого января состоялся сольный концерт Саломеи в концертном зале. Она исполняла на клавесине музыку французского композитора Рамо. Программа Рождественских концертов – наши интеллектуалы прежде любили разные редкости. Да и сейчас… Хотя сейчас все уже совсем не так. Однако концерт Саломеи состоялся, пусть и не при полном аншлаге. И закончился в девять вечера. В Дубну Саломея так и не вернулась. Девятого января на автобусной остановке ее тело обнаружил шофер автобуса Андрей Ржевский.

– Он водитель того же самого маршрута, которым ездила Саломея Шульц?

– Отчасти. До Дубны все наши автобусы ходят. Она могла доехать и его маршрутом. Хотя удобнее – до самого ее дома, где она снимала квартиру, идет другой автобус.

– Ржевский присутствовал на концерте старинной музыки?

Мухина молчала.

– Присутствовал или нет?

– Два года назад мы этим не интересовались. Я же объяснила вам, что мы думали тогда и как интерпретировали это убийство… Ну, считайте, это моя вина. Я не сообразила сразу – тупая.

Катя видела: «тетка-полицейский» тяжело и болезненно переживает свои прошлые промахи.

– Год же ничего не было, все тихо-спокойно, – заметила Катя. – Кто мог подумать, во что это выльется?!

– Не желаете считать меня тупой? – Мухина усмехнулась. – Ладно, спасибо. Я это оценила.

– Но потом вы все же узнали про концерт и Ржевского?

– Потом – да, через полтора года. В марте. Он сказал, что не был на концерте Саломеи Шульц.

– Точно?

– А как мы проверим? – печально спросила Мухина. – Он тоже нездешний, приезжий. Холостяк. Квартиру снимает. Билеты на любительский концерт не по паспорту продаются. Он говорит, что не ходил.

– А музыка в его плеере?

– Когда в марте этого года он снова вроде как «случайно наткнулся» на труп Марии Гальпериной на остановке, мы…

Катя старалась запомнить не только фразы, но и выражение лица Мухиной, когда она это говорила.

– Да, мы, естественно, отнеслись к нему с повышенным вниманием. Взяли в оборот. Допрашивали по обоим фактам. Ржевский отвечал очень подробно. Даже охотно, я бы сказала. Признался мне лично, что не может забыть труп девушки в образе насекомого – он говорил о Саломее. Сказал, что она порой снится ему по ночам. Мы забрали образцы его ДНК, отпечатки. Он живет в съемной однокомнатной квартире. Там бесполезно что-то искать. Если что и есть… было… то это не там. Когда мы беседовали, я попросила его со всеми подробностями рассказать о той ночи, когда он работал – уже в марте этого года. Когда приехал в автопарк, где оставил машину. С кем общался в автопарке – водители, диспетчер. Он отвечал на все вопросы. Ничего необычного – все, как всегда, в ночную-утреннюю смену. Пассажиров еще нет. Улицы темные. Он сказал, что ехал на автобусе и слушал музыку. Я спросила какую – он ответил: разную. Классическую. Я попросила его плеер.

– И что?

– Там несколько десятков закачанных произведений. Никакой попсы или шансона – действительно, одна классика. Среди прочих есть и несколько пьес для клавесина Рамо.

– А что Ржевский вам сказал об этих пьесах?

– Ничего. Сказал, что не помнит. Что увиденное повергло его в столь глубокий шок, что у него подобные пустяки из головы вылетели. Однако наши эксперты, которые осматривали плеер, сказали, что плей-лист был остановлен на середине пьесы для клавесина «Тамбурин» Рамо. Это та самая пьеса, которую Саломея Шульц исполняла на бис во время своего концерта два года назад.

Катя переваривала услышанное.

– К вам Ржевский имеет какое-то отношение? – спросила она наконец. – Что-то с правами, регистрацией? Он мог из-за чего-то затаить на вас злобу?

– До января прошлого года мы вообще никогда не встречались. В поле зрения наших сотрудников он тоже никогда не попадал. Мы проверили – ни штрафов от ГИБДД, ни нарушений, ничего.

– А какая у него машина?

– Старый «Форд».

– Вы его проверили… в марте?

– Да. Он на момент пропажи и обнаружения тела Марии Гальпериной находился в ремонте, в сервисе. Но перед Новым годом здесь у нас, в городе, были совершены четыре угона машин. И в Дубне тоже – всего шесть. Три машины мы нашли – орудовали подростки. А три канули с концами. Дело переквалифицировали с угона на кражу.

– Что-то уж слишком много всего, – тихо произнесла Катя. – Чересчур. Перехлест. Два раза трупы сам обнаружил и вам сообщил. И эта пьеса, которую играла первая жертва. Если это он – серийник, то это просто чудеса наглости и… я не знаю, глупости, что ли, идиотизма. Он словно сам в руки полиции лезет – нате, вяжите меня.

– А на чем мы его повяжем? – Мухина усмехнулась. – Доказательств нет. Есть лишь косвенные обстоятельства, так же как и в эпизоде с Анной Ласкиной. Ребус – поди догадайся, совпадение это или не совпадение.

– Слишком много ребусов, Алла Викторовна. И во всем этом какая-то излишняя нарочитость.

– А разве в демонстрации трупов всему городу нет этой самой излишней нарочитости? Этой самой феноменальной дерзости и наглости, которая вас… и нас тоже поражает? – спросила Мухина. – Эта тварь, что завелась у нас в городе… она дерзкая тварь. И она бесстрашная. Она ничего не боится. Ничего. Ни нас, полиции, ни препятствий, ни совпадений. Туман был ночью, густой как пролитое молоко. Никто не мешал твари совершить все это в густом тумане – привезти труп Натальи Демьяновой к Новым домам, уложить на остановке с распяленными ногами. Но нет, тварь… эта безумная тварь дождалась утра, когда туман почти рассеялся.

– Такое бесстрашие граничит с безумием, Алла Викторовна.

– Сумасшедшего, психа мы бы давно поймали. За два года псих бы прокололся.

– Психи разные бывают. А по времени Андрей Ржевский тогда, в марте, мог подкинуть труп Марии Гальпериной на остановку и затем как ни в чем не бывало сесть в свой рейсовый автобус и проехать мимо?

– Мог. Если, например, заранее ночью оставил в багажнике угнанной машины тело. А машину припарковал на маршруте автобуса. Это был март, еще морозило по ночам. Давность смерти Гальпериной тогда патологоанатом определил в промежутке трех-пяти часов. Тело лежало на холоде. Так что в этом случае возможностями Ржевский обладал весьма широкими.

– Вы сказали – он не местный?

– Он приехал в город четыре года назад.

– Как раз в то время, когда в Дубне появилась Саломея Шульц?

– Да. И тут совпадение, как видите. Но мы никакой связи между ним и ею так и не обнаружили. Как не нашли связей между ним и остальными. Демьянову вот проверим… Может, в пекарню он заглядывал? Хотя я не верю, что в такой простоте он может перед нами проколоться, нет.

– А его семья?

– Он одинок, квартиру снимает. Подруги жизни нет. Хозяин квартиры дал ему самые лучшие рекомендации: не пьет, платит аккуратно. На работе тоже все о нем лишь хорошее. Хотя друзей среди шоферов у него нет. Он всегда особняком.

– Откуда он приехал? Из глубинки?

– Он, как мы установили, раньше плавал на грузовых судах – Северный морской путь. Приехал к нам из Мурманска, а до этого работал в Архангельске.

– И когда он приехал, начались убийства?

– Четыре года и два – хватило времени и на обустройство, и на раскачку.

– Но сейчас он в отпуске?

– Отпуск по графику. И здесь не к чему придраться. Но где и как Ржевский его проводит, мы не знаем. И машины его на месте во дворе дома тоже нет.

Катя хотела было еще спросить, однако их прервали – в который уж раз за эти дни.

В кабинете зазвонил внутренний телефон – дежурная часть.

Когда Катя вышла в коридор, она увидела возле дежурной части небывалое оживление. Несмотря на вечер и конец рабочего дня, холл дежурной части был полон сотрудников.

Это неожиданно прибыла команда из ГУУРа. Полковник Крапов вызвал собственное подкрепление. Министерская опергруппа вела себя шумно, по-хозяйски в маленьком скромном отделе полиции.

Катя поняла, что следующие дни Алле Мухиной придется туго.

Катя мысленно пообещала это себе. Она пока еще не знала, как это сделать. Следовало хорошенько все обдумать.