— Ты вернулась! — прогрохотал голос Брайана из недр «Краба и ведра».

— Я никуда и не ездила, болван ты этакий, — ответила мадам Астарти, пробираясь меж висячих драпировок из рыбацких сетей и стеклянных поплавков, составляющих дизайн интерьера в «Крабе и ведре», или просто в «Крабе», как его запросто называли местные.

Сюда часто заходили туристы, сочтя паб живописным, подлинным атрибутом местной жизни (в нем пахло сырой рыбой), но тут же вылетали обратно, не успев поднести стакан к губам. Причиной был не столько мрачный зеленый подводный свет внутри паба или чучела рыб с мертвыми глазами в стеклянных витринах по стенам, сколько негостеприимство и даже открытая враждебность местных жителей. Будь они на стороне генерала Кастера, ему удалось бы еще день простоять да ночь продержаться.

Мадам Астарти даже не нужно было смотреть в сторону бармена — он, меланхоличный мужчина по имени Дон (Рыцарь Печального Образа, как звали его местные за глаза), уже достал стакан, влил туда изрядное количество джину и плеснул чуть тоника, для порядка.

— Зато я побывал в аду и вернулся, — бодро заявил Брайан.

— Не преувеличивай, ты всего лишь ездил с Сандрой в Скарборо за покупками. — Мадам Астарти взгромоздилась на барную табуретку рядом с ним. — Кстати, где она?

— Скоро будет. — Брайан засунул в стакан с пивом столько лица, сколько получилось, и вдохнул испарения. Лицо исказил легкий спазм боли. — Я забыл вставить ортопедические стельки.

Мадам Астарти выразила соболезнования.

— Ах, Рита, почему я не женился на тебе?

— Потому что я не захотела, — сказала мадам Астарти и щелкнула его по костяшкам пальцев…

Чем? Вафлей в форме веера, оставшейся от мороженого? Хрустальным шаром? Боже, как это утомительно. У меня явно поднималась температура — меня бросало то в жар, то в холод. Я выпила две таблетки парацетамола, легла в постель с принадлежащей Бобу синей грелкой в виде плюшевого мишки и стала читать «Восстание индейцев». Потом я, видимо, задремала, потому что в следующий миг рядом со мной в кровати оказался Боб. Он утверждал, что провел ночь в «Таверне» — студенческой забегаловке, для которой были характерны особо разнузданные дебоши. Очень странно — часом раньше оттуда позвонил Шуг и спросил, не знаю ли я, где Боб.

— Если придет Алиса, а также Бернард или Вольдемар, то придет и Глория, — серьезно сообщил Боб. — Бернард и Джеральд либо оба придут, либо оба не явятся. Алиса придет, только и если только будут одновременно Вольдемар и Джеральд. Значит, Глория не придет, если не придет Алиса.

— Боб, что ты несешь?

— Не спрашивай. Исходя из перечисленных выше посылок: а) Могут ли прийти все пятеро? Могут ли прийти только четверо, и если да, то кто именно? Могут ли прийти только трое, и если да, то кто именно? Могут ли прийти только двое, и если да, то кто именно? Может ли прийти только один человек, и если да, то кто? Может ли получиться так, что никто не придет? б) При каких обстоятельствах придет Алиса? в) Чьего отсутствия достаточно, чтобы гарантировать отсутствие Бернарда? г) Может ли прийти Бернард, если не придут ни Алиса, ни Джеральд?

К этому времени я, конечно, уже спала.

У мадам Астарти пульсировало в голове. Она подозрительно вглядывалась в остатки на дне стакана. Она еще не допила, а уже страдала от похмелья. Давным-давно один человек пытался подсыпать ей в стакан снотворного, чтобы продать ее в «белые рабыни». С тех пор мадам Астарти старалась, пьянея, сохранять максимальную бдительность. Впрочем, сейчас она уже явно не годилась в белые рабыни.

— Я никогда не могла понять, что это значит, — сказала Сандра.

Мадам Астарти казалось, что узкие красные губы Сандры формируют звуки на пару секунд позже, чем эти звуки слетают с губ. Мадам Астарти подалась вперед — сообщить Сандре, что она не в ладу сама с собой, — но потеряла равновесие и чуть не опрокинулась вместе с табуретом.

— Чего именно ты не понимаешь, дорогая? — спросил Брайан у Сандры. — Слова «продать», слова «белые» или слова «рабыни»?

Кожа на шее и груди Сандры с годами огрубела и стала пупырчатой, похожей на куриную. Сандра закинула одну покрытую искусственным загаром ногу на другую и покачала ступней, перетянутой золотыми ремешками босоножки.

— Рита, придешь в этом сезоне на нас посмотреть?

— Как будто я хоть один сезон пропустила, — ответила мадам Астарти.

Брайан и Сандра были не просто Брайан и Сандра: они по совместительству являлись «Великим Пандини и его прекрасной ассистенткой Сабриной». Без них не обходился ни один летний концерт и ни одно представление в летних лагерях по всей стране. Каждый вечер Брайан скидывал обыкновенный пуловер и полиэстеровые брюки и преображался в подобие графа-вампира благодаря цилиндру и черному плащу с алым атласным подбоем («Из „Дворца остатков“, по семьдесят пять пенсов за метр, то есть пятнадцать шиллингов за ярд, если считать по-человечески», как объяснила Сандра). Сама Сандра влезала в чулки сеточкой и черное атласное платье, готовясь к тому, что ее будут перепиливать пополам и «исчезать» из ящика.

— Дикки Хендерсон, вот он был великий артист, — произнесла Сандра.

— А он умер? — спросил Брайан.

— Может быть, — мрачно сказала мадам Астарти. От жары и шума в «Крабе и ведре» ей явно становилось нехорошо.

— Еще по одной? — бодро спросил Брайан, обращаясь скорее к себе, чем к кому другому.

— Ты и так уже перебрал, — сказала Сандра. — Я выпью портвейна с лимоном, и ты тоже, но полстакана, не больше. Рита?

— Не откажусь.

— Сигаретку?

— Давай.

— Ты слыхала про ту женщину? — спросила Сандра. Ее лицо то расплывалось, то снова обретало резкость. — Которую выудили из моря. Ужасное дело.

— А уже знают, кто она есть? — спросил Брайан, залпом опрокинул свои полстакана и с надеждой уставился на дно, словно ожидал, что напиток появится там снова.

— Кто она была, Брайан, — поправила Сандра. — Ее больше нет. Если я правильно запомнила, ее звали Анн-Мари Девин.

— Как?! — Мадам Астарти опрокинула напиток на себя.

— Анн-Мари Девин, — повторила Сандра. — Она была жрицей любви. Рита, эй, отомри?

— Жрицей любви? — эхом отозвался Брайан.

Сандра вытащила из пачки еще одну сигарету.

— На, закури, — обратилась она к Брайану.

О нет, подумала мадам Астарти, только не это. Они начинают…

— Бедная тетка, — сказал Брайан. — Интересно, как она выглядела?

— Вроде меня, — сказала Сандра, — хоть мне не родня.

— Вот это жуть.

— Поди, приняла на грудь, прежде чем утонуть.

Мадам Астарти застонала. Стены паба уже начинали вертеться вокруг нее. Надо скорей убираться из этого кошмара.

Ветер ревет, море воет. Нора стоит на мысу, как фигура на носу корабля. По-моему, она пытается вызвать бурю. Это отвлекающий маневр — она готова на все, лишь бы не заканчивать свой рассказ.

Моя мать мне не мать. Мой отец мне не отец. Отец Норы ей не отец. Воистину мы все перемешались, как печенье в коробке.