Глава 2. Дорога Грааля
Пока не закончилась суббота. — Великолепная Лорен и пиджак. — Наследство. — Быстроногий Кай. — Победивший Север. — Допрос. — На борту корабля. — Вокзал д’Орсе. — Колдовство. — «На земле Грааля».
1
— Гитлер непобедим, — невесело усмехнулся Станислас Дивич, допивая коньяк. — Пока не закончилась суббота.
Анна пить не спешила. Эрц любил играть с ней в загадки, особенно под хорошее настроение. Например, сейчас. Почему бы и нет? Вечер, в камине горит огонь, а завтра долгое-долгое воскресенье, чистый выходной.
...Но суббота пока не закончилась.
На министре — роскошный персидский халат с огненными многоцветными разводами, на ней тоже, шелковый, белые ирисы на темно-синем. Не с иных плеч — купил специально для нее. Пусть и в чужой квартире, но не в чужом.
Прежде чем подумать о загадке, Мухоловка вновь, в который раз, посетовала на судьбу. Эрц — нормальный симпатичный мужчина, захотела — уже развелся бы ради нее со своей законной. Предлагал, и не раз! А она? Только и может — закусывать губы, пытаясь не кричать от ужаса. И глаза плотнее закрывать, чтобы взгляды не встретились.
Проклята... Ладно! Думаем!.. Значит, суббота?
Отхлебнула из рюмки, слегка нахмурилась, вспоминая давно читанные слова:
— «Когда же вырастет твой слуга и станет ростом со взрослого, будет он делать для тебя, что требуется, и на все способным окажется...»
Угадала?
— «...Если же хочешь сотворить сторожа, невидимого для злодеев, надень на шею слуге своему ладанку с известным тебе Именем. Но не забывай вовремя вынуть изо рта создания этого пластинку “шем”». Правильно, Эрц?
Станислас Дивич поставил рюмку на стол, поглядел в глаза.
— Я никому тебя не отдам, Анна. Умница! Да, именно так. «Но не забывай вовремя вынуть изо рта создания этого пластинку “шем”, ибо в ночь с пятницы на субботу сила того, кто слеплен из глины, возрастает неимоверно». Гитлер — голем, и ночь уже наступила. Те, кто его создал, — настоящие мастера. Голема не сокрушить в прямом бою.
Горел камин, коньяк был превосходен, а впереди — целое воскресенье...
Но суббота еще не кончилась.
— Выходит... Наша страна обречена, Эрц? Мы можем тянуть время, балансировать между Бесноватым и Дуче, искать контакты со Сталиным, но это лишь отдалит неизбежное. Голема не остановить.
Станислас Дивич не ответил. Загадка еще не решена.
— Нас оккупируют. Что дальше? Подполье, настоящее, боеспособное, создать невозможно, мы уже это просчитали. Значит... Если нет подполья, если мы не сможем бороться в самой стране, надо создать легенду, миф о нашей борьбе! Нужны герои, нужны подвиги. А когда пластинку «шем» выдернут у Бесноватого изо рта...
— Золотую, — негромко уточнил министр. — Цифры по американским кредитам ты видела. Если отрубить финансовые линии, взбесится, мерзавец, сразу!
— Да. Тогда — Армагеддон. Планета Аргентина падает на Европу, и живые начинают завидовать мертвым. Но у нас уже есть правительство в изгнании, лидеры, мученики, герои, маленькая армия на одном из фронтов... И знамя, которое мы поднимем над Президентским дворцом, когда Гитлер начнет подыхать! Правильно?
Эрц медленно встал, подошел, наклонился. На ее плечи легли тяжелые ладони.
— И это знамя поднимешь ты, Анна.
Мудрый Эрц не учел одного. Она, секретный агент Мухоловка, такой же голем, слепленный из мертвых тел расстрельной ямы. Может, оно и к лучшему. Големы не чувствуют боль.
* * *
— Да какое там! — невесело рассмеялся Руди, переключая фары на дальний свет. — Меня сразу со службы выгнали, я же для них — мишлинге, недочеловек. Хорошо, уехать успел — и родственников переправил. Ничего, у дяди — фирма по торговле автомобилями в Париже, сейчас там кручусь. Авто оценили? «Nervastella», восемь цилиндров, каждый — пять тысяч «кубиков»!..
Туман начал отступать, редеть, но ехать все равно приходилось почти на ощупь. Оно и к лучшему, никто их в Гавре не заметит. Пять тысяч «кубиков» — хорошо, а то, что ее встретил Руди, — вообще идеально. Парня невозможно перевербовать. Согласится, все подпишет — и тут же прибежит каяться. Проверено!
Но это Руди...
— С Шарлем — что?
Лейтенант Кнопка ничуть не удивился.
— Ничего. То есть все в полном порядке. Его, когда все закрутилось, наци арестовали, но скоро выпустили. Вы же знаете, Мухоловка, кто у Шарля родичи! Сейчас господин Домучик здесь, во Франции. Наших тут вообще полно, хоть армию создавай.
Анна кивнула, не став комментировать. Туман, туман... Вроде бы остался позади, но вот снова — белая пелена стеной. Арестовали, выпустили — так и внедряют агента. Никакую армию из беглецов не создать. Считай, половина — засланные, у остальных же страх ночным туманом в глазах.
А дома, на покинутой Родине — выжженная пустыня. Тот, кто поумнее — бежал, кто посмелее — арестован, остальных держат на поводке. Каждый первый пишет донос на каждого второго. Какое уж тут подполье?
Стоп! Но ведь и немцы так думают!..
2
Мужчина в семейных трусах в природе невозможен, как ноги средневековой королевы. Он существует лишь на киноэкране, в комедиях, однако не всякий. Герою в трусах не быть, лишь персонажу второго плана, дежурному получателю пинков в зад.
— Минуточку-у-у!
На двери номера, под бронзовой начищенной до блеска ручкой — табличка «Ne pas deranger!». Она остановит всякого, ищущего общения с постояльцем знаменитого парижского «Гранд-отеля», что на Рю Скриб, рядом с Оперой. Всякого, только не...
— Сколько тебя ждать, Крис? Копаешься, копаешься!..
...Великолепную Лорен Бьерк-Грант, мисс Репортаж.
— Так еще же полчаса, Лорен!..
Успел! Пусть пуговица не застегнута, и ноги — босиком, и выше пояса только майка. Зато брюки на месте.
Уф! Фу!..
Мисс Бьерк-Грант изволила бросить взгляд на стенные часы в деревянной полированной раме. В сторону Кейджа даже не посмотрела.
— Тем лучше, надо кое-что тебе рассказать, малыш.
Кристофер Жан Грант сглотнул. Увы, не отучишь! Проси, не проси, а все равно «малыш», и то под хорошее настроение. Под плохое же... Нет, лучше не вспоминать! И не спорить. Кто он — и кто она? Репортеришка в семейных трусах — и великая, знаменитая, Пулитцером увенчанная...
...В широких белых брюках (клеш от колена), коротком розовом пиджаке с огромными, в кулак, пуговицами. Тяжелые бусы — темное золото — на крепкой шее, серый плоский берет набекрень, словно приклеен к виску. Мужские массивные часы на запястье, черный циферблат, золотой браслет.
Духи... Чихнул бы, да неловко.
Крису в очередной раз подумалось, что будущая (о-о-ой!) родственница одевается, словно манекен в витрине на 6-й авеню, чтобы на лицо меньше смотрели. И вправду, косметики, считай, и нет, разве что брови подведены черным. А ниже бровей...
— Садись!
Узкие, резко очерченные губы нетерпеливо дернулись, и Кейдж устыдился. Не в красоте сила, он и сам — не Аполлон. Зато Лорен — звезда. К сиянию не присматриваются, им восхищаются.
Сел на край не застланной кровати, руки на коленях, подбородок слегка вверх.
Тук! Бряк!
Стул великолепная Лорен двигать не стала, подняла одной рукой да бросила. Умостившись, достала из сумки сигареты — синий «Gauloises» с белым орлом. Закурила. И лишь после всего поглядела на ожидавшего своей участи «малыша».
— Ты что, Крис, вчера пил? Опять? Ну что мне с тобой делать? Учти, Камилла не переносит пьяных.
Кейдж и не думал спорить. Все верно, мисс Младшая Сестра пьяных не переносит. Всех прочих, кстати, тоже не очень, что, надо сказать, полностью взаимно.
— Еще раз замечу — рассержусь. По-настоящему, Крис, понял?
Кейдж не хотел, но вздрогнул.
— А пока — слушай. Босс прислал из Нью-Йорка телеграмму...
* * *
Звезда Лорен Бьерк-Грант взошла три года назад, после леденящего душу репортажа из затопленного тоннеля строящейся линии метро. Отважная журналистка не просто запечатлела бедствие, но, не жалея сил, кинулась защищать старшего смены, которого хотели назначить крайним и отправить под суд. Месяц борьбы, статья за статьей — и справедливость восторжествовала. Фотография на первой полосе, прямо под заголовком: Лорен в строительной каске и комбинезоне в обнимку со спасенным героем[].
Знающие люди шептались, что старшой смены конечно же виноват, но публике более по душе злодеи в дорогих костюмах. К тому же мэр как раз начал очередной тур борьбы с коррупцией... Зато какие репортажи! Высокий класс, блестящая работа!..
Лорен прыгала с парашютом. Лорен замерзала во льдах. Лорен лично схватила за шкирку маньяка по кличке Острые Ножницы. Сомневаетесь? Но разве можно не верить журналу «Мэгэзин»?
— ...Во Франции остаются трое: мы с Джорджи и ты, Крис. У Джорджи работа в Париже, а мы с тобой — на юг, поближе к испанской границе. Там ждем команды. Осознал?
Взгляд маленьких, в цвет бровей, глаз заставил Кейджа поежиться. Осознал. Даже прочувствовал.
— Сколько нам ждать, не знаю. Думаю, дней десять, не меньше. Поэтому не будем бездельничать, готовим материал. Босс велел: никакой политики и вообще ничего «актуального». И без негатива, такого и дома хватает. Что-нибудь интересное, увлекательное, в общем, семейное чтение.
Крис напрягся. Этого нельзя, того тоже...
— Может, про виноградники? Там, на юге, лучшие сорта...
Ее взгляд рассек фразу пополам.
— Спятил? «Мэгэзин» всегда боролся за трезвость. Треть наших читателей — домохозяйки! Не мучайся, Крис, я все уже решила.
У Кейджа хватило смелости пожать плечами. Кто бы сомневался?
— Ты про Грааль слыхал? Нет? Ну, фильм еще был...
— «Капитан Огонь и Святой Грааль». Ларс Хэнсон и Лилиан Гиш. Я еще рецензию хотел писать. Не стал, так себе зрелище.
Великая Лорен улыбнулась — впервые за весь разговор.
— Умница! Вот мы его и найдем, малыш. Нет, не фильм. Грааль!
* * *
В огромном холле «Гранд-отеля» кружил вечный людской водоворот — встреч, расставаний, радостей и печалей. Кейдж, и без того не великан, потерялся сразу, но не пропал — юркой рыбкой скользнув к пустому кожаному дивану у стены, плюхнулся, выдохнул, прикрыл глаза. Здесь, в маленьком персональном омуте, было спокойнее, чем в номере. По крайней мере, сразу не найдут.
Глаза открыл, окинул взглядом холл-океан, достал из кармана томик-покет в мягкой обложке.
«Там все понятно, малыш. Если что, в конце книги есть словарик».
Угу...
Бегло перелистав, закрыл, покосился на обложку. «Библиотека американского туриста» — вверху, красными буквами. В центре же, синим с переливами: «Весь Святой Грааль за один час!» Томик читанный, чей-то карандаш, как Крис уже успел заметить, отчеркнул последний раздел оглавления: «Поиски Грааля. Рекомендованные маршруты выходного дня».
— И кто я после этого? — без всякой нужды вопросил репортер «Мэгэзин». Подумав немного, сам себе и ответил, причем в полный голос:
— И-ди-от! Полный идиот! Я — полный идиот!
Крик утонул без следа в гуле водоворота. Однако ответ все же пришел, причем по-английски, но с заметным немецким акцентом.
— Вы не идиот. Вам просто пиджак перешить нужно.
Голос был женский. Иной бы, может, и растерялся, но репортерский навык не подвел. Крис встал, одернул горе-пиджак...
...Белый огонь колье на высокой шее, длинное бежевое платье, поверх перчатки — тяжелый перстень-саркофаг, бездонные светлые глаза.
— Не поможет, майне фрау! Мне заказали идиотскую работу. Ее невозможно сделать хорошо.
Ответил по-немецки, тоже, понятно, с акцентом. Женщина внезапно улыбнулась.
— А вы — сделайте!
Протянула руку, пожала крепко:
— Удачи! А пиджак отдайте в здешнюю мастерскую. Там очень прилично шьют.
Щелкнула замком сумочки, достала визитку...
* * *
— Н-ничего себе! — гулко сглотнул Джордж Тайбби, разглядывая глянцевую карточку. — О чем вы с ней говорили, Кейдж?
— О моем пиджаке.
Босс, мужчина опытный и глазастый, отыскал Криса с первого взгляда — и даже успел заметить отбытие дамы.
— О пиджаке?! — Джордж помотал головой. — Это же сама Ильза Веспер! Это же «Структура»!..
Схватил за плечо, тряхнул от души.
— Ильза Веспер. Просто взяла — и подошла? Фантастика! Она же репортеров на порог не пускает! Вот что, Кейдж, бросай все, оставайся со мной в Париже...
Крис, поглядев на беспокойную толпу в холле, рассудил, что «рекомендованные маршруты» — еще не худший вариант.
— Я не против, Джордж. Она красивая, я обязательно влюблюсь. Буду покупать цветы, играть для нее джаз...
Рука отдернулась. Босс взглянул с подозрением.
— А ты можешь... Эх, попытаюсь сам к ней подкатиться. О, придумал! С твоего пиджака и начнем. Отдадим в мастерскую, остальное — уже мое дело.
Помолчал, сжал крепкий кулак. Разжал...
— Верно, Кейдж. Не стоит тебе рисковать. Камилла — девушка, конечно, хорошая...
О-о-ой!
Боссова длань легла на загривок, сжала, развернула.
Глаза в глаза.
— Мы теперь — семья, Кристофер. Поэтому слушай! Джеймс — мой старший брат, как он сказал, так и будет. Решил жениться на Лорен — значит, женится. А мой долг — сделать так, чтобы на его репутации не было и пятнышка. Мы, Тайбби, вроде жены долбаного Цезаря — выше подозрений! Понял?
Крис взглянул сочувственно:
— А с незаконнорожденными у вас как?
Пальцы на загривке налились свинцом.
— Не дури, парень! И не делай вид, будто фишки не просекаешь. Или я тебя, Кейдж, не знаю? Ты южанин, дикси, твое слово — железо, ты в Бога веришь. А Лорен... Она — еврейка, слыхал? Да, крещенная, протестантка, но кровь не спрячешь. Ей уже тридцать, нагулялась по самое не могу. И — хватит! Помолвка — это святое, она слово дала брату перед Господом нашим. И если я узнаю...
Пальцы разжались. Босс отвернулся, дернул крепкими плечами.
— Я не прошу тебя, Кейдж, шпионить. Но меня не будет, значит, старший — ты. А если что, имей в виду, мы ее не просто выгоним. Я лично кнут возьму.
Крис решил, что ослышался. Толпа, шум... Мало ли что почудится?
— Мы же из Алабамы, Кейдж, — Джордж, младший брат, негромко рассмеялся. — Из самого Сердца Юга. В общем, учти — и реагируй. А насчет задания — не бери в голову. Мне ли тебя учить? Никому этот Грааль не нужен. Сделаешь три-четыре материала про то, как вы по пещерам ползали и землю носом рыли. Последний назовешь: «Нашли» — и добавишь вопросительный знак... Ладно, Кейдж, пойду делами заниматься. А ты — снимай пиджак!
Босс отбыл, оставив Криса в одной рубашке, грустного и совершенно несчастного. Плохо было все, но что-то в услышанном и увиденном задело особо. Прокрутив пленку-память, репортер рассудил: Грааль. Выходит, Он никому не нужен?!
То есть как — не нужен?
3
Кофе вкупе со старинной кофемолкой и медной джезвой нашелся в маленьком стенном шкафчике на второй сверху полке — именно там, где он хранил кофе сам. И кухня почти один в один, новая газовая плита с тремя конфорками фирмы Seppelfricke, легкие стулья светлого дерева, раскладной стол, покрытый зеленым пластиком. Харальд Пейпер, невесело усмехнувшись, вдохнул поглубже. Кажется, еще и запах остался — от кофе, что готовил брат по старинному семейному рецепту.
«...Наш предок — полковник австрийской армии, командир полка кроатов. По легенде, он дружил с Георгием Кульчицким, героем битвы под Веной...»
Гауптштурмфюрер СС (то ли бывший, то ли нет) приказал себе не раскисать. Кофе — это вам не похлебка для свиней, ариец Пейпер! Jasno, nemachki? Rad, Bozhe ne zaboravi![]
Джезва уже была прогрета, когда дверь ванной (по коридору — вторая налево) приоткрылась, и оттуда выглянуло чудо в махровом халате. Моргнуло.
— Я уже, герр... Ой, простите, Харальд! А ничего, что мы с вами здесь хозяйничаем?
Он уже был готов сказать чистую правду: не так уж и хозяйничаем, да и брат разрешил, даже ключи дал. Но внезапно вспомнилось...
Boha Chorneho,
stare kralestwo
rapak netko wobydli...
«Бога Черного, царства древнего позабыт алтарь» — написал когда-то его предок и тезка, великий сорбский просветитель Гандрий Зейлер. Лишних слов в гимне не бывает. Алтарь же Черного бога — zeleni.
Зеленый!
Сын колдуна шагнул к той, которой не позволил умереть, осторожно взял за плечи, поглядел в светлые, словно утреннее небо, глаза. Так может, не Starica sa kosom раз за разом подает ему знак, заливая мир зеленым огнем? Именно Черному богу служил Мельник, побежденный Крабатом.
Выходит, каждому — свое наследство? Старшему, сыну Небесного Камня — мир горний, высший. Но и младшего не обделили.
— С лицом у вас, Ингрид, все в порядке, — улыбнулся он, думая совсем о другом. — Только губы немного кровят, смазать надо.
* * *
...Они курили, сидя прямо на холодной траве. В салоне «мерседеса» пахло порохом и кровью... Вокруг плескалась ночь, вдалеке, по оставшемуся позади шоссе, время от времени с негромким шумом проносились машины, а здесь был лес, узкая просека — и тишина.
— ...Такие вот дела, фройляйн фон Ашберг, — подытожил Харальд, глядя в черное осеннее небо. — Постарайтесь понять: мы оба сейчас — вне закона. Для начала вот что... Никогда больше не упоминайте фамилию «Шадов»! Брата называйте просто Мареком, он не обидится. И еще. Меня и вас могут арестовать. На допросах в «стапо» не молчат, поэтому ничего — слышите, ничего лишнего! — мне пока не рассказывайте. И не обижайтесь, если я тоже промолчу.
Девушка осторожно поднесла сигарету к окровавленным губам.
— Сама себе удивляюсь. Мне, наверно, положено плакать, в истерике биться. Или это шок, и меня потом накроет? Я все понимаю, герр Пейпер. Как это правильно называется? Версия? У меня их целых две — отчего меня решили убить. Но, вы правы, промолчу. И... Неужели это действительно не вы, Марек? Лицо, голос, даже тон... Какая-то сказка!
Разведчик Пейпер не без сожаления подумал об упущенной возможности — ничего не объясняя, просто выдать себя за брата. Нельзя! Если догадается — больше не поверит.
Улыбнулся, руку протянул.
— Харальд.
— Ингрид.
* * *
Теперь все позади. Черный Mercedes-Benz 260 D брошен около Потсдамского вокзала. Южное направление. Ищи беглецов, К-козел, в Остмарке и на итальянской границе! О квартире же Харальд побеспокоился заранее, словно чуял. Всем удобна! Снята не разыскиваемым врагом Рейха Шадовым, а мало кому известной фрау Веспер. Ее муж, разъездной торговый агент, вернулся из очередной командировки. Кто может заподозрить? Привратник внизу — и соседи по лестничной площадке. И это решено: улыбка, бронзовый жетон СД, а для верности — подписка на служебном бланке. Специальная операция, уважаемые господа! Просим содействовать — и не мешать.
— Какой кофе! — восхитилась Ингрид фон Ашберг. — Говорите, семейный рецепт?
Потомок австрийского полковника развел руками.
— У брата получается лучше... Кстати, если захотите передать ему привет, это можно организовать, хотя и не сразу. А теперь вот о чем, Ингрид... Я знаю вашу фамилию, значит, в любом случае ваша биография — не тайна. Поэтому свои версии придержите, но расскажите о себе все, что считаете возможным, причем с самого-само-го детства. И очень подробно.
Баронесса поставила чашку на блюдце, поморщилась.
— С самого-самого? Это очень-очень скучно. Но спорить не буду. Слушайте!..
4
«Где умный человек прячет лист?» — вопросил как-то Гилберт Кит Честертон, сам слывший мудрецом. — «В лесу».
Секретный агент Мухоловка так не считала. Подумаешь, в лесу! Лес разбить на квадраты и отправить на поиски батальон, пообещав всем внеочередное увольнение, а тому, кто найдет, — месячный пропуск в бордель. Заодно и поискать того, кто прятал. Вдруг еще помнит место?
Нет, не служить Честертону в разведке!
Прятать лист следует на городской свалке, где всего помногу. А вокруг расставить несколько противопехотных мин, чтобы месяц подойти боялись, а потом искали не спеша и без малейшего вдохновения.
То, что гражданка США Анна Фогель, член Национального Комитета, прибыла в Париж, от немцев не скроешь. Значит, надо спрятаться так, чтобы не отыскали. Весь Париж — большая свалка, осталось найти место.
Анна, поставив чемодан на вымощенный древней плиткой тротуар, смахнула пот со лба. Тяжко! Десять шагов — и приходится отдыхать. Такси она отпустила за два квартала, с Руди же рассталась еще ранним утром, на площади возле Gare du Nord, где даже в такой час людно. Ни к чему вводить парня в искушение!
Все правильно, только тело не слушается, отзываясь на каждое движение болью. Ничего, уже немного! Девушка взялась за ручку неподъемного чемодана, сделала шаг, другой, третий... Есть! Все, как ей рассказывали: арка, похожая на ворота средневекового замка, за ней — большой двор квадратом, а вот и платан — рядом с двухэтажным флигелем.
Пришла! Почти.
Искать ее обязательно станут, причем наверняка не только немцы. Но где? Ясное дело, среди эмигрантов. Не сегодня-завтра бедного Руди возьмут в оборот, тряхнут, как следует. Он в очередной раз во всем сознается...
Двор был пуст. Из окна к окну тянулись бельевые веревки, возле одного из подъездов скучал накрытый серым чехлом громоздкий автомобиль, где-то вдалеке, на грани слышимости, играл аккордеон, а в чистом осеннем небе чертила круги одинокая черная птица.
Монмартр. Ветхое сердце Парижа.
* * *
Поездка готовилась в спешке, но Анне повезло. После ее первого выступления на радио («Сыпьте песок в подшипники!») очень многие, особенно из числа эмигрантов, захотели встретиться. Мухоловка постаралась увидеться с каждым — и не прогадала. Ей дали денег, причем не так и мало, главное же — наметились полезные знакомства.
Джозеф Зутин, владелец крупного нью-йоркского ресторана, являлся одним из руководителей Еврейского антифашистского конгресса. Брат же его, известный художник Хаим Сутин, жил и работал в Париже. По мнению ресторатора, Хаим был напрочь неспособен к нелегальной работе — зато хорошо знал другого художника, своего земляка Марка Шагала.
В очередной раз девушка остановилась возле спрятанного под чехлом автомобиля. Перевела дух, заодно попытавшись угадать модель. Что-то явно французское, но не «рено», не «ситроен»...
— «Lorraine Dietrich 20 CV», модель 1932 года, — по-немецки подсказали сзади.
Анна обернулась, дабы увидеть наглого вида малявку в сером брючном костюмчике и сером же, в цвет глаз, берете. Малявка, позволив себя рассмотреть, еле заметно кивнула, после чего отступила на шаг и внезапно завопила на вполне приличном французском:
— Ой, тетя! Ой, вам же тяжело! У вас же ножка болит! Ой, я вам сейчас помогу, помогу!
Подскочив, вцепилась в желтый чемодан, оглянулась быстро.
— Пароль: «Я от герра Шагала». Правильно?
И снова по-немецки. Секретный агент Мухоловка, ситуацию оценив, кивнула в ответ:
— Grazie, ragazza! Io stesso.
Попыталась отобрать чемодан. Тщетно! Что не так?
— E non si sa dove si trova l’appartamento in affitto?
Угадала! Малявка, забыв о чемодане, радостно проорала на весь двор:
— Так вы квартиру ищете, тетя? А вы заходите к нам, у нас комната свободна!
Обернулась к дальним окнам, махнула ручонкой:
— Papa! Papa! Ik huurder gevonden!..
Оставалось восхититься, понятно, шепотом.
— Молодец! А на каком это ты?
Девочка взглянула строго:
— На голландском. Разве вам не сказали?
Не сказали. Марк Шагал лишь назвал адрес, уверив, что человек там живет надежный, надежнее не бывает.
— Going!
Прозвучало от дальнего подъезда. Крепкий, спортивного типа парень ее лет, светлый костюм, белая рубашка с расстегнутым воротом... Малявка улыбнулась:
— Папа! Подпольная кличка — Кай. Он скромный, поэтому сама скажу. Кай — настоящий герой, только никогда не признается. А еще он фокусы умеет показывать.
Где надо прятать лист? Анну Фогель станут искать среди беглецов-эмигрантов, не забудут и работников бывшего посольства, подключат всезнающих репортеров. Но кто обратит внимание на художницу-итальянку, скромную пчелу в переполненном улье многонациональной парижской богемы?
Парень в светлом костюме не подошел, почти подбежал, и Анна невольно позавидовала. Проклятая клюка! Ничего, через полгода устроим с этим быстроногим бег наперегонки.
— Goedemiddag! — улыбнулся быстроногий с подпольной кличкой Кай. — Jorrit Mark Alderweireld, tot uw dienst!
И как ответить?
— Ciao, signore! I — l’artista, e venuto a Parigi per lavorare. Mi chiamo Anna...[]
Фамилию секретный агент Мухоловка придумать не успела.
5
За дверью Кейджа встретил густой храп — гулкий, басовитый, переливчатый. Вначале — легкое сипение, словно шину прокололи, затем — короткий миг молчания и, как из пушки:
— Хр-хр-хр! Хры-хры-хры! Хра-а! Хро-о-о-о! Ах-р-р-р!..
Кто иной, менее привычный к репортерской жизни, испугался бы или, по крайней мере, нешуточно удивился. Уж не сказочный ли монстр забрался в трехкомнатный «люкс» мисс Лорен Бьерк-Грант?
— Хро-хро-хро-о-о-о! Хру! Хру-у-у!..
Кристофер Жан Грант удивляться не стал. Понятное дело, Монстр. Хоть и отнюдь не сказочный.
— Хр-хр-хр! Ах-р-р!.. Хра-а!
У мисс Репортаж недостатков хватало с избытком, и Крис мог лишь подивиться смелости своего нью-йоркского шефа, решившегося шагнуть с такой под венец. Однако Лорен, и этого у нее не отнять, была журналисткой настоящих чистых кровей. Если дело, то все прочее побоку. Что за беда — на стук в дверь не отвечают? Надо — входи.
Кейдж решился — и перешагнул порог.
Монстр обнаружился на диване — огромный, похожий на плохо отесанную глыбу, зачем-то втиснутую в дорогой серый в клетку костюм. Квадратная голова (стрижка «ежик», нос-картошка) свесилась на плечо, ноги в грубых ковбойских сапогах попирали персидский ковер.
— Хр! Хр-р-р? Хры-хры-ы!..
Левое веко Монстра на короткий миг приоткрылось, фиксируя гостя. Кейдж, к этому привычный, махнул рукой.
— Привет, Джо! Лорен здесь?
— Хро-о-о! Хра-а!
Значит, здесь. Кейдж поправил рубашку, думая, с чего лучше начать. Пункт первый, пункт второй.
— Проходи, Крис!
Хозяйка номера обозначилась в дверях, ведущих налево, прямиком в спальню. Тоже без пиджака, в мягких тапочках и с сигаретой в зубах. В приличном нью-йоркском обществе, где следовали традициям долбаного Цезаря, вся эта сцена вызвала бы нешуточный шок, но...
Работа!
Кейдж прошел в спальню, удостоившись финального «Хро-хро-хро!» уже в спину, и был усажен прямо на дорогое постельное покрывало. Далее должно последовать нетерпеливое «Ну?», однако репортер успел первым.
— Лорен! Мне кажется, Джордж влип, причем по-крупному...
Коллеги называли Кейджа «луизианским хорьком». За глаза, ибо
рисковали получить прямой в нос, причем вне зависимости от собственного роста и веса.
— Не за «хорька», — пояснял Крис после очередной драки, прикладывая примочку к синяку. — А за «луизианского». Сами-то! Паршивые янки!
Прозвище, однако, появилось не зря — репортер Грант был цепок, острозуб и пронырлив. «Ильза Веспер! Неужели не знаешь?» Значит, надо узнать! Тем более, коллег-журналистов в утробе «Гранд-отеля» побольше, чем хорьков в норе.
* * *
— Это даже не чикагская мафия, Лорен. Парни из Парижа давно закаялись и близко подходить к «Структуре». Веспер торговала оружием в Китае, а ее босса, О’Хару, в двух штатах ждет стул. Тот самый — переменный ток с напряжением порядка 2700 вольт. Теперь он и отсюда свалил, а Веспер всеми делами ворочает.
— Ох, ты-ы!..
В глазах Мисс Репортаж вспыхнуло черное тяжелое пламя.
— Какая тема, Крис! Молодец, Джорджи!..
— Но...
Пламя обратилось льдом, тоже черным.
— Не лезь не в свое дело, Крис. Джорджи — взрослый мальчик, и не на таких матчах ставки делал. А ты с ней о фасоне пиджака беседовал? Учить тебя и учить еще, малыш.
Кейдж так не думал. У хорька — превосходный нюх. А вся эта история пахла ничуть не лучше дохлой лошади в июльскую жару.
— Но если хочешь, я с ним поговорю. Доволен? А теперь о деле. Книжку прочитал?
Кейдж обреченно вздохнул. Ладно, пункт второй...
— Прочитать не успел. Просмотрел. Но, Лорен, это же несерьезно!..
Мисс Бьерк-Грант слушала, не перебивая, но глядела так, что слова примерзали к языку. Наконец вздохнула.
— Крис! Представь, что тебе нужно сделать материал об искусственном осеменении коров в Теннесси. С чего начнешь?
— С «Американы», которая у нас в большом шкафу. А потом найду специалиста, чтобы все объяснил.
Крепкие, не оторвать, пальцы взяли Криса за ухо.
...Ой-й-й!
— Именно. Ты что, малыш, воспитывать меня вздумал? Курс юного репортера преподать?
...Ай-й!
— С нами поедет один ученый хмырь. Он, Крис, знает про Грааль все — и даже немножко больше. Репортажи для тупых домохозяек я делать не собираюсь. Поищем без дураков! Этот хмырь уверен, что знает место, у него только с деньгами плохо. Осознал?
Если бы не пальцы на ухе, Кейдж напомнил бы Великой Лорен, что в каждом штате за вполне разумную сумму можно приобрести карту с большим черным крестом посередине — о чем ясно и доступно написал их коллега Уильям Сидни Портер, более известный под псевдонимом О. Генри. Кладоискательство, как точная наука! Дураки, верно заметил мистер Портер, бывают разные...[]
Промолчал, и не только из-за уха. Задание было глупым, по-хорошему его не выполнить.
«А вы — сделайте!»
— Ладно! Поработаем.
Лорен Бьерк-Грант одарила «малыша» одобрительной улыбкой, но ухо так и не отпустила.
— А скажи-ка мне, Крис, дружок, когда ты последний раз Камилле писал?
Ох-х-х!
— Ахр-хр-хр-хр! — отозвались из-за двери.
* * *
В дни его счастливого палеолита на земле Пеликанов, когда грозы гремели на все небо, а на правом плече не сходил синяк от резкой отдачи «Винчестера» («Не бери в голову, Крис, бери на ярд ниже!») одним из немногих развлечений в их маленьком Сен-Пьере был кинематограф. «Передвижка» на неуклюжем «фордовском» грузовичке прикатывала раз в неделю, чередуя субботы и среды. Сеансы устраивали в церкви, растягивая перед алтарем большое белое полотно. «Прест» (он же «курэ») не возражал, хотя честно признался во время службы, что сомневается в благости целлулоидного чуда. Уговорили! Даже когда в храм притащили фортепьяно фирмы «R. Weissbrod Eisenberg S. A.», пожертвованное местным бакалейщиком, протестовать не стал. Какое же кино без тапера? За инструмент сел сам бакалейщик, игравший очень недурно, заменяла же его в дни отлучек матушка маленького Криса. Грант-младший был очень этим горд.
Комедии, щекочущие душу мелодрамы, первые вестерны («Никогда так не стреляй, Крис!»). А через пару лет, когда бакалейщика хватил удар, тапером стал десятилетний Кейдж. Как истинный профессионал, он никогда не смотрел фильм заранее и даже не интересовался сюжетом. В этом и вся прелесть: успеть взять тревожную ноту в самый разгар счастливого праздника. Внимание! Сейчас появится Черный Билл!..
Много позже, в Серебряный век Нового Орлеана и в железном Нью-Йорке, Крис часто укладывал жизнь в немудреные сюжеты виденных в детстве фильмов. Правда, финал далеко не всегда совпадал с киношным, на то она и жизнь.
...Вечер в огромных апартаментах босса, справлявшего именины, начинался точно как комедия, причем из самых простых, первых лет наступившего века. «Universal Studios» представляет: «Обутый простак», фильм в двух частях. Разряженные парочки с глупыми лицами кружатся в танце, за инструментом — разбитная девица с сигаретой в зубах, Простак же, невеликого роста парень со стеклышками на носу, жмется к стене, потому как танцевать не слишком обучен, да и шумную толпу не любит.
Не тут-то было!
— Добрый вечер, мистер Грант!
Камилла, мисс Младшая Сестра, соткалась прямо из сигаретного дыма. Такая же, как всегда: белый верх, черный низ, тяжелые темные туфли, прическа «Бабушкина память». Лицо... Камилла его не имела. Нос был — в комплекте с губами и парой глаз, к этому прилагались уши, но все вместе никак не складывалось. Взглянешь — не увидишь. Вечная секретарша, вечная помощница, Мисс Пишущая Машинка.
— Ой, какая я неловкая! — громко и четко произнесла Пишущая Машинка, попытавшись облить Криса коктейлем. Не вышло — Кейдж вовремя сделал шаг назад. Коктейль из бокала неведомым чудом изменил направление и обильно полил «белый верх», испортив аккуратно выглаженную блузку.
— Ой, мистер Грант! Меня сестра убьет. Помогите, пожалуйста, тут рядом ванная...
И Простака потащили прямиком в ванную. Если бы Кейдж сидел за инструментом, то непременно сыграл бы «Chopstiks», он же «Блошиный вальс»[]. Та-ра-рам-пам-пам! Та-ра-рам-пам-пам!..
Само собой, прямо посреди ванной Камилла умудрилась упасть, причем точно на грудь Простаку.
— Ой, что вы со мной делаете, мистер Грант? Ой, я боюсь!..
Та-ра-рам-пам-пам!..
— Что тут происходит? — грозно вопросила с порога мисс Сестра Старшая. — Кристофер, что вы себе позволяете?
Па-ра-па-ра! Пам-па-рам!
Великолепная Лорен Бьерк-Грант не знала, что именно в этот миг кино кончилось.
* * *
Крис Простаком не был. Многие обманывались наивным блеском стеклышек в окулярах. И вправду, Кейдж снимал их очень редко, не перед каждой даже дракой.
— Кристофер Грант! Вы, кажется, позволили себе бесчестные действия по отношению...
Кейдж немного подумал — и содрал с носа очки.
...Глаза в глаза. Невысокий, не слишком ладный парень в недорогом костюме из магазина готового платья, что на 34-й стрит, и роскошная, неповторимая, величественная...
Густой тягучий Юг против холодного Нью-Йорка. Долгая череда предков — упрямых, никому не покорявшихся «дикси», учившихся стрелять раньше, чем ходить. А за ними — легендарные канадские пращуры-кажуны, изгнанные из отчих домов, но сохранившие гордость, веру и родную речь. Кристофер — лишь первый в долгом молчаливом строю.
То, что стояло за плечами великолепной Бьерк-Грант, внучки эмигрантов из русской Польши, не имело такой силы.
— Неужели ты такое дерьмо, Лорен? Но Камилла в чем виновата?
— Да, я дерьмо, Крис. Потому что она моя сестра, и я ее люблю. Вот что, малыш... Сейчас ты мне врежешь по морде, а потом мы поговорим. Тебе ведь нужна квартира в Нью-Йорке? Не будь идиотом, Крис. Ты хотел карьеры — вот она!..
И Север в который уже раз победил...
* * *
Жениха и невесту впервые оставили наедине после помолвки. Традиция! «Полчаса!» — заявила мисс Старшая Сестра, выразительно взглянув на циферблат своих наручных. Кейдж едва удержался, чтобы не пожать плечами. Ему бы и минуты хватило, причем не рядом с невестой, а где-нибудь за дверью.
— Ой, мистер Грант, я так рада, так рада! — начала было нареченная. Осеклась, отвела взгляд.
Кейдж мог просто отмолчаться. Полчаса — невеликий срок. Мог и хуже чего, репортерский язык остер. Но рядом с ним, истинным южанином-«дикси», была та, кому он дал слово перед алтарем. По добру ли, это уже его вопрос.
И они все-таки поговорили, тоже впервые в жизни.
Писал Кейдж невесте по четвергам, покончив с дневными делами. Каждое послание — ровно на листок из блокнота.
6
— Бог мой, что у вас с лицом?
С вождями знакомятся по-всякому. Иных к ним подводят, велев принять должный вид, после чего небожитель, кивнув снисходительно, удостаивает счастливца рукопожатия. Кому достается ладонь, кому — всего лишь палец. Но это — для иных, славой обиженных. Настоящее знакомство — в строю, после боя, когда костяшки пальцев кровят, и вся голова в бинтах.
— «Красный фронт» пугаю, партайгеноссе!
И — улыбка, пусть не увидеть ее под бинтами.
Тяжелая весна 1924-го. Партии нет, после неудачной революции в Мюнхене она под запретом. Хуже — распалась на не слишком дружные обломки. Фюрер в тюрьме, слабые бежали и спрятались. Югенбунд тоже распущен. Отряды, конечно, остались, и даже деньги по-прежнему платят, но больно уж обнаглели красные.
Ночью был бой. А поутру тех, кто не оказался в больнице, вызвали на срочное построение. Гость из Мюнхена, чином не велик, зато друг самого Грегора Штрассера. Приехал не на авто, на обычном мотоцикле, чем сразу вызвал уважение. Видом, правда, неказист, ликом бледен, да еще и пенсне, словно у паршивого интеллигента.
Так Харальд Пейпер познакомился с Агрономом. И ничем бы это не кончилось, но гость повел себя странно. Иной бы пожал руку юному бойцу, здравия пожелал...
— Идите сюда!
Выдернул из строя, словно редиску с грядки (белые бинты, красная кровь), в сторону отвел. Сняв стеклышки с носа, взглянул близоруко.
— Немедленно к врачу! Сейчас же! Здесь, в Берлине, у меня есть хороший знакомый, челюстно-лицевой хирург. Денег он с вас не возьмет.
Блокнот, несколько неровных строчек, короткая подпись.
— Ваше имя.... Да-да, Харальд! Бегите, Харальд!..
Деньги все равно понадобились — на перевязки и лекарства, но друзья не оставили, скинулись. Лицо удалось спасти, даже шрамы через пару лет рассосались. Хирург-кудесник оказался евреем, что не слишком удивило. Из всей НСДАП только верхушка, стараясь не отстать от Ефрейтора, метала громы и молнии по адресу «низшей расы». Вожди поменьше, прагматики поневоле, блюли свой интерес.
Через много лет «старый боец» Харальд Пейпер поможет хирургу нелегально покинуть Рейх. А на исходе весны все того же 1924-го молодой югенбундовец, взяв у приятеля мотоцикл (чем мы хуже?), съездил в Мюнхен — поблагодарить. Однако разговор, начавшийся с чашки скверного кофе, приобрел неожиданный оборот.
— Деремся мы неплохо, партайгеноссе. Но этого мало. Любая война начинается с разведки, а здесь мы пока слепые. Мы тут с ребятами прикинули, что можно сделать...
Агроном, достав из ящика стола блокнот, развернул, пристроил поудобнее. Блеснул стеклышками.
— Я кое-что буду записывать, Харальд. Так лучше думается. Но после нашего разговора обязательно сожгу. Кстати, имейте в виду: на следующем листе остается след, а под столешницей может лежать копирка...
* * *
— ...Так лучше думается, Ингрид. Но после нашего разговора обязательно сожгу.
Харальд Пейпер на всякий случай провел ладонью по гладкому зеленому пластику стола. Нет, копирку не подложить. И микрофона за вентиляционной решеткой нет, лично проверил, пока чудо плескалось в ванной.
«Вы — параноик, Харальд». Угу!
— Что-нибудь еще добавите?
Девушка взглянула жалобно.
— Но мы... То есть я уже три часа подряд... Наверно, именно так допрашивают, да?
Он, встав, шагнул к подоконнику, коснулся пальцем давно не мытого стекла. Месяца два назад они стояли тут с братом, плечо к плечу. «...Я не Каин и никогда им не стану».
Беззвучно шевельнулись губы.
Не томись тоской бесплодной,
Ведь не вечен снег зимы,
Будет родина свободной,
Будем с ней свободны мы!
Болотные солдаты,
Идем среди проклятых — болот...[]
Повернулся к светлоглазой, развел руками.
— Извините, Ингрид! Допрашивают конечно же совсем иначе. А как именно, вам, честное слово, лучше не знать!
Просмотрел густо исписанный листок, щелкнул ногтем по бумаге.
— А теперь смотрите! Среди своих знакомых вы назвали некоего герра NN...
Девушка смутилась, Харальд же улыбнулся весьма одобрительно.
— Правильно, правильно! Так вот, из ваших слов следует, что помянутый NN занимается делами тех шутников-рыцарей, которые с вашим дядей дружили. Согласен, все это не слишком серьезно. Но почему бы вам с ним не встретиться? Он ведь не выдаст?
Ингрид на миг задумалась, затем решительно тряхнула головой.
— Ни за что!
— Вот и прекрасно. Лишний друг никогда не помешает. Гауптштурмфюрер СС Пейпер солгал баронессе Ингрид фон Ашберг-Лаутеншлагер Бернсторф цу Андлау. Допрос он провел строго по инструкции. Трижды девушка пыталась ему солгать...
Нет, светлоглазая, не выйдет!
7
В первый миг Анне почудилось, будто она попала прямиком на старинный корабль. От пола до потолка — дерево, справа от двери — медный колокол-рында, окна-иллюминаторы вдоль стен. Поперек всего переборка, свежая фанера, врезанная легкая дверь. Возле одной из стен, прямо на полу — холсты в рамах. Картины? Если да, то очень странные.
Пахло стружкой и, совсем немного, хорошим вином.
— Это называется «мансарда»! — отрапортовала малявка, для наглядности раскинув пошире ручонки. — По-нашему, конечно, «чердак», но зато звучит красиво[]. А перегородку мы вчера закончили, чтобы вторая комната была...
Мухоловка мельком отметила решительное «мы». Характерец!
— ...Там есть отдельный кран, умывальник — и то, что наоборот. Здесь раньше студенты жили, сразу семеро, у них тут целых три комнаты было. Только купаться нельзя, но на соседней улице — турецкая баня...
— В шко-лу! — негромко, но решительно скомандовал «подпольная кличка Кай». — Возьмешь такси — и чтобы успела к третьему уроку. Проверю!
Малявка, обиженно засопев, взглянула на гостью. Анна сочувственно улыбнулась.
— Ну, ладно. Как всегда, на самом интересном месте...
Маленький кожаный ранец лежал на столе. Девочка, не став его надевать, взяла за ремень и без всякой охоты протопала к двери, стараясь ступать как можно громче. На пороге обернулась.
— А такси не нужно. Я на машине monsieur contre-amiral, она в соседнем переулке стоит. Ага! Ага! Вечером обязательно приеду...
И, уже с лестницы:
— Синьорина Анна! Я — Гертруда, но можете звать Гердо-о-ой!..
Кай — и его Герда... Секретный агент Мухоловка подошла к раскрытому окну, глубоко вдохнула, скользнув взглядом по густой листве платана. Кажется, она попала по нужному адресу. Как там у Андерсена? «В большом городе, где столько домов и людей...» В большом городе Париже, где столько домов и людей, что даже контрразведка бессильна...
— По паспорту я — Йоррит Марк Альдервейрельд, — негромко проговорил быстроногий. — Но лучше просто — Марек, так меня все зовут. Как вы уже догадались, чистокровный голландец, родился в Нидерландской Индии, где очень много диких лемуров...
— А еще — орангутангов.
Мухоловка повернулась и, не сдержавшись, царапнула взглядом «чистокровного». Поляк или чех, и лицо почему-то знакомое. Картотека розыска? Секретный агент по кличке Кай... Нет... Просто кого-то очень напоминает.
Красивый парень!
— А про себя я еще не придумала, Марек. У меня итальянский — с немецким акцентом, это сразу заметно...
Марек усмехнулся.
— А немецкий — южный, почти как у меня. И еще... Шрам от пули вы челкой прикрываете, но лучше носить берет. Давайте присядем!..
Отодвинув стул, подождал, пока гостья устроится, затем поставил на стол большую темную бутыль.
— Это — по желанию. Мне дочь строго запретила, но, если что, скажу, будто вы настояли. На первый раз простит. Кстати, если хотите, могу принести пепельницу. Я сам — некурящий. Ну, с некоторых пор...
Последнее прозвучало не слишком уверенно, и Мухоловка предпочла сигареты пока не доставать.
— К тому же вы — художница. Не забыли, Анна? Остается сложить все вместе...
— Уже.
И — решилась.
— Марек! У меня очень хорошая память. Мы с вами не встречались, я не слыхала вашего голоса, но лицо где-то видела. И не в газетах, не в книге... Если вы профессионал, тогда все понятно, наш мир очень тесен. Это могло быть?
— Да, — очень спокойно ответил он.
Достал глиняные стаканы, пододвинул бутыль.
— Вы видели фотографию гауптштурмфюрера СС Харальда Пей-пера. Это мой брат-близнец.
Анна на миг прикрыла веки. То же лицо, но под фуражкой с высокой тульей. Белая рубашка, черный мундир...
— Точно!
Открыв глаза, вновь скользнула взглядом по лицу того, кто сидел напротив. Улыбнулась.
— Вы не думали отрастить большие-большие усы, Марек? Впрочем, не стоит, таких памятливых, как я, в Париже не очень много.
Хотела сказать, что подобное сходство — и опасно, и очень перспективно, но прикусила язык. Не ее тайна.
— А что касается меня... Италия, Южный Тироль. Там живут немцы, говорят на диалекте, близком к баварскому. Маленький поселок Баргарата-Мармарола, для местных — просто Мармарола. Там я родилась, училась, писала картины...[]
— А рисовать вы умеете? — мягко улыбнулся Марек.
Мухоловка поглядела в сторону стоявших вдоль стены полотен.
Ее так и подмывало сказать, что подобное — хоть с закрытыми глазами, причем малярной кистью или веником.
— Пауль Клее, — понял ее капитан деревянного корабля. — Да, над этим в Рейхе сейчас принято издеваться. Не всегда и не всем приятно смотреться в зеркало. Итак, вы писали картины...
— ...А заодно штурмовала окрестные скалы. В этом мае навернулась, когда дюльферяла с Lupo, то есть с Волка, лежала в веронской больнице... Итальянский паспорт, кстати, у меня есть.
...Спасибо полковнику Строцци — гореть ему живым в аду!
— А еще по данным разведки, вы, Марек, умеете показывать фокусы.
— Такие?
На ладони чистокровного голландца — черный, как ад, шар. Небольшой, с мячик для тенниса. По ровной поверхности — трещинки-паутинки.
— Назовите любое число — от одного до, скажем, пятидесяти...
8
Толпа напирала, давила, захлестывала, сзади же с регулярностью метронома доносилось одно и то же:
— Быстрее, Крис! Быстрее, мы же опоздаем! Быстрее!.. Ну, что ты стал? Крис, поторопись!
До отправления поезда — еще полчаса, но пережидать высыпавший из вокзальных дверей народ — пассажиров только что прибывшего «скорого», Мисс Репортаж категорически отказалась. Тому была причина: в годы давние, по ее собственному рассказу, семья Бьерк-Грант однажды умудрилась вовремя не приехать на вокзал...
— Крис, ну быстрее!..
Кейдж отнесся к происходящему философски. В спину не толкает — и ладно. Сквозь толпу же пробираться трудно, но возможно, ибо их маленький отряд возглавлял лично Монстр, увешанный самым ценным багажом — фотоаппаратурой, включая оба штатива. Свои камеры, впрочем, Крис ему не отдал, благо не слишком тяжелы. Купленный в Берлине новенький «Contax II»[] — на левом боку, старый проверенный «No. 1A Pocket Kodak» — на правом. Все прочее доверили носильщикам. Поезд Париж—Тулуза, девять часов в пути, прибытие — ровно за час до рассвета. Бр-р-р-р!..
— Зато день не пропадет! — наставительно заметила Лорен. — Бодрись, малыш.
Кейдж честно бодрился, Монстру же было все равно. Он мог спать в любых условиях, чем и занимался в свободное от еды и работы время.
...Откуда взялся, не знал никто, даже Джордж Тайбби. По слухам, Лорен привезла Монстра то ли из снежной Аляски, то ли из лесных чащ штата Вашингтон. Для чего, ясно — таскать тяжести и держать поодаль любопытных. Монстр, к всеобщему удивлению, умел разговаривать, правда, не слишком часто и не более трех слов за раз, и даже, опять-таки по слухам, разбирал буквы. Что интересно, против его нахождения при особе блистательной мисс Лорен не возражал никто, даже ее жених. Сам же Монстр объяснял свое присутствие просто:
— Мы — друзья!
И весело скалился желтыми клыками, ввергая сотрудниц редакции в состояние, близкое к столбняку. Но порой бывал и незаменим, как например, сейчас, в толпе.
— Крис, ну скорее! Мы же опоздаем!..
Кейдж на миг остановился, пытаясь сообразить, под какую из башенок вокзала им следует пробиваться. Но Монстр, сомнений не ведающий, уже уверенно свернул направо.
— Кри-и-ис!..
* * *
Отдышались только в купе. Предусмотрительная Лорен купила билеты на все четыре места, дабы избежать чужих глаз. Убедившись, что с аппаратурой все в порядке, она плюхнулась на сиденье, достала из сумочки пачку синих «Gauloises» и требовательно взглянула на коллегу.
— Ну? Готов к разговору, Крис? Книгу прочитал?
— Хра-хра-хра! — негромко, но убедительно прокомментировал Монстр, не терявший времени даром. Кейдж извлек из кармана помятый покет, положил на колено.
— «Вскоре после этого повстречал Галахад сэра Борса и сэра Персиваля, и вместе отправились они в замок Корбеник к Увечному Королю. Было много радости, когда прибыли они туда. И был им явлен Святой Грааль, который напитал их...»
Мисс Репортаж взглянула без всякой радости.
— Ты мне, малыш, своей памятью не хвались. Давай по делу.
— Могу, — Кейдж улыбнулся как можно беззаботнее. — Ты, Лорен, когда последний раз совместный материал делала? Чтобы две подписи?
Ответа ждать не стал...
— Хро-хро-о-о! Хру!
...Откинулся поудобнее на жесткий диван, шлепнул книжкой по столу.
— Шеф хочет, чтобы мы не простаивали. Ты хочешь написать что-нибудь приличное, чтобы не позориться. Ты же Лорен Бьерк-Грант! Зачем тебе моя подпись на материале?
Женщина дернула губами, поморщилась.
— Хра-а! Хро-о-о!..
— Я буду работать сам. Что-нибудь да найду, меня же не зря хорьком прозвали. А ты — блистай!..
Монстру довелось всхрапнуть еще десяток раз, прежде чем Лорен ответила. Не сразу, вначале усмехнулась.
— Никогда не называла тебя хорьком, малыш. Ты просто хитрозадый парень из Луизианы, который привык выживать среди аллигаторов...
Таковых в Сен-Пьере отродясь не водилось, но Кейдж не спешил уточнять.
— Я как тебя как в редакции увидела, так сразу подумала о Камилле. Не считай меня сволочью, Крис, она — хорошая девушка. Со мною бы ты точно не ужился!
Потомок кажунов с трудом удержался, дабы не осенить себя крестом. Святой Христофор Песьеглавец, небесный заступник, не попусти!
— Тогда придумай, что нам делать с приказом босса. Нас двое, тема одна.
Кейдж придвинулся ближе, покосился на внезапно притихшего Монстра.
— Наша тема — Грааль. Во всех моих материалах это слово будет. И в названии будет. Сегодня твоя статья — моя завтра.
Мисс Репортаж на миг задумалась.
— Обойдешься! Две статьи мои — твоя одна. И помни, Крис, — чтобы ни политики, ни бандитов. Найди какой-нибудь городишко в самом захолустье — и просто опиши со всеми подробностями. Будет как у Марка Твена в «Простаках за границей». Только, пожалуйста, не подведи, ни меня, ни редакцию.
— Читаешь мне курс юного репортера? — улыбнулся Кейдж.
Лорен взглянула серьезно.
— Напоминаю, малыш, пока — только напоминаю. Иногда это полезно. Ладно, решили!
И протянула ладонь.
Легкий толчок. Поезд Париж—Тулуза отбыл с вокзала д’Орсе[]. Монстр приоткрыл один глаз...
— Хррр? Хррр! Хррр...
9
Заработался! Харальд Пейпер поглядел на плоское блюдце настенных часов, затем на собственные наручные и едва сдержался, чтобы не присвистнуть. Считай, полночь. Они хоть обедали? Вроде бы да, он спустился вниз, попросил герра Гримма послать кого-нибудь в магазин, потом... Яичница? Нет, омлет, удалось купить молока.
А на зеленом кухонном столе — общая тетрадь в темном кожаном переплете (из запасов племянницы), карандаши — да пустая консервная банка с окурками. Потому и работал здесь — квартиру задымливать не хотел.
Сын колдуна, перелистав записи, устало провел рукой по лицу. Квадратики с ромбиками, черточки с крестиками — ведьмина азбука, а сжечь все равно придется. Но сперва — еще и еще раз изучить. Все написанное должно само собой связаться в узел, завертеться, теряя контуры и размер, чтобы обратиться короткой ясной формулой. Привычное шпионское колдовство: анализ, синтез, результат.
Харальд, вновь присев к столу, отодвинул подальше пустую чашку из-под кофе, уткнулся локтями в пластик.
Колдуем!
Нас не тешат птичьи свисты,
Здесь лишь топь да мокрый луг,
Да молчащий лес безлистый,
Как забор, торчит вокруг.
Солдат болотных рота,
С лопатами в болота — идем...
Песня, родившаяся в «болотном лагере» Бергермор, гауптштурм-фюреру очень нравилась. Вражеская? Но если подсчитать, сколько сейчас за проволокой таких же, как он, «старых бойцов»? А скольких и до проволоки доводить не стали? Хорст Вессель, воспетый, прославленный, чуть ли не обожествленный... Не повезло, ой не повезло парню!
Поутру идут колонны,
На работу в злую топь,
И сердца у заключенных
Выбивают глухо дробь...
Песня нравилась, а вот концлагеря — нет. Не сами по себе, британцам можно, русским тоже. Чем германцы хуже? Но то, что Агроном с ними связался, а заодно и СС подключил, было совершенно лишним. Толстый Герман придумал — вот пусть и пачкает дальше свой геройский мундир. Фюрер приказал? Мало ли что Бесноватому в голову стукнет? Тот же Геринг приказы выполняет хорошо, если через один — и правильно делает. Увы, Агроном слишком уж старателен, есть такой грех!
Колдовская формула никак не рождалась. Ромбики, квадратики, черточки... Нет, чего-то не хватает!
Болотные солдаты,
Идем среди проклятых — болот...
— Харальд! Извините!.. Можно вас... Харальд!..
Наследник Мельника, с трудом оторвавшись от записей, взглянул недоуменно. В дверях, нежданным ночным привидением — чудо в халате и домашних тапочках. Зачем оно здесь? И накормили, и спать уложили.
Закрыл тетрадь, вновь провел ладонью по глазам. Этак и до очков дело дойдет!
— Мне... Мне страшно одной, Харальд!..
Отвела взгляд, губу закусила. Сын колдуна подумал было о жутком Призраке Конструктивизма, заблудившемся в недрах светлоголубой, в цвет глаз баронессы, четырехэтажки, поглядел внимательнее...
Нет, дела похуже!
Ингрид, ответа не дождавшись, решительно шагнула вперед, плеснула взглядом.
— Я думала... Думала, воспитанному мужчине достаточно намека...
На-ме-ка... Он, значит, тут колдует, основы мироздания колеблет... Раз! Пятерня на вороте халата, к загривку ближе. Два! Вторая клещами в левое плечо.
— Ты спрашивала, Ингрид, когда тебя накроет? Вот сейчас и накрыло. Это не страх, это Смерть тебя отпускает. Не сразу, потому и больно.
— Но мне действительно... Послушай!.. Послушайте, в конце концов, я взрослая женщина...
Бить светлоглазую Харальд не стал — по щеке погладил. Сам виноват, по себе судил, не сделав поправку на то, насколько госпожа баронесса... взрослая. Пододвинул стул — к столу поближе, взял за плечи, усадил аккуратно. Соплюхе не везло с парнями — или наоборот, парням не обломилось. Только говорить об этом вслух нельзя. Здесь не кабинет доктора Фрейда.
Колдуй, Гандрий Шадовиц!
Закрыл тетрадь (черная книга «Корактор» из сундука Мельника!), прижал к столу ладонью.
— Дано: Рейх, полиция, вермахт, Служба безопасности рейхсфюрера СС, НСДАП и ее структура, миллионы сознательных подданных, пишущих доносы, несколько густых сетей агентуры. Задача: создать сильное, боеспособное подполье. Ну как?
«Вы — параноик, Харальд. Вот и действуйте, как параноик».
Услышала! Протянула руку, поднесла к тетради. Коснуться не решилась, отдернула.
— Ты... Вы над этим работаете, Харальд?
Сын колдуна улыбнулся
— Пока не слишком получается. Есть лишнее звено, Ингрид. Вы! Поэтому завтра же постараюсь найти для вас дорожку обратно через границу. А когда очухаетесь под парижскими каштанами, тогда и будете намекать кому хотите — и сколько хотите!..
— Нет! Не-е-ет!
Вскочила, чуть стул не опрокинув, сжала кулаки.
— Вы... Вы не знаете ничего! Я и так была за границей — в полной безопасности, среди друзей. Но после... После того... В общем, я почувствовала, что должна вернуться, должна что-то сделать. Понимаете? Даже когда схватили, я не испугалась. И не потому, что увидела вас, а потому что решила — Судьба. Кто-то должен начать. Погибну я, но другие...
Задохнулась, смахнула слезы с глаз.
Гауптштурмфюрер СС не перебивал, слушал. Привык — и не таких светлоглазых до самого нутра выворачивал. Пой, птичка, не умолкай!
— Мы... Мои друзья и я... Тоже думали о подполье, о том, что оно есть, действует, и мы сможем помочь. Потому и приехала...
Харальд Пейпер, раскрыв тетрадь, скользнул взглядом по первой странице. Чего-то не хватает, не ладится колдовство? Scheifie an die Wande schmieren! Лишнее звено? Fick dich! Куда он смотрел? О чем думал?
Встал, поймал взглядом взгляд — светлое утреннее небо.
— Хотите помочь, Ингрид?
Кубики, черточки, квадратики — ведьмина азбука. До формулы — всего один шаг, протянутая рука.
Есть!
Boha Chorneho,
stare kralestwo
rapak netko wobydli...
10
Ночью, перед тем, как забраться на верхнюю полку, Кейдж открыл окно, чтобы впустить свежего ветра. В купе, спасибо Лорен, преизрядно накурено. Сама мисс Бьерк-Грант уже спала, уснул и Монстр. Отхрапев свое, он, проявляя редкую сознательность, дышал тихо, словно младенец. Крису же не спалось. Вначале привычно ныли зубы. Таблетка их успокоила, но Морфей не спешил. Может, потому, что за открытым окном — чужая страна, чужая прохладная ночь. Редкие огоньки, еле различимые дома, темные силуэты деревьев...
Океан он перешагнул впервые, но ничего особенного ни в Германии с ее барабанами и черными мундирами, ни в прекрасной Франции, где положено восхищаться каждым кустом, так и не увидел. Что та страна, что эта! Луизианские «байю» с помянутыми Лорен аллигаторами в свое время впечатлили Кейджа куда больше, чем душный, шумный и вдобавок изрядно грязный Париж. Уроженец Сен-Пьера, отдавая должное Тому, Кто на небесах, в земной жизни был совершенным реалистом. Грааль? Босс при всей его мудрости задал не слишком удачную тему — хотя бы потому, что половина читателей «Мэгэзин» даже не слыхала это слово. Писать следует о чем-то реальном, понятном каждому. Да хоть про искусственное осеменение скота! Очень даже неплохо, приличный материал на два «подвала», на фото — счастливая коровья морда крупным планом...
Для себя Кейдж уже все решил. Мисс Бьерк-Грант со своей командой полезет в пещеру — и на здоровье! А он достанет... Ну, к примеру мотоцикл. И вперед, по дорогам, за настоящей темой!.. Название — пустяки, пиши о чем угодно, а назови «На земле Грааля».
Кристофер Жан Грант смотрел в пустое окно. Мать-Тьма не мешала, наблюдала молча. Человек спешит навстречу своей Судьбе.
Пусть его!
