Есть такое понятие – «перенос ощущений». Знаете, кто его ввел? Некий Луис Ческин. Он не физик и не психолог. Не антрополог и не врач. Ческин – один из самых выдающихся теоретиков маркетинга. И введенное им понятие означает следующее: одно физиологическое ощущение вполне может управляться или подвергаться корректировке со стороны другого. Например, на вкус может влиять цвет. Неочевидно, правда? Тем не менее, это было доказано в результате многочисленных экспериментов.

В книге «Управление выбором» я приводил пример с маргарином, который западная промышленность усиленно продвигала в массы. А массы жрать эту дрянь упорно не хотели. Невкусно им казалось! Дело в том, что вкус пищи – и науке это давно известно – определяется сочетанием всего двух основных ингредиентов – животного жира и сахара. Чем больше в пище сахара и жира, тем более вкусной она кажется (является). Лабораторные крысы, которые не готовы без крайней нужды рисковать и выбегать на открытое пространство ради безвкусного сухого корма (крысы не любят открытых пространств, чувствуя там себя уязвимыми), легко преодолевают свой инстинкт, если в корме в несколько раз увеличить содержание сахара и жира. Тут начнут рисковать даже сытые крысы, они будут без удержу жрать, жиреть и зарабатывать все болезни, связанные с ожирением. (Запомните это, кстати: чем вкуснее вам кажется пища – тем она вреднее для вашего организма.)

А в маргарине животного жира нету. И потому он невкусен. Маркетологи вышли из положения хитрым способом – они не могли увеличить содержание животного жира в растительном маргарине. Поэтому они изменили его цвет на желтый. И все испытуемые, которые сравнивали бутерброды с белым и желтым маргарином, уверенно заявили, что желтый вкуснее. Это гениальное решение, принесшее после войны маргариновой промышленности миллиардные прибыли, нашел Луис Ческин.

Но для того, чтобы человек потянул маргарин в рот, нужно сначала заставить его этот маргарин купить. Ческин завернул маргарин в фольгу, поскольку фольга в то время ассоциировалась у покупателя с дорогими продуктами, нарисовал на маргарине желтую корону и назвал его «Императорский маргарин».

Логика человека и его животность не всегда идут рука об руку. Поэтому маркетологи и говорят: «Бессмысленно спрашивать, какой маргарин люди предпочтут – завернутый в фольгу или в пергамент, желтый или белый, потому что каждый человек понимает: упаковка и цвет на вкус не влияют. Поэтому надо сразу спрашивать, какой вкуснее. Вкус не обманет!» Но вкус не обманет только в том случае, если прежде человек своими глазами увидит упаковку, название и цвет продукта. Это и есть неосознаваемый перенос ощущений.

Тот же Ческин в свое время экспериментировал с бренди. На рынке конкурировали два сорта дешевых бренди. И одна марка почему-то вдруг начала уступать рынок другой. При этом конкуренты не меняли места торговли и не вкладывались в рекламу. Владельцы проигрывающей марки забеспокоились и обратились к Ческину. Тот провел слепую дегустацию и обнаружил, что клиенты вообще не отличают один сорт бренди от другого. Ческин хмыкнул и продолжил эксперименты. Теперь он уже сообщал людям, какую марку они пьют. И те начали говорит: «А вот это вкуснее». Причем вкуснее оказался тот напиток, который проигрывал рынок, потому что его название на слух звучало более «богато». Но если название лучше, почему с рынка вытесняют?

Выяснилось, что конкуренты нанимателей Ческина просто поменяли форму бутылки. Их бутылка теперь выглядела дорого – в виде граненого графина из матового стекла, горлышко окутано фольгой, а темная этикетка с тиснением. В экспериментах люди, которым наливали бренди из такой бутылки, говорили, что этот бренди гораздо вкуснее конкурента, который содержался в самой обычной простой бутылке… Короче, поменяли бутылку, и вкус сразу улучшился.

Аналогичный эффект переноса ощущений Ческин обнаружил и с прохладительными напитками (добавление желтого цвета в привычную зеленую этикетку добавляет напитку лимонный вкус, что респонденты сразу отмечают) и с другими продуктами. Скажем, мороженое в виде круглого батончика вкуснее, чем в виде брикета. А персики из стеклянной банки гораздо вкуснее, чем из металлической. Даже если их перед экспериментом переложили в стеклянную банку из железной.

Социалисты и прочие глупые люди считают, что все описанное – капиталистический обман трудящихся. Потому как поганые капиталисты берут дороже за красиво упакованное и впаривают доверчивым трудящимся продукт с помощью хитрого подсознательного «обмана». Ведь персики, мороженое, маргарин, бренди – одни и то же, значит и вкус объективно должен быть одинаковым.

И вот тут глупцы ошибаются! Вкус не может быть «объективным». Вкус по определению субъективен. И то, что человек ощущает как вкусное, есть его субъективная реальность, данная ему в ощущение маркетологами. Вспомните также, что лекарство и плацебо в дорогой упаковке действуют лучше, чем дешевка! И это действие можно уже померить методами медицины. Если внушение может изменить биохимический состав крови, вздуть на коже ожоговые пузыри или протрезвить пьяного – это уже обманом не назовешь. Здесь уже субъективность выходит на уровень объективной реальности.

Мы – существа воспринимающие. Мы живем в мире чувств и цветных картинок. Мы не можем знать, что есть мир, который нас окружает. Мы всегда оперируем только отражением мира, его преломлением нашими органами чувств. И мы этот мир постоянно корректируем «до целого». До ожидаемого.

Вы наверняка знаете, что такое слепое пятно. Это такое место на сетчатке глаза, куда подходит зрительный нерв, уносящий информацию от сетчатки в мозг. Слепое пятно было открыто только в XVII веке. До этого люди полагали, что вся наша сетчатка есть светочувствительная ткань, с помощью которой мы и воспринимаем мир. Обнаружение того факта, что не вся сетчатка видит, ученых поразило, ведь в нашей картинке мира, которую мы наблюдаем глазами, никаких черных пятен нет, она цельная! Оказалось, мозг просто достраивает картинку до целой. То есть часть того, что вы сейчас видите, не существует – по крайне мере в виде отражения на вашей сетчатке. Кусок мира достроен вашим мозгом «по аналогии».

Далее. Если вы напряжете память, то вспомните, что только что родившийся младенец видит мир перевернутым вверх ногами. Это просто физика – таковы законы оптики. И только по мере взросления мозг уже сам «догадывается» картинку перевернуть. Проводили такие опыты – человеку надевали очки, переворачивающие изображение вверх ногами. И запрещали очки снимать. Ну, и ничего – через некоторое время мозг проделывал уже привычный для него трюк – переворачивал картинку «программно». А после того, как очки снимали, мир в глазах снова переворачивался. И мозгу приходилось опять восстанавливать статус-кво. Он к таким достройкам и перестройкам реальности привычный.

Еще пример. Окружающий нас мир представляется нам многокрасочным. А на самом деле он красок не имеет. Мир нецветной. И не нецветной. К нему вообще нельзя подходить с категориями цвета. Потому что цвет – это ощущение, а разные предметы мира просто переизлучают электромагнитные волны той или иной частоты.

Теперь возьмем зеркало. Вы, конечно, знаете, что в нем отражается мир. Но вот вопрос: когда вы выходите из комнаты или просто отворачиваетесь от зеркала, изображение в зеркале остается? Так и тянет сказать, что да. Это же оптика! Свет в любом случае отражается от амальгамы. Это верно, отражается. Точно так же, как красные электромагнитные лучи отражаются от красного предмета. Но «красность» все равно находится в мозгу наблюдателя.

– Но мы можем выйти из комнаты и оставить там автоматический фотоаппарат. Он все равно заснимет изображение в зеркале.

Конечно, заснимет! Конечно, зеркало отражает волны в отсутствие наблюдателя! Вот только что в этом толку, если изображение – это не отраженные от поверхности волны, а волны, сфокусированные на экране?!. Если нет фокусировки (хрусталика или объектива) и экрана (сетчатки или фотоматрицы), то нет и изображения! А есть только хаотичное и несфокусированное отражение электромагнитных волн от зеркала.

Еще вопрос из той же серии – шумит ли море, когда на него никто не смотрит? Правильный ответ: нет, не шумит, потому что шум – это то, что воспринимается ушами. Шум – это ощущение. Мы умеем ощущать колебания воздуха в некотором диапазоне частот. Нет воспринимающего шум субъекта – нет шума. А для глухих природа всегда безмолвна.

По той же причине в реальном мире вода не сырая и не мокрая… Понимаете ход мысли?

– Хитрый Никонов сейчас подведет к вопросу о том, остается ли стол после того, как мы от него отвернулись, – воскликнет читатель, уже заподозривший меня в субъективном идеализме.

Никакого идеализма, читатель. Только физика! В этой главе теперь – только физика! И немножко наблюдателя…

Да, стол после того, как мы от него отвернулись, остается. Но не в виде стола. Конкретный стол – это наше восприятие объекта – в цвете, ощущаемой твердости, размере. Но что на самом деле представляет собой стол, мы не знаем. Мы оперируем не миром, а его отражением в нас. Мы живем в мире отражений.

И если эти отражения достаточно реальны, вы не можете сказать, вы находитесь реальном мире или целиком в воображаемом. Потому что, по сути, вы ВСЕГДА находитесь в воображаемом (ощущаемом) мире. Как же определить, глюки у вас или все происходит на самом деле?

А спросить!

Нас много. И мы можем договориться между собой, чтобы воспринимаемые нами миры более-менее совпадали. Это нам нужно для кооперативного взаимодействия. На взаимосогласованности стоит наука. (Я сейчас специально выпускаю определенную тонкость, которая заключается в том, что все другие люди со своими восприятиями тоже находятся в отражаемом вами мире, и вы, в принципе, не можете сказать, «реальны» ли они «на самом деле». Этот вариант я не рассматриваю, поскольку солипсизм мне не интересен. Субъективный идеализм – философский тупик.)

В общем, реален только сам мир. Принимаем это как постулат. Но поскольку вы – не мир, а некая самоосознающая выделенность из этого мира, о мире вы всего не знаете. Вы можете его только отражать частично – там, где с ним соприкасаетесь. Однако, есть договоренность (ваша с самим собой), которая заключается в следующем: вы априорно полагаете и других людей, и мир «существующими». И с их помощью, с помощью их ощущений, постоянно корректируетесь.

Это понятно. И из этого выросла наука и вся наша цивилизация. Мы постулируем, что мир познаваем. Пусть не абсолютно, а до какой-то степени, которая позволяет нам этим миром управлять – прокладывать дороги, делать мобильные телефоны, гнать по трубам воду в дома. Не обязательно знать, как устроен телефон, чтобы им пользоваться. И не обязательно знать, что такое электрон, чтобы сконструировать телефон. Постепенное построение информационных моделей мира позволяет нам расширять сферу своих возможностей.

Какова основополагающая точка зрения европейской науки? Она проста: есть мир, и есть человек, который его изучает. Иванов ли проводит эксперимент, Петров ли, Сидоров или вообще японец Тояма Токанава, результат всегда один. Законы физики едины для всех. И везде. Потому что мир от человека не зависит – он объективен. Познаем мы его или нет, ему наплевать, он просто существует. Мы помрем – он все равно будет существовать. Именно поэтому мы и можем изучать его в его неизменности как бы «со стороны». У нас есть для этого такой инструмент, как разум.

Иными словами, получается такая дуальная картина: есть материальный мир, и есть сознание, как нечто идеальное. Но наше тело при этом вполне материально и потому в данной парадигме относится к миру. Мы его изучаем как объект. Отсюда и методы: забросили внутрь таблетку и смотрим, как оно там отреагирует.

Во всей этой великолепной мировоззренческой картине, которая подтверждает свою справедливость на практике – вон какую огромную и сложную цивилизацию мы на ее основе создали! – есть, тем не менее, некие малозаметные онтологические шероховатости. Например, мы знаем, что вольтметр, с помощью которого мы хотим измерить напряжение в сети, самим своим существованием в этой сети вносит в сеть помеху, и потому мы меряем не то напряжение, какое хотим узнать, а искаженное. Мы получаем не искомое напряжение в сети, а напряжение в сети с вольтметром. То же самое с амперметром. И с микрометром, который, меряя, сдавливает образец, сокращая его. Наблюдатель таким образом вносит помеху в наблюдаемое.

Понятно, что в некоторых случаях (наблюдение в телескоп, например) эту помеху найти трудно, если вообще возможно. Понятно также, что приборы всегда конструируются так, чтобы они вносили в измерение ничтожную помеху, которая не играет никакой роли. Поэтому на помеху измерения до поры до времени внимания не обращали, просто забывая о ней. Тем паче, что в силу неточности самого прибора, измерение априори ошибочно и всегда дает «плюс-минус», который с запасом скрадывает помеху, вносимую прибором. Но в XX веке наука вошла в область измерений таких маленьких объектов, что «приборная помеха» стала не просто заметной, а фундаментально заметной, и привела к некоему мировоззренческому кризису.

Впрочем, наука могла прийти к нему и раньше. Ведь если зайти издалека, от философии, то сама рисуемая наукой картина таит в себе злые вопросы. И первый из них: как мы можем отделять сознание от мира и говорить, что мир от сознания не зависит, если сознание является частью этого мира? Оно же существует в мире! Оно его познает и меняет. С помощью своего физического тела, физических глаз, физических приборов… Правильно ли будет при такой постановке вопроса отделять сознание от познаваемого им мира? Нет, конечно, ведь сознание познает мир, в котором есть сознание! Которое в него встроено, как амперметр в познаваемую цепь.

Повторюсь, это все стало очень заметным только с появлением квантовой механики, и потому многие физики, близкие к миру элементарных частиц, теперь говорят, что дальнейшее продвижение физики невозможно без разгадки феномена сознания. И наоборот. А нобелевский лауреат академик Гинзбург писал по этому поводу: «…просто отмахнуться от обсуждения происхождения человеческого сознания и какой-то связи этого вопроса с квантовой механикой было бы ошибкой».

Почему?

Вот с этим нам и предстоит разобраться…

Вплоть до начала XX века все шло прекрасно. Мы жили в мире «твердых тел» и реальных объектов, не зависимых от нашего сознания. И поэтому спокойно изучали эти тела и объекты, тыкая в них палочкой своего научного любопытства. В реальности мира никто не сомневался. Да и сложно сомневаться в существовании того, что набивает шишки при неудачном столкновении. А главное, этот мир был понимаем. И вычислимым. А значит, предсказуемым. Любое сложное явление можно было объяснить с помощью интуитивно понимаемой модели, и на создание таких моделей физики были горазды.

Это понимание основывалось на «твердости» и вещественности мира. Точнее говоря, на непосредственной ощущаемости вещественного. На том, что наши органы чувств сконструированы эволюцией так, что могут воспринимать окружающую обстановку макромира. На нашей животности, иначе говоря. Поэтому ньютоновскую физику, на которой стояла вся наука до начала XX века, так легко представлять.

Вот столкнулись два одинаковых упругих шара под такими-то углами, а потом разлетелись. Зримо. Наглядно… Два сталкивающихся бильярдных шара – символ классической физики! Молекулы газа – это маленькие абсолютно упругие шарики или точечки. Они, крохотульки, мельтешат в баллоне, стукаясь о его стенки и тем самым создавая то, что мы называем давлением. Если газ нагреть, скорости шариков увеличатся, они будут барабанить интенсивнее, значит, давление газа вырастет. Собственно говоря, нагрев – это и есть увеличение скорости молекул. Чего тут непонятного?

Первые сложности начались с открытием электричества в начале позапрошлого века и такой странной формы материи, как поле. Но и тут наука не сплоховала! Для наглядности придумали силовые линии, они невидимые, но их можно визуализировать – вдоль них располагаются металлические опилки, насыпанные на листок, положенный на магнит… А электромагнетизм – это вообще волны. Понятный и представимый процесс. На море волны видели? Законы распространения волн можно изучить. Вот вам дифракция, вот дисперсия, вот интерференция.

Настоящие сложности начались, когда долезли до атомов. Поначалу-то никто страшного не заподозрил. Атом? Не проблема! Планетарная модель! В центре – положительно заряженное ядро, вокруг летают полоумные отрицательные электроны. Наглядно. Понятно. Хотя, конечно, есть некие неясные тонкости, но с помощью определенных допущений мы их обойдем. Тонкости такие: если электрон крутится вокруг ядра, то он должен непрерывно излучать электромагнитные волны и терять энергию. Значит, электроны должны, в конце концов, упасть на ядро. Почему не падают? Щас чего-нибудь придумаем… Предположим, что энергия излучается порциями, квантами. И существуют такие фиксированные орбиты, на которых электрон не излучает. Это придумал Макс Планк. Который сам к этой идее серьезно не относился, полагая ее чисто математической формальностью, придуманной для удобства обсчета. Но потом кванты были открыты Альбертом Эйнштейном.

Вот с этих квантов все и началось…

И постепенно изучение микромира привело к мировоззренческому кризису – сначала в физике, потом в философии. Не зря Эйнштейн так не любил квантовую физику, отказывал ей в высоком звании науки и обзывал магией. Не зря английский физик Пол Дэвис называл квантовую механику наукой, ведущей в «потустороннюю реальность». А американский физик Эдвин Джейнс писал: «Вполне ясно, что современная квантовая теория не только не использует, она даже не отваживается упоминать понятие «физической реальности». Защитники теории говорят, что это понятие является философски наивным, представляет собой возврат к устаревшим способам мышления, и что осознание этого составляет глубокое новое знание о природе науки. Я же говорю, что эта теория составляет крайнюю иррациональность, что где-то в этой теории утратилось различие между реальностью и нашим знанием о реальности, и результат имеет характер скорее средневековой черной магии, чем науки».

Человеческий трагизм ситуации состоял в том, что величайшие физики, заложившие в начале XX века первые мины в здание классической физики (каковую еще можно было бы назвать физикой реальности), потом за эту самую реальность отчаянно боролись с новым поколением физиков, которые пошли еще дальше в разгребании завалов рухнувших представлений. Макс Планк, придумавший кванты; Альберт Эйнштейн со своей теорией относительности и подтверждением квантов; Вернер Гейзенберг, получивший нобелевку за – цитирую сайт Нобелевского комитета – «создание квантовой механики»; Эрвин Шредингер, также стоявший у истоков квантовой механики, а потом от горя ушедший в индийскую философию, – все они на дух не переносили того, к чему квантовая механика их в итоге привела. И что потом получило название «копенгагенской интерпретации», каковую разделяла школа Нильса Бора.

По сути весь XX век идет невидимая простым людям война. Война физиков. Тех традиционалистов, душа которых отчаянно протестует против «магии» квантовой механики и тех циников, которые, посмеиваясь, считают реальность устаревшим понятием из лохматого XIX века.

Тут, наверное, нужно объяснить, наконец, что физики понимают под словом «реальность» и почему от нее пришлось отказаться. А также растолковать, отчего многие из них протестуют против такого отказа.

Начнем с последнего. Протестуют, потому что это психологически трудно – отказаться от привычного. Многим кажется, что вся физика должна быть интуитивно понятна – как механика. Когда сталкиваются и разлетаются твердые тела или волны образуют дифракционную картину, это понятно, потому что представимо. Наглядно. Однако углубление в микромир привело к тому, что наглядные картинки исчезли, осталась одна математика. А вот представимой физической картины за ней никакой нет. Нет того, что физики называют физическим смыслом формул. Физика превратилась в крючочки на бумаге. Интуитивная понимаемость исчезла. Это нервирует.

А зря!

Бедные физики, упрямо держащиеся за наглядность, не осознают одного: то, что они принимают за наглядность и понимание, на самом деле всего лишь «привычка к твердым телам». Чистая животность, основанная на животных органах ориентирования в мире! Причем понимание это весьма поверхностное, мнимое. Наглядность работает только если не особо углубляться в предмет, поскольку при ближайшем рассмотрении никаких «соударений твердых тел» мы не увидим. Это ведь только кажется, что два бильярдных шара ударяются со стуком и разлетаются. Фактически же никакого «твердого контакта», никакого «касания» не происходит. Ведь что такое упругость и упругое соударение? Как взаимодействуют атомы твердых шаров?

Всего в физике известно 4 основных вида взаимодействия – сильное, слабое, гравитационное, электромагнитное. Передатчиками всех взаимодействий являются кванты, то есть «кусочки поля». Упругость – пример электромагнитного взаимодействия. Вообще, все, что мы с вами наблюдаем вокруг, кроме притяжения к Земле, это электромагнитные взаимодействия. Вся химия, вся биохимия, все видимые нами в быту явления – проявления электромагнитного взаимодействия. Вот сближаются атомы двух летящих навстречу друг другу бильярдных шаров. Как происходит касание атомов?

Никак. Атом – это положительно заряженное ядро, окруженное призрачной электромагнитной шубой. Взаимодействие между «шубами» двух «сталкивающихся» атомов передается путем обмена виртуальными электромагнитными квантами. То есть на расстоянии. Электронные оболочки атомов двух шаров обменялись «мнениями», и шары разлетелись в разные стороны. Нам кажется, что произошло столкновение. Но это только потому, что масштаб дистанционного обмена виртуальными квантами чрезвычайно мал и глазу невидим.

Вы наверняка обратили внимание на слово «виртуальный». Да, кванты электромагнитного излучения, которыми обмениваются заряженные частицы, не совсем реальные. Собственно, в физике разделяют реальные фотоны, которые могут лететь на миллионы километров и, в зависимости от частоты, быть радиоволной или светом, и фотоны виртуальные. Последние существуют лишь «наполовину». Их свойства необычны, засечь их в принципе нельзя, поскольку они обязаны быстро поглотиться. Ну, а поскольку непосредственно, приборно поймать виртуальные фотоны невозможно, вы вправе считать их чисто теоретическим конструктом. Однако именно этот теоретический конструкт отвечает в физике за кучу самых разных явлений – силы Ван дер Вальса, излучения Хокинга и т. д.

Странности для физиков с этим загадочным микромиром начались, когда обнаружилось, что в микромире частицы могут вести себя, как волны, а волны – как частицы. Мы привыкли, что электрон – частица, то есть как бы твердый шарик, который летит по определенной траектории. А у волны траектории нет, она распространяется широким фронтом. Волна – это процесс распространения колебаний в среде. А частица – это локализованный в пространстве один-единственный объект. Разве может объект – например, бильярдный шар, «размазаться» по пространству, став волной? Либо одно, либо другое – или крестик снять, или трусы надеть.

Если поставить на пути катящегося шара шторку с дырками, шар может или стукнуться о шторку, или пролететь в дырку. А если на шторку надвигается параллельный фронт волны, часть фронта ударится о препятствие, а часть проникнет в дырки. И начнет за шторкой распространяться дальше – из каждой дырки расширяющимся конусом пойдет волна. То есть каждая дырка станет в области за шторкой как бы точечным источником волны. Причем конусы волн от двух расположенных неподалеку дырок вскоре наложатся друг на друга, интерферируя. Там, где пики колебаний волн совпадут, они будут удваиваться, а там, где волны наложатся друг на друга в противофазе, они будут гаситься. Возникнет «пятнистая» картина.

Так вот, выяснилось, что электрон, который раньше считали шариком (частицей), может одновременно пройти сквозь две расположенные рядом дырки, образовав за шторкой интерференционную картину. А электромагнитная волна – например, световая – порой ведет себя, как поток отдельных частиц – фотонов. Удивительно. И непредставимо, поскольку в макромире нет схожих объектов для сравнения.

Ну, а когда Гейзенберг открыл принцип неопределенности, ситуация стала еще более туманной. Оказалось, что мы не можем одновременно точно узнать координаты и скорость частицы. Либо то, либо это. И чем точнее мы узнаем один параметр, тем неопределеннее становится другой. Неопределенность оказалась вшитой в структуру мира. Реальность в ее привычном физическом смысле поплыла…

Что же физики понимают под реальностью? То, что существует объективно, то есть независимо от нас. А в микромире знание о частице неожиданно оказалось включенным в формулы, поскольку получение знаний влияло на нее! В микромире не оказалось траекторий. И точных энергий. И скоростей. Формулы для предсказаний событий были, но они, в отличие от привычной механики или баллистики, не могли указать точно, куда шмякнется запущенная частица, а давали лишь вероятность ее попадания в то или иное место. У пули траектория есть, пуля летит с определенной скоростью, которую можно вычислить в любой точке траектории. Можно предсказать, куда пуля попадает, если мы знаем ее массу, скорость, силу притяжения планеты и направление выстрела. Ну, будут, конечно, какие-то неточности в измерениях, но в теории все выглядит абсолютно четко, а неточности непринципиальны и ни на что практически не влияют в силу их ничтожности. А вот в микромире, то есть в мире «микропуль», эти неточности уже вылезают на первое место, становясь «больше пули». И мы можем сказать, просчитав все по формулам, только вероятность того, что здесь или там окажется частица. От чего зависит, куда именно она вонзится? Ни от чего! Это принципиально непредсказуемо. Случайность имманентна нашему миру. Формула предсказывает только «размазанную» вероятность попадания.

Физикам это не нравилось. Они за столетия привыкли к тому, что мир фатален – по крайней мере в теории. И что у всего есть причины и следствия. Если частица воткнулась в левую сторону фотопластинки, значит, у этого есть одни причины, а если в правую – то другие. Видимо, разница в попадании возникла в силу каких-то нюансов, о которых мы просто не знаем. Какое-то время именно так и предпочитали думать: формулы позволяют получить вероятностные предсказания только в силу нашего незнания об истинных причинах поведения частицы. Вот узнаем и будем предсказывать. Многие до сих пор надеются, что есть некая скрытая пока от нас физическая реальность, которую нужно постичь. Ну, не может так быть, чтобы у частицы не было траектории, и, как то утверждает копенгагенская школа Нильса Бора, электрон движется сразу по всем возможным траекториям. Такое ведь даже представить себе невозможно! Как один автомобиль может двигаться из Москвы в Питер сразу по всем дорогам, включая дорогу через Сочи?

Эйнштейн и Бор об этом спорили часами, прогуливаясь по улицам. Но в конце концов победила точка зрения «копенгагенцев». Которая заключается в следующем…

Что описывают уравнения? Уравнения описывают вероятность нахождения электрона или фотона в данном месте, если мы вдруг захотим его поискать в этом месте. А если не захотим? Где тогда был электрон? И был ли он вообще в каком-то конкретном месте? Эйнштейн полагал, что был. Электрон спокойно летел себе по обычной физической траектории, просто мы не все еще знаем о мире, наши формулы не точны и могут пока предсказать только вероятность его пролета по той или иной траектории. Но на самом деле электрон от наших знаний о нем не зависит и летит себе спокойно там, где летит. Бор же говорил, что пока мы не вздумали поинтересоваться его местоположением, электрон нигде конкретно и не находился, а был размазан в пространстве. Но как только мы решили узнать, где он, вот в этот самый момент электрон и возникает в конкретном месте – например, засвечивая определенную точку на фотопластинке. И мы принципиально не можем предсказать, где именно эта точка окажется. Этого никто не знает, в том числе и сам электрон. Потому что это знание не существует до тех пор, оно получено в результате опыта, то есть воздействия.

Чуете глубину?

Мы сами производим знание!.. С помощью измерения. Суть в том, что мы не измеряем нечто такое, что уже существует без нас, как это происходит в классической физике – взяли железный цилиндрик и измерили микрометром. В квантовом мире мы создаем оцениваемое! Которого раньше не было. Создаем актом измерения. Иными словами, мы сами локализуем электрон, стягивая его из облачка в точку. Где находился электрон во время полета, мы не знаем, потому что он находился сразу везде (это доказывается хотя бы тем, что один электрон проскакивает одновременно в две дырки, разнесенные на расстояние большее, чем диаметр «сколлапсировавшего» электрона). Электрон в полете размазан, но мы может заставить его «материализоваться» в виде частицы с помощью определенного воздействия, которое называем измерением. В момент измерения электрон мгновенно собирается из огромной области пространства, «концентрируясь» в точку и становясь тем, что физики привыкли называть реальным объектом, описанным во всех физических справочниках – с размерами, массой и пр.

Уравнение, которое описывает жизнь частиц, называется волновой функцией. А процесс «материализации» частицы называют редукцией волновой функции. И вот эта проблема редукции, она же проблема измерения – одна из самых болезненных мозолей современной физики. Сознание, которое раньше только оценивало реальность, от него независимую, теперь вошло в физику на правах непосредственного создателя реальности.

Можно спросить: а при чем тут сознание? Измерение – это же физический процесс, а не умственный! В процессе измерения мы, например, облучаем частицу фотонами или ставим на ее пути экран, в результате чего частица локализуется, «кучкуется», собираясь из «распыленного» в пространстве «облачка» в точку. Ну, и при чем тут сознание? Мы можем провести эксперимент, а результаты его вообще не узнавать, то есть не интересоваться, в какое именно место экрана шлепнулась частица, поскольку и так знаем, что она где-то оставила на черной фотопластинке белую точку. То есть редукция волновой функции произошла все равно. Более того, мириады редукций волновых функций происходят в природе вообще без всякого наблюдателя. Природа сама проводит ежесекундно триллионы «измерений» – летящие кванты шлепаются о разные препятствия в течение миллиардов лет. Где тут сознание?

Не спешите. Дело в том, что если мы не знаем, то есть не осознали, в какое именно место экрана шлепнулся фотон, мы обязаны описывать ситуацию всем комплексом состояний. Для нас редукция не произошла. Ибо редукция – появление определенности взамен неопределенности. А определенность уже прерогатива сознания. Это требует некоторого пояснения…

Дело в том, что формальный аппарат квантовой механики никакой редукции вообще не предполагает! Она случается вне теории, просто по факту. Представьте себе некую квантовую систему. Которая может с вероятностью В₁ находиться в состоянии С₁ и с вероятностью В₂ быть в состоянии С₂. То есть полное состояние системы (ПСС) описывается суперпозицией (суммой) этих двух состояний:

ПСС = В₁С₁ + В₂С₂

Фактически частица находится во всех положениях и состояниях сразу, одновременно, что и отражает формула. Допустим, первый член этой суммы равен 4 условным единицам, а второй 3-м. В сумме получится: 4 + 3 = 7 условных единиц.

Далее мы провели над системой измерение и увидели, что наша частица попала в ту часть мишени, которая обозначена как С₁. То есть реализовалась вероятность В₁. А вероятность В₂ не реализовалась. Бывает. Произошла редукция. Но куда же тогда из нашего уравнения делась тройка? Испарилась что ли? Квантовая механика математически линейна – то, что написано слева в уравнении, должно быть и справа. А как иначе? Не может четыре быть равно семи. Математически никакой редукции быть не может! Почему же она есть? Хотя точнее будет задать вопрос так: почему же мы ее видим? И всегда ли мы видим то, что есть?

Вы можете возразить: коли закралось подозрение, что мы видим несуществующее, словно в трансовых глюках, мы всегда можем перепровериться и согласоваться с другими исследователями. И если они увидят то же, что и мы, значит, редукция волновой функции действительно существует, а тройку свою пропавшую ищите сами.

Что ж, поищем. Поскольку в этой самой злосчастной редукции скрываются черти.

– Не надо! – раздражится нетерпеливый читатель. – Не надо ничего искать! Какая к черту разница, куда там девается кусок формулы, если все эти ваши формулы – сплошной формализм, а в реальности формул нет, а редукция есть. Как бы ни был размазан по всей вселенной электрон, по какой бы траектории он ни летел к экрану, мы знаем, что стукнется он об экран в конкретном месте – как малюсенький шарик. Просто мы точно не можем предсказать, в каком именно месте это случится. Да нам на это и наплевать! Если не попали, куда надо, еще один электрон пульнем, их вон кругом – как навоза!.. Мы живем в классическом мире твердых тел, которые реально стукаются друг о друга, мы это видим каждый день, и ощущаем непосредственно, электрон в нашем мире не может целиком накрыть человека, как плевок комара, хоть он и теоретически огромен в полете. Но, попадая в реальное тело, электрончик всегда становится неощутимой точкой. И что нам до ваших квантовых тонкостей, которые касаются ничтожного процента населения – физиков?

Хорошая речь, читатель. Аплодирую! Но если вы всерьез думаете, что квантовую неопределенность нельзя вытащить в наш макромир из микромира, то глубоко заблуждаетесь. Можно! Это в виде мысленного эксперимента проделал физик Эрвин Шредингер. Он придумал ситуацию, в которой квант накрывает человека, как плевок накрывает комара.

Смотрите. Располагаем полупрозрачное зеркало под углом 45 градусов к оси пролета фотона. Полупрозрачность означает, что вероятность для фотона пролететь сквозь зеркало 50 %. Если зеркало отражает фотон, он улетает к чертовой матери вбок. А если пропускает, фотон попадает на фотоэлемент, тот замыкает электрическую цепь, которая приводит в движение молоточек, разбивающий ампулу с ядовитым газом. Ампула с газом находится в черном ящике, где сидит кот. Знаменитый черный кот Шредингера, о которого сломано столько копий физиками!.. Эксперимент прост. Запускаем один-единственный фотон. Он либо отражается зеркалом с вероятностью одна вторая, либо убивает кота. Поскольку ящик с котом непрозрачный, пока мы его не открыли, мы не можем сказать, подохло животное или надо попытаться еще разик. Ясно только одно – с вероятностью ½ кот мертв. И с такой же вероятностью жив. Все уже случилось, но мы находимся в состоянии неопределенности. И потому должны описывать ситуацию квантовой суперпозицией:

ПСС = 50 % Квант отражен . Кот жив + 50 % Квант поглощен . Кот мертв.

Это полное описание системы. И пока мы не откроем крышку, получается, что редукция не произошла, ни одна из возможностей не реализовалась.

– Как это не реализовалась? – возмутится читатель. – Реализовалась! Ведь квант мы уже выпустили! Значит, редукция произошла. Мы просто не знаем, что случилось.

– Ну, и что случилось? Кот жив? – спрошу я.

– С вероятностью 50 % жив. А с вероятностью 50 % мертв.

– Ну, мы так и записали! Это мы знали и до того…

Понимаете, до тех пор, пока нет определенности, мы вынуждены описывать полную квантовую систему, как суперпозицию всех ее возможных состояний. А теперь проследим, в какой момент возникает редукция волновой функции.

Когда мы открыли крышку?..

Нет. Мы могли крышку открыть, а в ящик не заглянуть.

Когда мы заглянули в ящик?..

Нет. Мы заглянули и не поняли, мертв кот или спит. Более того, даже если кот зевает и потягивается, все равно – свет, отраженный от него; нервный сигнал, бегущий по зрительному нерву в мозг от сетчатки глаза; каскад электрохимических импульсов, бегущий по нейронам и проскакивающий через щели синапсов в нашем мозгу – все это только лишь взаимодействие неживых молекул, атомов, квантов. В этом смысле человека можно считать продолжением лабораторной установки. Есть в ней датчик, есть коробка с ампулой, есть фотоприемник в виде сетчатки глаза, есть линза хрусталика и провода передачи сигнала к регистрирующему устройству… Все это – всего лишь материя. Эту материю можно включить в схему эксперимента и описать в формулах. Но настоящая редукция неопределенности до состояния определенности наступает только после того, как сработало осознание: ох, а в действительности кот мертв! И в то же мгновение волновая функция коллапсирует. То есть из нее произвольно вынимается один член. И куда-то почему-то исчезает.

Куда же девается при этом вторая половинка волновой функции? С точки зрения формальной логики и математики никуда она деться не может. Линейный оператор не предполагает никаких «редукций» и потери членов. Вырвать член уравнения – это вообще не математическая, а какая-то хулиганская категория. Она не вытекает из внутренней логики математики. Состояние квантовой системы описывается всеми ее членами! Потому что в квантовом мире, как мы уже говорили, электрон движется по всем возможным траекториям сразу. Это означает, что одновременно осуществляются все альтернативы и реализуются все возможности. А значит, учитываются все члены уравнения. Иначе и быть не может: таков квантовый мир. Пока не проведено измерение (открыть коробку и посмотреть), мы вынуждены описывать квантовое состояние системы суммой всех состояний – и жив, и мертв. Тем более, что так оно и есть – опыты по проверке неравенств Белла доказали, что в микромире именно измерение творит реальность, а до измерения реальности нет, а есть вероятности альтернатив; мы же в этом опыте с котом просто вытащили квантовую неопределенность на макроуровень, сделав ее абсурдность еще нагляднее, ведь кот не может одновременно двигаться «по разным траекториям», то есть быть и мертвым и живым сразу.

Но что такое «измерение» – само физическое воздействие или осознание его последствий?..

Тонкий вопрос. Возьмем лупу и рассмотрим его внимательнее.

Человек тоже состоит из микрочастиц и квантов, его, как уже было сказано, тоже можно включить в схему эксперимента, причем в двух состояниях – радостного оттого, что кот выжил, и огорченного потерей любимца («Зато мебель больше драть не будет, паразит», – мелькнула утешительная мысль на задворках сознания.) И тогда получится такая формула:

ПСС = 50 % Квант отражен . Кот жив . Исследователь рад + 50 % Квант поглощен . Кот мертв . Исследователь огорчен

Повторюсь: согласно квантовой механике эволюция системы до и после измерения должна быть линейной, то есть никакие члены уравнения исчезать никуда не должны. Иными словами у нас должно быть два исследователя – огорченный и радостный. Куда же пропадает один из них, огорченный? Причем пропадает вместе с целым миром, поскольку и мир можно включить в схему эксперимента, ведь он весь состоит из квантов.

Эверетт полушутя ответил на этот вопрос так: да никуда он не пропадает! Поскольку, исходя из законов квантового мира, должно быть два мира, значит, и есть два мира – в одном кот жив, а в другом мертв. В момент квантового события мир как бы раздваивается. Получается, что Вселенные «ветвятся» каждое мгновение, поскольку в мире ежесекундно совершается практически бесконечное число редукций волновых функций квантов.

Эта точка зрения, проверить которую принципиально невозможно (а значит, и отнести к научным), тем не менее, представляется чересчур «затратной»: пуп надорвешь каждое мгновение создавать мириады вселенных!

Поначалу сия экзотическая гипотеза вызывала только улыбки, но с течением времени начала приобретать все больше и больше сторонников, которые ее уточняли с пугающей серьезностью, развивали и разворачивали. В нашей стране одним из сторонников и трактователей многомировой концепции Эверетта стал доктор физических наук Михаил Менский, после публикаций которого в академическом журнале «Успехи физических наук» (да еще с предисловием Гинзбурга) в отечественной физике начался новый бурный всплеск обсуждений этой темы.

Опуская все формулы и математические выкладки автора, можно сразу сказать, что Менский сделал очень важное уточнение Эвереттовой концепции – он усилил концепцию Эверетта, отождествив сознание с редукцией волновой функции. По Менскому все устроено следующим образом…

В действительности нет никаких множественных миров. Мир один, и он квантовый, то есть подчиняется всем законам квантовой механики без постулата редукции, которая напоминает визжащего сумасшедшего, который вдруг, как черт из табакерки, выскакивает невесть откуда и щипцами абсолютно произвольно и безосновательно вырывает-выламывает из линейной и ровной челюсти квантовой математики один зуб члена формулы. Нет, полагает Менский вслед за Эвереттом, законы квантовой механики не нарушаются, и потому реализуются ВСЕ альтернативы! Никакой редукции в действительности, то есть в объективном мире нет. А то, что мы воспринимаем как редукцию и нарушение законов, есть просто ущербное отражение реального мира нашим сознанием. Точнее, сознание и есть редукция волновой функции! Субъектность.

Мы думаем, что частица вонзилась в левую часть мишени, а на самом деле она покрыла точками попаданий всю мишень. Мы думаем, что кот жив или кот мертв, а на самом деле он и жив, и мертв. А выбор альтернативы сделало сознание. Собственно, сознание и состоит из сплошных альтернатив и редукций.

Невозможно себе представить квантовый мир, в котором происходит все одновременно, то есть реализуются все возможности. Этот мир для нас – непредставимый хаос, поскольку мы привыкли иметь дело только с редукциями (точнее, мы и есть сплошная редукция). Мир в этом смысле похож на многогранный кристалл, в котором нам видна только одна грань. То есть правильно говорить не о множественности миров, а о разных проекциях одного мира. Каждая такая проекция есть обычный классический мир. Никакого размножения миров нет. Мир остается всегда тем же самым, он переливается гранями состояний. А сознание скользит по граням и всегда может видеть лишь одну.

Иными словами, тот классический «твердый» мир, который мы видим, есть мир нашего сознания. В реальности его не существует. Он – целиком наша иллюзия. Он – дырка от бублика. И тогда философский вопрос о том, что первично – бытие или сознание, – вообще размывается, теряет смысл. Поскольку видимый нами мир создается сознанием. Это есть мир воспринимаемый.

По Менскому сознание есть некое эволюционно сформировавшееся прогностическое свойство. Поскольку в мире квантовом ничего предсказать невозможно, для получения конкурентных преимуществ (то есть умения прогнозировать будущее) стали возникать все более сложные структуры, обладающие свойствами «однобокой видимости» – умением отбирать одну грань бытия, не замечая других. Иными словами, создавать классический мир, поскольку только он является предсказуемым и стабильным. Ведь волку нужно как-то предсказывать траекторию зайца, чтобы срезать углы и повышать свои шансы на «покушать». Наш мир – это мир хищников, поэтически выражаясь.

Красиво?..

Михаил Менский – небольшого роста человек, похожий на доброго седого гнома. Беседовать с ним интересно, поскольку человек он увлекающийся, но осторожный – не с каждым говорить будет, а журналистов вообще боится. Но если его разговорить, и про буддизм расскажет, и про физику, и про транс, и про здоровье, и про сон… Будучи когда-то человеком вполне атеистическим, он интересовался эзотерикой, однако долгое время относился ко всему этому скептически.

– Все это было для меня совершенно неубедительно – до тех пор, пока я сам не пришел к тому же самому уже от физики. Я ведь все вывожу из формул! Там, конечно, есть и интерпретация, но эту интерпретацию не я придумал, это интерпретация Эверетта. И сейчас все больше физиков ее принимают. Потому что она необходима! А существующую копенгагенскую интерпретацию очень легко критиковать, поскольку, если исходить из формул, редукция невозможна. Если квантовая физика справедлива, она нуждается в Эверетте, поскольку автоматически приводит к его многомировой интерпретации, то есть к сосуществованию взаимоисключающих (на наш взгляд) состояний.

Я не мог, разумеется, не спросить Менского о переносе сознания на другие носители – в компьютер, например.

Михаил Борисович запротестовал:

– Нет. Искусственный интеллект создать можно, не вопрос. Собственно, он уже создан. Компьютер давно решает интеллектуальные задачи, например, выигрывает у человека в шахматы. Но сознания у него нет и никогда не будет по той простой причине, что это принципиально невозможно. Сознание не является функцией мозга. Скорее сознание использует мозг, как инструмент. Это прямо из физики вытекает! Дело в том, что сознание нашему материальному миру не принадлежит. Оно «идеально», скажем так. И все разговоры о том, что «мысли материальны» – чушь. Если бы у сознания был материальный носитель, то или иное состояние которого соответствовало бы тому, что человек подумал одно или другое, это означало бы, что мы можем данный материальный носитель включить в схему эксперимента по квантовому измерению и снова окажемся перед проблемой редукции, не вытекающей из теории и вообще непонятно откуда берущейся. В самой квантовой физике редукции нет. Редукция, то есть альтернатива – то, что мы называем реальностью нашего мира, – появляется только тогда, когда появляется сознание.

– Получается, что есть наш материальный мир, а есть нечто, миру не принадлежащее? Это странные рассуждения для физика.

– Я понимаю. И поэтому в последние годы пришел к следующему выводу. Мне удалось разрешить указанное противоречие и вписать сознание в мир. Но для этого пришлось пожертвовать его локальностью. В физике есть такое понятие, как декогеренция, о котором я подробно распространяться не буду, чтобы не лезть в дебри квантовой механики. Декогеренция возникает, когда у квантовой системы есть некое «большое» окружение. И в его присутствии система становится как бы отчасти классической. Между тем, весь мир состоит из квантов. И у мира как целого нет никаких «внешних систем», нет никакого «окружения». Поэтому вселенная функционирует на уровне квантовой когерентности. А это значит, что «идеальное» сознание можно включить в рамки материального мира, но при этом оно будет функцией всего мира в целом, а не его частей! Это эффект актуальной бесконечности… Так что носителем сознания мозг не является. Можно сказать, что носителем сознания является весь мир. Именно весь! Иначе и быть не может.

Секунду поразмыслив, я спросил:

– Тогда возникает вопрос: а сознание одно или их множество?

Менский вздохнул:

– Обратите внимание, что всякого рода феноменальные штуки начинаются, когда сознание личности отключается. Когда личность отключается, и наше сознание… то ли выливается в общий мир, то ли охватывает его, то ли сливается с ним.

– А что же такое сознание по существу? По своей физической сущности?

– На этот вопрос вам никто не ответит.

…Какие такие феноменальные штуки имел в виду добрый Менский? Да разного рода трансовые чудеса! Которые могут избавить вас от рака, например.

Нужно только отличать сознание от его рассудочной, интеллектуальной составляющей, которой могут заниматься и машины. И вот это самое «чистое» сознание, отделенное от шелухи личности, каким-то образом «использует» мозг, как выразился Менский, или «базируется» на мозге, как говорю я. А Кастанеда, быть может, сказал бы «концентрируется» в нем.

При этом Менский допускает, что сознание не просто пассивно воспринимает одну из вероятных квантовых альтернатив, но может отчасти осуществлять выбор между квантовыми альтернативами, сдвигая вероятности наступления того или иного события.

– В таком случае ваша теория становится проверяемой и, стало быть, научной, – сказал я. – И проверить это легко. Усадить мужика, велеть ему усиленно думать и начать рядом подбрасывать монетку – сдвинет он своими мыслями вероятность выпадения решки или нет. А еще можно посмотреть, влияет ли человек своим сознанием на частоту радиоактивного распада, поскольку это чисто вероятностный процесс.

– Такие опыты проводились, – кивнул Менский. – Но внятного результата не получено.

А я его на секунду прерву и расскажу читателю, что подобные опыты действительно проводились неоднократно. Результаты – от нулевых до удивительных. Например, в журнале «Физика сознания и жизни, космология и астрофизика» (№ 3, 2002) некий Букалов описывает эксперимент по воздействию людей в состоянии транса на скорость радиоактивного распада, приводит гистограммы эксперимента и приходит к выводу, что скорость распада меняется до 20 %! Причем «одним из интересных результатов является то, что при повышении в опыте скорости радиоактивного распада, активность источника после снятия воздействия возвращалась к исходному значению в течение 20–30 секунд. При понижении скорости радиоактивного распада активность источника после снятия воздействия операторов оставалась пониженной в течение 20–40 минут. При этом характер возвращения значений к исходному уровню зачастую имел специфическую форму переходного процесса». Более того, отважные букаловцы обнаружили даже фантомный (вакуумный) след в том месте, где раньше стояла коробка с распадающимся материалом!

Верить этим результатам или нет – дело ваше. Я бы поостерегся. И физик Менский не особо верит:

– Результат сам по себе, даже если он обнаруживается, еще ни о чем не говорит. Потому что сдвиг частоты от теоретической вероятности возможен и является сам по себе вероятностным событием. Просто чем больше сдвиг, тем менее он вероятен. Но не невозможен. Монета может десять раз подряд упасть на орла. К тому же тут есть и еще одна важная тонкость. Людям, воздействующим на коробку с радиоактивным материалом, на результат опыта наплевать, их жизнь от этого не зависит. Нет эмоциональной вовлеченности. Поэтому все серьезные исследования и показывают нулевой или ничтожный результат. Между тем возможность со стороны сознания влиять на вероятность наступления события и проскальзывать в наиболее выгодный мир (видеть предпочтительную проекцию) возникла от эволюционной нужды. Поэтому она может сработать, только если есть сильный эмоциональный стимул. К тому же наблюдатель, который уверен в успехе опыта, может своей уверенностью сместить вероятность и получить результат, который увидят посрамленные скептики. А сами скептики у себя в лабораториях никакого эффекта не обнаружат, поскольку уверены, что его быть не может. Каждый видит то, что хочет увидеть.

После этих слов Менского я вспомнил опыты Бенвениста, которому удалось подтвердить эффект гомеопатии, а тем, кто его проверял, нет. Всплыл в памяти несчастный Зенин, которому не удалось подтвердить опыт в присутствии сурового наблюдателя. Почесал затылок и спросил:

– Вот заяц бежит от волка. Он жизненно заинтересован попасть в тот мир, то есть увидеть ту проекцию реальности, в которой он выживет. Но зайца съели. Почему не сработал его сдвиг вероятности? Потому что волку хотелось есть?

– Не только поэтому. В квантовом мире осуществляются все альтернативы. В каких-то проекциях заяц ускользает, в каких-то его съедают. Но даже сдвиг вероятности в свою пользу, обусловленный сильным эмоциональным всплеском, не дает гарантии. Вероятность есть вероятность. Может реализоваться самая маленькая и не реализоваться большая. А вещи невероятные произойти не могут, как бы вам этого ни хотелось. Например, невозможно превратить воду в вино или накормить пятью хлебами тысячи голодных.

Допустим, согласится читатель. Гипотеза любопытная. Но при чем тут транс? Почему опыты по возможному сдвигу скорости радиоактивного распада проводят с человеком в состоянии транса?

Потому что нас интересует провал туда, в безмыслие, в коллективное бессознательное по Юнгу (или сверхсознательное по терминологии Менского), из которого можно вынырнуть в другую реальность. Ибо мысли – это нарисованный готовый мир. Который мы ежесекундно поддерживаем своим внутренним диалогом. Нужно этот диалог остановить. Перестать поддерживать мир, сотворять его. И оказаться между мирами. Но тут есть одна закавыка – там у вас уже не будет личности, поскольку личность, субъектность есть ограниченность одним миром, одной гранью классической реальности. Личность есть ограниченность. Хотите знать все – погружайтесь, но тогда придется расстаться с личностью. Я знаю по крайней мере одного человека, которому это погружение в великую пустоту удалось. И он узнал об этом мире все, получив ответы на все вопросы. После чего вынырнул и даже сохранил какие-то воспоминания, но…

– Но у меня нет слов, чтобы передать все то, что я там узнал, их просто не существует, – поделился со мной этот человек, кстати говоря, в данной книге присутствующий. – После этого я перестал бояться смерти.

То, что он не нашел слов для описания своего опыта погружения, вполне естественно: наш классический мир слишком узок и тесен. Он создан рамками нашего сознания и всеми теми ограничениями, которые оно выстроило, чтобы этот мир мог существовать.

Психотерапевты, занимающиеся погружением людей в ничто, своих клиентов до такого «нулевого» безмысленного состояния порой доводят. Вы помните, я спрашивал у шамана Кучеренко, что происходит, когда человек при погружении в транс лишается биографии и схемы тела. Он ответил:

– Ну, если исчезает схема тела, исчезает и образ Я. Они гаснут одновременно. Нет схемы тела – нет никого. И ты себя уже никак не мыслишь.

Поэтически выражаясь, если квантовый мир – это многогранный кристалл, то каждая его грань – это реальный мир (мир классической физики). А ребра между гранями – границы между мирами. Нырнув внутрь кристалла, можно вынырнуть на ту его грань, где у вас нет рака или инсульта. Или в тот мир, где вы омоложены, потому что организм функционирует лучше. Это возможно, поскольку безличностное сознание, как феномен, в концепции Эверетта – Менского принадлежит всему миру, а личностью является лишь его проекция на одну из граней бытия.

Сознание всегда персонально и субъектно, бессознательное (сверхсознательное) – внеперсонально и объектно, поскольку одно на всех. Сознание всегда чье-то. Бессознательное ничье, оно является функцией мира. И эта функция называется просто существованием.

– Сверхсознание – это просто существование, не более, – пришел к выводу Менский. – Это не восприятие чего-то существующего, а само существование! Погружаясь в сверхсознательное, человек сливается с миром. Он тогда и есть весь мир.

Любопытна трактовка Менским сна. Сон вообще явление во многом таинственное. Его назначение до сих пор не разгадано. Но ясно, что это эволюционное приобретение, связанное с цикличностью дня и ночи и оставшееся в нас, на мой взгляд, с тех пор, когда жизнь на планете была одноклеточной, растительной и целиком зависела от электромагнитной солнечной подпитки. Нет подпитки – жизнь замирает. В дальнейшем к процессу сна подгрузились и другие задачи – по внутренней коррекции ошибок, накопившихся за день. При этом не надо забывать, что сон является естественной формой транса. По Менскому, именно это позволяет сознанию, отключив актуальную обработку внешних сигналов (то есть, по сути, производство окружающей нас ощущаемой реальности) погружаться в квантовую глубину для автоматической починки носителя.

…Оригинальная теория, не правда ли? Но вы никогда не замечали, что если чего-то очень хочешь (или не хочешь) и при этом полностью уверен в результате, то все каким-то волшебным образом срастается, и ты его получаешь, этот нужный результат – события как бы сами подстраиваются под тебя? Если не замечали, приведите в порядок тело. Займитесь собой. И мир вокруг вас изменится в лучшую сторону. Собственно говоря, этим уже многие занимаются – и на уровне теории, и на уровне психологической практики – Зеланд, Князев с Одинцовой… Овладение методикой погружения с нацеливанием на результат приводит порой к феноменальным результатам в жизни, реализуя столь маловероятные сценарии, что просто диву даешься. Так что запомните эти фамилии. А мы, прощаясь с Менским, обратим внимание на еще одну тонкость в его теории.

Готовя переиздание этой книги, я еще раз встретился с Михаилом Борисовичем, чтобы выяснить, не нарыл ли он чего новенького за пару-тройку лет после нашей последней встречи. Сейчас он, как и положено физикам-теоретикам, расписывает на бумажках формулы, углубляя свою теорию и стараясь переложить ее на язык формул – «найти адекватный формализм», как он выражается. И поскольку этим формализм нужно охватить весь мир, Менский подозревает, что концепция не обойдется без квантовой гравитации.

Я тогда еще не знал, что буквально через месяц-другой после нашей встречи Менский умрет. Мы беседовали в кафе Дома ученых, и в разговоре вдруг всплыл момент, на который я почему-то раньше никогда не обращал внимания.

Представьте себе глубинную квантовую реальность, в которой происходит все сразу, наличествуют все потенции. Там есть и ваш мозг, как объект реальности, состоящий из квантов и находящийся в суперпозиции. И поскольку происходит все сразу, получается, что мозг видит все реальности одновременно. Однако субъективные Наблюдатели, то есть продуцируемые (проецируемые) этим мозгом сознания, видят только одну грань реальности – каждый свою. И не подозревают о существовании других Я, живущих в других мирах с другими событиями.

То есть по Менскому базовое глубинное сознание, в котором нет личности, продуцирует мириады Я. Один и тот же физический человек одновременно проживает множество жизней, каждая из которых мнит себя единственной.

Но мне вдруг подумалось: а что если самоосознающее Я – только одно? И это сознание Игрока скользит во времени по граням наступающей реальности, выбирая ежесекундно свой путь среди мириадов пустых, свободных от других сознаний граней-реальностей. Иногда подныривая в измененное состояние сознания, чтобы вынырнуть в ту реальность, которая интереснее. И задавая себе маршрут намерением.

Мы все живем в созданном сознанием мире. Мы живем в иллюзии. Не нравится иллюзия? Создайте другую!