Свет гаснет
Прошел месяц, и я вижу Джульетту в последний раз. Я слишком хорошо себя чувствую, чтобы здесь оставаться. Восстановление идет достаточно быстро, и меня уже могут перевести в реабилитационный центр. Я отбываю завтра. Я знал, что таким будет следующий этап. С одной стороны, я счастлив, что выздоравливаю, и хотя мое состояние вряд ли позволит мне в скором времени обрести полную независимость, я чувствую себя в жизни уверенней.
Да, но…
А как же эта женщина, которой я всем обязан и которая исчезнет из моей жизни так же быстро, как в ней появилась. Я не могу с этим смириться. Конечно, со мной снова будет Ванесса. Счастье, что наша квартира в новом доме. Маленькая, но вполне удобная для инвалида. Лифт, просторные коридоры и широкие двери позволят мне передвигаться в кресле-каталке, поэтому я вернусь к себе, как только смогу отправляться домой на выходные. А оставшиеся дни недели Ванесса будет проводить у Кристиана и Соланж, как ходят в интернат.
Но Джульетты рядом уже не будет. Джульетта и розовые леденцовые улыбки. Джульетта и ее иногда покрасневшие к утру глаза. Джульетта и ее ободряющие речи, способные противостоять самым черным моментам отчаяния. Джульетта и ее бдения в моей палате во время ночных дежурств, когда она помогала мне заново выстроить свой мир, если я был в форме, или молча сидела рядом, когда я падал духом. Джульетта и ее объятия, выходящие за пределы номенклатурных обязанностей медсестры, – тайные, потому что всякое могли подумать, а она не хотела, чтобы всякое думали. Кажется, я был первым, кому хотелось бы подумать всякое. Но в такого рода делах не имеет смысла думать в одиночку.
Джульетта.
В последние недели мы мало говорили о ней самой. Наверно, она привыкла не слишком о себе распространяться. На самом деле, с ее точки зрения, пациентов вряд ли интересует история ее жизни. Я многое доверил ей, говоря о Ванессе, как если бы нуждался в ее одобрении тех решений, которые уже принял, и тех, которые мне предстояло принять. Ванессе я одновременно и брат, и отец, и мать. Однако в действительности я же не все они. Поэтому иногда это сложно. Как говорить с ней о ее сексуальной жизни, о предохранении, о косметике и тряпках, обо всех ее подростковых сомнениях? Как пройти с ней вместе этот тяжелый возраст, когда я сам едва из него вышел и ничего не знаю о жизни, а еще меньше – о девушках ее поколения? Джульетта просветила меня по многим пунктам, но свет сегодня погаснет.
Это мой последний день, и я заранее выяснил, что она сегодня дежурит. Моя надежда только что улетучилась при появлении в палате другой медсестры. Я спросил о Джульетте. Она изменила свое расписание. Я разрываюсь между разочарованием – ведь она могла бы подгадать, чтобы подежурить сегодня, – и облегчением, что не придется с ней прощаться. А так все устроилось. Она покинула мою жизнь еще до того, как я покинул больницу.
И все же мне тяжело.
Но должна прийти Ванесса. У нее тоже розовые щеки. У нее тоже иногда по утрам покрасневшие глаза, она тоже иногда обнимает меня – теперь, когда уверилась, что я не стеклянный. С ней мне тоже хорошо.
Без них обеих меня давно б уже здесь не было. Я бы отпустил спасательный трос, когда блуждал в тумане, там, где мне было не больно, там, где я плыл в ватной мягкости. Это они бросили мне трос, и ради них я за него держался.
И они этого даже не знают.
