Эпилог

Жильцова долго молчала, глядя прямо перед собой потухшими глазами. Лена тоже не могла найти нужных слов. Она все поняла правильно: это Соледад провернула такую сложную схему, не справившись с завистью, переросшей с годами в откровенную ненависть. Каждый вечер, забрасывая дротиками прикрепленную к мишени фотографию подруги, она вынашивала план по ее унижению, совершенно сперва не собираясь никого убивать. Если бы Виктор просто ушел от Дарьи, Соледад почувствовала бы удовлетворение и первая бы сочувствовала подруге, делая это вполне искренне. Но Жильцов ничего подобного не сделал, более того – он даже не стал выяснять, справедливы ли его подозрения, и это подтолкнуло Матюшкину к более решительным действиям. Ничего не подозревавший Алексей Полосин рванулся навстречу своей виртуальной возлюбленной, не думая, что найдет смерть в чужом городе. Соледад продумала все до мелочей, забыв только об одном – об этой самой фотографии на мишени. Проблемы в семье подруги не принесли ей никакого удовлетворения. И – что ужаснее всего – жизнь ее, которая, по ее собственному замыслу, должна была начаться заново в другой стране, по злой иронии, оборвалась, так и не успев начаться.

Техническую сторону дела Лена решила оставить следователю Судаковой – не хотелось снова окунаться в бумажную рутину, а ее предстояло достаточно. Виктора Жильцова, конечно, освободят, но случится это не так скоро, как, видимо, рассчитывает его супруга, сидевшая сейчас перед Леной. Им предстоит еще через многое пройти, многое сказать друг другу…

– Так вы поможете? – проговорила наконец Дарья, и Лена кивнула:

– Я думаю, что все будет хорошо. – И вдруг она вспомнила один совершенно незначительный момент, который когда-то показался ей одновременно странным и забавным: – Скажите, Дарья Юрьевна, в квартире вашей матери я видела вышивку и рисунок Олеси – пшеничное поле…

– Ах, это… когда мы были в Праге, Алексей показал нам свои работы – он же неплохо рисовал, вот я и заинтересовалась. И это поле почему-то произвело на меня такое впечатление, что я сфотографировала его рисунок, а дома показала Олесе. В итоге, когда летом Олеся уезжала в Прагу с художественной школой, она нашла это место и повторила рисунок – оказывается, это довольно популярное у художников поле. Мелочь вроде бы, а вышло похоже. И мама потом вышила – так ей приглянулось.

«Все оказалось куда проще, чем я себе нафантазировала. Девочка провела летние каникулы вместе с одноклассниками по художественной школе и оказалась на той же натуре, что и Полосин. Только и всего».

– Спасибо, Дарья Юрьевна. Желаю вам терпения, – искренне сказала Лена и встала, собираясь уходить – позвонил Андрей и попросил поторопиться.

В сентябре состоялась премьера сериала с участием Воронковой. Лена, никогда не понимавшая этот жанр, собиралась смотреть только ради подруги, но с удивлением поймала себя на том, что не может отвлечься от происходящего на экране. Сюжет оказался увлекательным, а Юлька в роли коварной соблазнительницы – неотразимой. Лене даже не верилось, что она знает эту красивую, интригующую женщину с первого класса.

«Мы так мало знаем о тех, кто рядом, – думала Лена, следя за подругой на экране. – У нас вечно не хватает времени, чтобы выслушать, понять, помочь. Мы видим только себя, замечаем только то, что важно для нас. А с близкими мы зачастую слепы и глухи. Взять ту же Жильцову… Если бы она была менее поглощена обрушившимся на нее счастьем и сумела вовремя разглядеть что-то в Соледад, то могла бы предотвратить весь тот ужас, что произошел с ними. Если бы мы могли вовремя вглядеться в то, что происходит в душе близкого человека… А я? Почему я не хочу понять того, что происходит с Андреем? Потому что не хочу давать ему надежду? Нет. Дело во мне. Я его не люблю – в этом вся проблема. Не люблю и вряд ли смогу. И мне не хочется, чтобы Андрей страдал. Мне не нужны отношения, в которых один любит, а другой позволяет, я уже прошла через это. Нельзя унижать человека, позволяя ему себя любить. Больше я никогда так не обожгусь».

А через месяц она вдруг приняла решение, которое удивило всех, и написала заявление об увольнении. Андрей, узнав об этом, покрутил пальцем у виска:

– Совсем сдурела? Ты же следователь, каких поискать! Что ты будешь делать без работы?

– А я не останусь без работы.

Она не стала никому объяснять причин, но к этому решению пришла сознательно. Кроме работы в ее жизни все-таки была еще и мать, отношения с которой нужно было налаживать, это Лена осознала четко. Все меняется – а мать остается матерью, какие бы размолвки у них ни случались. Поняв и хорошо обдумав это, Лена поехала в родительский дом и прямо с порога спросила у ошарашенной Натальи Ивановны:

– Тебе в контору стажер не нужен?

– Если есть подходящая кандидатура, назови.

– Есть. Крошина Елена Денисовна, образование высшее юридическое, стаж работы в прокуратуре одиннадцать лет.

Наталья Ивановна хорошо владела собой и эмоций не продемонстрировала:

– Испытательный срок три месяца, зарплата первое время невысокая, поблажек и скидок не будет. Если все устраивает – приходи в понедельник. А сейчас идем ужинать, я картошку жарю.

Место Лены в прокуратуре тоже не осталось пустым – Петя Крашенинников добился перевода и теперь осваивался в новом городе и новом статусе. С ним приехала его девушка, о чем Петя с гордостью сообщил Лене в телефонном разговоре.

– Я желаю вам удачи, Петя, – искренне сказала Лена. – Если будет нужна помощь, вы всегда можете обратиться ко мне.

– Буду рад.

Все устроилось как нельзя лучше, и Лена чувствовала, что все перемены только бодрят и заставляют шагать вперед и вперед. Ей нравилось это новое ощущение свободы, нового места и новых людей вокруг. А самое главное – она больше не вспоминала о Кольцове, как будто его и не было никогда.

Есть воспоминания, от которых невозможно избавиться, и любая мелочь вновь и вновь возвращает к пережитому, причиняя боль. Но Лена сумела справиться и заблокировать все, что могло бы напомнить ей о Никите. Она с удовольствием работала в конторе матери, стажируясь в несколько непривычной для нее роли адвоката, и это отнимало много сил. Домой она возвращалась уставшая, но абсолютно довольная собой.

Однажды, где-то в начале декабря, когда город уже завалило снегом и вот-вот должны были открыться первые елочные базары, ей вдруг позвонила Дарья Жильцова и попросила о встрече. Лена удивилась, но дала согласие.

Дарья приехала в назначенное место с большим пакетом в руках.

– Мы бы хотели вас поблагодарить за все, что вы сделали, – чуть смущенно сказала она, протягивая пакет Лене.

– Что это? – удивленно разглядывая коричневую бумагу, перевязанную бечевкой, спросила Лена.

– Небольшой подарок. Не переживайте, он не стоит больших денег, это просто знак внимания. Нам было бы приятно, если бы он немного напоминал о нас.

– Как ваш супруг?

– Привыкает к свободной жизни, – улыбнулась Дарья. – Снова начал работать, к счастью, его агентство смогло существовать это время и без него, так что сейчас Витя заново налаживает связи. Знаете, ведь многие поверили в его виновность, часть клиентов ушла, но это ничего… Главное, что Витя свободен. И у нас все хорошо. – Тут она каким-то нежным жестом положила руку на живот, и Лена поняла, в чем дело.

– Поздравляю.

– Спасибо. Мы все очень этому рады. Но мне пора, Елена Денисовна. Спасибо еще раз. – И Дарья упорхнула – именно такое ощущение осталось у Лены после ее ухода.

Дома она развернула пакет и обнаружила там вставленную в рамку картину, написанную масляными красками – вид с Карлова моста на левый берег Влтавы. В самом углу справа стояла подпись «Олеся Жильцова», и Лена поняла, что это работа дочери Виктора.

«Это судьба, – подумала она, прикидывая, куда повесить картину. – Похоже, мне действительно пора снова посетить этот город. Пожалуй, загадаю желание Деду Морозу».

До Нового года оставалось меньше трех недель.