Не будем далеко отходить от Института химической физики, ладно? Нам с вами нужно пройти две троллейбусных остановки по проспекту Ландау (бывший Ленинский) до площади Гагарина и свернуть направо, во дворы. Потому что там нас будет ждать один секретный сотрудник, на которого меня навела моя агентура в геронтологических кругах. Оный сотрудник почти подпольно занимается омоложением людей. Его цель, о которой он говорит вполне серьезно, – 150 лет жизни. Работает сотрудник без всякой шумихи и рекламы. Сидит в лаборатории Института биохимической физики РАН имени Эмануэля. Зовут сотрудника Марина Ковина.

Тук-тук-тук! И толкаю дверь, не дождавшись ответа.

– Здравствуйте, мне ваш телефон дал…

– Я знаю. Проходите.

Непонятные агрегаты вокруг. Понятно только, что они очень модные и современные, в отличие от старого здания, помнящего, наверное, еще шорох сталинских усов. Рябой тараканище… Стены здания толстые, покрашенные масляной краской. Окна старые, в деревянных рамах. Коридоры заставлены оборудованием. Мне мила эта атмосфера чудесной науки! Впрочем, об этом я уже говорил…

Смотрю на свою собеседницу. Серая мышка! На улице встретишь – не заметишь. Настоящая ученая!

– А налейте-ка мне чаю, Марина.

Она наливает, и я ощущаю себя в своей стихии – стихии проникновенного разговора о природе бытия.

– Шифруетесь? Почему о вашем подпольном «клубе бессмертных» никто не знает?

– Просто большинство людей не хотят жить ни вечно, ни 150 лет. А те, кто теоретически и не отказался бы пожить подольше, ничего не хотят для этого делать – пальцем о палец не хотят ударять. Поэтому рекламу своего метода удлинения жизни я и не делаю, меня находят только те, кому это реально надо, но вам расскажу, раз пришли… Интересоваться геронтологией я начала с 1996 года, когда к нам в МГУ пришел конкурс грантов от Джорджа Гёрдона Я тогда была совсем зеленая, только-только с диплома и очень верила в стволовые клетки.

– Да, тогда это был последний писк научной моды. Все надеялись, что вот-вот ученые начнут вводить нам эти клетки, чтобы они разносились по кровотоку и обновляли наши поизносившиеся органы.

– Верно. Но даже если нам удастся создать, сохранить и вечно размножать колонию ваших стволовых клеток, не допуская их перерождения в раковые, все равно встает вопрос системного старения. Вводя такие клетки старому человеку, кровь которого переполнена свободными радикалами, продуктами отравления, паразитами, токсинами, мы получим только массовую гибель этих клеток. Это первое. Второе. Допустим, у вас отросла новая печень. Но ведь с возрастом происходит полная гормональная разбалансировка, и организм становится просто не в состоянии управлять работой органов. И ваша новая печень, ненадолго взбодрив организм, быстро его догонит. Проводили такие опыты с сингенными мышами. Старую мышь пришивали к молодой, смешав кровотоки. На короткий срок старая мышь омолаживалась, видимо, оттого, что в работу по очистке ее крови включался организм молодой мышки, ее печень, почки и так далее. Но потом молодая мышка резко старела от всей той дряни, что плавала в крови старой мышки.

– А почему происходит гормональная разбалансировка?

– Хороший вопрос. Вы же знаете, что старение идет на всех уровнях – молекулярном, внутриклеточном… Стареют ДНК, стареют белки, стареют клеточные органеллы, стареет клетка. Проблема со старыми клетками в том, что они перестают подчиняться сигналам регуляции и входят в так называемой growth arrest. То есть становятся как бы «арестованными», остановленными на определенной стадии жизненного цикла. И накапливаются балластом. Если бы они просто умерли, это было бы хорошо, но для того, чтобы клетка умерла – этот процесс называется апоптозом, как вы знаете, – она должна подчиниться сигналу свыше. Апоптоз – активный процесс, который происходит по команде сверху. Но то ли сигнал не проходит, то ли клетка ему не подчиняется…

– Погодите, а что такое старение клетки? Что такое предел делимости, я понимаю: клетка не может поделиться более полусотни раз. Но почему отдельная, поделившаяся клетка стареет? Она же вечный молекулярный механизм! Что такое старение клетки?

– Это ее вход в нефункциональное стояние. Если в клетке перестают синтезироваться белки, нужные не ей, а организму, она перестает быть нужной организму, то есть кооперативу клеток. Организму, например, нужно, чтобы клетка производила коллаген или инсулин, проводила фильтрацию крови, очистку от солей. Но клетки перестают функционировать.

– Почему?

Ковина внимательно на меня посмотрела.

– Интересно… Признайтесь, вы сами пытались в этом разобраться? Это сложный вопрос… Когда клетки начали дышать, это стало поворотным моментом в эволюции жизни и смерти. Поскольку, когда клетки начали дышать, они стали производить огромное количество кислородных радикалов, которые ее повреждают.

– Вы опять впариваете мне свободно-радикальную теорию старения?

– А куда от нее денешься? Накапливаются энтропийные повреждения в информационных макромолекулах. Это просто физика нашего мира, от которой никуда не уйдешь. Конечно, в клетке существуют системы репарации и синтеза. Но они хорошо работают, только если клетка делится. Если у нас появилась ошибка в ДНК здесь, ошибка в ДНК там, то из тысячи белков два уже не могут производиться, а если и произведутся, не смогут работать. Но молекула ДНК состоит из двух цепочек, и вероятность того, что два повреждения случились сразу в одном месте, мала. К тому же во время деления происходит двойная проверка: специальная машинка проверяет идентичность и достраивает побитые сектора. Она называется ДНК-полимераза. Эта штука и режет молекулу вдоль, и проверяет. Находит бракованный участок, вырезает и надстраивает правильный.

– Умница-паровозик.

– Да. Проблема только в том, что если клетка не делится, а долго сидит в состоянии growth arrest, ошибки не исправляются, а только копятся и копятся. И соответственно, она работает на организм все хуже и хуже. В этом, я считаю, основная проблема. И потому, когда я поставила перед собой задачу добиться клеточного обновления, то есть селективно убить старые клетки, то стала интересоваться… голоданием. Эффективность голодания давно известна и неоспоримо показана на всех видах живых существ. Я подняла массу литературы, которая подтверждала: голодание селективно убивает в первую очередь ослабленные и поврежденные клетки. И я решила совместить эти два подхода – трансплантацию стволовых клеток и голодание.

Я тогда работала в Америке и до сих пор помню, как было трудно пробивать под такое дело гранты. В то время отношение к геронтологии было прохладное. Оно изменилось буквально за последние несколько лет. А еще в 2000 году геронтология была едва ли не полностью статистической наукой – кривые смертности, зависимость смертности от того-то и от того-то… А на молекулярном уровне проводилось не так уж много исследований. Молекулярщиков и клеточников геронтология отпугивала. Они говорил: ну, нет, старение – это системный процесс, мы его не поднимем.

– А вы решили поднять. Но никто не захотел помогать…

– Я работала у нобелевского лауреата Фарида Мурата, у которого огромнейшая лаборатория, десять подгрупп, и он тоже отказался работать по геронтологии, хотя и предоставил мне возможность написать свой проект, сказав: «Марина, если вам его спонсируют, я вам разрешу этим заниматься, но сам спонсировать не буду». Зная такое отношение, я подстраховалась, связалась с Москвой, с группой Скулачева, мы закупили мышей, и я начала проводить эксперимент. К сожалению, мы не смогли поднять большую группу мышей, всего лишь 30 штук. А науку надо делать на большом количестве мышей – для статистики, потому результаты своего эксперимента по трансплантации стволовых клеток на фоне голодания я даже опубликовать не могу – слишком мала выборка. Но результат был.

– Какой же? И что вы делали конкретно?

– Взяли чистую линию мышей… Что такое чистая линия, знаете? Чтобы от человека человеку перелить кровь, нужна соответствующая группа – одна из четырех плюс резус-фактор. Для того, чтобы пересадить орган, нужно соблюсти совпадения уже по 36 аллелям, и все равно совместимость будет не абсолютной и придется иммунодепрессантами давить иммунитет. Только от близнеца близнецу можно пересаживать все, что угодно, не глядя. Так вот, производство близнецов у лабораторных животных поставлено на поток, выведены чистые линии, внутри которых можно пересаживать, переливать и так далее. Они генетически абсолютно идентичны.

Берем костный мозг у одной мыши – а костный мозг есть источник стволовых клеток. Фильтруем, сортируем и вводим внутривенно другой мыши. На фоне голодания. Голодание заставляет организм убивать старые клетки, чтобы их «съесть». При голодании начинается мощный апоптоз, дурные клетки гибнут, организм резко очищается. В этом, собственно, и заключается целебный эффект голодания… А параллельно мы вводим стволовые клетки для замены убитых. Их растаскивает по организму, и везде начинают расти популяции молодых клеток на месте старых.

– В каком году вы закончили эксперимент?

– Сейчас скажу… В 2000 году я уехала в Америку, и там у меня родилась эта идея. В 2005 я попала в лабораторию к Фариду Мурату и предложила ему схему эксперимента. Потом были первые предварительные эксперименты на клетках.

– Зачем?

– Он настоял, и я провела серию экспериментов по контактной дифференцировке стволовых клеток. Вы же знаете, что стволовая клетка неспециализированная, из нее может вырасти все, что угодно. Я выдвинула гипотезу, что мы ее можем заставить превратиться во все, что нам нужно, например, в клетки печени, если приведем в контакт с печенью.

– Не понял. Разве это и так не было ясно?

– Не было. Контактной дифференцировкой начали заниматься с 2005 года. А мне эта идея пришла еще в 2000-м.

– Погодите, а разве не понятно, что если универсальную клетку, готовую превратиться во все, что угодно, положить на клетки печени, она превратится в клетку печени?

– Не очевидно. До этого пытались дифференцировать стволовые клетки эндокринными факторами. Допустим, если клетки печени – гепатоциты производят альбумины, или еще там какие-то эндокринные факторы, вот этими факторами воздействовали и смотрели, будет изменяться стволовая клетка в нужную сторону или нет.

– Ну, и как? Успешно?

– Для каких-то клеток успешно, для каких-то нет. Например, клетки жировой ткани можно получать элементарно добавлением дексаметазона, это аналог преднизалона. Был разработан коктейль стимуляторов для превращения стволовых клеток в клетки сердца. Но при этом всегда происходила неполная дифференцировка – какой-то процент клеток дифференцироваться не хотел. Скажем, 10 % превращались в то что надо, а остальные – во все, что угодно. Приходилось очищать. Да и функциональность тех 10 % была сниженной.

– Чего ж меня-то не просили? – Подскочил я на стуле. – Я бы сказал: хватить капать туда из пипеток гормонами, просто положите универсальные клетки на ту культуру, которую хотите из них получить, и они сами догадаются, во что им превращаться!

– Пробовали и так, как вы предлагаете. Но получался всегда очень малый процент – 0,6 % клеток дифференцировалось верно. Мне же удалось добиться стопроцентной дифференцировки.

– Значит, чего-то они неправильно делали. А вы – правильно. Вывод: вы – гений, а они – уроды.

– Спорить не буду. Догадка действительно была гениальная. Просто положить стволовую клетку на нужную культуру недостаточно. Нужно еще заставить ее делиться. Вот если она пройдет несколько циклов деления в окружении дифференцированной ткани, тогда все получится. Видимо, дифференцировочный импульс запускается только в какой-то стадии деления.

– Ну, ладно, бог с ними с клетками. Как закончился ваш эксперимент с мышами?

– Успешно. Хотя было довольно много чисто технических трудностей. Я подключила два института к этой работе – Институт трансплантологии имени Гамалея и Институт биоорганической химии. Самочек я отдала во второй институт, а самцов – Гамалею. Самочкам вкалывали стволовые клетки мужские, а самцам женские, чтобы потом их можно было по игрек-хромососе сортировать. Все самцы до одного погибли на третий день после трансплантации. Диагноз – эмболия, закупорка кровеносных сосудов агрегатами стволовых клеток. А самочки выжили. То есть из 30 мышей осталось только 15 самочек, из которых две самочки погибло прямо на кончике иглы во время трансплантации стволовых клеток. Возможно, от стресса. Но в любом случае это является препятствием для публикации: на такой низкой статистике публикации не принимаются. А на большее я не наскребла, поскольку спонсора не нашлось, и я делала эксперимент на свои деньги.

– Да не томите вы меня! Результат-то каков?

– На 15 % увеличилась продолжительность жизни по сравнению с контрольной группой. Результат неплохой, если учитывать, что мышки были очень старыми – клетки им трансплантировали на 22-м месяце жизни, а живут мышки 25 месяцев, редко, кто дотягивает до 30. К тому же надо учитывать, что обычное голодание продлевает жизнь на 15–50 %, а в контрольной группе мышки у нас голодали.

– То есть совокупный прирост жизни, учитывая и голодание, и введение стволовых клеток, оказался довольно высоким? Минимум в полтора раза. Почему никто не кинулся проверять ваш эксперимент? Ах, да! Он же не опубликован…

– Не только поэтому. Большинству ученых эта идея – совмещение голодания со стволовыми клетками кажется совершенно фантастической. Дело в том, что люди науки работают над строго фокусированными объектами и становятся такими узкими специалистами, что распыляться на столь широкие эксперименты им кажется невозможным. Пройдитесь по лабораториям, спросите, кто чем занимается. Вам один скажет: я занимаюсь транскеталазой. Второй: а я дегидрогеназой. Третий: а я светящимися белками. Все! И кроме светящихся белков его ничего в этой жизни не интересует. Когда один биохимик начинает разговаривать с другим, они запросто могут не понять друг друга, потому что занимаются разными объектами и говорят на разных языках – как физик с литератором. Это сейчас огромная проблема в науке. Огромная! Знание рассыпается. И собрать его некому. Поэтому я и пыталась в своем проекте объединить разных ученых – привлечь молекулярщиков, биохимиков, цитологов, трансплантологов. Или вы думаете, клеточный биолог умеет уколы мышкам делать? Это все – узкие специализации. Нужно создавать группы ученых разных специализаций. Сейчас это кажется утопией. Никто не хочет такой винегрет финансировать.

– А вот Дерипаска же Скулачева финансирует!

– Ой!.. Я сама когда-то работала под Скулачевым. Скулачев занимается вот чем. – Ковина схватила ручку и быстро нарисовала мне на обрывке бумажки здоровенную торпедообразную молекулу, как обычно их рисуют в органической химии. – Вот и все. Он занимается только этой молекулой. Пришивает к ней разные объекты, которые увеличат ее сродство к митохондриальной мембране. Шаг влево, шаг вправо – расстрел.

…Молекула, нарисованная Ковиной, чем-то напоминала осу. И вот к жопке этой осы, возле которой крутилась шариковая ручка Ковиной, Скулачев пытался привесить разные химические элементы. «Муде к бороде», – неожиданно вспомнил я слова физика Чибрикина из книги «Кризисы в истории цивилизации».

– Думаете, я к нему не приходила со своим проектом? – продолжила меж тем Ковина. – Но его интересует только эта его молекула. В принципе это хорошее соединение, аналог известного БАДа Q-10. Биологически активная добавка. Если вы пойдете в любую аптеку или одну из фирм, занимающихся БАДами, вы сможете этот Q-10 купить. Да, это хороший антиоксидант, да он показывает 20 плюс-минус 5 процентов продления жизни на мышах. Но я не вижу особой разницы между этим Q-10 или ее натуральным аналогом, который вы употребите, просто покушав побольше зелени за обедом, и той молекулой, которую синтезирует Скулачев, пытаясь увеличить ее эффективность. Ну, зачем увеличивать ее эффективность, пришивая к ней потенциально опасные химические агенты? Ладно, сделает он эту молекулу в миллион раз эффективнее. Но что значит в миллион раз эффективнее? Это значит, что она вызовет тот же эффект в концентрации в миллион раз меньшей. И все. К тому же надо помнить, что усиление положительного эффекта во столько же раз усиливает и побочные эффекты. А не лучше ли просто зелени поесть вместо того, чтобы пить химический реактив?..

– Не любезны вы к бывшему шефу.

– Скулачев – великий ученый, у меня к нему никаких в этом смысле претензий. У меня есть большие претензии ко всей современной фармацевтике.

– Почему? – спросил я, хотя уже знал ответ.

– Они берут натуральный действующий компонент – как правило, растительный или, допустим, из змеиного яда. Синтезируют искусственный аналог и начинают его всякими химическими способами модифицировать, чтобы он действовал сильнее. Но проблема в том, что и его побочные эффекты тоже становятся сильнее. Вот сейчас эти все энолаприлы, инапы, которые люди пьют для снижения давления, – они ведь жутко вредные для печени и почек. В общем, я против фармацевтики.

– Но ведь и ваш способ омоложения дал странный, мягко говоря, результат – все самцы сдохли. А бабам без мужиков никакого продления жизни не нужно, им будет скучно одним. Значит, необходимо продолжать исследования!

– От идеи кардинально увеличить продолжительность жизни человека с помощью стволовых клеток я не отказалась. Но сейчас самый эффективный способ на сегодня – здоровый образ жизни и питание.

– Тьфу! Как пошло все закончилось! – Я обвел глазами терриконы аппаратуры, окружающей нас. – Неужели все эти свинтопрульные агрегаты, все эти скулачевы, обри ди греи и прочие мамаевы, всю жизнь убившие на борьбу со старением, продвинулись не дальше, чем угрюмые алхимики, работавшие на падишахов? Мы ведь в XXI веке живем!

– Мы продвинулись далеко. Теорий старения много. И они все правильные. Они все работают. Все дегенеративные процессы, прописанные разными теориями старения, идут. Но… Раньше были большие надежды на стволовые клетки. Сейчас все кинулись спасать митохондрии. Тот же всему миру известный ди Грей, например. Что он предлагает? Митохондрии – это топки, где сгорает сахар. А митохондрии имеют свою ДНК – митохондриальную. Эволюционно это говорит о том, что когда-то одна клетка пожрала другую, но не переварила, а они стали жить симбиотически. Так вот, большинство белков, нужных для митохондрии, закодированы не на ее ДНК, а на ядерной – на системной ДНК клетки. Эти белки потом особым механизмом транспортируются внутрь митохондрии и там начинают работать. Но 13 белков кодируются внутри митохондрий. И они портятся быстрее всего, поскольку митохондрия – это топка, огонь. Так вот, его идея в том, что если нам удастся все белки митохондрий как-нибудь закодировать в ядерной ДНК, митохондрии будут портиться медленнее, поскольку ядерная ДНК в несколько раз лучше защищена от разрушительного действия кислорода, экранирована несколькими слоями. И это сильно замедлит старение, поскольку убережет ДНК от митохондриального огня.

И Скулачев действует в том же направлении, но другим способом. Хочет сделать вещество с неограниченной селективностью, поступающее в митохондрии и защищающее их мембраны от окисления. Эта его молекула действительно хорошо ловит все антиоксиданты, нейтрализует их. Но я в его идею не верю, поскольку мы – не математический маятник, мы не идеальны. Если вы вводите в реальный организм постороннее химическое вещество, которое достаточно токсично, оно будет оседать не только в митохондриях и оказывать мощный побочный эффект, как и все другие лекарства.

– А оно токсично?

– Оно не может быть нетоксичным, потому что мембрана митохондрий и мембрана цитоплазматическая – практически одно и то же. Скулачев пришивает к молекуле элементы, усиливающие действие молекулы. Но если ваше вещество имеет некую аффинность, то есть липкость к митохондриальной мембране, оно обязательно будет залипать и на цитоплазматической. Оно и в мозгу будет накапливаться и вообще везде. Предсказать побочные эффекты сложно, но то, что они будут, у меня сомнений нет. Те кусочки, которые исследователи пришьют к молекуле, рано или поздно будут откусываться организмом, выводиться. Они могут сделать мембрану хрупкой, ломкой. Много чего может случиться. Это же инородное вещество, которого никогда у нас в организме не было, с которым мы вместе не эволюционировали и с которым организм начинает бороться сразу после его введения. У организма есть специальная система борьбы с инородными агентами, он их выводит – через печень и почки, которые будут страдать.

…Эх! Мы рождены, чтоб сказку сделать былью. Мы привыкли покорять природу. Мы высунули нос в космос. Мы опустились на дно Марианской впадины. Пробурились в глубины Земли на 12 километров, а мысленно уже достигли ее ядра. Мы поняли принцип работы Солнца. Мы сделали трактор, посадили на него Пашу Ангелину, и они вместе поехали. Мы овладели энергией ядра, и жители Хиросимы почувствовали это на себе. Мы научились узнавать, из чего сделаны звезды. Мы умеем делать пластмассовые цветы. Но в основном все наши покорения касаются мертвой природы. Природу живую – себя – мы только начинаем покорять. Потому что сложность человека на порядки превышает все наши достижения вместе взятые. Мы в нем – в себе – до конца так и не разобрались. От другого человека взять донорскую почку и пришить ее реципиенту с грехом пополам можем, а вырастить новую почку с нуля – не можем пока. И все наши искусственные протезы конечностей, какими бы они навороченными ни были, не сильно отличаются от деревянной ноги Джона Сильвера. А если кому-то это покажется натяжкой, если кто-то вспомнит маленькую заметку о британских ученых, изобретших супернавороченные экспериментальные протезы на электрической тяге, которыми можно управлять с помощью мозговых импульсов, пусть сравнит эту нелепую конструкцию с настоящей рукой. И все сразу встанет на свои места.

Из скольких элементов состоит рука Терминатора из одноименного фильма? Сервомоторы, проводка, титановые штанги, шарниры… Ну, допустим, из полусотни. Или из сотни. Пусть даже из тысячи. А живая рука состоит их триллионов клеток. Каждая из которых, в свою очередь, представляет собой невероятно сложную фабрику с тысячами машин, работающих по сложнейшему связанному алгоритму. Тут тебе и паровоз полимеразы, который «ездит» по ДНК, режет ее вдоль, поверяет и ремонтирует, тут и центриоли, и лизосомы, и ядро, и аппарат Гольджи, и эндоплазмический ретикулум, и пероксисомы, и везикулы, и энергостанции митохондрий, каждая из которых по сложности своего внутреннего устройства сама напоминает клетку. Все детали и оборудование внутри митохондрий работают согласованно. Машины внутри клетки, включая цеха митохондрий, функционируют тоже согласованно, как механизмы на огромном заводе. А таких заводов в руке, повторюсь, триллионы. И все они тоже работают согласованно.

Возможно, когда-нибудь нам удастся сделать искусственную руку даже лучше настоящей. Но при этом надо понимать, что, если она будет лучше, ее сложность должна превышать сложность руки существующей, состоящей из триллионов самостоятельных единиц. Иначе будет хуже. Киборг – полуметаллическое создание, знакомое нам по фантастическим фильмам про далекое будущее и на первый взгляд такое совершенное, не так уж далеко ушел на своих железных ногах от Джона Сильвера. До совершенства естественного организма ему очень далеко.

Конечно, технарь может сказать, что титановая кость или кость из какого-нибудь графена может быть прочнее настоящей, вместо мышц можно придумать что-нибудь другое, и вообще природа сильно переусложнила руку, потому что ей приходилось строить довольно крупную конструкцию из того, что было – мелких клеток. Поэтому она брала числом, а мы возьмем умом! Нам не нужны миллиарды клеток, сделаем одну здоровенную деталь!.. Так-то оно так. Только рука тактильно чувствительна по всей поверхности, а чтобы добиться подобного для руки искусственной, ее всю придется усеять микроскопическими датчиками. Такая чувствительность избыточна? Иными словами, это роскошь, по-вашему? Согласен, наше тело роскошно в сравнении с любой железкой. Оно ведь «усеяно датчиками» чувствительности не только по всей поверхности, но и по всему объему. Оно чувствует себя изнутри и сигнализирует обо всех повреждениях.

У вас титановый сустав? Прекрасно! Вы почти киборг! Но радоваться рано. Сейчас искусственных суставов хватает на 10–15 лет. Потом естественный износ делает сустав неработоспособным. А у естественного сустава и смазка все время вырабатывается клеточками, и поверхности скольжения наращиваются. Естественное тело само себя может ремонтировать на микроуровне, устранять мелкие поверхностные повреждения, а с искусственным телом этого можно добиться только если все его насытить нанороботами, сделать для них дороги типа кровяных русел, предусмотреть цеха для починки самих нанороботов, склады для запчастей, где эти нанороботы будут затариваться… Или эти склады будут внешними? Человек животный устроен с этой точки зрения весьма удачно – он одновременно и запас строительных материалов получает из пищи, и энергию для своей работы. А наш электрический киборг питание должен получать из розетки, а потом, видимо, загружаться материалами для микроремонтов. Так?.. В общем, чтобы создать такого киборга с ремонтными нанороботами внутри, нужно будет практически создать аналог естественного тела. Но оно у нас уже есть!

Понятно, что наше тело несовершенно с нашей точки зрения – оно болеет и стареет. Но искусственное тело киборга тоже очень быстро выйдет из строя, если вы будете эксплуатировать его в режимах, не предусмотренных инструкцией по эксплуатации. Мы же эксплуатируем свой носитель далеко в заштатных режимах. Конструкция, внутри которой мы сидим, должна много двигаться, чтобы не застаивалась транспортная жидкость, и питаться совсем не тем, что мы достаем из консервов. Зачем консервируют еду путем добавления консервантов или отшелушивания внешней оболочки зерен? Для того, чтобы эту пищу не жрали микробы и прочие вредители. Но если ее не едят микробы, почему ее должен есть я? Микроб – это клетка, и я тоже состою из клеток. Если одна клетка не ест дрянь, почему ее должен есть коллектив клеток?

Возможно – и даже наверняка! – искусственное тело будет когда-нибудь создано. Очень хорошее. Специально заточенное для сидячей работы и питания от той же розетки, что и настольная лампа. А органы в нем будут или ремонтироваться нанороботами, или просто меняться блоками. Но, как вы, наверное, уже понимаете, случится это не скоро. А пока нужно постараться сберечь тот носитель, что есть.

Мой коллега по журналистскому цеху Леша Торгашев – восторженный мечтатель, выросший на фильме «Девять дней одного года», перечитавший терриконы фантастических книг, не по одному разу проштудировавший всех Стругацких и грезящий наяву о сказочном будущем межпланетных Нью-Васюков, однажды пошел на интервью к Скулачеву. И задал ему прямой вопрос о бессмертии – о том, как остановить порчу носителя. «Таблетку сделаем!» – ответил ему Скулачев.

«Представляешь? Таблетку сделает!» – сияя, сказал мне после беседы Леша. И счастливо захохотал, шестидесятник.

Хороший он. Но наивный. Человек настолько сложная многокомпонентная и многофункциональная система, что глупо одной таблеткой пытаться его «починить». Это все равно, что пытаться улучшить работу суперкомпьютера, который занимает целый этаж, заменив там одно сопротивление. Именно такое сравнение! Химический реактив таблетки по сравнению с нашим организмом столь же примитивен, сколь прост обычный винт в сравнении с космической ракетой.

Сознавать такое мне, ребенку, выросшему в эпоху покорения космоса и в натуре видевшему живого Гагарина (папа рассказывал, сам я этого не помню, потому как было мне тогда три года, зато когда я буду умирать, и вся жизнь промелькнет перед глазами, надеюсь, я увижу и Гагарина)… так вот, сознавать это мне немного грустно. Но, видно, придется еще потерпеть, стиснув зубы, и попытаться все же дотянуть каким-нибудь образом до покорения наукой пика под названием Вечная Жизнь. Сколько еще ждать? Лет сорок? Или шестьдесят?

Шестьдесят я точно не протяну. За двадцать они не успеют – сто пудов! Сорок я могу проскрипеть при большой удаче. Или при большом старании. Необходимо только напрячься.

– Что нужно делать, Марина? Огласите весь список, пожалуйста.

– В первую очередь – ограничения по калорийности пищи и отказ от мяса. Попробуйте не есть мяса и через два месяца ощутите результат.

– А стоит ли такая жизнь того, чтобы ее сохранять?!.

Насчет мяса я все-таки скажу пару грустных слов… Мы уже обсуждали, что известное утверждение диетологов о незаменимых аминокислотах, содержащихся в мясе, без коих типа жить нельзя, – современный миф. Он очень странный. Парадоксальный, я бы сказал. Потому что запросто уживается в одной голове с прямо противоположными знаниями. С одной стороны врач будет уверять мамашу, что ее отпрыску необходимо кушать мясо, потому что в нем содержатся незаменимые аминокислоты. Иначе – дела пойдут плохо. Что произойдет с организмом, в который не поступают необходимые вещества? Зачахнет и помрет рано или поздно. Мы это знаем на примере витамина С. Если в организме недостаток витамина С, сначала будет цинга, а потом смерть. Когда в 1497 году Васко да Гама совершал свое знаменитое путешествие вокруг мыса Доброй Надежды, он из 160 человек экипажа потерял почти 100. Они умерли от недостатка витамина С. Вот что происходит, если человек не получает самого необходимого, незаменимого!.. Но рядом с тезисом о незаменимых аминокислотах в голове врача прекрасно сосуществует знание о такой стране, как Индия, где, по разным данным, до 80 % людей – вегетарианцы. То есть без малого миллиард людей прекрасно обходятся без «незаменимого». Почему не умирают-то, как матросы да Гамы, если эти аминокислоты действительно незаменимы?

В западном мире вегетарианцев не так много, как в Индии – примерно один человек на тысячу. Но что любопытно, в среде долгожителей это соотношение резко меняется – среди людей, переваливших за 90 и 100 лет, соотношение вегетарианцев возрастает почти на два порядка! Вегетарианцы не просто не умирают от недостатка «незаменимых аминокислот», но и живут дольше. Это значит, что современная наука о человеке находится в двойственно-шизофреническом состоянии: говорит одно, а знает другое. Этот феномен мы наблюдали, когда разбирали феномен диабета – с одной стороны, он излечим, что признает ВОЗ, с другой неизлечим, что всем известно.

Избыток мяса способствует возникновению самых разных неприятностей. Например, статистически достоверно показана связь между избытком в пище белка и воспалительными процессами (аппендицитом). В тяжкие полуголодные времена, когда еды недостает, аппендицит практически исчезает. Так, например, врачи отмечали практическое исчезновение аппендицита во время Великой Отечественной войны.

Около ста лет назад был поставлен эксперимент с японскими рикшами. Рикши – люди бедные, а мясо стоит дорого, поэтому оба участника эксперимента были от нужды вегетарианцами. Так вот, в течение полумесяца обоих ежедневно гоняли с грузом в 80 кг по 40 километров. Рикши чувствовали себя прекрасно, а калорийность их дневного рациона составляла 1000–1250 килокалорий. То есть вдвое меньше, чем положено по науке. Затем обоих бедолаг начали кормить мясом – не пичкали, но и не ограничивали, давали столько, сколько им хотелось съесть. Уже через три дня мясной диеты рикши начали уставать – и чем дальше, тем больше.

Может быть, это произошло потому, что организмы их, не привычные к мясу, не смогли перестроиться?.. Тогда обратимся к другому эксперименту, проведенному в США в начале восьмидесятых годов прошлого века. Американские исследователи взяли две группы студентов по 20 человек. Предварительно, чтобы «уравнять» организмы, людей кормили одной и той же едой – самой обычной, содержащей мясо. По истечении двух месяцев контрольную группу оставили на прежней диете, а опытную перевели на вегетарианскую. И на ней продержали месяц. По истечении которого обеим группам дали серию математических тестов по 30 задач. Оценивались скорость решения, а также настроение студентов. Точнее говоря, свое настроение в ходе работы оценивали сами студенты.

Результат таков: вегетарианцы справились с заданием быстрее мясоедов и их настроение было вдвое выше, чем у мясоедов (17 баллов против 9, которые поставили сами себе мясные едоки).

Трудно организму бороться с мясом! Не совсем это видовая наша пища! То есть, в отличие от коров и овец, мы есть мясо уже можем, но еще не получаем от этого большой пользы, как хищники. (Подробнее об этом в книге «Венец творения».)

Не хотите лишать себя удовольствия? Понимаю. Сам шашлык маринованный люблю да ужасти! Но по крайне мере мы теперь с вами теперь знаем, что после того, как здоровье наше, прибитое образом жизни, безальтернативно поплошает, у нас останется выход в виде перехода к здоровому образу жизни, черт бы его побрал! Полная перемена темпоритма существования порой творит форменные чудеса. Так, например, член-корреспондент Академии медицинских наук Н. Агаджанян описывал случай с некоей А. Л. Кудлатовой, которая «ежедневно пробегая до 10 км, периодически проводит курсы дозированного голодания, регулярно закаливает свой организм, является «моржом». В результате «вместе с 20-килограммовым избыточным весом исчезли такие заболевания, как глаукома, полиартрит, тонзиллит, гайморит, сердечная недостаточность». Заметили в этом ряду глаукому? Вспомните Скулачева – изобретая таблетку от старости, он случайно изобрел лекарство от глаукомы. Вывод: двигательная активность действует аналогично и является, по сути, естественным антиоксидантом. Хотя при этом повышается расход кислорода организмом. Парадокс.

И сразу слово вставлю про митохондрии, которые хотят спасать Скулачев и ди Грей с помощью антиоксидантных таблеток и «перепрятывания» митохондриальной ДНК вглубь клеточного ядра (проект, сравнимый, по-моему, по дерзости только с высадкой на Луну). Митохондрия – штука полезная. И когда ее разрушают свободные радикалы, бедняжку действительно жалко. Так и тянет спасти малютку. Но митохондрия – скотинка разводимая!

В свое время исследования, проведенные над крысами в США показали: если крыс принудительно гонять в беговом барабане по два часа в день, количество митохондрий в их клетках возрастает на 60 %. И кроме того, в них удваивается концентрация цитохрома С – весьма полезного белка, который участвует в клеточном транспорте электронов. Опять-таки мы видим, как движение работает против старения.

Не зря физиолог Павлов, который собак резал, говорил, что движение может заменить многие лекарства, но нет лекарств, которые могли бы заменить движение. Он был прав: транспортную жидкость надо гонять, без нее империя распадается. Правда, двигаться очень не хочется! Хочется полежать на диване с книжкой, похлебать борщеца, пропустить рюмку-другую хорошей сливовицы, сидя в кресле перед телевизором и глядя КВН. Бегать по 10 километров совсем не тянет. Одно утешает: знающие люди говорят, что после перемены образа жизни человек бегающий чувствует необычайный подъем и прилив эндорфинов, то есть гормонов счастья. Я, правда, счастью предпочитаю спокойный комфорт. Впрочем, не исключаю, что когда-нибудь состояние здоровья заставит меня обратиться за помощью к счастью. Это пугает, поскольку я знаю, что это будет очень трудное счастье.

Так что Ковина права – полная перемена образа жизни реально может омолодить ткани тела. Дело в том, что очень многие нарушения в организме, которые проистекают из-за слабой физической активности, подозрительно напоминают изменения, связанные со старением – это и охрупчивание костей, и ухудшение кроветворения, и многие другие заболевания (остеопороз, диабет, сердечно-сосудистые, склероз). Что касается ухудшения кроветворения с возрастом, это, по всей видимости, связано с падением количества стволовых клеток, выбрасываемых костным мозгом. Вы помните, что из них образуются специализированные клетки крови, включая эритроциты и разные прочие лейкоциты. Эксперименты, проведенные в 2010 году в медицинской школе университета Тель-Авива, показали, что количество стволовых клеток можно увеличить с помощью нагрузки. Причем не просто нагрузки, а упражнений на выносливость – таких, как бег на длинные дистанции, например.

Исследования проводились опять-таки на крысах, и выяснилось, что организм крыс, которых в течение трех месяцев вынуждали бегать по 20 минут в день, увеличил количество миосателлитоцитов (стволовые клетки мышечной ткани) от 33 до 47 %. Кроме того, нагрузки позволяют ликвидировать или сильно затормозить развитие таких старческих болезней, как саркопения и остеопения. (Саркопения – возрастное дегенеративное изменение скелетной мускулатуры, приводящее к потере мышечной массы. Остеопения – состояние, при котором снижается плотность костной ткани.)

Ну, и какой же вывод сделали израильские ученые из своего исследования? Они решили… придумать таблетку, которая бы запускала «механизмы активации мышечных стволовых клеток». О, эта наивная вера в одну таблетку, которая сможет остановить старение!.. Но пока такой таблетки ни еврейские ученые, ни замечательный Скулачев на рынок не выбросили, придется нам махать руками и ногами самим в рассуждении, на сколько же лет это поможет нам омолодиться. А действительно, на сколько?

Как отмечает вышеупомянутый членкор РАН Агаджанян, «с точки зрения работы сердца, мышц и скелета физические упражнения могут «омолодить» 70-летнего человека на 40 лет». Если кому-то это покажется невероятным, напомню о пациентах Жерлыгина, у которых в 70 лет неожиданно восстанавливается потенция, утраченная многие годы тому назад. А Ковина вообще сулит до 150 лет жизни. У нее целая философия:

– Я веду экспериментальные группы. Денег не беру, мне интереснее результаты. Советую людям, как правильно эксплуатировать свое тело, чтобы оно подольше продержалось. Для этого снимаем полную панель биохимии крови, смотрим нарушения. Я даже советую сделать спектрограмму волос, потому что дефицит каких-то элементов в организме можно раньше отловить в волосах, чем в крови, ведь организм сначала восполняет дефицит из тех мест, где он не страшен – волос, ногтей. Потом уже этот дефицит проявляется в крови. А потом начинаются болезни.

– «Цинка нет – диабет. Хрома нет – диабет», – вспомнил я отчего-то поговорку Жерлыгина.

– Не только диабет. Без цинка и иммунитет проседает, и потенция падает. У меня комбинированная терапия – спорт, режим питания, вплоть до расчета норм воды… Знаете, через меня прошло много панелей крови. И у 90 % людей есть те или иные отклонения. Это предвестники. Людей до сорока лет ничего не беспокоит. Но у кого-то уже есть гормональный сдвиг, у кого-то железа маловато. Симптомов еще нет никаких. Но фундамент болезней уже закладывается. А если в возрасте до сорока у вас есть какие-то отклонения в биохимии, вероятность того, что вы перепрыгнете планку «70» ничтожна. И если вы хотите дожить до «80» и выше, в сорок лет у вас должна быть идеальная биохимия!.. Но самое главное – это все должно быть только на желании. Если человек будет сидеть на любой диете без желания, ему она не поможет. Человек должен все это делать на подъеме. И ни в коем случае не нервничать. Стрессы вызывают ускоренное старение. Это кажется до отвращения банальным, но насколько ужасно влияют гормоны стресса на человека, я имела возможность убедиться своим глазами. Через нас прошел один молодой человек из Прибалтики. Звали его Альвидас Гуделяускас. В детстве он упал в прорубь, на фоне просевшего иммунитета получил туберкулез, его лечили мощными антибиотиками, которые просадили печень. Ему поставили диагноз аутоиммунный гепатит, которого мы у него здесь в Москве не подтвердили, потому что антител не нашли. Мы ему поставили диагноз циррозоподобное перерождение печени на фоне лекарственной терапии. Потом у парня возникли ревматические осложнения. Он перенес несколько курсов преднизолона – в 9 лет, в 15 лет и в 21 год. И вот после последнего курса он внезапно стал быстро стареть.

Это не было генетически обусловленной прогерией, которая иначе называется синдромом Вернера, поскольку с этим синдромом люди не способны иметь детей, а у Альвидаса к тому времени уже был ребенок. Да и генетическая экспертиза не подтвердила болезнь Вернера. Поэтому мы поставили ему атипичный синдром Вернера. Судьба этого Альвидаса печальна. Он мне писал в письмах, что от него ушла жена, он поменял имя и фамилию, его все время задерживала милиция, потому что молодое фото в паспорте не соответствовало его постаревшему лицу. А когда он поменял паспорт и вклеил другое фото, оно уже не соответствовало паспортному возрасту… Сейчас этот человек куда-то пропал.

Единственное, что могло спровоцировать такое обвальное старение – курс преднизолона. Его, кстати, выписывают всем подряд. Кости болят, суставы – его выписывают. Астма – выписывают. А что такое преднизалон? Это стероидный гормон, который подавляет иммунитет. Но самое главное, преднизолон – аналог кортизола, гормона стресса. Он дает возможность мобилизовать силы в критической ситуации, но при частом поступлении разрушает организм… Так что никакой здоровый образ жизни вам не поможет удлинить жизнь, пока вы не решите проблемы в семье. Если кортизол каждый день бьет вам по организму ничем вы это не перевесите. Не зря говорят, что до правнуков доживают только праведники. Чем больше у вас в жизни спокойствия, тем больше вероятность прожить дольше.

– Но это же не решение проблемы! Все равно помрешь рано или поздно.

– Все, кто дышит, все стареют и умирают. Наша жизнь – это борьба между старением и репаративыми процессами. Я не думаю, что бессмертие возможно. Даже если вы решите все проблемы с телом, что вы будете делать, если окажется, что существует еще и ментальное старение? Человек ведь стареет не только телом, но и душой, и это не просто слова. С философской точки зрения мы все живем не для того, чтобы просто тупо жить, а для того, чтобы выполнить какую-то функцию. И мы отвлекаемся на эту функцию – у всех нас есть дети, которых надо воспитывать; дома, которые надо строить; работа, которую надо выполнять – в результате 90 % своего внимания мы направляем на то, чтобы фиксировать проблемы вокруг нас, а не внутри нас… и рано или поздно мы упускаем какие-то процессы внутри нас. Вчера не выспался, сегодня перепугался, завтра перенервничал, потом ногу сломал… Эта энтропия неизбежна.

– Когда ученый начинает говорить о философии, это плохой признак. Это значит, что он сдался. Если мы не можем остановить старение этого носителя, нужно поменять носитель.

– А вы не думали, что наши дети – это другие носители? Может, на этом успокоиться?

Но я успокаиваться не хотел:

– Не будем торговаться. Нам нужно все и сразу!.. Возможно, ваша методика сработает, как паллиатив, как некое временное решение, с помощью которого можно будет дождаться реального бессмертия. Вы говорите, что человек в его сегодняшней версии может прожить 150 лет.

– Как ученый я могу сказать, что 150 лет – тот предел, которого можно добиваться. Все зависит от человека. Маме моего босса 110 лет, и она до сих пор жива. А многие мои знакомые умерли в сорок с небольшим. Ночной образ жизни, кофе, курение, отсутствие семейной жизни. Природа таких подбирает быстро… Мужчины в России живут в среднем 57 лет. И для того, чтобы увеличить эти 57 лет жизни до 110 лет, вообще никаких научных открытий не нужно, ничего не нужно, кроме групп здоровья. Все уже давно известно – нужно только научить. Я смотрю на людей, мне их жалко, гробят себя.

– А откуда у вас в голове возникла цифра в 150 лет?

– Есть достаточно достоверные сведения о том, что люди, которые существуют по системе дао, живут примерно столько. Известны имена их правнуков, праправнуков. Есть документы. Я, разумеется, в Японии и Китае не была, своими руками эти документы не трогала. Но про них очень много сведений, которым, я считаю, можно доверять. И потом если вы почитаете веды…

…Это было последней каплей для меня – слова Ковиной про веды! Вы ведь, дорогие мои читатели, еще не все знаете! Вы ведь не в курсе, что после двадцатилетнего перерыва я встретил Мамаева вовсе не около Института химической физики, нет! Он сначала по телефону пригласил меня в Питер, где должен был читать лекцию о старении. Угадайте, где? На каком-то ведическом индуистско-религиозном конгрессе. Я на один день полетел в Санкт-Петербург – послушал лекцию; скушал какой-то вегетарианский прасад по 40 рублей за пирожок, продающийся в фойе; купил жене бронзовую статуэтку многорукого Шивы с головой слона и пригорюнился, услышав от геронтолога Мамаева слова о том, что он изучает человеческое тело полвека и все пятьдесят лет не устает удивляться его сложности, которая настолько велика, что «поневоле приходят мысли о Создателе».

Мне слова о Создателе не понравились. Я считаю создателями мира нас. А науку – инструментом создания мира вокруг нас. И когда ученый (создатель) заикается о каком-то ином Создателе, когда он рассуждает о ведах, мне представляется это политикой опускания рук или намеком на нее… Впрочем, возможно, я ошибаюсь и зря эмоционирую. Возможно, мне нужно вновь собраться, подхватить под мышку читателя и отправиться туда, где обитают неуспокоенные люди с засученными рукавами и штанами полными энтузиазма. Вперед!