Глава 5
Бэзил Лиддел Гарт,
или Стратегический гуманизм
Почему выгодно быть умным? Потому что всегда можешь притвориться дураком. А вот обратное невозможно.
Вуди Аллен
Слово предоставляется немецким генералам
Бэзил Лиддел Гарт (1895–1970) во время Первой мировой войны был английским офицером. Он принимал участие в битве на Сомме в 1916 г. После войны он вышел в отставку и посвятил себя изучению стратегии.
Лиддел Гарт пытался понять свое время и свою эпоху. В 1945 г. он, например, добился разрешения допросить пленных немецких генералов. Эти необычные «интервью» легли в основу увлекательной книги «Немецкие генералы рассказывают» (The German Generals Talk). Посмотреть, что происходит «на другой стороне холма», – действие, достойное стратега.
Впрочем, отметим, что книга вызвала немало споров. Кое-кто даже обвинил Лиддела Гарта в ревизионизме. Но автор исследовал именно стратегию, а не чудовищные цели нацизма. Лиддела Гарта не интересовали политические воззрения этих генералов, некоторые из которых, о чем с удовлетворением пишет в своем дневнике Геббельс, и правда были фанатичными нацистами, а некоторые, о чем Геббельс упоминает в том же дневнике, но уже с большим неудовольствием, вовсе нет; его интересовали их взгляды на стратегию. Изучение стратегии требует холодной объективности и вынуждает на время оставить в стороне нравственные оценки.
Книгу Лиддела Гарта критиковали также за то, что, дав побежденным немецким генералам высказаться, он якобы предоставил им трибуну для самооправданий. Автор действительно записал все, чем с ним делились его собеседники, но при этом воздержался от каких-либо комментариев и просто зафиксировал их свидетельства. Прямо об этом нигде не говорится, но между строк можно прочитать, что Лиддел Гарт видел в немецких генералах непревзойденных военных профессионалов того времени. Гитлеру удалось – во имя «триумфа воли», если вспомнить знаменитый фильм, воспевавший нацизм, – привлечь к себе лучших из лучших.
Все это так, но историю, как известно, пишут победители, что необходимо держать в уме. Немцы проиграли войну – но перед этим они на протяжении многих лет неизменно побеждали. Прежде чем понять, почему они ее проиграли, – что далеко не самое трудное, – желательно разобраться, что вело их от победы к победе.
Концепция Лиддела Гарта окончательно оформилась в годы Второй мировой войны, но корнями она уходит в Великую войну и идеи Клаузевица. Прошлое продолжает цепляться за настоящее.
Офицер против Клаузевица
Лиддел Гарт участвовал во многих великих сражениях Первой мировой войны, в том числе в июле 1916 г. в страшной битве на Сомме, обескровившей английскую армию. Фронтовики смотрели на эту войну несколько иначе, чем штабные офицеры. Эволюция взглядов, которая произошла с Лидделом Гартом, чем-то напоминает то, что случилось с Шарлем де Голлем. Молодой выпускник Сен-Сира, Шарль де Голль прибыл на фронт во всеоружии наступательных теорий, которыми его напичкали учителя. Но в первой же стычке с врагом в августе 1914 г., когда он получил свое первое ранение, он понял, что действительность имеет мало общего с теорией. Наставники учили его чему-то не тому, а высшее командование явно совершало ошибку за ошибкой. И он начал размышлять над вопросами стратегии, никого не слушая и ни с кем не обсуждая свои выводы.
Лиддел Гарт проделал примерно тот же путь, за исключением того, что не занимался политикой. Обоим деятелям предстояло познакомиться в 1930-х гг., и это знакомство ни для одного из них не прошло бесследно, хотя в своей книге Лиддел Гарт устами одного из немецких генералов утверждает, что воззрения де Голля не оказали на них никакого влияния. Вот как он рассказывает о допросе генерала фон Тома:
Я спросил его, правда ли, что немецкая доктрина танковой войны родилась под влиянием знаменитого труда генерала де Голля, как о том часто говорят, на что он ответил: «Нет. Мы не принимали его в расчет, находя слишком экстравагантным. Он не давал тактических советов и по большей части витал в облаках. Кроме того, он сильно отставал от британцев».
Лиддела Гарта упрекали в отсутствии скромности, поскольку в книге он заявляет, что идея массированного использования танковых войск первым осенила именно его. Что ж, скромность не входила в число свойств, присущих Лидделу Гарту, – впрочем, люди, увлеченные стратегическими исследованиями, редко бывают отмечены скромностью. С другой стороны, Евагрий Понтийский причисляет гордыню к семи смертным грехам, что с точки зрения личной стратегии внушает некоторые опасения…
Как бы то ни было, между поколением генералов, разрабатывавших планы ведения этой войны и осуществлявших руководство войсками (все они родились в 1850-е: Жоффр – в 1852-м, Фош – в 1851-м, Петен и Нивель – в 1856-м), и поколением более молодых офицеров (де Голль родился в 1890-м, а Лиддел Гарт – в 1895-м), смотревших на нее из окопной грязи, ходивших в атаку на пулеметы и своими глазами видевших массовую гибель солдат, произошел разрыв. Во Франции его символом стали Петен и де Голль. Здесь важно подчеркнуть, что их расхождения носили не только ситуативный характер и объяснялись не только различием в темпераменте и стиле управления. Это был поколенческий разлом.
В философии того времени господствовал культ силы, противоречивший гегелевскому видению истории. Лиддел Гарт бросился в самую гущу этой схватки и пошел в атаку на Клаузевица, пытаясь понять, как автору многословной и довольно мутной книжки удалось еще в первом раунде положить Гегеля на обе лопатки.
Непрямые действия
События, разговоры и размышления, о которых мы рассказали выше, подвели Лиддела Гарта к формулированию принципа, который он в своей книге «Стратегия» (The strategy of indirect approach) назвал принципом непрямых действий. Судя по всему, в его понимании стратегия как таковая сводится к непрямым действиям, то есть являет собой своего рода искусство обходного маневра. Согласно этой теории, желательно всегда, когда возможно, избегать прямого столкновения с противником, стараться обходить его наиболее укрепленные позиции, а наступление вести, целясь в штабы и линии снабжения.
Существует два способа добиваться своих целей:
• Прямые действия. Они подразумевают концентрацию всех сил на одной цели, движение к ней наиболее коротким и легким путем и нанесение лобового, как можно более мощного удара.
• Непрямые действия. Они означают распыление сил, продвижение по самому трудному (или как минимум не по самому легкому) пути и нанесение смягченного удара в неожиданном месте. Сюда же относится дезорганизация противника у него в тылу и на путях коммуникации.
Военное искусство предполагает столкновение двух армий, двух воль, двух стратегий. Поэтому вражеская стратегия по определению должна быть противоположна вашей стратегии. Чем легче противнику определить и расшифровать вашу стратегию, тем проще ему ее сломать.
У стратегии прямых действий есть одно преимущество и один недостаток. Преимущество заключается в том, что позволяет сконцентрировать силы для одного удара по цели. В этом смысле прямая стратегия наиболее эффективна. Недостаток состоит в том, что прямая стратегия слишком логична, поэтому противнику легче всего ее разгадать и воспрепятствовать ее осуществлению. В этом смысле прямая стратегия наименее эффективна. Основываясь на истории войны, которую он изучил в подробностях, Лиддел Гарт пришел к выводу, что недостатки прямой стратегии превышают ее достоинства, поэтому предпочтительной является стратегия непрямых действий.
У стратегии непрямых действий есть хорошо просчитываемый и очевидный недостаток: невозможность собрать все силы в один кулак. Движение по самой трудной дороге по определению не может быть легким, а выигрыш остается проблематичным и почти не поддается точному измерению.
Великая война стала почти уникальным образцом войны, в ходе которой практически не использовались обходные маневры. Никогда еще военное искусство, полагал Лиддел Гарт, не падало так низко. Вся эта война состояла из череды массированных лобовых атак, ни одной из которых не удавалось добиться поставленной цели и пробить фронт. Напротив, во Второй мировой войне проявилось множество стратегических талантов – возможно, потому, что генералы, руководившие войсками, участвовали как простые офицеры в Великой войне и читали Лиддела Гарта. Обходные маневры применялись скорее как правило, чем как исключение: немецкое наступление в Бельгии с целью открытия дороги на Арденны, высадка в Северной Африке с целью нападения на Францию и т. д.
Анализируя историю войн, Лиддел Гарт показывает, что непрямые действия оказываются более успешными, чем прямые. Вместе с тем он подчеркивает, что превосходство в силе часто вынуждает ту или иную сторону делать ставку именно на прямое использование этой силы. Во время Итальянской кампании 1796 г. Наполеон не имел численного преимущества перед противником, следовательно, мог рассчитывать только на стратегию непрямых действий. Именно это он и сделал – добавим, весьма искусно, – добившись успеха и положив начало легенде о своем военном гении. Двадцатисемилетний коротышка-генерал, сын скромного нотариуса из Аяччо, выскочил как чертик из табакерки, возглавил плохо одетое и кое-как вооруженное войско и поставил на колени Австрийскую империю.
В 1807 г. тот же самый человек имел под своим командованием лучшую в Европе армию, сформированную согласно его представлениям. Военная косточка, он свято верил в силу и верил, что сможет перекроить карту Европы в пользу Франции, используя для этого штыки – штыки, про которые Шарль-Морис де Талейран-Перигор, епископ Отёнский и князь Беневентский, говорил, что с ними можно все, только садиться на них не следует.
Начиная с 1807 г. мы больше не видим в этом человеке ни следа военного гения. Вместо легких побед – тяжелые наступательные операции, победа в каждой из которых дается дорогой ценой. Получив в свое распоряжение неограниченные ресурсы, стратег непрямых действий превратился в прямолинейного императора. Могилой лобовой стратегии стала для него Русская кампания, завершившаяся полным разгромом.
Талейран, который не был военным, но обладал завидной интуицией и дипломатическим талантом и всегда склонялся к стратегии непрямых действий, о чем свидетельствуют его «Мемуары», именно в 1807 г. перестал поддерживать императора. Если верить его объяснениям, в это время он понял, что Наполеон окончательно проиграл. Его погубила вера в превосходящие силы и их использование для лобового наступления. То же самое в 1813 г. предсказывал Наполеону Меттерних.
Таким образом, стратегия непрямых действий – наиболее умная стратегия – остается уделом обездоленных. Превосходство в силе делает стратегическое мышление ленивым и неповоротливым. Таков урок, который преподает нам история.
Стратегический парадокс
Превознося стратегию непрямых действий, Лиддел Гарт подспудно проводил еще одну мысль, которая заключается в том, что любая стратегия по природе своей парадоксальна. Самый легкий путь – самый трудный; концентрация сил на одной цели отдаляет от достижения цели; целью войны является мир; воля к миру ведет к войне и т. д. Собственно говоря, тот же парадокс мы встречаем в латинской пословице: «Si vis pacem, para bellum». Хочешь мира, готовься к войне. Мы настолько часто слышим эту пословицу, что не даем себе труда задуматься над скрытым в нем парадоксом. Действительно, если ты хочешь достичь определенной цели – мира, то должен предпринять шаги, ведущие в обратную сторону от этой цели, то есть заняться подготовкой к войне. Логически рассуждая, это примерно то же, что заявить: если тебе надо на юг, иди на север.
Лиддел Гарт нигде не говорит об этом прямо, но, судя по всему, он убежден, что стратег, не понимающий парадоксальной природы стратегии, оказывается в плену ограниченных представлений.
Парадоксальная природа военной стратегии связана с ее интерактивным характером. Война сталкивает не только волю с материей, но и одну волю с другой волей, одну стратегию с другой. Цель стратегии – воздействовать на решения противника. Стратега беспокоят не тела вражеских солдат, а мозги вражеских полководцев. Можно пожертвовать частью своих ресурсов, чтобы заставить противника принять ошибочное решение, и это будет хорошая стратегия.
Парадоксальный характер стратегии показывает, почему война не должна быть продолжением политики. Политика не бывает парадоксальной. Политик может действовать только прямыми методами и вынужден концентрировать силы для достижения цели. Когда война превращается в политику, она, игнорируя стратегический парадокс, ведет к последним крайностям. Лиддел Гарт считал, что это последняя крайность глупости.
Примером стратегического парадокса может служить атомная бомба. Вот некоторые связанные с ней парадоксальные особенности:
• На разработку и изготовление атомной бомбы были потрачены колоссальные средства, но после 1945 г. она больше ни разу не использовалась.
• Атомная бомба больше не используется не потому, что она неэффективна или обладает недостаточной разрушительной силой; напротив, она обладает чрезвычайной разрушительной силой. Атомная бомба способна причинить такие чудовищные разрушения, что никому и в голову не придет строить на них свои планы.
• Устрашение слабого со стороны сильного, обладающего атомной бомбой, никогда не работало. Северный Вьетнам не отказался от войны против США под тем предлогом, что американская авиация способна за одну секунду стереть Ханой с лица земли. Симптоматично, что в этом конфликте (как и во многих других) атомное оружие не играло никакой роли и его применение даже не обсуждалось – ни одной из воюющих сторон.
• Атомная бомба, убивающая жаром, охладила войну между США и СССР (не зря эту войну назвали холодной). Созданная как сверхоружие, атомная бомба во многих случаях послужила инструментом мира. В октябре 1962 г., в разгар Карибского кризиса, она вынудила двух политиков, наделенных правом принятия решений, Кеннеди и Хрущева, сойти с тропы войны и заключить мир. Кеннеди провел переговоры до того, как напасть на Кубу, хотя его военные советники настаивали на том, чтобы вначале захватить Кубу, а уже потом вести переговоры с позиции силы. Хрущев уступил (почти уникальный случай в истории холодной войны), по всей вероятности, отказавшись слушать своих коллег по политбюро, которые двумя годами позже отправили его на дачу копаться в огороде. Хрущев по итогам этого конфликта лишился своего поста, зато спас мир от атомной войны. Пожалуй, оно того стоило. Этот пример лишний раз доказывает, что атомное оружие – вещь слишком мощная, чтобы быть использованной для разрешения конфликтов международного масштаба.
Атомное оружие – оружие исключительной силы, о каком мог бы мечтать Клаузевиц, и оно открывает путь к последним крайностям. Как мы только что показали, это парадоксальное оружие. Оно полностью меняет картину мира: угроза слишком серьезна, чтобы рассуждать о ней всерьез, а само его существование делает невозможным его применение. В данном случае экзистенция не предшествует сущности, как говорил Жан-Поль Сартр, а разрушает сущность. Тем самым она показывает трагическую глупость концепции Клаузевица о последних крайностях. После 1945 г. у атомной бомбы была всего одна жертва – Клаузевиц.
Большая стратегия
Лиддел Гарт не только отмечает, но и углубляет классическое разделение между стратегией и тактикой. Правда, он предпочитает говорить о просто стратегии и «большой стратегии». Последняя отличается от первой масштабом целей и разнообразием используемых средств (прямых и непрямых действий и т. д.). Стратеги школы Клаузевица, по его мнению, часто были сильны в стратегии, но оказывались слабыми в большой стратегии. Примером тому может служить союз Наполеона и Талейрана, завершившийся разрывом. Наполеон слывет величайшим стратегом своего времени, а Талейран по прозвищу Хромой Дьявол – профессиональным предателем (он приносил присягу на верность двенадцати разным режимам), в том числе изменником родины (в 1808 г. во время встречи с русским царем в Эрфурте он давал тому советы, как совладать с Наполеоном, хотя официально должен был убедить его помогать французскому императору).
Действительность отличается большей сложностью. Наполеон объявил себя великим военным стратегом. Но с точки зрения большой стратегии он добился лишь того, что Европа образовала коалицию против Франции. В конечном итоге к 1815 г. Франция уменьшилась в размерах по сравнению с 1799 г., когда он пришел к власти, значительно ослабела и надолго утратила верных союзников в Европе.
Все это произошло не по воле слепого случая, а в результате взглядов императора на большую стратегию. Талейран в 1807 г. бросил Наполеона потому, что понял: империя проиграла. Проиграла не потому, что императору не хватило военного таланта. Она проиграла потому, что ему не хватило таланта к большой стратегии. Наполеон допустил непростительную ошибку: он решил, что Европу можно переделать силой. Он ничего не понимал в большой стратегии – в том смысле, какой вкладывает в это понятие Лиддел Гарт. А вот Талейран отлично в этом разобрался.
Наполеон принес Франции неисчислимые бедствия, погубив в военных авантюрах огромное число людей.
Талейран в это время не занимался военной стратегией. Но на Венском конгрессе он попытался спасти то, что еще можно было спасти. Если бы Наполеон не вернулся с острова Эльба, чтобы снова предать Европу огню и затопить ее кровью, Талейран наверняка вытащил бы Францию из ужасного положения, в котором она оказалась по вине императора. И Валлония сегодня была бы французской. После Ста дней 1815 г. – нового кровавого безумия, в которое вверг Францию Наполеон, – Талейран проявил чудеса дипломатии и добился того, что Франция была восстановлена в своих правах и присоединилась к сообществу европейских государств. Талейран настаивал на том, что без сильной Франции равновесие в Европе невозможно. Продвигая эту идею, он уговорил Австрию, Пруссию, Россию, но главным образом Англию, убедив правителей этих стран преодолеть свои страхи и свою ненависть. Блестящая игра, и очень жаль, что в 1919 г., во время заключения Версальского мира, среди его участников не нашлось своего Талейрана. Возможно, это позволило бы избежать Второй мировой войны. Европа, контур которой в 1815 г. набросал Талейран, на долгие пятьдесят пять лет забыла о войнах.
В 1830 г. уже постаревший Талейран вступил в переговоры с Англией, ратуя за создание государства Бельгия. Тем самым он ликвидировал угрозу новой мировой войны и «привязал» Францию и Англию к этой самой Бельгии, которая из-за своего нейтралитета казалась малозначащей, но сыграла ключевую роль в спасении Франции и Англии в 1914-м и даже в 1940 г.
Талейран оказал Франции огромные услуги, Наполеон принес ей неисчислимые страдания. Но Наполеону досталась мировая слава, а Талейрану – всеобщее осуждение. Прах Наполеона покоится в Доме инвалидов, Талейран похоронен в скромной усыпальнице в Валансэ, которую еще не сразу найдешь. «Талейран (князь) – вызывает возмущение», – пишет Флобер в своем «Лексиконе прописных истин».
Сравнение Талейрана с Наполеоном (не в пользу последнего) основано на том различии, которое Лиддел Гарт проводит между стратегией и большой стратегией. Наполеон – военный стратег, обладающий полководческим чутьем и умеющий с блеском выигрывать сражения. Но большая стратегия принимает в расчет более широкие (благо всего народа, а не только армии) и более долгосрочные (что будет после военной победы?) цели, а также реакцию других участников процесса (которых невозможно уничтожить военной силой). Если мерить этой мерой, то Наполеон – слабак, а Талейран – гений. Союз этих двух людей был для Франции скорее благотворным (особенно в тех случаях, когда Наполеон прислушивался к советам Талейрана в области внешней политики), а их разрыв – трагическим.
Но Лиддел Гарт не только разделяет тактику и стратегию. Внутри самой стратегии он выделяет операционную стратегию и большую стратегию, которая позволяет смотреть на вещи с дальней перспективой, с высоты, и учитывать взаимодействие с другими.
Ну хорошо. Пожалуй, мы уделили достаточно внимания военной стратегии, которая на самом деле является лишь частным случаем стратегии как таковой. Как приятно поломать стереотип, согласно которому правила войны могут применяться к жизни вообще. Ломать, как известно, не строить, но иногда такие поломки приносят ощутимую пользу.
Поэтому приступим к ломке.
