Глава 28

На ночевку Сэм остается со мной в квартире Дэна. На полу рядом с моей кроватью я устраиваю ему постель из диванных подушек, спальных мешков и одеял. Некоторое время лежу рядом с ним и мы развлекаемся с самолетным приложением, отслеживая пути случайных самолетов в разных частях света.

– Эй, пришел твой билет на турнир по «Майнкрафту», – говорю я. – Хочешь взглянуть?

Эта жалкая уловка – попытка хоть каким-то образом пробудить в Сэме искру интереса. Но он лишь качает головой и вновь утыкается в телефон.

– Максимальная вместимость «Боинга-семьсот сорок семь» – шестьсот сорок человек, – сообщает он мне.

Возможно, сейчас просто неподходящий момент. А возможно, все кончено.

Наутро я везу его обратно домой, предвкушая очередной мучительно неловкий безмолвный обмен с Джоди. Наверное, в конце концов эти передачи Сэма с рук на руки превратятся в нечто из голливудских шпионских фильмов – мы будем встречаться на подземных парковках или в уединенных загородных домах.

– Ребенок при тебе?

– Да. Ты один?

– Да.

– Деньги, как договаривались, в купюрах без пометок и с номерами вразбивку?

Потом решаю не возвращаться сразу в квартиру, а прокатиться по тихим утренним улицам. Проезжаю через гигантскую развязку Бедминстерского моста с ее головокружительным лабиринтом съездов и полос, еду вдоль реки, мимо Темпл-Мидс в Тоттердаун. Там когда-то был один паб, в который мы с Дэном раньше любили ходить, с люминесцентным освещением и линолеумом на полу, но с отличным музыкальным автоматом со старыми хитами в стиле панк и рэгги. Теперь на его месте выросли жилые дома. Мне тут же вспоминается кафе – наше кафе, – которое, скорее всего, в ближайшем будущем ждет точно такая же участь жертвы бума на рынке недвижимости.

Просто поразительно, насколько мы, если задуматься, не властны над своей собственной жизнью. Теоретически никто не мешает мне ехать так и дальше, обратно в центр, потом по шоссе М32, потом по М5, потом по М6. К вечеру я могу быть в Шотландии. Но не буду. Семья, обязательства, страх, жестокая реальность в виде еды, которую предлагают на автозаправках. Легче всего смириться с ролью пассажира, который смотрит на проносящийся за окном пейзаж. Годы мелькают мимо, точно поток машин.

Решаю вернуться обратно к Бедминстеру по извилистым викторианским улочкам. Они так плотно заставлены припаркованными по обеим сторонам машинами, что по ним приходится буквально ползти, а не ехать, молясь, чтобы не было встречных машин. Меня не отпускает острая потребность предпринять какие-нибудь решительные действия. Какие угодно. Бросаю взгляд на телефон на пассажирском сиденье и вижу очередной пропущенный звонок от мамы. Вот оно. Нужно свести их с Эммой. Нужно пригласить ее в Бристоль, посадить обеих в одной комнате и заставить поговорить. Может, хоть это мне под силу исправить.

Вернувшись в квартиру, обнаруживаю Эмму – она сидит на диване с айпадом на коленках. Из портативных колонок гремит музыка. При виде меня она хватает пульт и сначала уменьшает громкость, а потом и вовсе выключает музыку. На полу кучками свалены ее вещи, по всей видимости, рассортированные по типам: юбки, джинсы, топы, платья. Вид у нее такой, как будто ее застали врасплох за чем-то предосудительным.

– Привет, Алекс! – говорит она. – Как дела? Чем занимался?

– Отвозил Сэма домой, а потом решил немного покататься, – отвечаю я, пытаясь оценить ее настроение.

– А, здорово.

Мне как-то не по себе. В кухне гудит холодильник, откуда-то из квартиры сверху доносится приглушенный звук телевизора.

– Я тут подумал, – говорю я, – может, зазвать маму в Бристоль, например, на Новый год. Поживет в отеле, погуляет опять по городу. Заодно и возможность поговорить у вас будет?

– О, – изрекает сестра.

– Что такое?

– Алекс…

Хлопает входная дверь. В комнату заглядывает Дэн, одетый в огромную парку и джинсы-скинни, с полиэтиленовым пакетом, полным разнообразной снеди к завтраку.

– А, приятель, ты как раз вовремя! Я принес сэндвичи с беконом и чай.

Но я не слушаю.

– Что такое, Эмма? В чем дело?

Дэн бестолково топчется перед входом в гостиную, быстро сообразив, что стал свидетелем чего-то необычного.

– Я купила билет в Рио, – поясняет она. – Улетаю через три недели. Оттуда полечу в Перу, потом в Мексику. Потом не знаю куда.

– Ты уезжаешь? – переспрашивает Дэн каким-то детским голосом, полным потрясенного непонимания.

– Да. Простите, что не сказала раньше. Я чувствую себя здесь чужой.

– Ну еще бы, ты ведь прожила тут целых три месяца, – замечаю я.

– Алекс…

– Какого черта, Эмма? – не могу успокоиться я.

Дэн ставит пакет на столешницу и медленно снимает куртку. Потом озирается по сторонам, как будто потерял что-то и не может найти, и уходит.

– А как же мама? – спрашиваю я. – Ты не считаешь, что тебе следовало бы хотя бы повидаться с ней.

– Зачем?

– Зачем? Затем, что за эти восемь лет ты с ней толком ни разу и не разговаривала! «Лайки» под ее фотографиями на «Фейсбуке» не в счет!

– Я понимаю! Я все это понимаю! Но просто не могу заставить себя с ней встретиться.

Она отворачивается от меня и устремляет взгляд в окно. Очередной побег. Я обхожу диван и встаю прямо перед ней.

– Эмма, что за бред? Почему ты не хочешь с ней разговаривать? Почему не хочешь ее видеть?

Внезапно она разворачивается ко мне лицом; щеки ее пылают, глаза блестят не то от гнева, не то от обиды.

– Потому что, Алекс, со мной кое-что произошло! – Она на миг умолкает, пытаясь успокоиться и взять себя в руки, вновь натянуть маску своего всегдашнего легкомыслия. – В том году я познакомилась с одним парнем. Это было просто мимолетное увлечение, ничего серьезного. Но мы были неосторожны, и, разумеется, у меня случилась задержка, а потом стало понятно, что это не просто задержка. Я сделала тест на беременность, ну и… В общем, две недели я жила как в тумане, не понимала, что мне делать и как быть… Но в конечном итоге жизнь решила все за меня. Случился выкидыш. Наверное, я должна была этому радоваться. В конце концов, я жила в хижине на пляже. Я пошла в больницу, там меня осмотрели и отпустили. Я сказала им, что все к лучшему и я в полном порядке. Но потом я вернулась домой и проплакала два дня. Мне хотелось к маме. Хотелось, чтобы она заботилась обо мне. Только тогда я поняла, что ей пришлось пережить, и мне стало так стыдно за то, что я уехала, что была такой эгоисткой. Я ничего не понимала. Я совершенно ничего не понимала. Мне необходимо было вернуться домой, повидаться с ней, извиниться за то, что сбежала и заставила ее переживать. Но теперь, когда я здесь, я не могу заставить себя сделать это.

– Но почему? Она поймет. Она не будет сердиться, что ты не навещала ее чаще.

– Ох, Алекс, дело не в этом.

– А в чем тогда? В чем проблема?

– В том, что я отлично знаю, как это все будет. Неловкая болтовня и избегание любых серьезных вопросов, как все эти чертовы двадцать лет! Я хочу, чтобы она поговорила со мной! Но в нашей семье, если ее вообще еще можно так назвать, никто никогда ни о чем не говорит!

С этими словами она поднимается с дивана и решительно направляется к выходу из квартиры, и ровно в тот же миг в коридоре появляется Дэн. Он явно все слышал и теперь очутившись на ее пути, смотрит на нее с изумлением и ужасом, точно человек, на которого по ошибке указали в полицейском опознании. Он не понимает, то ли отойти в сторону, то ли остановить ее; открывает рот, пытаясь что-то сказать, но не может выдавить ни слова. Вместо этого безмолвно отступает в сторону, давая ей пройти, – и тут она оборачивается.

– Никто никогда ничего не говорит! – выкрикивает она в слезах.

Потом качает головой и, выскочив за дверь, захлопывает ее за собой с такой силой, что, кажется, содрогается весь дом.

Мы с Дэном стоим столбом и круглыми глазами смотрим друг на друга.

– У нее был выкидыш, – произношу я, качая головой. – Мы понятия не имеем о той жизни, которую она вела там.

Я плюхаюсь обратно на диван. Дэн подходит и с потерянным видом садится рядом. Мы долго сидим молча.

– Надо мне было сразу сказать ей, что я ее любил… люблю, – поправляется он. – Ну и осел же я. Перед самым первым ее отъездом я написал ей письмо. Всю ночь сидел за компьютером, сочинял. Просил ее не уезжать. Написал все, чего не мог сказать ей лично. Не хотел, чтобы она подняла меня на смех. Вот и изложил все в письме – даже проверку орфографии сделал. Потом распечатал его, сунул в конверт и наклеил марку. Но так и не отослал. Подумал, что по сравнению со всем остальным, что происходит в ее жизни, это не важно. Какое право я имею навязывать ей свои чувства? Какое они имеют значение? Впрочем, и сейчас ровным счетом ничего не изменилось.

Я медленно поворачиваюсь к нему.

– Они имеют огромное значение, ты, идиот! И всегда имели. Если кто-то и сможет до нее достучаться, то это ты. Господи, пора уже нам перестать быть пассажирами в своей собственной жизни. Нужно вышвырнуть водителя к чертям собачьим из-за руля, дать ему в морду и угнать машину!

Он какое-то время обдумывает мои слова, потом кладет руку мне на плечо.

– По-моему, ты переиграл в ГТА, – говорит он.