Глава 31

Центр ассамблей расположен на зеленой улице за Королевским Полумесяцем в Бате. Именно там мой психолог снимает помещение, которое она описала мне по телефону как «очень уютный консультативный кабинет с располагающей атмосферой», так что я почему-то ожидаю увидеть там бинбеги и лавовую лампу. Я предпочел приехать сюда, а не обратиться к специалисту в Бристоле: не хочу, чтобы кто-нибудь увидел, как я выхожу из клиники, и задался вопросом, что со мной не так. На этот вопрос я не готов отвечать даже себе самому, не говоря уж о том, чтобы обсуждать его с кем-то еще. К счастью, конфиденциальность в Центре ассамблей, похоже, главная забота. Маленькая латунная табличка рядом с дверью – единственное, что проливает свет на то, зачем сюда приходят люди, а когда я пытаюсь заглянуть с улицы в окно, оно оказывается задернуто изнутри тюлевой занавеской, так что мне удается разглядеть лишь шикарного вида кожаный диван. Я и сам не знаю, что ожидаю увидеть – наверное, пациента, лежащего на кушетке, и человека, похожего на Зигмунда Фрейда, сидящего с блокнотом у него в изголовье и делающего пометки.

Толкаю входную дверь и оказываюсь в просторной приемной. Она совершенно пуста, если не считать дивана и большого живописного полотна с видом Бата в викторианском стиле на стене над ним. Лакированные дубовые половицы громко скрипят у меня под ногами. Из двери напротив показывается женщина, одетая в практичный черный джемпер с воротничком поло и юбку из шотландки. Лет ей на вид примерно под пятьдесят, у нее умное уверенное лицо, в светлых волосах пробивается седина.

– Алекс? – уточняет она.

– Да, – выдавливаю я.

– Меня зовут Дженнифер, рада с вами познакомиться. Вы легко нас нашли? Отлично, проходите сюда.

Она проводит меня за дверь, за которой обнаруживается коридор; на стенах здесь тоже висят виды Бата, только поменьше. Ее кабинет в самом конце. Он небольшой, но очень светлый и веселый с виду, а из обстановки в нем два кресла (бинбегов, к сожалению, не оказывается), книжный шкаф и окно, выходящее в крошечный садик во внутреннем дворе.

– Присаживайтесь, – приглашает она.

Внезапно на меня наваливается чувство острой реальности всего происходящего. Я в самом деле пришел на психотерапию. Я сижу в кабинете психолога, и сейчас она начнет задавать мне вопросы о моей матери. Наверное, мне придется пройти какой-нибудь тест на тип личности? Что от меня потребуется?

– Так, – говорит Дженнифер, опускаясь в кресло напротив с маленьким блокнотом в твердой обложке в руках. – Сегодня у нас с вами будет ознакомительная сессия. Я задам вам несколько вопросов, вы тоже можете спросить меня о том, что вас интересует. Если мы понравимся друг другу, тогда можно будет назначить следующий прием. Вас это устраивает?

– Да. Да, это кажется мне вполне разумным. Спасибо.

Она начинает с вопросов о том, что происходит в моей жизни в настоящий момент и что привело меня к ней. Вкратце рассказываю о последних пяти месяцах моей жизни: о полной вымотанности, беспокойстве и растерянности, которые привели нас с Джоди к разрыву. Она хочет узнать побольше о моем прошлом, о моих отношениях с окружающими, о моей семье. Поначалу я отвечаю немногословно и неуверенно, собственный голос кажется мне странным и нетвердым – сама идея взять и вывалить все это совершенно постороннему человеку представляется мне дурацкой. Но Дженнифер задает вопросы тактично и доброжелательно, и постепенно я начинаю чувствовать себя почти непринужденно. А потом мы переходим к Сэму.

– Очень долгое время я вообще не желал ничего слышать про аутизм, – признаюсь я. – У меня было такое чувство, что это какой-то диагноз, на который можно списать все, что угодно, что-то вроде штампа. Я считал, что он долго не говорит, потому что у него были постоянные отиты, из-за которых возможны проблемы со слухом. Я думал, что он просто беспокойный и застенчивый. Не желал видеть факты. Словом, вел себя как страус.

– Какие чувства вы испытываете по этому поводу сейчас?

– Как будто между ним и остальным миром существует разделительная черта. Ее нельзя назвать непреодолимой, но она есть – это примерно как будто мы все говорим с неразборчивым акцентом, а ему приходится прикладывать огромные усилия, чтобы понять нас и стать своим. Я не знаю, в какой степени он понимает происходящее вокруг. Но иногда он меня просто удивляет – когда высказывает что-то забавное или по-своему выражает привязанность. У меня просто дух захватывает.

– Но вы же говорите с ним? Вы спрашиваете его, что творится у него на душе?

– Я пытаюсь. Может, не слишком усердно, но я пытаюсь. И это заставляет меня задуматься: если это требует такого напряжения от его родного отца, что тогда говорить о других людях? Каково ему в школе? Должно быть, ему очень одиноко. В наш местный паб ходит один пожилой мужчина, я уверен, что у него тоже аутизм. Он все время сидит за столом один, и никто не знает, как с ним разговаривать. Я очень боюсь, что Сэма ждет точно такое же будущее. Ну то есть говорят, что он высокофункциональный аутист, как будто он какой-то компьютер или навороченный холодильник, но он очень сильно отстает от других детей его возраста. Простите, это все, о чем мы с Джоди разговаривали в последние несколько лет. И еще о том, что я постоянно задерживаюсь на работе.

– Думаете, вы задерживались на работе, чтобы не тревожиться за Сэма и не иметь дела с проблемой?

– Я не знаю. Это ведь было бы ужасно, да?

Дженнифер качает головой:

– У каждого из нас свои защитные механизмы.

Потом мы переходим к еще более далекому прошлому, к моему детству и к Джорджу, буквально едва скользнув по поверхности этого бескрайнего резервуара горя. Девяносто минут спустя – хотя мне кажется, что прошло не больше получаса, – мы заканчиваем и сессия подходит к концу. Дженнифер молча что-то записывает, потом вскидывает на меня глаза.

– Ну что, думаю, мы с вами вполне можем поработать, если вас все устраивает?

– Да, если вы не против. Я не очень представлял себе, на что это будет похоже, но оказалось, не так уж и страшно. Я и не заметил, как все закончилось.

Осознаю, что в моей формулировке это звучит примерно так, как будто мне сделали не очень сложную зубоврачебную операцию.

– Вот и хорошо, – подытоживает Дженнифер, поднимаясь и закрывая блокнот. – Тогда давайте запишемся на следующий прием. Кроме того, у меня для вас будет домашнее задание. Попробуйте до нашей следующей встречи проявлять спонтанность. Сделайте что-нибудь, что обычно вам не свойственно. Вы говорили о родительстве, так попробуйте повести себя как ребенок. Хотя бы один раз. А потом мы с вами это обсудим. Договорились?

– Договорились, – киваю я.

По пути на вокзал я в самом деле чувствую физическое облегчение. Будто вышел из тренажерного зала, только на мне нет спортивных штанов и от меня не пахнет потной раздевалкой. Я только что выложил посторонней женщине больше, чем рассказывал кому-либо еще за много лет, она знает обо мне столько же, сколько Джоди, если не больше. Почему я не сделал этого раньше?

Впрочем, я знаю почему. Мне всегда что-то мешало, какая-то тьма, которую мне приходилось сдерживать. Но тьма является всегда, что бы ты ни делал. В конечном итоге нет другого выбора, кроме как развернуться и взглянуть на нее прямо.

Вернувшись в Бристоль, я направляюсь в квартиру Дэна, но тут он пишет мне эсэмэску с просьбой встретиться с ним в «Олд шип». Заполировать психотерапию пивом кажется мне вполне разумным предложением.

– У меня есть идея, – объявляет он, когда я плюхаюсь за столик рядом с ним.

Мы сидим, забившись, по своему обыкновению, в угол и пытаясь не обращать внимания на странного типа в кожаной куртке с бахромой, который молча бьет головой игровой автомат. Сид за своим всегдашним столиком время от времени поглядывает в нашу сторону, но тут же отводит взгляд.

– Так, – говорю я. – Ты рассказывать-то мне собираешься, что это за идея?

– Это касается Эммы.

– О.

– То есть уже слишком поздно, но… ты же помнишь, что в среду у нее день рождения?

– Ну конечно, – кривлю душой я.

– В общем, я хочу устроить для нее одну штуку, но для этого мне понадобится твоя помощь.

Ого, еще один сюрприз.

– Разумеется. Что я должен буду сделать?

Он отказывается посвятить меня во все детали, но говорит, что планируется розыгрыш и поход в хорошее кафе, так что я обещаю свою помощь. Мы уже собираемся уходить, когда я замечаю, что к нам направляется Сид.

– А ваш парнишка с вами? – спрашивает он.

На нас с Дэном он не смотрит, разглядывая вместо этого какое-то пятнышко на полу в нескольких ярдах от нас.

– Нет, – отвечаю я, пытаясь скрыть изумление. – Он, скорее всего, сейчас дома, играет в компьютерные игры.

– Толковый парнишка.

– Да, думаю, у него это от матери. Я уверен, он с радостью придет еще поиграть с вами, если вы не против.

Сид рассеянно кивает.

– Толковый парнишка, – повторяет он.

– Я ему передам. Кстати, его зовут Сэм.

– Сэм, – повторяет он. – Сэм – толковый парнишка.

Сид возвращается обратно за свой столик, а мы с Дэном, переглянувшись, уходим. Я понимаю, каких усилий стоило Сиду подойти к нам – я теперь хорошо вижу это по Сэму, эту борьбу за то, чтобы встретиться с миром на полпути. Но мир всегда хочет большего, и Сэм старается, тянется через пропасть, чтобы нагнать Оливию и остальных. Кажется, мне есть чему у него поучиться. Мне нужно найти в себе силы заново восстановить свои связи с миром.