5. Кнопка «выкл.»
Андрюхина мать сказала, что он только что ушел. Я поблагодарил, попрощался и сел было унывать. А потом подумал – с фига ли, собственно. Батек будет на работе до ночи заниматься лесопосадками. Мамка, раз до сих пор не пришла, видимо, опять на комиссии своей или еще каком собрании: она жаловалась, что постоянно теперь проводят то профсоюзные, то партийные, то активистские, то просто трудового коллектива – и никто не поймет зачем. А я, значит, буду сидеть в пустой квартире и унывать, а не трястись на домашнем дискаче, изучая цвет глаз Наташки и, может, другие ее особенности. Даже если не срастется – все равно на ходу унывать веселее.
И я рванул к дому, который помнил, квартира Олимпиада два раза.
То есть не напрямую рванул, хотя так было бы раза в три ближе, – очканул, что заплутаю. Потому сперва добежал до двадцатого комплекса, почти до угла Андрюхиного дома, и вчесал уже оттуда, через проспект и знакомые более-менее пустыри.
На втором пустыре я его и встретил. Андрюха топтался примерно посередке очередного спуска с холма, задрав голову, которую по-разному трогал то одной рукой, то другой. Этот танец резко отличался от прежнего Андрюхиного поведения. Я даже решил сперва, что он из особой ответственности слегка репетирует перед дискачом, и чуть было не заорал дебильную шутку на этот счет, но вовремя заметил темные полосы и пятна на руках и лице и спросил, не здороваясь, – здоровались, да и не важно это уже:
– Кто тебя?
Андрюха вздрогнул, осторожно посмотрел на меня через вздутую губу, опустил голову и тут же ее задрал, потому что под правой ноздрей набухло темно и блестяще, и сказал гнусаво, но почти спокойно:
– Бэкадэшник, тварь.
Андрюха тащил мафон к Ленке, до него докопался здоровый чувак, сказал, что он бэкадэшник, что мафон явно ворованный, а у сопляка такой дорогой вещи быть не может, и отобрал мафон. Андрюха попытался мафон отстоять, два раза получил в пятак и малость остыл. Чувак ушел, сказав, что вернет мафон, если Андрюха придет с родителями.
– Куда?
– Да никуда. Отобрал просто и свалил, падла.
– Блин. Чего ж ты его в открытую нес-то?
– Я тебе больной совсем, что ли? В сумке нес, чтоб не видно. А потом стал кассеты проверять, дебил, Ленка «Ультравокс» просила, вдруг, думаю, не взял. Ну вот он заметил и докопался.
– Так послал бы его.
– Я послал, – сказал Андрюха и шмыгнул носом. – Надо домой идти, с штабом БКД связываться, родителей туда тащить. Блин, папаня убьет, он велел аппарат из дому вообще не выносить. Ладно, сам виноват. Зато этому козлу голову скрутит, он же за сыночка-то…
Меня неприятно осенило.
– Слушай, а ты уверен, что этот козел бэкадэшник? Может, он левый вообще, просто по ушам съездил?
– Блин, – сказал Андрюха, неожиданно резко скисая, аж плечи поникли, и из носа сразу тяжело капнуло на землю. – В милицию заявить, может?
Я пожал плечами и огляделся, соображая, далеко ли ушел нападавший. Вряд ли далеко. У Андрюхи ни одно пятно на руках не шелушилось и даже толком не высохло.
– А что делать, Артур, а? – спросил Андрюха, просительно глядя на меня.
«Снять штаны и бегать», – чуть не сказал я, но Андрюха был и так очень жалкий, к тому же времени не оставалось.
– Куда он пошел?
– Да он здоровый, – сказал Андрюха.
– А нас двое, – напомнил я.
Андрюха совсем скис. Я велел себе не заводиться, Не у всех в жизни случался Витальтолич. Я и сам, может, полгода назад скис бы. Не от наезда, так оттого, что в пачу словил.
Андрюха неохотно показал в сторону Ленкиного дома – я, дурак, мог бы и не спрашивать, тропинка на пустыре одна, а навстречу мне никто с сумкой не попался. Мы быстро пошли, почти побежали – уж насколько можно бежать с запрокинутым лицом и скособочась. Андрюха отстал, нагнал и крикнул шепотом: «Вон он!»
Чувак и впрямь был здоровым, но не очень быстрым. Или очень любопытным. Он успел отойти всего-то метров на сто, до очередной низинки пустыря, и теперь любовался содержимым распахнутой фирмовой сумки с коронкой «адидас», висевшей на животе. Чувак явно услышал Андрюхин шепот, неспешно застегнул молнии, сдвинул сумку на ремне за спину и повернулся к нам, улыбаясь:
– О, это такие родаки у тебя, сынок?
Крупный, чуть лохматый, с круглым прыщеватым лицом, в старенькой синей олимпийке, неглаженых черных брюках и нечищеных ботинках.
Сердце заколотилось, разгоняя холодок в животе. Назло ему я замедлил шаг, прогоняя в голове варианты, и сказал, не останавливаясь:
– Здрасте, я на самом деле…
И ударил на полуслоге.
Мы с Витальтоличем этот вариант подавления превосходящей силы полдня отрабатывали: приближаясь к противнику, отвлекаешь его разговором, чуть выпрыгиваешь левой ногой в колено или голень, ногу тут же назад – и правый крюк сверху в челюсть или висок. Сверху – потому что от правильного удара в колено или голень противник или падает, или с шипением тянется к больному месту.
Чувак и впрямь был здоровым – он не упал и не потянулся. Лишь чуть присел, оскалившись и вскидывая руки – так что я попал точно в подбородок.
«Кино про Электроника смотрел? – спросил Витальтолич на первой настоящей тренировке. – Помнишь, там гангстеры говорили: у каждого человека есть кнопка? Жадность там, тщеславие, что-то еще. Такая тоже есть, наверное, но уж точно у каждого человека есть как бы выключатель, как в любой комнате. Он вот здесь. Правильно стукнул – выключил».
«А включатель?» – спросил я, засмеявшись. Витальтолич хлопнул мне по лбу, чтобы не смеялся, и сказал, что с включателями у всех по-разному, и они к нашему предмету не относятся.
Не врал Витальтолич, оказывается. Чувак и правда выключился, как лампочка, – я такое впервые в жизни увидел. Стоит такой борзый, руки поднимая, тык – и неловко рушится мордой и согнутой рукой в сухую глину. И уже лежа судорожно вытягивает руку, оставшуюся непридавленной.
Я обалдело потряс кистью, выгоняя ощущение вбитого между костяшками стального клина, – и кожа ведь почти не содралась, спасибо ежедневному отжиманию на кулаках и обстукиванию стенок, – размял слегка занемевшую ногу – тоже хорошо попал, значит, – и хрипло сказал застывшему позади Андрюхе:
– Забирай свое имущество.
А сам начал дышать – это оказалось отдельной процедурой, тяжелой, но приятной. И вообще было очень приятно. Я умею выручать приятелей и одним ударом валить амбалов. Я кабан и красавец.
Андрюха осторожно подошел к чуваку, который перестал тянуть ручки и растекся в пыли, слабо шевелясь, неуверенно посмотрел на меня и принялся срывать с плеча чувака ремень и выдергивать прижатую к земле сумку.
Я испугался:
– Блин, он не разбил там ничего?
Андрюха наконец извлек сумку, увидел, что закапал спину чувака кровью – так, слегонца, – смутился, мазнул рукой, чтобы вытереть, оптимист, спохватился, мазнул по олимпийке тыльной стороной ладони – чтобы уже с себя засохшую кровь на врага перенести, – отошел, вжикнул молнией и принялся проверять содержимое. Я ждал.
– Нормально вроде, – сказал он неуверенно. – Коробка от одной кассеты треснула, но это фиг с ним. Слышь, может, пойдем уже?
– Пойдем, – легко согласился я. – На дискач?
– Не-е, – протянул Андрюха гнусаво. – На фиг. Какой тут дискач. Домой пойду, Ленке позвоню, простит.
– Ага, – сказал я почти без сожаления.
Мне тоже не хотелось расплескивать приятное ощущение полной победы. Ни танцами расплескивать не хотелось, ни комплиментами и рассказами о моем подвиге, без которых сегодняшнее мероприятие наверняка не обошлось бы.
– Айда я тебя до дому доведу на всякий пожарный. А то вдруг тут БКД рейд проводит, еще какой-то попадется.
– Ага, – сказал Андрюха рассеянно, ускоряя шаг. – Слушай, мне батя говорил, ты махаешься классно, но это мать-бать-лать-ить. Ты боксом занимаешься, что ли, или там каратэ?
– Да не, – ответил я туманно. – Так, человек один научил.
– Офигеть просто. Я в кино даже такого не видел, одним ударом, блин!
Андрюха восторгался почти до самого дома, а я слушал не столько его, сколько ощущение, певшее за солнечным сплетением и в стонущем кулаке. Лишь в последний момент я прислушался к беспокойству, капризно топавшему чуть повыше, и спросил Андрюху, нет ли у них во дворе крана с водой. Не стоило ему показываться матери таким, в кровяных разводах.
Труба для присоединения дворницкого шланга и прочих хознужд, как положено, торчала из подвального окошка. Крана или проволочки на ней, как всегда, не было, но из трубы резво капало, так что терпеливый человек смог бы даже напиться, а уж смыть или хотя бы равномерно размазать грязь с кровью – вообще легкотня.
Андрюха стал почти прежним красавчиком. Если не вглядываться, то припухшие нос и губа были незаметными. Я посоветовал держать на морде холодное полотенце, а если под глазами начнет темнеть, купить в аптеке настойку бадяги. Осторожно пожал руку на прощание, покивал в ответ на благодарности, приглашения и авансовые рассказы о том, как меня будут встречать, чествовать, в том числе стараниями Наташки, которая в очередной раз что-то там любила, – и свалил.
Больше приходить сюда я не собирался. Как-то неинтересно. Андрюха ведь даже попытки не сделал мне помочь, когда я чуваку морду бил. И отстал специально. А на фига мне такие друзья, которые отстают, когда махла начинается? Такие друзья никому не нужны. Потому что это не друзья ни фига.
Андрюха мне позвонил пару раз, мы душевно поболтали, я сослался на дела и пообещал позвонить попозже. И не то чтобы обманул – просто сразу не успел. А потом не до того стало.
