Глава 38
НАОМИ
…Всё-таки Оман. Стоим на обочине ровной, как туго натянутое полотно, трассы, под биллбордом, с которого интеллигентно и седобородо улыбается дяденька в парчовом халате, очках и масаре — цветном платке, накрученном на голову. Добренький такой, на вид, мужичок. И не скажешь, что вампир…
Раскаленный воздух зыбко дрожит, асфальт сверкает серебряными лужами-мираджами, из-под ног взвиваются злые пыльные смерчики.
Впереди — темная полоска зелени с торчащими тут и там светлыми коробками зданий, а еще дальше, до самого горизонта — густая индиговая синь…
— Что будем делать?
Ростов пожимает плечами.
— Дойдем до города. Узнаем, где мы. Раздобудем денег.
— Ограбим кого-нибудь?
— Здесь за воровство отрубают руку.
— И как мы…
— Посмотрим.
Мы начинаем долгих спуск к морю.
Базар. Прежде всего — пряности. Красные, желтые, черные и зеленые россыпи. Над ними вьются облачка золотистой пыльцы и реет смесь терпких, пробирающих до самых печенок, запахов.
Дальше — рыба. Белые, с багровыми провалами беззубых пастей, вывороченные брюхи акул, серо-зеленые, замшелые, панцири мечехвостов, гигантская, покрытая серыми пятнами, туша групера… Рыба лежит прямо на каменной брусчатке, на мокрых тряпицах.
Золотой ряд, за ним — струящиеся волны прозрачных тканей, расшитые бисером и стразами платья, парчовые туфли, будто снятые с ножки Шахерезады, серебряные, покрытые чеканкой, узкогорлые кувшины, расписные блюда…
После скудости и однообразия желтых дюн, колючего запаха пыли и рыбной вони жареных змей, голова идет кругом.
Голубые, зеленые, синие пенджаби женщин, с развевающимися, закинутыми на спину шарфами, красные джамбии мужчин, фески, масары, бороды, серьги, янтарные и нефритовые бусы, блеск золотых цепочек, фальшивых алмазов и изумрудов.
Крики, смех, споры, шарканье множества подошв и шелест одежд… Люди. Я и забыла, что на свете так много людей.
Ростов, держа за руку, как маленькую девочку, вел меня всё дальше, мимо хихикающих коз, надменных, взирающих свысока верблюдов, поджарых остророгих коров…
Наконец мы оказываемся на утоптанном пыльном пятаке, окруженном матерчатыми кибитками. Здесь было почти тихо — звуки базара долетали приглушенно, напоминая прибой.
В центре площадки, на тощем коврике, парень, гордым профилем и осанкой напоминающий молодого Шота Руставели, как его изображают в книжках. Томные, влажные, как черные маслины, глаза, изящная бородка, гладкая смуглая грудь под распахнутыми полами выцветшего, но всё ещё роскошного шелкового халата… Перед парнем — низкий столик, на нем — три мельхиоровых стаканчика донцами кверху. Ну конечно! Старая, как мир, игра в «наперстки».
Некоторое время мы молча наблюдаем. Перед каталой сидит горбоносый дед. Нетерпеливо дергая крашеной в морковный цвет бородой, он тыкает похожим на сучок пальцем в стаканчик, и разражается проклятиями, когда под ним ничего не оказывается. Катала, не меняясь в лице, пускает шарик на очередной круг… Парень даже не жульничает, он настолько хорош, что этого не требуется.
— Сделайте одолжение, Наоми, улыбнитесь.
— С чего бы?
— С того, что я собираюсь играть на вас, и хочу, чтобы вы понравились молодому человеку.
— Чтобы он привел меня к себе домой, а я убила его самого, всех чад и домочадцев, вплоть до детей и старух, и даже ослов и коз, а затем впустила вас и мы всласть пограбили их жилище?
— Да вы перегрелись на солнце, дорогуша.
— Это вы перегрелись! Катала — профессионал, каких поискать. Он обдерёт нас до нитки… Собственно, только нитки у нас и есть, так что играть он не будет.
— Вот поэтому я и поставлю вас.
— Ставьте себя. Так будет справедливее.
— Мужчинами торговать запрещено. — я вздохнула.
— Хорошо. Только имейте в виду: парень мне нравится. Вот возьму и уйду к молодому и красивому…
— Да ради Бога! Развяжете мне руки.
— Ах вот как?
Парень, краем уха прислушивающийся к нашей перепалке, бросил что-то по-арабски Ростову. Барон ответил. Парень рассмеялся. Старик, его клиент, злобно на нас зыркнув, сплюнул презрительно себе под ноги и поднялся.
— Что он сказал? — барон пожал плечами.
— Спросил, почему я не задам трепку паршивой рабыне, которая смеет так нагло разговаривать с хозяином. — у меня отвисла челюсть.
— А вы?
— Я ответил, что слишком стар для такой строптивой девчонки, и охотно обменял бы её на что-нибудь более полезное. Например, на пачку новых риалов.
У меня непроизвольно дернулась щека. А ведь он и вправду выглядит стариком, мой непобедимый барон… Волосы и борода совершенно белые, кожа обветрилась и почернела, одежда болтается, как на пугале.
Нам нужны деньги. Поесть, переодеться, найти хамам и хорошенько вымыться… Поспать.
— Ладно, играйте. Но если проиграете — я за себя не отвечаю.
— Не волнуйтесь. Я выиграю.
Грубо дернув за руку, барон подвел меня к катале и поставил рядом с ним. Сам, подогнув ноги, уселся напротив и величественно кивнул.
— Что сначала? Мыться или поесть? — подбрасывая рулик замызганных бумажек, спросил барон.
— Сначала еда. Вон там плов продают… — я сглотнула слюну. — Потом мыться, и переодеться во что-нибудь чистое, а потом… Еще раз поесть. И я хочу дыню. Огромную, как дирижабль, и сладкую, как бочка мёда. Нам… Хватит? — я кивнула на деньги. Барон рассмеялся.
— На одежду и хороший обед — хватит. А дальше… Тут должны быть гномы. У них можно взять кредит.
— Гномы? Здесь?
— Неподалеку, в Саади — самый большой рынок золота и драгоценных камней.
— А где золото — там и гномы, — кивнула я. — Заодно и шпионят для короля Нибелунга…
…Столовые приборы к уличному плову не полагались, его насыпали в дешевые глиняные тарелки с облупленными краями. Но это была пища богов! Рис, желтый от куркумы, остро-пряный, рассыпчатый, с кусочками баранины, с чесноком, обжигающе-горячий, ароматный — я уминала его в ладони горкой, а затем отправляла в рот.
— Обычно на таких базарах не протолкнуться от туристов, именно они — основные покупатели дутого золота, дешевых камней, одежды ручной работы… — заметил барон, оглядывая базарные ряды.
— Рядом с каталой сидел местный дед, а не турист.
— Правильно. — Ростов ел более сдержанно, чем я. В его тарелке была еще половина, когда я подобрала последние крошки. — О чем это говорит?
Тоскливо вздыхают торговцы начинающей пованивать рыбой, в золотых и шелковых рядах — слишком тихо и пусто. Никто не бьется об заклад, не заключает выгодных сделок, даже воришек, и тех не видать… Ах да. С местными законами особо не поворуешь.
Пока мы ели, мимо прошло несколько вампиров. Они не были вооружены, не вели себя агрессивно, но народ всё равно расступался и провожал кровососов враждебными взглядами.
Люди должны зарабатывать. Нет туристов — нет и торговли. Никто не покупает рыбу, пряности, фрукты, побрякушки — не на что содержать семьи… Если границы закрыли, значит, война начнется со дня на день.
Ростов, расправившись наконец со своей порцией плова, вожделенно посмотрел на дымящийся казан, затем — на тощую пачку мятых бумажек, зажатых в кулаке, и вздохнул.
— Идемте. Нужно одеться поприличнее, мы слишком бросаемся в глаза даже среди местной бедноты.
Барон привел меня к двустворчатым зеленым дверям в сплошной, выкрашенной белой известью, глинобитной стене.
— Это хамам. Вымойтесь, закажите массаж тертым кунжутным семенем… Говорите только по-немецки, англичан здесь не любят.
— А вы?
— Встретимся через пару часов. В этой бане сегодня женский день… — он кивнул на листок с объявлением, приколотый у входа.
