15

Первое интервью с Вронским, которое Филипп приправил раболепной лестью, обычно приберегаемой им для опасных политиков, прошло прекрасно. К моменту его завершения Вронский чувствовал себя вольготно, спокойно, потому Филипп надеялся, что тот нечаянно выдаст какой-нибудь секрет. Для следующей встречи Вронский даже согласился покинуть плавучую утробу «Королевы Каспия» и встретиться с Филиппом за ланчем в «Пероне», настояв лишь на отдельном столике на одного для Никки, своего телохранителя, который всегда был рядом.

За ланчем Вронский, предвкушая удачное интервью, заговорил первым. До сих пор ему не доводилось бывать в «Пероне», и его привел в восторг роскошный вид на море и заодно на «Королеву Каспия», стоявшую на якоре в пяти сотнях ярдов от берега.

– Видите? – кивнул он на яхту. – Она следует за мной, словно верный пес.

Филипп улыбнулся и налил вина.

– Я тут подумал, – начал он, – у вас такая удивительная жизнь, объехали весь мир, заработали миллионы – прошу прощения, миллиарды, – будет просто обидно, если придется ужать все ваши достижения до размеров одной статьи. Такому человеку требуется особый подход.

Брови Вронского удивленно поползли вверх.

– У вас есть идея?

– Есть. Хочу предложить вам написать вашу биографию.

Филипп ожидал реакции: приступа ложной скромности, возможно, или легкого прилива гордости, однако Вронский ничего не ответил, прокручивая идею в голове. Как и многих богатых и успешных людей, его частенько посещало мучительное чувство, что того, чего он достиг, как-то недостаточно. Чего-то не хватает: признания, славы, известности. Если же достижения будут записаны, это станет безоговорочным доказательством для всех, что он, Олег Вронский, исключительная личность. И льстивая биография – один из способов добиться этого. Ничего удивительного, что Вронский немедленно признал идею привлекательной.

– Я провел небольшое исследование, – сказал Филипп, – у нас есть отличные составляющие истории богача: скромное начало, рискованные приключения в Африке и Бразилии, невероятный успех, – людям такое нравится. – Он покачал головой. – Простите. Я знаю, мы встретились для того, чтобы работать над интервью. Но меня по-настоящему захватила идея биографии. Может, вы подумаете?

Посеяв семена, Филипп снова сосредоточился на своих заметках, и пошли вопросы. Они начали с вполне безобидного. Нравится ли Вронскому во Франции? Куда он направится после Марселя? Играет ли он в гольф? Где он останавливается, когда бывает в Лондоне и Париже? Бывает ли он на Ривьере?

Из всего этого логически вытекал следующий вопрос Филиппа:

– Я слышал, что на юге Франции русские селятся дюжинами. Среди них есть ваши знакомые?

– Есть несколько человек, – подтвердил Вронский, – но не здесь, здесь для них слишком тихо, вечеринок маловато. Они предпочитают Ривьеру. Например, мыс Антиб. Я был там недавно – все больше смахивает на пригород Москвы.

Пока продолжался ланч и лилось вино, Вронский признался, что с соотечественниками встречается нечасто: «Все они по большей части деревенщины, деревенщины, которым здорово повезло, шумные, вульгарные, некультурные». Однако Филипп, почувствовав в этом заявлении некоторую поспешность, не поверил до конца. Он мысленно сделал заметку присмотреться к русской колонии на побережье.

Когда ланч плавно подошел к завершению, Филипп объявил Вронскому, что у него достаточно материала, чтобы приступить к работе, и пообещал договориться с фотографом, который приедет и отснимет великого человека на борту его яхты и, может быть, на фоне его «бентли». Они распрощались в самых теплых словах, и каждый ощущал, что встреча прошла более чем удовлетворительно.

Нино Зонза переживал необычный для него приступ нерешительности. Будучи человеком, обычно принимающим решения мгновенно, он вдруг поймал себя на том, что разрывается между желанием недурно нажиться на сделке с Обломовыми и природным инстинктом принять сторону Фигателли, которые, как и он сам, были корсиканцы.

В довершение его проблем возникал вопрос, что делать с проигравшей стороной. Если он решит в пользу Фигателли, Обломовы, без сомнения, постараются отомстить. А что, если он выберет Обломовых? Что ж, Кальви – город маленький, здесь мало что можно утаить. Фигателли обязательно узнают, что он принял сторону противника. Они будут недовольны, а недовольный корсиканец у тебя на пороге – человек в высшей степени опасный.

В конце концов именно это соображение помогло Зонза прийти к решению, показавшемуся вполне приемлемым: сообщить о проблеме победителю, и пусть уж он сам разбирается с проигравшим. Да. Вот так будет лучше всего. Он вызвал шофера и дал ему записку, приказав отвезти в бар братьев Фигателли на рю Какая-то-там.

Встречу назначили на следующий вечер. Как и в прошлый раз, братьев Фигателли забрал неподалеку от крепости и доставил в дом Зонза безмолвный шофер. Однако на этот раз старик проявил гостеприимство: на низком столике перед его креслом стоял поднос с тремя стаканчиками и бутылкой myrte. Хозяин жестом предложил братьям сесть напротив него.

– Как говорилось в моей записке, – начал он, – до меня дошла кое-какая информация, которая может быть вам интересна. Я выскажусь яснее, но сначала, – старик улыбнулся своей золотозубой улыбкой, – надеюсь, вы отдадите должное напитку.

Зонза наполнил три стакана, держа бутылку обеими руками, чтобы скрыть старческий тремор.

Он поднял стакан:

– За вас, мои земляки-корсиканцы.

Они пригубили терпкий, сладкий напиток. Зонза промокнул рот шелковым платком, откинулся на спинку кресла и заговорил.

Звонок раздался поздно вечером, когда Ребуль выходил из душа. Пока он разговаривал, успел высохнуть без полотенца. Он быстро оделся, спустился на первый этаж, где Сэм с Еленой сидели за бокалом вина перед ужином. Не обращая на них внимания, Ребуль подошел прямо к столу с напитками и налил себе щедрую порцию бренди.

– Франсис, у тебя такое лицо, будто ты увидел привидение. – Сэм подошел и похлопал друга по плечу. – Что случилось?

Ребуль, прежде чем ответить, сделал хороший глоток бренди, и Сэм заметил, что рука, сжимающая бокал, дрожит.

– Мне только что позвонил из Кальви Джо Фигателли. – Еще один глоток бренди. – Меня заказали.

– Что?!

– Джо говорит, заказ сделали два voyous – оба русские, – и это не может быть совпадением. Должно быть, эта скотина, Вронский. Это он стоит за ними, я не сомневаюсь.

Элена с Сэмом наблюдали, как Ребуль осушает бокал и идет за новым.

– Но это правда? – спросил Сэм. – Не простой треп в баре?

– Джо не такой дурак. – Ребуль помотал головой. – Кроме того, он узнал об этом от одного старого хрыча по фамилии Зонза, который держит в руках почти весь криминальный мир Кальви. К нему приходили двое русских, Обломовы, они искали кого-нибудь из местных спецов, чтобы те выполнили заказ. Они пообещали Зонза кучу денег, если он найдет пару надежных людей – очевидно, корсиканцев, – с которыми можно иметь дело. Найти людей не проблема, но возникло одно осложнение: в условия контракта входит, что работа должна быть сделана на Корсике, а не во Франции.

– Почему? – спросила Элена, а в следующий миг до нее дошло. – О, я поняла. Если это Вронский, он в это время будет держаться подальше от Корсики. Чтобы, как обычно, обеспечить себе алиби, да? Он будет далеко отсюда, и у него будет куча свидетелей. Чистые руки, никаких проблем.

Ребуль теперь выглядел немного лучше. Потрясение сменилось злостью, он просто клокотал от ярости.

– Что сделать, чтобы избавиться от этого психа?

– Знаешь, – заговорил Сэм, – в полицию, не имея железобетонных доказательств, идти не стоит, к тому же до сих пор он прекрасно заметал следы. Избавиться от него не так-то просто, не взорвав его яхту или не подкупив телохранителя, чтобы тот спихнул его за борт. Но мы найдем способ. Всегда есть способ.

И пока тянулся вечер, Сэм выдвинул одно предложение, которое всем показалось осуществимым.

– Это рискованно, – заявил он. – Но, поймай мы этих Обломовых на горячем, мы смогли бы хорошенько на них надавить. Если они окажутся перед выбором: пуля в голову, пожизненный срок или сотрудничество, – вероятно, они дадут показания против Вронского, сболтнут лишнее, и тогда ему будет предъявлено обвинение в заговоре с целью убийства. Этого будет достаточно, чтобы надолго упрятать его в марсельскую тюрьму. Конечно, самая большая проблема в том, чтобы поймать их на горячем, а для этого придется заманить их в ловушку.

Сэм умолк и развернулся к Ребулю:

– Иными словами, Обломовы должны узнать о том, что ты на Корсике, до того, как начнут действовать.

Было уже поздно, а принимать подобные решения непросто. Они решили, что утро вечера мудренее, но, прежде чем лечь, Сэм позвонил Филиппу.

На следующее утро в воздухе висела редкая для Марселя серая морось, погода соответствовала мрачному настроению собравшейся за завтраком компании, дожидавшейся приезда Филиппа. Ребуль за почти бессонную ночь как-то осунулся, потребовалось несколько чашек кофе и сочувствие Сэма и Элены, чтобы он немного приободрился.

Приехал Филипп, промокший и озабоченный. По телефону Сэм лишь сказал, что новости плохие, но не сообщил подробностей.

– Расскажите мне все, – попросил журналист, и Ребуль снова пересказал разговор, состоявшийся накануне вечером, а Филипп лишь покачивал головой, не веря своим ушам.

– Это безумие, – сказал он. – Ты уверен, что это правда?

– Джо надежный человек. Его не так легко напугать, и он ничего не выдумывает. Я ему верю.

– И ты считаешь, Вронский затеял это, потому что ты не продаешь ему дом?

Ребуль подался вперед и заговорил, время от времени постукивая ладонью по столу, чтобы подчеркнуть свои слова.

– За ним тянется история, помнишь? Его партнер в Африке? Его партнер в России? Деловой партнер из Нью-Йорка? Все они мертвы. Именно так он разбирается с людьми, перешедшими ему дорогу. Вронский не признает правил. Он считает, что может делать все, что ему заблагорассудится, и до сих пор так оно и было. Почему же сейчас должно быть по-другому? Да, я верю Джо.

За столом повисло молчание, пока Ребуль не поднялся и не заметался по комнате.

– С меня хватит, – заявил он. – Я никогда в жизни не бегал от трудностей и сейчас тоже не собираюсь. – Он остановился перед Сэмом. – Позвони Джо, разработайте с ним план. Я еду на Корсику.