Глава 16

– Разве в СССР делали ЭКО? – удивился я.

Раиса смутилась:

– Не знаю. Мы по старинке действовали. Естественным путем. Я с первого раза забеременела. Шанхаевы свои обещания добуквенно выполнили. Как они все проделали, понятия не имею. Но у меня в паспорте появилась другая прописка, я стала членом кооператива, полноправной владелицей квадратных метров, до сих пор тут живу и радуюсь. Девять месяцев меня поили, кормили, одевали, обували, ничего тяжелее газеты поднимать не разрешали, по врачам водили. Потом Сергей Ильич меня в полночь привез в роддом, там врач мне уколы сделал, вмиг роды начались, в пять утра появился мальчик. Шанхаев меня сразу перевез в другую больницу, там я лежала в отдельной палате. Неделю восстанавливалась и домой ушла. В тот же день вечером Сергей Ильич привез Анечку, она у Шанхаевых все это время жила, конверт с деньгами и сказал мне:

– Там еще путевка для тебя и девочки есть в пансионат на две недели. Отдыхайте. Вернешься в Москву, пойдешь работать в школу учительницей домоводства. Тебя уже зачислили. И Аня при тебе будет, ей на будущий год надо идти в первый класс. Извини, но более нам общаться не стоит.

Я согласилась:

– Верно.

Ювелир мне коробочку протянул:

– Это презент от Авроры Михайловны. Она знает, что тебе эта вещь очень нравится.

И крышку поднял. Господи! Внутри брошь-звезда, вся в бриллиантах, она меня и правда завораживала. Единственная вещь из тайника, которую Аврора часто носила. О таком украшении каждая женщина мечтает. Но я руки за спину спрятала.

– Спасибо. Я получила то, о чем мы договорились. Лишнего мне не надо.

Сергей меня понял, убрал презент, но сказал:

– Запомни, в завещании я специально укажу: оставляю это изделие Раисе Булкиной. Жизнь может по-разному обернуться. Сейчас тебе украшение не требуется. Но если понадобится, сразу приходи. Вот тебе бумага, там написано, что брошь твоя.

Раиса залпом выпила чай.

– Когда внуку посоветовали лететь в Германию, вы вспомнили о ювелирном шедевре? – предположил я.

Булкина кивнула.

– Ане и Косте я ничего не сказала, помчалась в дом, где жили Шанхаевы. Конечно, я знала, что Сергей Ильич и Аврора умерли. Видела Вениамина, но никогда к нему не подходила, издали смотрела. Думайте что угодно, но, соглашаясь родить ребенка, я в первую очередь хотела помочь Авроре. Не пообещай она мне квартиру, я все равно бы ей сына подарила. Не в жилье и деньгах дело. Но Стасику-то было очень плохо.

Булкина положила руки на стол.

– Не собиралась я никогда права на украшение предъявлять, бумагу, которую мне Сергей Ильич дал, сунула в документы, она там и лежала. Достала я ее – и к Вениамину.

Дверь он сам открыл, беседовали мы в прихожей, дальше меня не пригласили. Веня документ с печатью нотариуса изучил и вмиг рассвирепел:

– С какого рожна я должен чужой бабе дорогую вещь отдавать? Вали отсюда, пока я полицию не свистнул.

Очень грубо разговаривал, а я вся на нервах, руки трясутся, в глазах темно, в голове бьется мысль: «Стасик умирает». Понимаю, меня это не извиняет, но уж очень сильный стресс был. И слова Вениамина «чужая баба» больно меня ранили. Схватила я его за рубашку, трясу, кричу:

– Я твоя мать! Я тебя родила, Авроре отдала, за это получила квартиру и брошь тоже!

Захлебываюсь словами, колочусь, как эпилептик. Вениамин испугался:

– Тише, тише.

Да меня черт в спину пинал, квартиру-то я как свои пять пальцев знала, сколько раз эти хоромы мыла, где тайник находится, для всех секрет, но не для меня. Отпихнула Веню, кинулась в нужное место, книги с полок скинула, кричу:

– Открывай!

Он спокойно дверцу распахнул. Пусто. Я замерла, а Вениамин с пренебрежением заявил:

– Тупая курица. Ценности в банке. Уматывай.

И выругался.

Я пошла к двери, ощущение было такое, будто на голову кастрюлю чугунную надели и железной ложкой по ней лупят. В ушах раздается: бом, бом, перед глазами серая марля трясется… И вдруг!

Раиса прижала руки к груди.

– Ни на секунду не оправдываю себя, но сделайте скидку на мое психологическое состояние, оцените ситуацию, в которую я попала. Я-то была твердо уверена, что внук погибает, спасти его могут исключительно в Германии, а денег нет. Не могу найти слов, чтобы описать вам свои переживания. Поняла, что Вениамин не отдаст звезду, бросилась к двери, мчусь мимо его письменного стола и вдруг… вижу: прямо посередине стола в открытой коробке лежит та самая брошь!

Хозяйка опустила голову.

– Я ее схватила, прижала к груди и заявила: «Есть бумага с печатью, подпись заверена у нотариуса. Сергей Ильич отдал это украшение мне. Можешь в суд подавать». И деру. Была уверена, что Вениамин за мной кинется, ударит, спешила выскочить на лестницу, думала, там соседи, постесняется Шанхаев драку затевать. Но он за мной не последовал. Ну и я прямиком к своей подруге, у той муж Гриша – ювелир известный, делает вещи на заказ, клиенты у него сплошь богатые и знаменитые. Еду в метро, сумочку к груди прижимаю, думаю: «Ужасно я поступила. Зря Вениамину правду про его появление на свет сказала. Ой, некрасиво! Надо было просто документ показать, солгать, что драгоценность за какие-то услуги мне подарена. Шанхаев меня догонять не помчался! Все-таки он хороший человек, решил выполнить волю отца. Сейчас мне денег за брошь дадут, я Стасика спасу». Ан иначе вышло. Григорий усмехнулся: «Рая, это бижутерия. Камни – стекляшки. Оправа не золото. Работа прекрасная, для человека, который в украшениях не разбирается, прямо раритет. Но это фальшак». Я не поверила своим ушам. Гриша осторожно вытащил один «алмаз», положил его в какой-то аппарат и сказал: «Бриллиант выдерживает большое давление, стекло нет. Синяя черта на циферблате – предел прочности страза, красная – алмаза. Смотри». И нажал на кнопку. Сверху опустилось что-то, похожее на толкушку для пюре, стрелка поползла по делениям, чуть-чуть не достигла первой отметки. Крак! Камень рассыпался на крошки.

Раиса передернулась.

– Я потеряла разум. Бросилась назад к Вениамину, дверь мне открыла женщина. А на меня словно сверху одеяло набросили, я что-то кричала! Вроде плакала. Пришла в себя на платформе метро. Как ушла от Шанхаева, попала в подземку… не помню, вернулась домой, упала у вешалки – гипертонический криз.

Булкина потерла рукой шею.

– Вот уж помогла я дочке. Анечке о сыне заботиться надо, а дура-мать в больницу угодила. Через день я оклемалась, поразмыслила над ситуацией. Сергей Ильич коллекцию распродавал, делал копии. Но мне он никогда фальшивку не подсунул бы, не такой человек был. Да и другим тоже. Копии для себя делал, на память. Еще одно свидетельство того, что «звезда» в момент, когда мне ее дарили, была подлинной: это любимое украшение Авроры, а вещи, которые она носила… Их немного было: серьги, пара колец, браслет, цепочка с медальоном. Вот их Сергей Ильич никогда с молотка не пустил бы. Но «звезда» – то оказалась фальшивой. Значит…

Раиса подняла голову:

– На яблоне капуста не родится. Отец на ипподроме пропадал, и сын в него уродился. Точно я ничего не знаю, у тотализатора его не видела. Но по какой же причине брошь не настоящая? Ответ понятен. Вот и вся история. Я не в курсе, много ли ювелирных изделий подменили, но…

Булкина подошла к окну и стала смотреть на улицу.

– Раньше я приезжала тайком на маленького Веню посмотреть. Аврора сама с ним возилась, няньку не наняла. Я в дом напротив заходила, из окна парадного наблюдала, как мать и сын вместе выходят. Или на детской площадке их видела, пряталась за сарайчиком. У школы на Веню глядела. Сразу понятно было: маму ребенок обожает. Мальчик Аврору обнимал, целовал, постоянно ей что-то рассказывал. Слов я не слышала, но по мимике, жестам понимала: он Авроре о своих делах докладывает. Последний раз я их в школьном дворе видела. Вене исполнилось тринадцать, совсем уже взрослый был, но Аврора его на уроки провожала. В тот день она мальчика довела до крыльца и ушла, Веня о чем-то с одноклассниками перед входом разговорился, вдруг какая-то девочка громко заявила:

– Венька – маменькин сынок, его на уроки за ручку водят. Ути-пути, поцелуй мамулю.

Мальчик спокойно ответил:

– Да, я любимый сын. На занятия ходим вместе, потому что это возможность побыть со своим лучшим другом – мамой. Она у меня самая лучшая. Жаль, что ты к своей матери иначе относишься. Тот, кто в детстве не любит мать, тот потом никогда никого в жизни полюбить не сможет.

Редкий подросток так ответит. И мне стало предельно ясно: Веня всем сердцем и душой принадлежит Авроре. А у меня есть Аня. Не стоит исподтишка смотреть на чужого ребенка. Он не мой сын. И все! Перестала я приезжать к зданию школы.

Раиса повернулась лицом ко мне:

– Я считаю, что Сергей Ильич начал распылять коллекцию, а его наследник довершил начатое, он, как отец, заказывает копии. Я полагаю, «звезда» – последнее, что Веня сбыл с рук. Он же знал: это украшение самое любимое у его мамы. Аврора решила меня по-царски наградить за рождение ребенка, отдать самую лучшую свою вещь. Или знала о примете: если хочешь, чтобы сын-дочь выросли здоровыми, удачливыми, пожертвуй чем-нибудь. Ну, например, если любишь шоколад, перестань его есть. Подари самое лучшее платье бедному. Бог увидит твои старания и вознаградит, даст малышу здоровье. Но я отказалась от подарка, Аврора Михайловна продолжала носить брошь, я видела летом украшение у нее на груди. Маленький Веня в песочнице возится или, став постарше, в школу идет, а мама тут как тут, всегда с красивой прической, легким макияжем и с брошкой.