Помните Тимура Артемьева, скромного миллионера, который грезит о космических кораблях и победе над старением? Он человек довольно молодой, на момент написания книги ему нет еще и сорока, и он дитя СССР. В Советском Союзе было много ужасного, что и погубило сию клоаку. Но существовало в красной империи и нечто полезное. Оно, это полезное, появилось в качестве компенсации – как мышечный корсет человека, который гипертрофированным развитием отдельных мышц компенсирует проблемы в позвоночнике, поддерживая его. Так и положительные черты СССР компенсировали его общую нежизнеспособность (экономическую неэффективность), позволив стране протянуть столько, сколько она протянула. Какие же компенсаторные механизмы нарастил СССР?

Тотальную антирелигиозность и сильную науку с хорошим образованием в базе. Тотальная антирелигиозность сдвигала все общественные настроения и все общественное внимание со сферы трансцендентного, философского, экзистенциального в грубую материальную практику, позволяя сконцентрировать силы на созидании и покорении. Да и в плане социального спокойствия светскость дает сто очков вперед любой религиозности, а учитывая, что ко времени заката империи ее штатная религия (коммунизм) уже не работала, общество можно было считать практически полностью атеистическим.

Большая же наука в СССР, как на фундаменте, базировалась на сильном школьном образовании с уклоном в точные науки и на многочисленных кружках авиамоделизма, ракетостроения… Последнему поколению детей, которые еще краешком застали все это, сейчас далеко за тридцать. Они воистину последние могикане! Таких уже не делают. Дальше пошли уже совсем другие люди. А эти – последние имперцы.

Так вот, Артемьев – из их когорты. Не скажу, что все в их поколении такие. Конечно, не все. Но таких там довольно много. Неукрощенные мечты еще бурлят в их головах сверкающими отсветами, напоминая о Гагарине, ефремовских звездолетах и стругацком «Хиусе». Именно поэтому Артемьев финансирует Институт биологии старения. Это виртуальный институт, которому не нужны стены. Зачем стены, если разных стен в этом мире понастроена целая уймища? И аппаратура не нужна, ее тоже в мире много. Институт координирует и спонсирует самые разные исследования в области биологии старения в России и за рубежом, полагая, что любое исследование, которое продвигает науку о старении вперед, является вкладом в общечеловеческую копилку знаний. И я, честно говоря, ему даже завидую. Потому что, на мой взгляд, финансировать научные исследования – самый большой кайф (не считая холодного пива в жару).

На одной из координационных тусовок этого института довелось побывать и мне. «Заседание» проходило в Турции, под Даламаном, потому что там обитает директор института. Он не турок, упаси боже, он русский, а живет в Даламане, потому что там тепло и потому что настоящему русскому весь мир – дом. На веранде его арендованной виллы шли весьма интересные разговоры, выжимку из которых я приведу здесь, не расписывая, кто именно что говорил, поскольку это не важно. Важно другое – на планете, где невооруженным глазом наблюдается некое замедление прогресса, я бы даже сказал, отупление масс и снижение их интереса к науке, живут, тем не менее, молодые люди, которых остро волнуют вопросы будущего. И которые это будущее организованно обдумывают и, значит, конструируют. Собственно говоря, во все времена деланием будущего занималось абсолютное меньшинство, на котором и лежала ответственность за предстоящее – причем, порой весьма далекое. Корона финансировала, ученые исследовали, крестьяне пахали.

Я просто опишу человеческий типаж, который наблюдал под Даламаном на этих интеллектуальных посиделках. Собирательный, так сказать, образ. Это молодые длинноволосые люди до сорока лет с волосами, забранными в пучок, которым порой на английском проще выразить мысль, чем на русском. Спортивные, многообразованные, компьютерные. Коих интересует не только биология.

Мы все сидим на большой веранде. Конструируем будущее. Вокруг декорациями взмывают зеленые горы, вверху синее небо и крики чаек, чуть ниже веранды бассейн, на бортике коего сидит в позе йога молодой биолог. Он приподнимается на руках и в той же позе падает в воду, под водой разворачивает из йоговской позы, как молекула белка, теряющая четвертичную структуру, и плывет к противоположному бортику. Все это сценическое пространство фонируют крики муэдзина с ближайшей мечети, что создает удивительный контраст в настоящем между прошлым и будущим. И наш напряженный полилог – стальная игла, воткнутая в этот многокрасочный пирог реальности.

– …Задача человечества – выйти в космос, осваивать другие планеты. В ближайшие пятьдесят лет человечество должно освоить ближний космос как среду, а в ближайшие двести – уйти из Солнечной системы. Это нужно, чтобы человечество, как вид, выжило. Мы будем конструировать космические корабли! И мы победим старение! Нет в этом ничего сверхъестественного, это научная задача, которая должна быть решена. Но, возможно, нам придется пройти ряд промежуточных этапов. Скажем, этап трансплантологии, когда людям будут просто заменять негодные органы, чтобы продлить жизнь. Уже сейчас современная трансплантология стоит на пороге того, чтобы массово печатать органы принтером. Принтеру ведь все равно, чем брызгать и что распылять. Если картриджи зарядить клеточной культурой и напылять ее слой за слоем на определенной трехмерной матрице – а такие эксперименты ставились, – получится орган. Другой вариант – трансгенные животные. Например, специально генетически модифицированные человеческими генами свиньи, органы которой не будут отторгаться человеком. Свинья по массогабаритным характеристикам для этого лучший кандидат.

Я кивнул в сторону голосящего минарета:

– Мусульманам это не понравится.

– Это их проблемы. Захотят жить – внесут поправки в Коран. Вот с евреями в этом смысле проблем не будет: у них все можно, если раввин разрешит. А среди тыщи раввинов найдется пара десятков, которые разрешат подсадить некошерную печень…

…Спешу сообщить читателю, что шутки шутками, а работа над трансгенными свиньями идет уже давно. Еще в 2002 году одна шотландская компания заявила о рождении пяти трансгенных поросят, органы которых, по их мнению, не должны отторгаться человеком. Правда, с тех пор про этих поросят ничего не слышно.

В 2004 году о том же самом заявили австралийцы на международной конференции трансплантологов. Для того, чтобы свиные органы не отторгались, нужно удалить у трансгенных свиней шесть генов и решить проблему со свиными ретровирусами, которые могут перебраться из свиного органа к человеку и убить его. Пока что удалось изменить только пять генов, а с вирусами непонятно, что делать, оповестили австралийские генетики.

Есть и такая проблема – средняя продолжительность жизни человека – 70 лет. А свинья живет 10. Не будет ли свиной орган в человеке стариться по свиному графику?

– Поэтому магистральное направление – выращивание собственных органов из стволовых клеток. Трахею, аорту, мочевой пузырь уже можно вырастить, а у животных даже сердце выращивают. Еще несколько лет – максимум десяток, и технологию выращивания органов из стволовых клеток поставят на поток.

– Но ведь это жутко неудобно – перемонтаж… Менять органы, как запчасти.

– Неудобно. Но умирать еще неудобнее. Да, это паллиативный вариант. Но зато существующий уже сегодня! Когда-то не было анестезии, и человеку били по башке дубинкой, чтобы он отключился, а потом резали ногу и лучшим хирургом считался тот, кто мог отчекрыжить ногу за двадцать секунд. Но оттуда вышла вся современная медицина. Конечно, лучше резать под наркозом, чем с дубинкой, но если нет наркоза, лучше резать, чем давать умирать. Лучше менять запчасти на операционном столе трансплантолога, чем давать умирать.

– Но вы понимаете, что это вызовет коренное переустройство общества, увеличение числа врачей и клиник на порядки, если трансплантология станет такой же необходимой, как стоматология. Значит, у каждого из нас будет по десятку операций.

– Когда-то невозможно было дать каждому по телефону. А сейчас у многих по два. У каждого из тех, кто перевалил за сорок-пятьдесят лет, за плечами операция.

– Это факт, – согласился я. – Без ремонта мы бы столько не прожили. У моих родителей по нескольку операций. Медицинская индустрия ремонтирует людей, как на конвейере. А если считать операцией удаление и ремонт зубов, то операций этих каждый современный человек имеет множество. Но то, что предлагаете вы, увеличит масштабы индустрии на порядки! И врачей понадобится больше, и цехов по выращиванию донорских органов.

– Я вот был в Индии. Видел местную клинику. Утром приходит врач, снимает замок, поднимает железную решетку и начинает прием. Там у него операционная, рентгеновский кабинет. И со всем он справляется один. Забегает в железный шкаф, делает рентген, в операционной проводит полостные операции. Снаружи все это выглядит, как сущий курятник. И даже в таких условиях спасают людей. А таких «курятников» можно построить где угодно, сколько угодно. Равно, как и лабораторий по выращиванию органов.

– Сейчас коммунистоподобные политиканы говорят о том, что людей в будущем нечем будет занять. Действительно, если при современном уровне сельского хозяйства 4 % населения умудряются обеспечить всю страну едой, то через какое-то время 4 % трудящихся в реальном секторе, будут при полной роботизации производства обеспечивать все население вещами. А что делать остальным? Сфера услуг сможет всех проглотить? Если нет, нужно будет платить иждивенцам пособия по безработице, выращивая социально опасную прослойку или целый слой неприкаянных, выброшенных из общества тунеядцев и лоботрясов. И с этой точки зрения возникновение новой сферы услуг и производства – трансплантационной индустрии – отчасти поможет в решении проблемы. Появление новых рынков.

– Я добавлю – сейчас человечество стоит перед кризисом, корни которого лежат в Америке и в крушении ее пенсионной системы. Впрочем, аналогичная демографическая ситуация во всех развитых странах, включая Россию. Когда при Бисмарке придумали пенсии, на одного пенсионера приходилось сто работающих. А сейчас на двух работающих – один пенсионер. Система выродилась и работать больше не может. И если в течение десяти лет человечество будет заниматься всякой ерундой типа борьбы с потеплением вместо того, чтобы вложить деньги в борьбу со старением – и телесным, и психологическим, – нас ждет катастрофа. Старикам просто нечем будет платить, и они начнут умирать от голода.

– Это верно. Мы спасемся, если случится чудо, если мир образумится и вложится в эти исследования, как когда-то вкладывался в космос, как сейчас вкладывается в термоядерный проект… Правда, то, что вложится, вызывает большие сомнения, потому что когда Берлускони сказал Путину о проблеме поиска бессмертия и о том, что проблему старения надо срочно решать, Путин ничего не понял и обратил все в шутку. Но даже если случится чудо и человечество переключится с глупостей, типа глобального потепления на решение проблемы бессмертия, возникнет другая проблема. Мы все видели, как восстала вся Франция и начала переворачивать и жечь автомобили, когда им подняли пенсионный возраст на два года. А при отсутствии старения работать придется вечно! Кто же согласится на такой ад? Многих только халява пенсии примиряет со смертью.

– А просто нельзя людям озвучивать конечную цель: мы боремся со старением, чтобы заставить вас работать вечно. Подавать все нужно под флагом заботы о людях. Иного выхода все равно нет. И пенсию платить скоро уже будет невозможно, и демографическая ситуация в развитых странах не такова, чтобы позволять людям не работать. Люди в развитых странах не размножаются. А кто будет поддерживать очаг цивилизации? Не хотите размножаться? Заставим жить вечно!

…Тут я отвлекусь и снова отошлю читателя к книге «Кризисы в истории цивилизации», где упомянутый системный кризис описывается довольно подробно. Вот только с той поры, когда писалась книга, долговой навес над Америкой еще больше вырос. Если раньше, по прикидкам американского профессора Лоуренса Котликоффа, он составлял более 50 триллионов долларов, то сегодня – более 200 триллионов. Сюда входят все бюджетные обязательства, включая расходы на соцобеспечение и медпомощь, которые растут лавинообразно вслед за лавиной выходящих на пенсию американцев и ростом продолжительности их жизни на пенсии. Уже с 2016 года правительство США будет выплачивать своим гражданам больше, чем станет собирать в виде налогов. К 2037 году все трастовые фонды соцобеспечения будут полностью исчерпаны, и денег хватит только на то, чтобы выплатить каждому пенсионеру пенсию в размере… 76 центов. Так что про голод и грандиозные социальные катастрофы – это не преувеличение.

Бывший генеральный контролер США Дэвид Уолкер, занимавший эту должность с 1998 по 2008 г., заявил, что федеральные расходы и долговой навес являются гораздо большим злом для США, чем терроризм. Поэтому победа над старением действительно могла бы эту проблему решить или хотя бы облегчить.

– Можем не успеть. Несмотря на все разговоры о близкой победе над старостью, исследования пока что ставят больше вопросов, чем дают ответов. Даже если, как обещают некоторые геронтологи, нам удастся сделать мышь, которая живет вдвое-втрое дольше сородичей, это, во-первых, не решит проблему бессмертия, во-вторых, не факт, что результаты, полученные на мышах, удастся перенести на человека. Ведь одни и те же вещества на разные виды животных действуют по-разному. Скажем, антиоксидант ионол продлевает жизнь мышей, но укорачивает жизнь дрозофил. Мыши, в отличие от человека, не болеют атеросклерозом, у них не бывает инфарктов. Да и вообще пока нет ни одного исследования, насколько я знаю, которое бы достоверно показало возможность продления человеческой жизни с помощью каких-либо препаратов. Так что до бессмертия многие не доживут.

– На этот случай есть крионика. Она – тот запасной «аэродром подскока» к бессмертию носителя, который позволит дождаться. И заодно избежать экономической катастрофы. Основная доля долгового навеса, который грозит погрести под собой Штаты, – медицинские расходы. Подсчитано, что главными тратами человек обременяет общество на последнем-предпоследнем году жизни. Допустим, у человека рак простаты. За шестьсот тысяч долларов ему можно продлить жизнь еще на месяц-другой. Но дешевле и разумнее его за гораздо меньшую сумму просто заморозить и разморозить тогда, когда медицина научиться лечить рак. Крионика стоит на порядок дешевле не только бессмысленного лечения простатита, но даже и приличных похорон. В принципе все похороны надо было бы заменить крионированием, а кладбища – криоцентрами.

– Еще одна новая индустрия? Ее один новый спрос? Для экономики это хорошо. Но…

Я повернул голову в сторону минарета, откуда раздавались заунывные крики служителя культа, и подумал… Вернее, представил себе, что в древнем Шумере или Египте научились замораживать людей. И начали замораживать всех в расчете на то, что добрые люди будущего разморозят их, оживят и позволят жить в новом, дивном мире. Сколько накопилось бы замороженных с тех времен? И что бы мы тут в постиндустриальном обществе делали с сотнями миллионов древних гончаров, козопасов и крестьян – диких, фанатичных в своей религиозности, неграмотных? Чем они тут будут заниматься? У нас нету столько коз и потребности в горшках, чтобы загрузить их работой. К тому же они начнут стремительно размножаться!.. Мы и со своими-то современными дикарями третьего мира не знаем, что делать!.. Конечно, мне могут возразить, что в далеком светлом будущем нам всем сделают апгрейд, загрузят в мозг все нужные знания и цивилизованные привычки, чтобы мы не задыхались от возмущения, увидев какой-нибудь гей-парад генетически модифицированных гермафродитов, которые занимаются фантастически нетрадиционным сексом прямо перед новостными стереотелекамерами. Но что-то подобная перспектива представляется мне: а) сомнительной и б) опасной для целостности моей личности, каковая и есть совокупность привычек, реакций и знаний. Если меня в будущем убьют методом полной переделки личности, почему бы мне тогда не умереть здесь и сейчас традиционным способом?

Да даже если никто и не будет меня переделывать ментально, если даже всех размороженных разобьют на эпохи и поместят в резервации, соответствующие привычной им эпохе, все равно – мне бы не хотелось жить в зоопарке, зная, что паровоз прогресса умчался далеко вперед, а мы тут непонятно зачем коптим небо. К тому же, если правы люди, утверждающие, что сознание можно перенести на иной носитель, мы никогда не поймем, живем ли мы в резервации будущего реально или нас, разморозив, переписали на кристаллы, и мы существуем в виртуальной реальности.

И с какой бы вообще целью разумным существам будущего (не смею называть их людьми, потому что мы – лишь промежуточный этап эволюции) воскрешать и, тратя ресурсы, содержать миллиарды дикарей из прошлого? Ну, даже если не миллиарды. Если согласятся на заморозку всего тысячи, это еще хуже! Я бы не хотел проснуться один в совершенно непонятном мне будущем, без единого родного человека и без единого знакомого предмета вокруг, в окружении непонятных существ на колесиках, которые в тыщу раз умнее меня и осторожно пододвигают мне палкой миску с пищевой протоплазмой.

Пока я предавался этим печальным мыслям, разговор меж тем продолжался, постепенно-постепенно выруливая в ту сторону, которая и мне, и вам, дорогой читатель, наиболее интересна – к психологии бессмертных, нужности бессмертия для вида и обсуждению феномена сознания, наконец.

– …Цель нашего института – фундаментальные исследования биологии старения. Программа-максимум – вечная жизнь. Если и когда мы ее достигнем, это полностью изменит все наше существование и психологию цивилизации. Люди перестанут хапать. Система ценностей поменяется.

Я не согласился:

– А вот не факт, что она поменяется в лучшую сторону. Поскольку смерть мотивирует: «мне уже скоро сорок, а что я успел?». А если впереди вечность… о, я всегда успею! И можно ничего не делать, пинать балду… Вот у меня есть знакомый один – доктор Блюм. В пятьдесят лет он женился и начал обратный отсчет жизни: до шестидесяти осталось девять лет, восемь, семь… Он на этом родил троих детей, начал быстрее двигать какие-то проекты… Мотивировка: надо успеть! И потом, бессмертие замедлит науку. Если академик занял место, его уже не сдвинешь. Он навсегда укоренился и будет тормозить все революционные исследования. Ведь в науке новые точки зрения побеждают только после смерти поколения мастодонтов, выросших на старой парадигме, которая когда-то была передовой. А молодежь легко подхватывает все новое. Поэтому смерть нужна виду для обновления. И цивилизации, как видим, тоже.

После этой моей тирады поднялся гвалт. Мне возражали все хором: так им хотелось жить вечно, этим молодым ребятам. А я – тоже не очень старый, но дико мудрый – не соглашался:

– Я от лица эволюции высказываю сомнение в том, что цивилизации, то есть человечеству в целом, нужны бессмертные.

– А есть ли у человечества интересы, отличные от интересов отдельного человека?

– Конечно. Интерес популяции превыше интересов особи!

– А какое нам дело до того, что считает по этому поводу природа или эволюция?

– Но представьте, что цивилизация перестанет развиваться из-за того, что особи достигли бессмертия.

– Почему?

– Да по тем причинам, что я уже перечислил! Смена научных парадигм обеспечивается умиранием старперов и притоком молодых кадров, которым новые гипотезы уже не кажутся столь еретическими. Которые не обросли социальной коростой – научными званиями, полученными за старое, и им, соответственно, не нужно защищать свой уровень жизни, как это нужно делать старикам, которые взросли до академических высот на когда-то передовых, а ныне устаревших теориях… Далее, причины психологического порядка: «Мне уже тридцать лет, а что я сделал?»

– И что начинает делать человек после этой мысли? Становится академиком и изобретает нечто новое? Если он бездарь, он таким и помрет, а если гений, не сможет не изобретать.

– Это верно. Но верно и другое: зачем мне вообще подниматься с пляжа и дописывать книгу, если «всегда успею»? И получить образование «всегда успею».

– Для зарабатывания денег. Деньги ведь никто не отменял. Или вы хотите провести вечность дворником? Но, в конце концов, девять из десяти пусть лежат на пляже, а те, кому это будет интересно, станут продвигать цивилизацию вперед, потому что им это интересно – изобретать, писать книги, доказывать теоремы. Всегда ничтожная доля людей двигала цивилизацию вперед. И делала это не из-за денег, а из-за интереса. Каменный топор, копьеметалка, лук – все это изобрел один человек из десятков тысяч. Если человек задумается «мне уже сорок, а я еще ничего не сделал», это не сделает его изобретателем. Плебеев будут мотивировать деньги, а умных людей интерес.

– Молодой человек легко обходится без денег, лежа на пляже. И только взрослея, начинает пахать, меняя свободу безденежья на комфорт рабочей несвободы. А бессмертному спешить некуда – он вечно молод и потому всегда успеет и семью завести, и образование получить. Куда интереснее поиграть в карты на пляже с ребятами. Карьера никуда не убежит… Разве что поддержание бессмертия будет требовать денег. Вот это стимул! Да еще какой… Но это и вечное порабощение. И, кстати, вопрос о пенсиях мы так и не решили. Они будут?

– Зачем пенсия человеку, который может работать?

– Для большинства людей развитого мира пенсия – символ грядущего счастья, когда силы еще есть, а на постылую работу ходить не надо: деньги платят задаром! Можно путешествовать.

– А я, может, и в тридцать лет хочу поездить! Не вопрос – накопил денег, ушел на несколько лет лежать на пляже. Можете назвать это личным пенсионным фондом, какая разница?

– Но представьте, что человек бесталанный будет вынужден всю вечность ишачить на низкооплачиваемой работе и потому не может отложить на годовой «отпуск». Его удел – вечная пахота. Это же кошмар! Зачем ему такая жизнь и такой вечный ад? В то время, как другие – вечно молодые и талантливые или просто получившие наследство и живущие на проценты, ни хрена не делают, а целую вечность наслаждаются жизнью, как в раю. Где справедливость?.. Однако первое, что приходит в голову – перенаселение. Не будет ли грозить миру бессмертных перенаселение. Или в обмен на бессмертие у человека отнимут право заводить детей?

– Это весьма распространенное заблуждение, что продолжительность жизни связана с перенаселением. На самом деле, растет население или убывает, связано с рождаемостью. А сейчас у нас как раз проблема с рождаемостью! В этих условиях бессмертие как раз не помешает. Демографические процессы не связаны с продолжительностью жизни. Точнее связаны только в том случае, когда средняя продолжительность жизни меньше репродуктивного возраста. Тогда, увеличивая ее, мы увеличиваем репродуктивный период и наоборот. У нас же репродуктивный возраст фактически составляет пять лет – с 25 до 30 лет. За это время женщины рожают по одному ребенку и на этом все.

– А усталость от жизни бессмертного человека?

– Усталость от жизни – всего лишь проявление старческой депрессии. Не будет старости – не будет усталости. Молодому жить не надоедает. Он здоров, и ему все в радость.

– И в каком же возрасте будут жить люди будущего свою тихую вечность?

– В том, какой нравится. А если быть точным, понятие возраста как таковое отомрет, станет бессмысленным. Потому что оно неразрывно связано со старостью. Наилучшее функционирование органов – вот и весь возраст. Все идет к тому, что человек будет трансформируемым по своему желанию. Побыл мальчиком, потом стал девочкой, потом дельфином. Вы ведь не думаете, что если технологии будут развиваться с той же скоростью, что сейчас, люди через тысячу лет останутся такими же, как сегодня – будут бриться, болеть, лысеть… Скорее всего они просто перейдут на принципиально новый носитель. Но то, что психология вечных людей изменится, сто процентов! «После нас хоть потоп» – вот этой фразы больше не будет.

– Хм. Это аргумент… Значит, вы действительно готовы подарить человечеству бессмертие?

– Да, готовы! Сделать касту вечноживущих, а остальных оставить в том дерьме, в котором они живут, это неправильно. Нужно поднимать всю цивилизацию сразу.

– Сразу, конечно, не получится. Одеяло нужно поднимать за углы. Невозможно поднять одеяло цивилизации сразу. Только постепенно. То есть одна часть уже будет высоко, а другая еще будет лежать на полу. Это как с сотовыми телефонами. Сначала бессмертие получат самые богатые. Потом все остальные, причем большинство, видимо, – в кредит. Но вот стоит ли давать бессмертие мусульманам, у которых по 8–10 детей? И нужно ли оно им, если они надевают пояса шахидов и взрываются?

– Это вопрос не простой…

– Но таких у меня полно! И главный из них – если все-таки проблема старения носителя окажется настолько системной, что сделать вечное тело не удастся по каким-то принципиальным соображениям, как принципиально невозможно, например, построить вечный двигатель, что тогда? Менять носитель сознания?

– Менять носитель. И в этом направлении мы работаем.

После этой фразы один из присутствующих длинноволосых гениев рассказал о проводимых в его лаборатории экспериментах. Они там у себя учат компьютер чтению мыслей. На голову человека надевают шлем с 16 контактами. И заставляют его представлять какой-нибудь предмет. Например, стол. Показания кожных потенциалов записываются. Потом о столе напряженно думают другие испытуемые. Потом данные усредняются. Затем заставляют думать о яблоке, например, о других простых предметах. Все записывают. Усредняют. И видят, что усредненные кожные электропотенциалы «стола» и «яблока» несколько отличаются. Прекрасно. Заводят данные в компьютер. И потом, когда очередной испытуемый начинает усиленно думать о столе, компьютер угадывает, о чем он думает. Угадывает не всегда. И научили компьютер читать всего несколько простейших мыслей, точнее, образов, но лиха беда начало!.. Конечно, от этих опытов до полноценного чтения мыслей – как раком до Китая. Конечно, читать мысли, расшифровывая электрические напряжения на коже головы, – это все равно, что получать представление о цирковом представлении, глядя не на само представление, а на тени, которые отбрасывают действующие лица на стенку. Но руководитель лаборатории уверен: через три десятка лет чтение мыслей будет вещью совершенно обычной.

– Уже сейчас есть первые компьютерные системы, которые управляются мозгом напрямую. В дальнейшем я вижу практическое слияние искусственного интеллекта и мозга. Почему я, человек неверующий, не совершаю криминала и не делаю каких-то неэтичных поступков? Потому что все эти действия всплывут, будут общедоступными через какие-то 30–40 лет. Не останется никаких личных тайн, когда будет глобальная нейронная сеть, к которой люди станут подключаться напрямую. А не подключаться будет невозможно, иначе просто выпадешь из социума.

– Осталось только выяснить, что такое сознание и можно ли его вообще переписать или запустить гулять в Сеть.

– Этот вопрос, на мой взгляд, сводится к вопросу о том, что такое человек – софт или хард? Для меня человек в первую очередь информационная сущность. Нельзя же сказать, что я – это мое тело, и если мне подстригли ногти, меня стало меньше, это глупость. А значит, переписать можно.

– На мой взгляд, индивидуум – это логика над данными. Больше ничего личность из себя не представляет – только данные, которые мы накопили за жизнь, и та уникальная логика, которая работает над этими данными. Все.

Я щелкнул пальцами:

– Хорошее определение! «Человек – это логика над данными». И, наверное, оно может многих убедить. Но меня сейчас больше интересует вопрос о соотношении личности и сознания.

Все на секунду замолчали.

– Согласен, есть такой вопрос, – кивнул один из собеседников, наиболее поживший и потому умудренный.

– Сознание – скользкий термин, – вздохнул другой.

– Но это же самый интересный вопрос! – воскликнул третий. – Все, что мы обсуждали до этого, все эти биологические тонкости, мне не очень были интересны. А вот это – интересно!

Я потер переносицу и попробовал прояснить мысль:

– Вот одна собака, вот вторая – у них разные личности, потому что разные характеры, разная сообразительность. Личность – это отличия между сходными субъектами. Но сознание… Его определить сложно. Хотя интуитивно мы понимаем, что сознания больше у шимпанзе, чем у собаки, и еще больше у человека. Если только не путаем сознание и рассудок. Под рассудком я имею в виду чисто интеллектуальную деятельность, «вычислительную».

– В данном случае под сознанием вы имеете в виду самоосознание, насколько я понимаю, когда человек сам себя осознает в этом мире?

– Наверное. У любого млекопитающего есть свое осознание себя – просто в силу собственной выделенности из окружающего мира. «Я голодный». «Мне нравится». «Я пойду». «Я знаю, что там опасно». «Этот мой щенок веселый, а вон тот грустный». Конечно, это не осознается животными в словах, но это осознается! А горилл так и вовсе можно научить говорить! До шестисот слов на языке немых, если мне память не изменяет… Обученные языку обезьяны ведут диалоги между собой и с экспериментаторами. Значит, разум их достаточно силен. Но ведь разум, рассудок – еще не сознание! Разум есть логическая способность решать задачи. Она есть и в компьютере. Но компьютер, насколько мы понимаем, себя не осознает. Это просто машина. Так можем ли мы сохранить сознание в машине?

– Что мы хотим сохранить на другом носителе – сознание, то есть осознание себя, как личности, или накопленный опыт, набор фактов?

– Есть иерархия, я считаю. Верхний слой – воспоминания. Потом индивидуальные предпочтения, привычки, динамические стереотипы. Это тоже хотелось бы сохранить, но это уже не так важно. Для меня лично важнее память. – Это опять-таки сказал самый старый и умудренный, накопивший много жизненного опыта, который было жалко терять из-за какой-то там смерти.

– Не согласен. Моя память – это не «Я»! Человек может потерять память или часть памяти. И остаться собой. Я могу по пьяни не помнить, что творил вчера, но от этого не перестану быть собой.

– Если человек не ассоциирует себя с человеком, которым был десять лет назад, значит, это разные люди. Важна именно преемственность информации.

– Погодите, погодите, но если мы пришли к выводу, что в человеке главное софт, а не хард, то возникает следующий вопрос: в софте что главное – базы данных или обработка? То есть файлы или логика, которая к ним обращается?

– Я уже говорил: для меня главное – моя память.

Такая постановка вопроса всех возмутила.

– А для меня – логика. Какие бы мне ни дали данные, для меня важна логика, с помощью которой я буду этими данными, включая воспоминания, оперировать.

– Но ведь логика зависит от тела! И не надо на меня так смотреть! У нас у всех могут быть одни и те же факты, но трактовать мы их будем по-разному, в зависимости от того, к какой мировоззренческой модели больше склоняемся. Боговер скажет: тут просто промысел божий. Атеист скажет: случайность. Патриот заявит: это доказывает гибельность индивидуализма, потребительства и капитализма. Человек с менее развитым стадным инстинктом будет более склонен к либеральной, индивидуалистической модели мира. Это не мы умом подбираем модели мироздания. Это модели подбирают нас, фигурально выражаясь. Наши склонности и характер задаются генетикой, то есть телом – тем, как работают железы внутренней секреции, как устроен мозг данного конкретного человека. От этого потом пляшет и идеология, способ обработки данных, умение замечать факты, которые ложатся в струю, и не замечать неудобные факты. Ведь мир настолько многообразен, что под любую точку зрения можно накопать фактуры. Если мы освободим сознание от влияния животного тела, что от него (сознания) останется, кроме чистой математической логики, не раскрашенной телесными предпочтениями?

После этой моей тирады все опять заголосили хором, а я вдруг подумал, что в пылу разговора никто, в том числе и я, не заметил хитрого финта, с помощью которого сознание легко ускользнуло от рассмотрения, глумливо подставив вместо себя все что угодно, кроме себя. Я сам обратил на это внимание, уже пиша книгу. Смотрите, один человек говорит:

– Для меня важнее воспоминания.

Другой не соглашается:

– А для меня логика над этими данными, способ обработки.

Но для кого для «меня»? Ведь под этим «меня» и спряталось их хитрое «Я», подсунув вместо себя воспоминания в одном случае и способ реагирования в другом. Воспоминания – это не человек. Воспоминания можно изложить буквами на бумаге. Но бумага не может думать и осознавать себя. Это просто база данных. С данными человечество научилось работать давным-давно, изобретя письменность, которая позволяет сохранять накопленную информацию – с этим как раз проблем нет. Менее понятен вопрос о том, может ли себя осознавать та самая «логика над данными», то есть пустая тележка, которая ездит между полками с папками памяти и в произвольном порядке хватает то одну, то другую папку для чтения. Но кто читает? Тележка? Неужели мой способ мышления и реагирования – это и есть «Я»? Человек – это магнитофонная головка? Или весь магнитофон? Или магнитофон с катушкой, на которой записана память?

Писание мемуаров, которым человечество грешит уже тысячи лет, как раз и есть неполноценный способ остаться бессмертным – сохранить воспоминания – если не для себя, так хотя бы для потомков. То есть воспоминания отделить от «себя» можно. Если человек теряет память в результате амнезии, он все равно остается собой. Но при этом его начинает мучить вопрос: «Кто я?» Он не помнит ни имени, ни фамилии, ни города, в котором живет, ни времени, ни прошлого. Но его «Я» остается. Только очень встревоженное, поскольку потеряна система социальных координат, без которой «Я» функционировать сложно и как-то пустовато, ведь человек – животное социальное. С нуля надо тогда жизнь начинать. Жалко накопленного, я понимаю.

Тот мой собеседник, который декларировал, что главное в нем все-таки воспоминания, а не он сам, объяснил свою позицию:

– Почему я не склоняюсь к этой вашей «логике над данными»? Потому что воспоминания есть воспоминания – какие были, такие и остались. А вот логика завязана на хард.

…Это он верно сказал. Это как раз то, о чем я написал выше. Бегающая между полками с папками данных тележка нашего «Я» зависит от «тележных дел мастера», который ее сделал. То есть от конкретного устройства конкретного человека, от его нейронной сети, которая задается генетикой и отчасти формируется воспитанием.

Так что же такое «Я» и можно ли его расположить на эмоционально нейтральном носителе, не зависящем от нашего переменчивого, болеющего, стареющего, страдающего тела? Ведь все эти «страдательные» недостатки тела создают сильнейшие стимулы сознанию, под воздействием которых оно неравнодушно стремится к чему-либо. Эти стремления и ограничения формируют (воспитывают) сознание, превращая его в личность. Личность есть сумма недостатков… А к чему может стремиться искусственный интеллект, получающий питание из розетки и не знающий ни в чем нужды? Он и не будет личностью. Он будет стандартной вычислительной машиной, не обремененной теми проблемами, которые делают нас людьми. Эти соображения я и высказал группе товарищей. На что получил ответ:

– Но внутри огромного искусственного интеллекта можно задать виртуальное пространство, в котором эмулировать эволюцию или разметить наши индивидуальные сознания, чтобы они конкурировали между собой за виртуальные ресурсы.

– Зачем? Какой смысл в этой «конкуренции в банке»? За что конкурировать? За ток, который поступает из розетки? Часто говорят о том, что вся наша цивилизация уйдет в виртуальную реальность с головой. Но в реальной реальности я постоянно в чем-то нуждаюсь, что заставляет меня преобразовывать эту реальность. А внутри виртуальной реальности я словно йог в медитации – воображаю себе все, что хочу. Или как Господь, поскольку в виртуальном мире можно создавать миры просто по желанию. К чему мне стремиться? Если у меня, как у Бога, есть все, что я пожелаю ровно через мгновение после возникновения этого желания, значит, через мгновение я просто не буду больше ничего желать, ибо все получу. И потому не буду ничего предпринимать. Бог – это тот, кто ничего не желает, ибо ни в чем не нуждается и, соответственно, ничего не делает. А тот, кто ничего не делает, никак не проявляет себя. То есть попросту не существует. Поскольку существовать, значит, проявлять себя. Если я всемогущ, значит, меня просто нет. Я давно уже умер от скуки.

– Ты будешь жить в виртуальной вселенной не как бог, а как персонаж. Просто потому, что тебе так интересно. Ты играешь в цивилизацию среди равных себе.

– Аватар. Не в смысле кино такое, а в санскритском смысле, как нисхождение бога в мир в лице человека.

– Да. И потому, как всесильный бог, ты ограничиваешь сам себя. Потому что неограниченность неинтересна! Ограниченность формирует, как ты верно заметил. А безграничность растаскивает до полного растворения и небытия. Ты же не хочешь небытия?

– Не хочу. Но понимаю, что существовать, значит нуждаться, то есть страдать. Жить – значит быть ограниченным. Расти и развиваться можно только в достижении целей, то есть покрывая дефицит чего-либо. А когда все дефициты покрыты, это конец развития. По сути, смерть… То есть, по-вашему, возможен вариант, что я бог и сейчас просто играю, ограничив сам себя в виртуальной реальности?

– Запросто! Это же игра. Ты вошел в игру простым игроком, а тебя взяли и на кресте распяли.

– Стоп-стоп! – Я поднял палец. – Вы не заметили главного. Если этот мир – плод моего разума, значит, вы – тоже плод моего разума. Вас нет, вы не существуете. Вы – часть программы в моей игре. А это самый настоящий субъективный идеализм.

– Есть другая гипотеза. Может быть, стать взрослой для цивилизации означает отказаться от смерти и уйти в виртуальные миры играть. Там мы будем вовлеченными в игру персонажами. Отыграл до конца, начал по-новому, как это обычно и бывает, – только с другим персонажем. В этом случае смерть персонажа не означает смерти игрока. И может быть мы все персонажи, и смерти действительно нет, а есть потусторонняя жизнь и рай – то место, откуда идет игра.

Я хлопнул в ладоши:

– Это просто религия в новых одеждах. А как же покорение космоса? Или оно тоже будет игровым? И что будет, если в этой игре «Цивилизация» эволюционирующие персонажи разовьются настолько, что «перепрограммируют» себя – перестанут умирать. Вы же к этому стремитесь, господа геронтологи! Игра выйдет из-под контроля – с точки зрения Игрока. Он так и не вернется из своей игры обратно в реальное тело. Так что если мы все – персонажи в виртуальной реальности, может, мы кого-то крепко подставим тем, что не захотим возвращаться? Но ведь игра-то происходит с полным погружением, иначе неинтересно, интерес игры стоит в следовании правилам и случаю, а не в жульничестве, поскольку мошенничество в игре обессмысливает игру как процесс. А это значит, что персонаж не знает, что он персонаж. И именно поэтому в персонаж жестко вшита смерть как программа, чтобы он не вышел из-под контроля, и хозяин не остался в игровом кресле в бессознательном состоянии, будучи не в силах вернуться. Мне бы, например, не хотелось уйти в игру и остаться в ней навечно персонажем. Уж лучше быть богом-аватаром! То есть умереть и начать вторую игру, третью…

Но главный вопрос все равно в другом. Допустим, я – персонаж в компьютере. И даже не важно, кто меня создал – я сам создал этот мир-программу, включая вас, и сделал ограничения для себя ради собственного интереса и теперь играю, или же мы все – эмулированные самостоятельные персонажи внутри программы, за каждым из которых стоит игрок. Меня другое интересует. Ведь программа, реализуемая в компьютере – всего лишь гульба мелких электрических токов. Но какое отношение они имеют ко Мне? Как может мое сознание сводиться к этим токам? Как гульба токов может самоосознавать себя?

– А разве в мозгу не гульба токов? – быстро возразили мне. – Как может гульба токов по нейронам самоосознавать себя? Однако прекрати эту гульбу, и каюк самосознанию.

– Э, нет! Я прекрасно понимаю, что гульба токов в моих нейронах – это не я. Ибо сознание идеально, а гульба токов материальна. Черная краска на белой бумаге – материальна. А текст, как смысл – идеален.

– Верно. Любая информация требует материального носителя. Но она инвариантна к его свойствам – роман Толстого может быть записан буквами на бумаге, а может – лазерными импульсами на DVD. Можно записать сознание на мозге, а можно на другом носителе.

– Я понял, в чем ваша ошибка! – дошло вдруг до меня. – Вы почему-то думаете, что сознание – это информация. Это не так. По Винеру, информация – это сигнал, которого ждут. Вне кодировщика и ключа информации нет. Я не умею разбирать японские иероглифы, и потому для меня они не несут никакой информации. Я только знаю, что там чего-то написано. А крыса и этого не знает, она воспринимает книгу, как жратву, и грызет ее. Для крысы в книге не содержится никакой информации. Чувствуете, куда я клоню? К тому, что «Я» – это не информация! «Я» – этот тот, кто «ждет» сигнала. Тот, кто читает информацию, записанную в мозгу. Поэтому я и сомневаюсь в том, что можно будет переписать в компьютер Меня. Непонятно, что переписывать, во-первых. А во-вторых, даже если вы перепишете все, что найдете в мозгу, все равно это буду уже не Я.

– Возможно, этот вопрос решится сам собой. Путем постепенной эволюции, то есть конвергенции человека и компьютера. Сейчас уже существуют пионерные разработки с инвазивным внедрением в мозг электродов. Пока что это первые шаги и делается это для инвалидов и парализованных, чтобы они включали свет в комнате, например, с помощью своего желания, точнее, электромагнитного импульса мозга, порожденного этим желанием. Но потом этого могут захотеть и здоровые, чтобы пользоваться своим умным домом, как телом.

…Опыты такие действительно проводились. В Вашингтонском университете группе из восьми эпилептиков внедрили в мозг электроды, с помощью которых измеряли электрическую активность разных отделов во время определенной умственной работы. Человек сжимает и разжимает кулак, например, или высовывает язык. А потом он не высовывает язык, а только представляет себе, что он высовывает язык. При этом активизируется тот же отдел мозга, но уровень электропотенциала составляет всего четверть от потенциала реального действия. То есть при воображении мозг не сильно напрягается, ленится.

Затем данные о записанных потенциалах ученые связали с движением курсора на экране компьютера. И соединив компьютер с мозгом проводами, попросили пациентов поуправлять курсором мысленно, воображая те же движения. Всего через несколько минут тренировок все испытуемые научились легко и непринужденно гонять курсор по экрану движением мысли, то есть одним своим желанием. Так же легко и непринужденно, как они управляли собственными руками с помощью одного только своего хотения. Но когда человек ходит или двигает руками, управляя таким образом с помощью своего эфемерного сознания «тяжелой» материей тела, это привычно и не удивительно. А вот когда он с помощью мысли управляет предметами вне тела, это непривычно и поразительно. Ведь курсор – только пример. В зависимость от положения курсора на экране можно поставить разные агрегаты. Прокатный стан. Или башенный кран. Или выключатель света в доме. Стиральную машину. Самолет. Курсор, как посредник, можно вообще исключить. Провода, соединяющие мозг и исполнительное устройство, тоже. Ведь есть уже технология «блютуз», есть вай-фай. Да и вообще радио люди изобрели сто лет назад!

Любопытный и важный момент – испытуемые вскоре наловчились гонять курсор по экрану, не воображая себе высовывание языка или сжатие кулака, а просто одним желание сдвинуть его. То есть представление о сжатии кулака оказалось тоже всего лишь посредником, инструментом для научения, костылем, от которого мозг потом отказался, как он ненужной промежуточной детали, и стал просто двигать курсор по экрану. Это как ходить учиться – поначалу тяжело и падаешь, а потом просто не задумываешься. Хочешь – и идешь, куда хочешь!.. Второй интересный момент – уровень электропотенциала по время перемещения курсора был таким же, каким он был во время отдачи мозгом команд на реальные действия – поднятие руки, например. То есть мозг уже не ленился, только воображая движение, а реально двигал…

– Ну, разве это не здорово, если периферические устройства станут, как части тела, то есть будут слушаться твоей мысли? Если ты можешь управлять силою мысли удаленным устройством, как своей собственной конечностью, а при этом устройство может быть на другом конце земного шара, то это будет промежуточный шаг между тем, что мы имеем сейчас, и аплодингом – полной перезакачкой сознания в Сеть, переносом его на другие носители.

– Начать с того, что я, например, поопасаюсь делать трепанацию черепа, чтобы внедрить в мозг электроды. Я лучше рукой выключатель поверну.

– А вот инвалиды и парализованные не опасаются: им терять нечего. Поэтому первыми в виртуальный мир могут уйти как раз они.

– Это красивая мысль! Дело в том, что сила эволюции – в сохранении разнообразия. В изменившихся условиях вчерашние аутсайдеры могут занять лидирующие позиции. Так когда-то мелкие теплокровные, мельтешащие под ногами динозавров, пережили вчерашних гигантов, которые царили на планете, и оказались на эволюционном острие. Теперь мы, теплокровные – короли планеты!.. Так что, вполне возможно, именно убогие – тяжкие инвалиды первыми уйдут в виртуальную реальность, за которой будущее. А мы останемся тут и будем по-животному испражняться. Стыд-то какой!

– А они будут сидеть в ящике и общаться с миром посредством роботов и датчиков, которые могут быть где угодно, хоть за океаном.

– Но самое первое, что наступит – это совмещенная реальность. С ней мы столкнемся уже очень скоро. Что это такое? Мы сейчас вокруг себя имеем огромное количество разных гаджетов, насыщенных всяческой информацией. Очень быстро будут развиваться сенсорные сети. Это будет мир, насыщенный датчиками. Неинвазивный путь. Пока без вживления электродов. Представьте, что на вас очки с внешней камерой и внутренней камерой, которая отслеживает движение глаз. Эти очки в Сети. Ты посмотрел на гору, вызвал движением глаз меню, отыскал нужную строчку, узнал высоту горы, какая там сейчас температура на вершине. Захотел – приблизил гору. Очки могут быть связаны с напальчниками и гироскопчиком для удобства управления меню. И это не фантастика, это уже существующие, разрабатывающиеся устройства, которые будут выброшены на рынок в обозримом будущем.

…В этот момент из каминного зала на веранду выехал сторожевой робот, поднял механическую голову и посмотрел на Тимура Артемьева. Это был явно знак свыше. Маленький, размером с игрушечный радиоуправлемый джип, робот, накопивший сил в своей зарядной станции возле розетки, решил выехать на патрульную поездку по дому, чтобы осмотреть свое хозяйство – все ли в порядке. Само будущее в его лице поприветствовало нас и напомнило о своей неотвратимости. Мы уже шагнули в него. Или оно железной пятой наступает на нас.

Я почесал затылок:

– Зачем бороться со старостью, если нас всех все равно ждет сетевая жизнь без всякого тела? Как в религиозном раю…

Этого не видно широкой публике, но борьбой со старостью занимается довольно много людей в мире. Нет, если сравнивать с китайцами, то их, конечно, мизер. Но ведь и Циолковский был когда-то один. А вон оно как все потом обернулось… В вопросах бессмертия мы сейчас примерно на уровне циолковщины. Или на уровне молодого Королева. Еще буквально вчера геронтологов вообще не воспринимали всерьез. А теперь миллионеры скидываются на мышей, а руководители государств уже позволяют себе в разговорах друг с другом прямо на камеру высказаться о необходимости принятия мировой программы по борьбе с природной порчей нашего носителя. Правда, понимания у коллег еще достигают не всегда.

Пока что успешнее работают другие методики продления жизни: оздоровительного плана. Помните смешной, но удивительно точный вопрос доброго доктора Блюма, который делает людям очень больно:

– А вы в бессмертие человека потащите с его геморроем в заднице? Не знаете? Так спросите об этом у Батина…

Я пошел и спросил Батина, мне не жалко. Михаил Батин – глава фонда «Наука за продление жизни». Энтузиаст вечной жизни в бессмертном теле. Именно он, потратив 200 тысяч евро своих личных денег, привез в Россию испанского врача итальянского происхождения Паоло Макиарини, который вырастил первый в мире искусственный орган для человека – трахею. Теперь и в России!..

Выращивание и трансплантация искусственных органов – та самая промежуточная ступень на пути к бессмертию, о которой я беседовал в Даламане с другими энтузиастами бессмертия индивидуального разума. И мы шагнули на эту ступень тоже. Все перспективы, отмеченные в Даламане, пока четко осуществляются…

Пересадкой сердец, печеней и почек нас уже не удивишь. Но Паоло Макиарини не стал пересаживать своей пациентке трахею от трупа. Он сделал немного по-другому. Его пациентка имела проблемы с левым бронхом из-за перенесенного туберкулеза. В результате левое легкое не могло нормально работать. Обычно в таких случаях легкое удаляют. Это, я считаю, чересчур – выкидывать нормальный орган из-за ерунды. Все равно что выкидывать компьютер из-за поломавшейся кнопки включения. Так же считал и Макиарини, работающий в Барселонской клинической больнице.

Он решил применить к людям методику, прежде обкатанную на свиньях. Взял у скончавшейся женщины кусок трахеи длиной в 7 сантиметров и отмыл его от всех клеток, которые могли вызвать реакцию отторжения у реципиентки. Остался только белковый коллагеновый каркас. Снаружи его покрыли клетками хрящевой ткани самой пациентки, которые вырастили из ее стволовых клеток, взятых из костного мозга. Внутри каркас покрыли клетками эпителия, взятыми с ее бронхов. Далее, полученную конструкцию поместили в биореактор, чтобы клетки разрослись и срослись с каркасом. Это заняло четверо суток.

После чего дефектный бронх удалили, а новый поставили. Через десять дней пациентку выписали. Ее левое легкое работало в полную силу. Никаких воспалительных процессов, никакого отторжения.

Первая операция была очень дорогой. Ее буквально «собирали», как собирают опытный термоядерный реактор ИТЭР – в разных концах мира. В одной клинике Европы выращивали клеточную культуру, в другой делали коллагеновый каркас, в третьем месте стоял биореактор. Операция длилась несколько часов, но ее подготовка заняла недели. Сейчас Макиарини разработал упрощенную схему, и вскоре подобные операции будут делать на потоке, как сейчас делают аортокоронарное шунтирование.

Эти два пути – искусственные органы и роботизация порой живут в конвергенции и приводят к самой настоящей киборгизации человека уже сейчас. Так, например, в Германии разработан искусственный сфинктер. Сделали эту штуку в Немецком центре аэрокосмических исследований в Вайслинге. Она представляет собой силиконовую манжету с дистанционным управлением на основе технологии «блютуз» и имплантируется вокруг уретры или прямой кишки. Манжета заполняется жидкостью из специального резервуара с помощью миниатюрного насосика. Все это монтируется в организм пациента. Никаких выводов контактов для подзарядки аккумулятора – он заряжается раз в неделю бесконтактно, как это происходит в электрических зубных щетках.

Механизм рассчитан на 10-летний срок службы и 330 миллионов циклов «открыть-закрыть». На пульте управления всего две кнопки – «вкл» и «выкл». Главное – не забыть пульт управления дома! Если такое случится, система при нарастании давления в уретре выше критического сначала будет пищать, подавая хозяину сигналы о том, что пора опорожнить мочевой пузырь, а потом просто откроется в аварийном режиме. Что ж, лучше описаться, чем мочевой пузырь лопнет!..

Обо всем этом я и хотел поговорить с Батиным. Батина я нашел в Физтехе. И почему-то ничуть этому не удивился. Он, как выяснилось, отвечает там за инновации.

Я начал разговор решительно. Сел перед Михаилом на стул. Закинул ногу на ногу. Наставил палец.

– Вы – фантазер, – сказал я ему. – Сущий фантазер! Люди зарабатывают деньги, а вы тратите на пустые мечты. Вы все равно не доживете до бессмертия. Ваше поведение нерационально.

Батин остался спокоен:

– Занятия, направленные на радикальное продление жизни, я считаю самым рациональным поведением, которым только может заняться человек. Это просто концентрация здравого смысла.

– А вы доктора Блюма знаете?

– Знаю. Это человек, который ремонтирует людей, – дал весьма точное определение Батин. – Он очень помог одному моему знакомому математику, у которого были очень серьезные проблемы.

– Так вот, доктор Блюм интересуется: вы что, потащите в бессмертие человека с геморроем в жопе?

– Да! Безусловно! И у нас будет уйма времени, чтобы дождаться, когда наука сможет ему помочь. Мы потащим в бессмертие слепого, глухого, немого – лишь бы его вылечить.

– Странно. Неужели вы полагаете, что достичь бессмертия проще, чем научиться лечить геморрой или рак?

– Ну, геморрой уже сейчас можно вырезать, а насчет рака… Некоторые ученые придерживаются мнения, что проблема рака сложнее проблемы старения. Зато если мы остановим или затормозим старение, мы уменьшим статистику рака, поскольку рак – возрастозависимое заболевание.

– Вы просто какой-то сущий Прометей! Причем вы стараетесь для людей, – я неопределенно махнул рукой вокруг, обозначая неопределенное, но явно большое множество, – которые этого не оценят, которым это даже не надо. Люди не хотят жить вечно! Так говорят опросы.

– Людям не свойственно рациональное поведение, – кивнул Михаил. – Людям свойственно поведение эмоциональное. А эмоциональное отношение к смерти определяется количеством пропаганды, которое нас окружает.

– Неужели кто-то пропагандирует смерть?

– Конечно! Во-первых, религия предлагает людям смириться с тем, что они смертны. Кроме того, мысль о смерти настолько страшна и неприятна, что люди стараются о ней не думать. А многие художественные произведения приукрашивают смерть, рекламируют ее, говоря, что это хорошо, героически и почетно. Да и сами похороны обставлены весьма пышно – музыка, цветы, гроб… Есть еще такая штука, как декларативное принятие смерти – воспевание подвига, воспевание качества жизни, как противовеса ее продолжительности. «Лучше я буду три года пить кровь, чем триста лет питаться падалью…» Для рекламы смерти ведь совсем не нужно быть сатанистом и ходить по улицам с плакатами «Давайте все умрем!» Пиар смерти делается по-другому. Религия трындит, что после смерти все будет прекрасно – вы попадете в прекрасное место и будете испытывать удовольствия.

– С религией все понятно, это зло. Но, во-первых, не все люди религиозны. Многих от поповских бредней воротит. А вот по поводу искусства не вполне соглашусь. Оно непрестанно воюет против смерти – герой постоянно преодолевает смертельные опасности и, в конце концов, выживает и даже получает самку для размножения.

Батин не согласился:

– Кино настраивает не на преодоление смерти, а на ее принятии с героическим лицом: все равно ведь она неизбежна. И, кстати, заметьте, герои, которые стремятся к бессмертию, всегда отрицательные – Кащей Бессмертный, Вечный жид, какой-нибудь миллионер, который ради бессмертия идет на разные козни… Из-за средства Макрополуса совершаются преступления. То есть само желание жить выступает в литературе как порочное, а вот желание умереть – как нормативное и социально одобряемое. «На миру и смерть красна». Смерть за Родину, за Бога восхваляется.

– Ну, и в чем вы видите свою задачу? В антипропаганде? В пропаганде того, как хорошо было быть жить вечно?

– В том, чтобы достучаться до каждого. Чтобы каждый на своем месте работал на это. Пора! Вы, как писатель, должны написать об этом книгу, где объяснили бы людям, что это возможно. Если вы программист, вы можете создать базу данных, которая бы систематизировала вмешательства в проблемы старения – сделала бы корреляцию на молекулярном уровне событий, которые происходят, когда человек стареет. Эта база данных позволит нам построить математические модели, которые помогут бороться со старением. Если вы дворник, вы должны заниматься самообразованием, чтобы перестать быть дворником. С дворниками у нас все хорошо, в них нет недостатка. У нас плохо с людьми, которые могут что-то умное сделать. Не получается с самообразованием? Рассказывайте другим дворникам о реальности решения проблемы старения. В конце концов, не нужно забывать, что дворники выбирают правительства.

– Это все иллюзия! Тренды дворникам все равно задает интеллигенция. О чем и как нынче принято думать, каких парадигм придерживаться – это все выдумываем для народа мы. И продаем ему. Народ голосует и совершает революции в качестве пушечного мяса, но идеи революций всегда рождаются в головах интеллигенции, дворян, аристократии, интеллектуалов. А не дворников. Дворник может быть только рядовым пропагандистом в своей конспиративной пятерке… И вообще, все это напоминает сектантство.

– Напоминает, – согласился Батин. – Потому что любая целеустремленность напоминает сектантство. Да, это сектантство в том смысле, что это лозунг, ярлык. Потому как простому человеку проще что-то объяснить лозунгом, поскольку длинные объяснения в его голову не вмещаются. А лозунг находится в тех координатах, которые ему понятны.

– Знаете, я вам признаюсь честно. Лично я на самом деле весьма скептически отношусь к скорой «отмене» старения.

– А каков ваш уровень компетентности в понимании проблем старения организма на молекулярном, клеточном уровне, – спросил Батин.

– По какой шкале?

– Допустим, по 10-балльной.

– Я скромный человек и скажу – два балла. Ну, три.

– Вашим мнением можно пренебречь. Вы сами можете им пренебречь, – сказал Батин, махнув рукой.

– Могу. Легко. Но от этого оно никуда не денется. К тому же моих знаний достаточно для того, чтобы понять: старение процесс, настолько вшитый в наше тело, которое само по себе представляет собой одну огромную программу, настолько комплексный, что решить сей вопрос будет задачей невероятно сложной. Хотя не скажу, что неразрешимой. Просто я не разделяю оптимизма энтузиастов от этого дела. Мы-то уж точно не доживем!

– Знаете, человечество уже сильно продвинулось в этом направлении. Опыты над модельными животными дают прекрасные результаты, сейчас удалось продлить срок жизни мух и мышей почти в два раза, червяку нематоде – в 10 раз. Наконец, сейчас мы наблюдаем большие успехи в регенеративной медицине. Вот у меня на столе лежит обзор, который ставит задачу вырастить печень, и эта задача будет решена в течение ближайших пяти лет. Это сложная задача – вырастить печень. Сложнее, чем построить двадцать атомных реакторов. Потому что как строить реакторы, понятно. А про печень непонятно. И еще потрясает, что исследования эти очень скудно финансируются. Человечество больше увлечено футболом, если судить по его тратам на футбол, чем выращиванием печени. Между тем польза от искусственной печени во сто крат больше, но люди предпочитают развлечения! Потому что люди иррациональны и поступают под воздействием эмоций. Не удивлюсь, если окажется, что суицидальный центр в мозгу окажется совсем рядом с центром удовольствия. Если бы люди были рациональны, если бы те деньги, что угрохали люди на войну во второй половине XX века, мы бы уже жили по 200 лет. В конце концов, человек – всего лишь молекулярная машина, хотя и крайне сложная. Но трудно представить себе машину, которую нельзя починить. Природа нас создавала вслепую, а у нас есть разум, мы ускоряем эволюцию с помощью этого инструмента. И то, что было создано, может быть понято. И исправлено. Мы уже много понимаем в старении!.. Но борьба со старением – не единственный метод продления жизни. Есть еще выращивание органов и создание искусственных органов. Вообще, по большому счету нашему головному мозгу нужна только кровь. Обеспечьте ее подачу, и вы будете независимы от функционирования многих органов.

Наконец, есть еще такое направление, как моделирование деятельности головного мозга. Я имею в виду нейроимплантанты, которые берут на себя какие-то функции мозга взамен утраченных, например. И отсюда сразу же мы переходим к идее переноса сознания на другие носители. Да, нейронный ансамбль – чертовски сложная штука. Но конечная! У него конечное количество связей. Соответственно, теоретически можно будет создать модель мозга. И его надо создавать. Сейчас в этом направлении работы идут, мозг сканируют – режут на слои и сканируют. Это позволит когда-нибудь создать модель мозга со всеми коммутациями. Сначала будет карта всех соединений, по ней делается модель. Ее можно запустить в компьютере. Сначала, конечно, будут смоделированы мозги более примитивных существ – нематоды, кошки.

– А как определить, это кошкино сознание поселилось в компьютере или нет?

– По реакциям. Посмотреть, возникают ли характерные для мозга альфа– и бета-ритмы. Мы можем загружать виртуальную реальность, то есть подавать на этот «кошкин мозг» входящие сигналы, соответствующие сигналам от органов чувств настоящей кошки. И смотреть за ее «поведением». Которое отразится в выходных сигналах. Будет ли у нее виртуальное слюноотделение, когда она «увидит» «пищу», пойдет ли сигнал на «ноги» и так далее. То есть будет ли наша «кошка» работать, как кошка. Но перед кошкой будет сначала мозг нематоды с его 300 нейронами, потом мозг дрозофилы со ста тысячами… До человека путь неблизкий, согласен…

– Просто песня!.. А как вы собираетесь перенести мое сознание в компьютер, ведь мое сознание – это не мой мозг.

Батин секунду помолчал, сощурил глаза.

– Это философский вопрос. Я уверен, что копирование сознания заставит человечество пересмотреть саму концепцию личности. Если вас усыпят и вы проснетесь через полгода, это будете вы?

– Безусловно, – кивнул я, стараясь внимательно следить за нитью рассуждений так же внимательно, как следят за раздачей карт.

– А если вас скопировали, та копия – это вы? – метнул Батин.

– Нет! – заметил я подмену. – Крапленая! Я остался на своем месте.

– А я полагаю, что изменение в общественном сознании концепции личности приведет к пониманию того, что моя копия – это тоже я. Вот ровно я!

– Понимание, быть может, и придет. И вы электорат убедите, что раз различий нет, значит, копия – это он и есть. Но я вам не поверю. Поскольку остался тут, в своем кресле. А копия сидит в другом. Я не смотрю на мир одновременно из двух голов четырьмя глазами.

– О-о! Вот тут вы ошибаетесь. Вы сможете смотреть на мир гораздо большим количеством глаз, чем четырьмя!

– Я понял. Вы хотите сказать, что глаза – это всего лишь периферия, удаленное устройство. Но я имею в виду другое. Глаза мои действительно могут быть удаленными. В конце концов, мои родные глаза тоже несколько отдалены от мозга. И я могу смотреть на то, что происходит на другом конце земного шара через веб-камеру, установленную в Сиднее. Это тоже удаленный глаз. Но сознание удаленным быть не может! Оно всегда там, где «Я». Передаваемую глазом картинку я все равно осознаю внутри мозга!.. Или вы скоммутируете мое сознание с сознанием моей копии? Чтобы я страданул раздвоением личности?

– Скоммутировать вообще не проблема, если уж мы можем копировать. Представьте, что вы заморозились. А потом вас воскресили следующим образом – разрезали мозг по слоям, отсканировали, скопировали все связи в компьютере и запустили. Это вы или не вы?

– Не я. Мой мозг уничтожен разрезанием. Нет материальной непрерывности.

– О! Вот вы сейчас для сохранения «Я» постулировали необходимость непрерывности. И полагаете, что никакого проскока вашего сознания в голову вашей копии не произойдет. А если вас будет переносить на другой носитель постепенно, уничтожая старый носитель по мере его очистки? Если для «перескока» нужно «убийство» оригинала, мы не остановимся и перед убийством! Правда, сомневаюсь, что это понадобится… А вообще, как я уже сказал, вопрос о сознании уводит нас в область философии. Об этом вам лучше поговорить Данилой Медведевым. Он занимается такими вопросами.

– Хм… С Данилой, говорите, Медведевым?..