Глава 6. Дорога в Небеса
Filo di Luna. — Сержант и ангел. — Темный воскресный день. — Ты сошел с ума. — Осколок стекла. — Пассифлора.
1
Где-то через пару минут Уолтер Квентин Перри пришел к выводу, что он попросту болван.
Сначала зачесался кончик носа, потом мочка левого уха, затем между лопатками. Вспомнился нью-йоркский зоопарк, клетка с длиннорукими макаками. Сейчас бы туда — и ногтями в шерсть. Неплохое занятие, если подумать.
А здесь он зачем?
Красные искры, желтые огоньки, черное небо. И он, Капитан Астероид, посреди, словно дурень без штанов на морозе. Пинок под зад — и полетит, полетит, обгоняя собственный визг, прямиком к блондинке Кейт в розовом скафандре.
«Держите удар!» — велел ему бывший чемпион в полусреднем Антонио Строцци. Так ведь не бьют, и самому никуда бить неохота. Чего полез? Пофорсить перед девушкой, героя изобразить? Не выйдет, Анна уже взрослая, а он просто маленький-маленький Вальтер. Маленький-маленький, глупенький-глупенький. Поцелует сероглазая в лобик — и вернется к своему, которого никогда не предаст.
«Так чего ждешь? Два шага вправо, — плеснул в уши его собственный голос. — И все кончится, парень. Всего два шага — и свободен. Слушай команду, Перри! Напра-а-а…»
Очнулся, прижал ладони к вискам. Еще секунда — и вправду бы послушался. Ушел бы, сбежал. Лихо это они!..
— В самом деле туда хочешь? — поразился голос, продираясь сквозь пальцы. — Учти, больно будет!
«Пошел ты!» — беззвучно шевельнул губами Перри. Опустил руки, плечами повел. Первый раунд, значит? Поймал взглядом равнодушный лунный диск, хотел подмигнуть, даже язык показать.
Не успел.
Красные искры, остановив своей вечный полет, слепились в огромный пылающий ком, ударили в лицо, ослепили, сминая пространство и время. Камень и небо исчезли, обернувшись небрежно выкрашенными стенами больничной палаты. Железная койка, серые простыни с синими штампами, недвижное лицо на подушке, пожелтевшие веки, бесцветные губы.
— Томми! Томми! Это я, Уолти! Томми, прости, прости!
Друг не слышит. Друг умирает. Его пустили попрощаться.
— Томми, прости, пожалуйста…
Вместе убегали от ирландцев. Он успел, Томми — нет. Подвернулась нога, друг упал, закричал, позвал… Уолти даже не обернулся. Томми били ногами, потом в ход пошли железные прутья. Помочь было некому.
Трус, трус, трус…
Белое недвижное лицо, грубая рваная рана на правой щеке. Швы так и не сняли.
— Хочешь на небо? — шепнули в ухо. — Твой друг уже там — по твоей милости.
Железный прут вонзился в сердце.
— Назад? — с готовностью подсказал голос. — Еще не поздно. Беги, ты же быстро бегаешь, правда?
— Он не виноват!
Глаза того, кто умирал, не открылись, ожили лишь губы.
— Ты не виноват, Уолти. Я бы тоже не остановился. И никто из наших. Сейчас мы оба доходили бы на соседних койках. Думаешь, мне было бы легче? Ты не виноват — мы оба виноваты. Мы вели себя, как крысы.
Перри хотел возразить, но слова присохли к языку.
— Избили ирландского малолетку и нарвались на взрослых. Да, мы жили, как крысы, и я погиб крысой. А ты ушел из банды, Уолти, и никогда больше не поднимал руку на того, кто слабее. Если цена этому — моя жизнь, пусть так и будет. Прощаю! Иди!..
Уолтер протянул руку, но пальцы ухватили лишь пригоршню горящих искр. На какой-то миг он смог увидеть бледные звезды, недвижный лунный оскал, черную твердь под ногами, но огонь вновь плеснул в глаза, заполнил рот. Он смог выдохнуть, захватить легкими воздух…
…Знакомый папиросный дух, два окурка в пепельнице. Пустая кухня, пустая квартира. Отца нет. И не будет уже никогда.
— Помнишь? — шепнули в ухо. — Ты приехал через два дня после похорон. Отец ждал тебя до последней секунды, даже когда бредил, вспоминал. Где ты был, Уолтер Квентин Перри? Не знал? Разве телеграмма опоздала?
Еще недавно рядовой действительной службы, а ныне сержант Перри отодвинул стул, присел, качнул в руке тяжелую пепельницу. Заслуженный коп курил почти до последнего дня.
Телеграмм было две. Одна от отца: все в порядке, ложусь на обследование, служи спокойно, младший! Вторая от врача, короткая: вам стоит приехать. Уолтер написал заявление на отпуск, хотел отдать по команде, но его внезапно вызвали к командиру части.
—…Парни из Вашингтона просят самого лучшего, но у меня такого нет. Есть только ты, Перри. И учти, для всех ты уедешь ко мне на ранчо чинить генератор, а заодно и «паккард» моей супруги. Твои товарищи будут думать, что ты — бессовестный холуй и карьерист. Это не потому, что я такое дерьмо, рядовой Перри. Испытания засекречены настолько, что даже я не знаю, что за хрень повезут эти парни в пустыню. Им нужна бесперебойная связь. Радиостанция должна работать, даже если этот чертов Конгресс запретит прохождение всех средних и коротких волн в эфире. Ты справишься, Перри, насчет других — не уверен. Вопросы есть?
Когда он вернулся, то первым делом зашел в медицинскую часть — сменить повязку. Благодарили его перед строем под дружные смешки сослуживцев. Кто-то уже успел пустить слух, что супруга полковника запустила в излишне ретивого холуя горячим утюгом.
Именно в этот день хоронили Перри-старшего. Он так и не дождался сына.
—…Не дождался, — эхом отозвалась давняя незабытая боль. — Даже не бросил горсть земли на его гроб. Зато стал сержантом на зависть всем прочим. Ты рад этому, Уолтер?
Он отодвинул подальше осиротевшую навсегда пепельницу.
— Нет.
— А я рад! Так держать, сынок!
Старый полицейский размял папиросу, щелкнул зажигалкой.
— Мой сын получил благодарность перед строем за то, о чем даже нельзя написать в приказе. Лучшего венка на гроб и придумать нельзя. Я горжусь тобой, Уолтер Перри-младший! Но если этим поганым чинушам требуются формальности…
Рассмеялся негромко, стряхнул пепел.
— Эй, вы там! Сержант Перри прощает сержанта Перри. Записали? Иди, сын, задай им всем!
«Есть, сэр!» — попытался ответить Уолтер, но все исчезло, и он вновь увидел звезды. На этот раз они стали заметно ближе и ярче, исчез красный огонь, а впереди неровной извилистой лентой заструилась серебристая тропа. Совсем рядом, осталось только шагнуть.
— Все еще не передумал, поганый фараон?
На этот раз голос был чужим, хотя и знакомым.
— Лучше сдохни!
Слова пощечиной хлестнули по лицу, острые ногти в ярком маникюре царапнули кожу. Девчонка, совсем ребенок — четырнадцать месяц как стукнуло.
Красная помада на губах растеклась кровью.
— На небо? А три наших жизни — не слишком тяжкий груз? Вали вниз, в аду тебя уже заждались! Сдохни, фараон!..
…Он тогда еще удивился. Почему — «фараон»? Такое только в фильмах услышишь, и то английских. Хоть бы «копом» назвала. Но он ведь даже не коп!
Полицейским Уолтер быть не хотел, насмотрелся на отцову жизнь. Потому и пошел в редакцию в компании с фотоаппаратом. Отфутболенный по неизвестному адресу, он все-таки туда наведался. И — судьба. Частное детективное агентство возглавлял отставной лейтенант полиции, кое-что слыхавший о Перри-старшем.
— Говоришь, что ничего не умеешь, сынок? Бегать умеешь? Вот и бегай.
Перри-младший был уверен, что частные детективы главным образом отлавливают неверных супругов обоего пола. Так и оказалось, однако «разводные» дела новичку поручали редко. Неопытен, дров наломает. Зато проклюнулся иной талант. Почти каждый день в огромном Нью-Йорке пропадали дети. И Перри-младший охотно бегал по знакомым с детства улицам, заглядывал в темные мрачные дворы, заводил беседы с такими точно оторви-головами, каким был сам когда-то.
Занятия в секции бокса тоже пришлись очень кстати.
Уставал, нервничал, получал синяки, но службой был доволен. Сначала десять долларов в день, потом пятнадцать. А еще «спасибо» от отцов и матерей, которые теперь смогут спокойно спать ночами.
После пары удачных дел молодого детектива начали узнавать и приглашать персонально. Так случилось и в тот раз. Шеф особо подчеркнул, что дело крайне деликатное, разглашению не подлежит. Для некоторых скандал пуще смерти.
Выплюнул сигару и продиктовал адрес.
Особняк в пригороде, штучный автомобиль у чугунных ворот, надменные лица прислуги.
— Месяц назад, мистер Перри. Нет-нет, в полицию не заявляли. Не дай бог кто узнает!
Четырнадцатилетняя девчонка, единственная дочь, бежала с каким-то аферистом, прихватив мамино колье, серьги и всю найденную в доме наличность. Искали, посылали по следу детективов, но след простыл, и дело казалось безнадежным.
Уолтер оставил в покое «след», зато сумел найти бывшую подругу «афериста». Полсотни долларов и вечер в недорогом ресторане — в обмен на два адреса. По одному из них и жили беглецы.
«Аферист» оказался худым двадцатипятилетним очкариком, который не придумал ничего умнее, чем выхватить из кармана дамский пистолет-хлопушку. Когда подоспевшие родители усаживали зареванное чадо в авто, избитого в хлам очкарика увозила полиция. Выстрелить он все же успел. Рану чуть выше локтя Уолтер перетянул платком.
Тогда-то он и услышал отчаянное:
— Сдохни, фараон! Сдохни, сдохни!..
Взрослые, полные слез и ненависти глаза. Размазанная губная помада, словно кровь.
Через месяц оба покончили с собой — очкарик в тюремной камере, девочка в собственной комнате. О том, что она ждала ребенка, узнали только после вскрытия.
Сдохни, фараон!
Исчезло небо, пропала лента-тропа, зато стала видна земля, призрачно-серебристая, в острых каменных гранях. Воздух, твердый и ломкий, кусочками застревал в легких.
— Нас тут много, фараон, — шепнула ненависть. — Много, очень много! И у каждого — свой счет. Мы не пропустим тебя. Падай!
Острые грани-скалы дрогнули, рванулись навстречу…
— Сэр! Разрешите доложить, сэр!
Плеснула синева, смывая ночь и тьму. Раннее утро, открытое настежь окно, ушастый мальчишка в трусах и майке.
— Телеграмму получил, сэр! В доме все в полном порядке, сэр! Кролик и Нэнси передают вам привет, сэр!..
Джон Рузвельт Перри-младший лихо подбросил ладонь к виску. Опустил руку, взглянул без улыбки.
— Иди спокойно, Уолти. Они не посмеют. Только возвращайся, обязательно возвращайся.
Уолтер заспешил, желая заверить самого младшего, что никуда вообще не собирался, но так уж получилось. Небеса же ему даром не нужны, по крайней мере ближайшие лет шестьдесят, дома дел невпроворот.
И снова не успел. Вместо синевы — серебро. Он стоял на Filo di Luna. Впереди сияла огромная, в полнеба Луна, внизу чернел безвидный провал, а над всем Божьим миром простерся тяжелый звездный полог.
От неожиданности Перри замер. Потом попробовал сделать шаг.
— Я чуть-чуть! — пояснил. — Надо же проверить, как это у них.
У кого именно, решил пока не задумываться. Шаг, еще один… Серебряная лента не шелохнулась, не дрогнула, словно будучи врезана в недвижную небесную твердь. Внезапно захотелось вперед, к лунному огню, в самую сердцевину небосвода. Не идти даже — бежать со всех ног.
— Вальтер!
Теплое пожатие знакомых пальцев. И голос, тоже знакомый.
— Дальше не надо, Вальтер!
Послушался. Открыл глаза.
Красные искры, золотые огоньки, лицо Анны, ее рука, улыбка.
— Пойдем!
И они шагнули прочь из огня.
2
— Тайна следствия! — усмехнулся Уолтер. — Я вас понимаю, синьор Строцци. Но результат тоже очевиден.
На каменной площадке ничего не изменилось. Пещера, развал на месте рухнувшей стены, красные огоньки — и серебристая лента, тянущаяся к Луне. Та самая сказка, о которой когда-то говорила бабушка Доротея.
Поискать — и не спугнуть. Кажется, ему удалось. На душе было тихо и покойно, словно в детстве после воскресной службы в маленькой церквушке Пэлл Мэлла.
Мир совершенен. Люди добры. Небо нас ждет.
— Уверены, юноша?
Бывший чемпион поглядел с немалым сомнением, сжал губы.
— Как-то все легко у вас прошло.
«Легко?!» — хотел было возмутиться молодой человек, но в последний миг передумал.
— Ты просто стоял, — пояснила Анна, набрасывая ему на плечи куртку. — Даже не двигался, словно спал. А потом шагнул.
— И синьорина предпочла вас позвать, а не валить наземь боевым захватом, — подхватил Строцци. — Молодые люди! Мне остается выразить вам искреннюю признательность за оказанную помощь. На том и закончим.
— То есть как? — возмутилась девушка. — А я?
Мужчины переглянулись.
— Я бы не стал на вашем месте рисковать, — заметил Строцци. — Если рассуждать по-шкурному, то материал для доклада у меня уже есть. А рядом с вами стоит любитель в среднем весе, который предпочтет видеть вас живой, здоровой и не сошедшей с ума.
— Я все же рискну, синьор Строцци, — холодно и резко бросила Анна. — У каждого должно быть право на попытку. Уверена, это не труднее, чем подниматься на Эйгер.
Уолтер не знал, что и думать. Анна конечно же права, лунная тропа открыта для всех. Но если и ее пытать станут? И тут же устыдился. Это его, недоумка, по жизни шатало, по уши, считай, замазался. Сероглазая — она как серебро, к ней ничего не пристанет.
И все-таки…
— Это не скала, — проговорил неуверенно. — Это вроде экзамена. Тебя спрашивают — или ты сам себя спрашиваешь…
Рука девушки привычно сжала его локоть. Серые глаза взглянули в упор.
— Вопросы задают таким, как ты, теленок. А я предпочитаю спрашивать сама. И получать ответы. Не мешай!
Он мог возмутиться, удивиться, переспросить.
Но просто растерялся.
* * *
— Страховать буду я, — сказал, как отрезал Строцци. — Без моего приказа ни шагу. Ясно, мистер Перри?
Уолтер не стал спорить, кивнул, не отводя взгляда от темного силуэта среди красной метели. Сколько времени девушка уже там? Минута, больше? Взглянуть на часы он снова забыл.
— Синьор! — прогудело из темноты. — Разрешите занять боевой пост? Я же, можно сказать, отвечаю за безопасность…
Вид у Ларуссо был донельзя обиженный. Находиться в резерве ему определенно надоело.
— В трибунале ответите, — не оборачиваясь, бросил бывший чемпион. — Назад! И чтобы я вас не видел.
Сержант внял, но отступил недалеко, всего на несколько шагов. Уолтер невольно посочувствовал грозному усачу. Тот тоже, считай, упал со своего обрыва. A pezzetti! А ведь орел, не иным чета.
— Синьор Строцци, — внезапно спросил он. — Я очень похож на теленка?
— Временами, — невозмутимо отозвался тот. — Но это можно назвать и более романтично.
Молодой человек попробовал, но не слишком обрадовался результату. Любитель в среднем весе, как и было сказано. «А я предпочитаю спрашивать сама». За Анну он не слишком беспокоился, опасался лишь, что Строцци промедлит. Девушку наверняка пропустят без лишних проволочек, сразу скажут: «Иди!» Таких, как она, не судят, а медалью Конгресса награждают. Без всяких шуток! Спасла его, гражданина США. Мало?
Перри мысленно поправил себя. Судят? На этом каменном пятачке судей нет. Ни жюри присяжных, ни ушлого адвоката.
— Я вот чего подумал, — нерешительно проговорил он, не отводя взгляда от Анны. — Люди сюда приходили не для того, чтобы уйти на Небо прямо в ту же ночь. Если обратно пути нет, это, считай, самоубийство. Но они могли узнать, достойны ли. А если нет, то в чем их вина.
Строцци покосился недоверчиво.
— Испытательный стенд? Увы, мистер Перри, испытание во всех случаях заканчивалось одинаково — шагом вниз, на камни. Эта дорога, скорее, для душ, а не для людей во плоти. Даже праведникам приходилось падать. Закон всемирного тяготения, его не отменишь.
— А они не разбивались, — осенило Уолтера. — Праведники. Может, в обрыве все и дело? Это и в самом деле испытание. Грешник кости поломает, а тот, у кого с душой все в порядке…
— Медленно упадет, — рассмеялся Строцци. — И не преткнется пятою о камень. Любите фантастику, мистер Перри?
Молодой человек вспомнил о книжках, скучающих в чемодане, и затруднился с ответом.
— Три минуты, первый раунд, — бывший чемпион мельком взглянул на светящийся циферблат. — Может, прекратим это дело? Как-то душа не на месте.
Уолтер и сам задумался. Пока ничего не происходило. Девушка по-прежнему стояла недвижно, разве что чуть сгорбилась, словно ей на плечи навалился нежданный груз. Позвать, взять за руку? Но тогда Анна не ступит на серебристую ленту, и ее жизнь станет беднее на целую сказку. Люди, конечно, и без этого живут, но… плохо живут. Вспомнился каменный рыцарь из подземелья, защитник Святой земли. Повернул бы он назад с полпути?
— Ah! — вдруг резко выдохнул Строцци. — Avevo paura di!
Девушка упала. Ее словно ударили сзади, беспощадно, не жалея сил. В последний миг успела выставить руки, приняла вес на ладони. Резким рывком отбросила тело назад.
Встала.
— Держится, — бывший чемпион поморщился. — Синьор Перри, вам не кажется, что мы ставим опыт на живом человеке? Сделаем так: еще раз не устоит на ногах, забираем сразу.
Молодой человек не стал спорить. На душе было скверно.
Анна не падала — стояла, как и прежде. Но вот подогнулись колени, руки бессильно дрогнули… Не упала, присела на камень, уткнулась подбородком в колени, замерла.
— Два раунда, — вздохнул Строцци. — Сколько еще ждем?
Что сказать на это, Уолтер не знал. Анна велела не мешать, может, именно сейчас она задает свои вопросы…
Секунды тянулись, но ничего не менялось. Девушка сидела недвижно, словно став частью горы, неровным выступом на каменной плоскости. Уолтеру почему-то вспомнилось, что за все их короткое знакомство Анна все решала сама, не слишком его слушая. Не обиделся, скорее удивился. Со своими редкими подругами он предпочитал ладить на основе здорового компромисса, уступая в одном и добиваясь иного. Но может, все дело в том, что компромисс — брат расчета. А если не хочется ничего считать?
— Подождем еще немного, — без особой уверенности предложил он. — Может…
Не договорил. Тело девушки мягко завалилось набок.
— Не бежать, — скомандовал Строцци. — Вы слева, я справа, поднимаем, уносим.
Говорил он уже на ходу. Уолтер какой-то миг промедлил, затем сорвался с места, с трудом удержавшись, чтобы не броситься вперед.
В лицо плеснула красная метель. Теперь искры и в самом деле походили на разъяренных пчел, готовых мстить за порушенный улей. Анна лежала на боку, ноги сложены в коленях, левая ладонь закрывала лицо. Хотелось позвать, окликнуть, но итальянец нетерпеливо дернул подбородком. Молодой человек слегка наклонился, прикидывая, как удобнее взяться, успел заметить, что правая рука девушки оперлась о камень…
Удар он пропустил. Острые костяшки пальцев вонзились в грудь — туда, где билось сердце. Задохнулся болью, с трудом устоял на ногах. Краем глаза успел заметить, как отшатнулся Строцци, уходя от верного нокаута. Попытался перехватить взметнувшуюся руку.
— Анна!
Успел поймать взгляд. Не ее — чужой, незнакомый. Девушка вздернула
голову и сделала первый неуверенный шаг, затем второй. Двигалась трудно, словно преодолевая сильный встречный ветер. Еще шаг…
— Анна, стой!
Уолтер успел крикнуть, Строцци — схватить девушку за плечо. Но всех опередил вынырнувший из темноты Ларуссо.
— Синьорина-а-а!..
Бросился наперерез, взмахнул ручищами, словно пытаясь поймать. Не поймал. Анна отшатнулась, подалась влево — и кинулась вперед. Удара Уолтер даже не заметил. Сержанта отбросило вспять, прямо к каменной кромке, он попытался устоять, но левая нога соскользнула, ушла вниз… Ни крика, ни звука удара. Никола Ларуссо исчез. Тьма сомкнулась…
Анна медленно поднесла руку к лицу. Застонала. Упасть не успела, Уолтер сумел подхватить.
— Минус два, — негромко констатировал Строцци. — Доигрались. Va’ fa’ mmocc a chi te’ muort!..[]
Все, что мог сделать Перри, это уложить Анну на холодный камень, примостив под голову собственную наспех снятую куртку. Память отозвалась привычно: «Сдохни, фараон!» Может, и усатому сержанту довелось слышать такое. Если так, то ей-ей несправедливо.
А ему, Уолтеру Перри, теперь точно не простится.
Он вдруг вспомнил, что даже не сотворил крест, поднес пальцы ко лбу.
— Signori! Signori! Eccomi qui, signori!..
Мир неслышно дрогнул. Над краем провала вознеслась усатая физиономия с выпученными глазами и отвисшей нижней челюстью.
— Guida, signori!..
Гулкий, наполненный ужасом и отчаянием бас ударил в уши. Из-за камня взметнулась ручища, уцепилась за острый край, дрогнула…
— Caduta-а-а![]
Реакция не подвела, любитель в среднем весе успел сжать пальцы на скользком от пота запястье. Упал на живот, попытался удержать. Во вторую руку усача вцепился Строцци.
— Поднимайтесь, живо! — ударил голосом. — Не то лично расстреляю!
— Si! — проревел сержант, напрягаясь изо всех сил. Перри перехватил руку ближе к локтю, потянул. Ларуссо был тяжел, как слон.
— Ancora! — прохрипел бывший чемпион, наклоняясь над провалом. — Еще раз! Тяните!..
Уолтер собрался с силами, дернул. Слон, внезапно полегчав, резко пошел вверх. И только когда сержант грузно упал животом на камень, молодой человек сообразил, что рядом с ним Анна. Удивиться не успел, обрадоваться тоже. Девушка помогла втащить Ларуссо на площадку, улыбнулась растерянно.
— Н-не понимаю… Я… Полежу еще.
И вновь пришлось пристраивать куртку под голову.
— Минус два, — повторил Строцци, глядя на лежавшие у его ног тела. — Но этот вариант чуть лучше. Когда приведете себя в порядок, Ларуссо, не забудьте рассказать нам про ангела, который придержал вас за штаны. Я вынесу ему благодарность в приказе.
— Но, синьор!..
Сержант поднимался долго, кряхтя и негромко поминая кого-то по-итальянски. Наконец, обретя вертикальный вид, расправил плечи, нахмурился.
— Il coraggio di relazione! Ангела — не было. Уступчик там. Я на него соскользнул — и подтянуться попытался.
* * *
Строцци наклонился над провалом, лег на живот, опустил руку с фонариком.
Свесился вниз.
— Не уроните!
Держали вдвоем. Уолтер слышал, как у Ларуссо громко клацают зубы. От старой сержантской гимнастерки остро пахло по5том, черные волосы стояли дыбом. Молодой человек прикинул, что и сам выглядит не менее живописно. Ничего, главное, все живы.
— Porca diavolo! Тащите!..
Оказавшись на ногах, Антонио Строцци спрятал фонарик в карман куртки, вздохнул устало:
— Гладкая стена. Но в рапорте, сержант, можете писать хоть про уступ, хоть про ангела, все равно никто читать не будет. Лично позабочусь.
Оглянулся, потер ладонью лицо.
— Уходим. Нам еще повезло, могло бы накрыть.
Уолтер понял. Красные искры клубились буквально в двух шагах. Он прикинул, что бы сталось с бывшим чемпионом, если бы он и в самом деле остался здесь один. Ответ слишком очевиден. Выходит, не зря пошли?
Девушку пришлось нести. Втроем справились быстро, уложив Анну на спальник и укрыв еще одним. Строцци пустил по кругу фляжку с граппой, напрочь забыв про свою к ней нелюбовь. Ларуссо, выхлестав почти половину, достал мятую пачку папирос и отошел подальше. Неярко вспыхнул огонек зажигалки.
Анна лежала тихо, даже дыхание было едва заметно. Лицо казалось высеченным из камня, как у статуй в старом храме.
— Не курите? — вздохнул Строцци. — Я, знаете, тоже. А говорят, помогает… Синьор Перри, я доставил вам больше неприятностей, чем планировал. Можете требовать компенсацию.
Молодой человек сразу же вспомнил, что сероглазой нужно как-то устроиться в Италии, но вовремя прикусил язык. Добротой и наивностью бывший чемпион явно не страдал.
Компенсацию, значит?
— Не отдавайте сержанта под трибунал. Если нужен виновный, назначьте кого-нибудь другого.
Строцци дернул костистыми плечами.
— В рыцаря играете? Прямо как у Стивенсона в «Черной стреле».
Книгу Уолтер не читал, зато видел фильм с Дугласом Фэрбенксом и Энид Беннеттт.
— Так точно. Прошу не вешать старого пьяницу-моряка.
Итальянец взглянул угрюмо.
— Из-за таких как вы, Перри, теряешь веру в рациональное устройство мира.
Подумал немного.
— E il diavolo con esso!
* * *
На душе было спокойно. Мухоловка наконец-то могла отдохнуть. За сомкнутыми веками остался беспокойный мир, где даже наедине с собой невозможно забыться, вырваться, пусть и ненадолго, из беспощадной карусели, крутящейся без остановки уже которой год. Лица-маски, маски-лица, живые, но чаще мертвые… Круг за кругом, безостановочно, беспощадно. Не задержаться, дыхания не перевести.
Сейчас было хорошо. Наступила давно желаемая ясность. Три шага, всего три. Один уже сделан.
Она понимала, что рисковала зря. То, что удалось узнать и увидеть, совершенно бесполезно, как бесполезна радуга над рекой и росчерк падающей звезды августовской ночью. Ее, может, и похвалят. Даже наверняка — все исполнено согласно плану, даже с некоторой лихвой.
А пусть и не хвалят! Без малейшей подготовки, с ходу, легким касанием стать частью операции лучшего из лучших — полковника Строцци. Не на подхвате, а в самой-самой сердцевине! Полдня на внедрение, десять минут разговора. Кто таким еще может похвастать, какая Мата Хари и Фрау Доктор? Бенито Муссолини, именуемый также Дуче, и Станислас Дивич, он же Эрц, узнают о Filo di Luna в один и тот же день. Если это не высший класс работы, то где он, высший? Девушка едва сдержала улыбку. Кто таким еще может похвастать? Как кто? Теленок!
Второй шаг, это, конечно, он, теленок ласковый. Потрошение выйдет долгим и трудным, патологоанатому легче, скальпель вонзается в мертвую плоть. Можно не затыкать уши тампонами. Зато плоть живая способна чувствовать боль — и говорить. Она умеет узнавать правду. Всю — до последнего смертного вздоха. Узнает и на этот раз. Второй шаг!
И, наконец, третий, самый желанный.
Пистолет спрятан в сумочке. Стрелять лучше всего в рот, чтобы наверняка. Пусть хоронят, сволочи, в закрытом гробу.
…И коробочка с леденцами от Шарля.
Ее любимая игра — после каждой серьезной операции звать к себе Смерть. Все продумать, найти десяток новых причин, представить, ощутить леденящий холод — и вновь прогнать Костлявую с ее маятником прочь. Пистолет Мухоловка так ни разу и не достала — игра должна оставаться игрой. Когда-нибудь она решится, но — не сейчас. С каждым разом острый маятник проносится все ближе, задевает волосы, касается кожи. Скоро, совсем скоро! Но этот приказ она выполнит. Прости, Квентин, лопоухий парень из неведомого мира, где нормальные люди живут, работают, ни за кем не следят, никого не убивают.
Иисус Христос и генерал Джексон! Угораздило Эрца вытащить недобитую из ямы с трупами!..
3
— По глотку, — распорядился Строцци, пуская термос по кругу. — Синьорине — согласно ее желанию.
Граппа кончилась, зато остался кофе, прихваченный запасливым сержантом. Его и распили возле нескольких трепещущих язычков огня. Костер жечь было не из чего, и в ход пошли чистые листочки из блокнотов. Живое пламя примиряло с холодом.
Filo di Luna погас после двух пополуночи. Еще через час исчезли искры-пчелы. И навалилась тьма.
— Спасибо, я не буду, — Анна передала термос дальше. — Синьоры! Нет, это как-то слишком официально… Мне… Мне стыдно… Я не хотела, не должна была… Из-за меня все вы едва не погибли…
— Не из-за вас, — прервал ее бывший чемпион. — Из-за меня. Иногда следует думать, а не идти на поводу у прекрасных синьорин. Мы все великолепно понимаем, что вы сражались не с нами. Но результат, к счастью, не так и страшен. Молодой человек отделался синяком, я — угрызениями командирской совести, а Ларуссо даже сумел познакомиться с ангелом. Кстати, как его звали?
Сержант насупился.
— Да будет уже вам, синьор! Со страху за голый камень уцепишься. Повезло! Вы, пожалуйста, никому не говорите, а то потянут в эту… La Santa Inquisizione.
Непосредственно перед тем, как загорелись первые бумажные листочки, бывший чемпион намекнул Ларуссо на то, что трибунала не будет. Усач заметно воспрянул.
— А синьорина не виновата, мне самому расторопнее быть следовало. Зато мы дело раскрыли, синьор!
Антонио Строцци недоуменно моргнул.
— Это вы о чем? Отработана одна версия, причем не самая убедительная.
— Почему? — поразился Перри. — Теперь совершенно ясно, что случилось с этими беднягами.
— В самом деле?
Строцци подбросил в огонь два последних листочка, передернул костлявыми плечами.
— Сейчас нам будет темно и плохо… Что вам ясно, мистер Перри? Что под влиянием слуховых и зрительных галлюцинаций три взрослых человека прыгнули с обрыва? Думаю, все было куда проще и страшнее. Но не среди ночи же о таком говорить!.. Ларуссо! Пользы от вас никакой, значит будете петь песни. Всё веселее.
Уолтер заранее содрогнулся, вспомнил разудалое «Giovinezza, Giovinezza, primavera di bellezza!». Усач и сам был слегка смущен.
— Я и не прочь, но здесь синьорина. Ни к чему ей всякое солдатское слушать. Ragazza — e la caserma! Terribile![] У синьорин песни совсем другие.
— У синьорин сейчас очень грустные песни, — вздохнула Анна.
— Вам не понравится.
— Рискните, — невозмутимо отозвался Строцци. — Вы же любите рисковать. Сейчас костер погаснет — и начинайте. Обстановка самая подходящая.
— Ну, если хотите.
Анна обхватила колени руками, подождала, пока исчезнет последний язычок огня.
Темный воскресный день, убранный розами.
Плакала я и молилась без устали.
Сердцем взволнованным правду я чуяла.
Жить здесь одной без тебя невозможно мне.
Слезы дождем заливают уста мои.
Ветер рыдает прощальными песнями.
Темный воскресный день…
Уолтер почувствовал как холодеют пальцы. Сунул руки в карманы, сжал кулаки… Не помогло.
В темный воскресный день ты торопись ко мне.
Свечи в гробу, догореть вы успеете.
Бедное сердце не бьется в груди моей,
Веки, как свечи, ждут ласки руки твоей,
В мертвых глазах ты прочтешь утешение.
Я ухожу, и не быть воскресению…
Темный воскресный день[].
Тишина упала на плечи, придавила, согнула. Уолтер попытался вздохнуть…
— Почему-то я вам не очень завидую, мистер Перри, — невозмутимо заметил Антонио Строцци.
— Мне?! — от удивления молодой человек даже забыл о холоде.
— Ваша подруга спела самую известную сейчас в Европе песню. И почти всюду она запрещена. «Szomoru vasarnap», «Мрачное воскресенье», гимн самоубийц.
— Это очень красивая песня, — возразила Анна. — Вальтеру ничего не грозит, пела я.
— Красивая, согласен. Но печальная практика свидетельствует, что гибнут в первую очередь не певцы.
4
— Мистер Перри, это опять я! — проорали за дверью. — Выходите, не то начнем артобстрел!
Уолтер поморщился. Кричать-то зачем? Анна еще не проснулась. Артиллериста тут только не хватало!
В маленьком флигельке, который они сняли, не было кухни, зато имелись две спальни. Иначе, пояснил хозяин, никак нельзя, синьор и синьорина не венчаны.
Сам Перри успел проснуться, умыться и… Кто там, интересно, стрелять собрался?
За дверью, как он и ожидал, ни пушек, ни гаубиц не обнаружилось. Зато имелся знакомый чернявый парень в пиджаке нараспашку, с портфелем и большой матерчатой сумкой. Студент-филолог определенно уже успел возвеселиться духом.
— Где артиллерия? — вопросил Уолтер вместо «здрасьте».
— Докладываю! — переводчик не слишком успешно попытался принять строевую стойку. — В здешний ресторан с утра завезли боеприпасы. В том числе «Терольдего», оно же «Золото Тироля», «Марцемино», воспетое Моцартом в «Дон Жуане», а также знаменитое «Бароло»…
Уолтер взглянул на пустую сумку и оценил ее размер.
— А вообще-то я по делу, — несколько сник чернявый. — Точнее, по вашу душу, мистер Перри. Но это никак не помешает нам произвести дегустацию.
— Так точно, сэр, — не стал спорить бывший сержант.
Студент взглянул с укоризной:
— Ну какой я «сэр»? К тому же я сегодня не следователь, а почтальон. Poste Italiane! Прошу принять и расписаться.
Ничего не понимающий Уолтер кивнул на пустую скамейку у дверей, где оба и расположились. Переводчик клацнул замком, порылся в портфеле.
— Здесь — подпись поставить. А это — вам.
Взглянул на лицо собеседника и соизволил пояснить.
— На время расследования вся местная почта просматривается… Ну, вы понимаете, кем. А вдруг злодеи заказное письмо пришлют? Сегодня утром были получены две телеграммы. Адрес одинаков: «Баргарата-Мармарола, Уолтеру Квентину Перри, до востребования». Начальство востребовало немедленно, потом вызвали меня…
Уолтер недоверчиво поглядел на пару одинаковых желтоватых бланков.
— А о чем там?
— Нам чужое читать не по чину, — гордо сообщил студент. — Расписывайтесь за получение, мистер Перри, и гоните сомнения прочь. Было бы что серьезное, уже бы конвой прислали.
Ничего подобного Уолтер не ожидал. В Мармароле он решил задержаться всего на день, и то из-за Анны. Самому же следовало ехать дальше, а поскольку ближайшая граница оказалась закрыта напрочь, Перри уже начал продумывать обходной маршрут через Верону и Милан. Бешеному койоту семь миль не крюк.
И вот — нашли. Местные следопыты могли дать сто очков вперед самому Соколиному Глазу.
Первая телеграмма едва уместилась на бланке. От заглавной строчки сразу же хотелось стать по стойке «смирно». «Посольство Соединенных Штатов Америки…» Удивленный Уолтер решил было, что им заинтересовались в Риме (а нечего по пещерам шастать!), но удивление вскоре перешло в оторопь. Депешу подписал первый секретарь американского посольства той самой страны, откуда только что довелось смазывать пятки.
Почтенный дипломат извещал гражданина США, что тот пал жертвой очевидного недоразумения, о чем дружно сожалели и посольство, и правительство страны пребывания. Возле дома господина Гауса, которого, к слову, никто и не думал арестовывать, состоялось выяснение отношений местного уголовного элемента. Сотрудник же Фонда адмирала Фаррагута стал опасным свидетелем, за которым и учинилась охота. Обнаглевшие преступники выдавали себя за сотрудников правоохранительных органов, что, без сомнения, усугубляет их вину.
Негодяи арестованы, власти извиняются, посольство бдит.
Добро пожаловать, мистер Перри!
Уолтер перечитал телеграмму три раза и очень захотел немедленно оказаться в Пэлл Мэлле. Впрочем, вторая телеграмма заставила напрочь забыть о политиках, уголовниках и даже о Фонде уважаемого адмирала. Черные буквы на белой ленте складывались в короткие и понятные фразы:
«Срочно приезжайте. Нужна ваша помощь. Отто Ган, Мале».
Перри помотал головой и молча передал депешу итальянцу. Переводчик скользнул взглядом, моргнул.
— Мале? Это совсем недалеко, туда автобус ходит. Деревенька, глушь страшная, рядом какой-то водопад с пещерой… Но… Вы что, и вправду туда собрались? По-моему, не слишком разумно. И кто вам такое разрешит?
* * *
К Антонио Строцци его пустили не сразу. Целых два служивых в светлой форме мертво стояли у дверей знакомой комнаты в станционном здании. Бывший чемпион разговаривал по междугородке с Римом. Уолтер терпеливо ждал, переминаясь с ноги на ногу. Время от времени перечитывал телеграммы, надеясь, что его осенит, и он во всем разберется. Но озарение так и не пришло, не иначе постовой у входа задержал.
Наконец пустили. Строцци оторвал взгляд от груды бумаг, протер красные от бессонницы глаза.
— Как бы вас послать, Перри, чтобы вы не слишком обиделись? Честное слово не до вас.
— Не как, а куда, — невозмутимо поправил молодой человек, кладя на одну из папок бланк телеграммы. — В Мале и прямо сейчас.
Бывший чемпион даже не удивился.
— Уже проверяли. Телеграмму дал какой-то иностранец, по виду немец, в альпинисткой куртке и шляпе с большими полями. Под шляпой вроде бы повязка, на лице царапина, залита йодом. Вид, как доложили, не слишком презентабельный.
Уолтер попытался представить, что могло произойти. Все варианты ему не слишком нравились. Отто один и, кажется, ранен. А Курц с Хинтерштойсером? Где они?
— Ехать собрались? — понял его Строцци. — А на кой дьявол вы там нужны? Вы врач? Священник? Полицейский? Дипломат?
Молодой человек замялся.
— Но… Если зовут, значит нужен.
— Единственное, что приходит на ум, мистер Перри, это ваш американский паспорт. Но тут уж начинается моя компетенция… Ладно, собирайтесь. Через час зайду к вам — и решим. Может, и вправду стоит съездить и привезти синьора Гана сюда. У меня к нему накопилось вопросов на средних размеров телефонный справочник… Кстати, что вы умудрились натворить у наших соседей? Не расскажете?
Бывший сержант сделал вид, что крайне заинтересован качест-
вом здешнего паркета.
— Перестрелка в центре города, перестрелка в кафе, — вздохнул Строцци. — Слушайте, Перри, может, вы шпион?
— Нет! — честно ответил Уолтер.
* * *
Рука Анны коснулась его волос, погладила, пальцы скользнули по виску.
Ухо!
— Нельзя быть таким глупым, Вальтер! Я же не буду все время рядом с тобой!
— Но почему?
К какой именно фразе относится вопрос, молодой человек уточнять не стал. Его не устраивали обе.
В маленькой комнатке у Анны было тесно. Деревянная кровать, тяжелый стул с высокой спинкой, черное распятие на стене. В раскрытое окно заглядывала любопытная яблоня.
Сидели на кровати, на вязаном трехцветном одеяле. Рядом с девушкой лежала пачка сигарет, но она так и не закурила.
— Не понимаешь, маленький Вальтер? И я не все понимаю. Но то, что тобой заинтересовались всерьез, уже ясно. Наши спецслужбы, итальянские, а теперь, кажется, и немецкие. Или ты думаешь, что доктор Ган — романтик, ищущий Грааль, а Строцци — обычный полицейский служака?
— Но я не шпион! — в отчаянии выдохнул Уолтер. — Не шпион!
Девушка грустно улыбнулась.
— Знаешь, сколько людей умирают, повторяя эту фразу? А им почему-то не верят. Я тебе уже говорила: это не твоя война. Тебе на ней нечего делать…
—…теленок, — подсказал он.
Девушка пододвинулась ближе, поцеловала в щеку.
— Обиделся? Извини! Но лучше быть теленком, чем шакалом. Никуда ты не поедешь, маленький Вальтер. Не спеши умирать. Между прочим, ты очень нужен одной пугливой девушке, которой необходимо срочно спрятаться.
Уолтер открыл было рот, но Анна покачала головой.
— Нет, не скажу. Это не только моя тайна, Вальтер. В Италии есть друзья, но лучше тебе не знать ни имен, ни адресов. Завтра сядем на поезд до Тренто, но сойдем на одной из станций, не доезжая. Ты посадишь меня на автобус. И все.
— Все?! — не поверил молодой человек. — Как — все?
Ее ладони легли на плечи, серые глаза оказались совсем рядом.
— Все, рыцарь Квентин. Если хочешь, присылай мне открытки к Рождеству. Цюрих, до востребования. Отвечать, увы, не обещаю.
Уолтер подумал. Встал.
— Нет.
Анна взглянула удивленно.
— Кому ты говоришь «нет», Вальтер? Судьбе?
— Я с этой фрау не знаком, — вздохнул молодой человек. — Я к тому, что все иначе надо устроить.
Подумал, провернул перед глазами жизнь-киноленту.
— Госпожа Анна Фогель. Позвольте сделать вам предложение. Руки, сердца, прав гражданки Соединенных Штатов… В общем, всего, что у меня есть.
Анна закрыла глаза. Еле заметно дрогнули губы.
— Ты сошел с ума.
— Да.
* * *
Мухоловке никогда и в голову не приходило сознательно провалить операцию. Не потому что не простят. Провал — не измена, на первый раз обойдется, да и на второй тоже. Просто не умела. Начатое следует доводить до конца, даже под пулями, даже истекая кровью.
— Ты самая смелая, девочка, и самая умная из всех, кого я знаю, — сказал ей как-то Эрц. — Но если бы не то, что нас связывает, я бы тебя боялся.
Она восприняла эти слова не слишком всерьез. Встречались ей те, что и смелее, и умнее, и уж не Станисласу Дивичу ее бояться. Иногда девушке казалось, что она даже не человек — голем из легенды, слепленный из мертвых тел. Творение никогда не предаст Творца.
Но сегодня Мухоловке впервые захотелось, чтобы ее остановили. Одной ей не под силу.
Телеграмма из посольства — сигнал. Эрц дал отмашку на немедленное потрошение.
Ах, да! Надо что-то ответить. Рука, сердце, права гражданки Соединенных Штатов, сколько всего сразу. Бедный мальчик!
— Вальтер! Если ты серьезно, в самом деле серьезно… Тогда я должна подумать. Это будет не слишком долго. Согласен? А сейчас, пожалуйста, уходи. Хочу побыть одна. Мне еще никто не делал предложения, мой верный Квентин!
5
Антонио Строцци пришел как и обещал — ровно через час. Стучать не стал, дернул дверь, потоптался в маленьком коридоре.
— Перри! Идите сюда!..
О «мистере» напрочь забыл. Не до того чемпиону.
Уолтеру было все равно. Выглянул из комнаты, кивнул.
— Сейчас, только шляпу возьму.
Почему вспомнил о шляпе, и сам не понял. Наверно, подумалось о докторе Гане.
На крыльце Строцци внезапно остановился, взял за плечо.
— Перри! Если вы работаете на разведку, хоть на американскую, хоть на любую другую, признавайтесь сейчас. Ничего вам не сделают, даже высылать из страны не будут. Просто мне легче станет во всем разобраться, а вам придется немедленно связаться со своим начальством.
Хватка бывшего чемпиона была железной. Уолтер едва сдержался, чтобы не поморщиться. В который раз вспомнился мистер Н. Военный пенсионер как в воду глядел, рассказывая о прекрасной Италии. Сейчас принесут воронку, литр касторового масла…
— А если я не шпион? Сильно расстроитесь, синьор Строцци?
Тот не ответил, плечо отпустил, кивнул вперед, в сторону калитки. На улице быстро осмотрелся.
— Туда!
За два дома — пустой перекресток. Возле обочины — мотоцикл. Рядом кто-то очень знакомый. Лица не разглядеть, но шляпу узнать можно.
— На вашем месте я бы все-таки доложился начальству, — негромко проговорил итальянец. — Я, знаете, по натуре не храбрец. Особенно если за вами началась охота.
* * *
Доктор Ган ждать не стал — сорвался вперед, лишь только увидел. Уолтер и сам едва сдержался, чтобы не побежать навстречу.
— Вальтер! Хоть вы-то живы?
Схватил за руку, сжал, мотнул головой.
— Что здесь творится, на этой проклятой горе? Матеи я знал еще с тридцатого года, мы вместе хотели в Монсегюр ехать, прямо сейчас, я даже билеты заказал. До сих пор не могу поверить. Как можно было упасть с обрыва, это ж бред!
— Погодите, Отто.
…Вздернутый нос, узкие губы, светлые волосы выбились из-под шляпы, темные брови, и глаза темные. Все на месте, ни повязки, ни раны.
Немец понял. Положил руки на плечи, взглянул в упор.
— Телеграмму я не посылал. В Мале никогда не был. Узнал, что здесь случилось, и сразу примчался. Обычно в таких случаях говорят: недоразумение. А я скажу: бегите отсюда!
Отто Ган не шутил. Уолтер вновь ощутил холод, словно в ночной темноте погас последний огонек умирающего костра.
— К сожалению, не получится, — скучным голосом проговорил подоспевший Строцци. — Оба вы, синьоры иностранцы, нужны здесь для проведения следственных действий. Это во-первых. А во-вторых, синьор Ган, нашего молодого друга могут достать где угодно, что в дороге, что прямо здесь. Он, видите ли, не шпион.
Немец взглянул угрюмо.
— Намек понял. Вынужден разочаровать, я тоже не из этих. Могу отчитаться о каждом проведенном здесь часе. Привез фотопленки, на них все понятно: пещеры, мы с ребятами, кстати, кое-кто из местных. Курц и Хинтерштойсер уже в Германии, им на службу надо, я их отослал с машиной. Но можете сделать запрос. Андреас и Тони — шпионы? Вот ребята повеселятся! Жаль, мне не до смеха.
— Мне тоже, — согласился бывший чемпион. — На территории Италии готовится похищение иностранного гражданина, причем я не уверен, что те выдумщики из Мале — единственные. Синьор Ган! Прошу не покидать поселок и быть готовым к долгой и очень скучной беседе. С посольством можете связываться, но у меня есть слабая надежда, что вы согласитесь нам помочь.
Отто Ган пожал плечами.
— Куда я денусь. Мой друг погиб, не ваш. Кстати, если это не военная тайна… Filo di Luna. Были там? Разобрались, что к чему?
— Вот, уже теплее, — улыбнулся бывший чемпион. — Не боитесь, доктор, что скоро горячо станет?
Отто Ган усмехнулся в ответ.
— Не верите?
— Абсолютно.
* * *
Теплый весенний день, пустая улица, легкая пыль от мотоциклетных колес.
Двое словно на ринге. Глаза в глаза.
— Мистер Перри! У меня есть основания для вашего немедленного ареста. На посольство можете не кивать, от провалившихся агентов, как правило, отрекаются.
— Все-таки нашли шпиона, синьор Строцци?
— Нашел, но вас это пока не касается. Лично вы можете быть обвинены в активном пособничестве иностранной агентуре. Тоже статья, причем весьма неприятная. Потом покажу вам кодекс.
— А если апперкот в корпус и хук правой?
— Ближняя дистанция? Не выйдет, я вас раньше пристрелю. Здесь, увы, игра без правил. Предлагаю вот что. Вы прямо сейчас отправляетесь на станцию и уезжаете ближайшим поездом. Вещи вам принесут. Никаких вопросов и никаких ответов. До границы вас проводят мои люди.
— Погодите! А как же Анна? Синьорина Фогель? Мы хотели уехать вместе.
— Забудьте. Вы ее никогда не знали.
— Идите к дьяволу, синьор чемпион! Анна и я… Считайте, что нас с ней двое.
— Уверены? Тогда, синьор Перри, сходим в указанном вами направлении вместе. В этом случае ничего обещать не могу, даже возможности дожить до вечера. Если не передумали, протягивайте руки.
— Только наручники? А ножные кандалы с ядром в сорок фунтов?
Легкий щелчок. Солнце лизнуло сталь.
* * *
Анна сидела возле окна, рядом, на трехцветном одеяле, — раскрытая сумочка, в пальцах — незажженная сигарета. Уолтер вошел первый, поднял вверх скованные руки.
Девушка встала, дрогнула горлом. Сигарета упала на крашеные доски пола.
— Садитесь, синьорина, — поморщился Строцци. — Разговор, боюсь, предстоит долгий и не слишком приятный. Предвижу вопрос и отвечаю. Ваш знакомый задержан. Состоится ли арест, во многом зависит от вас.
Присел на стул, расстегнул пиджак. Молодой человек прикинул, что наручниками тоже можно ударить. Лучше всего по затылку. Раз уж игра без правил…
— Анна, ничего ему не говори! С доктором Ганом все в порядке, а я постараюсь связаться с посольством.
— Валяйте! — кивнул бывший чемпион. — Сколько у вас в Штатах дают за незаконный провоз оружия через государственную границу? Я имею в виду ваш пистолет, синьорина. Ночью был обыск, протокол, все честь по чести. Кстати, спрятали вы его хорошо, одобряю. Только что этот молодой человек просил считать вас заодно. Вместе и отвечайте.
Девушка даже не шелохнулась, откликнулся Перри.
— Пистолет мой, я о нем просто забыл заявить. Он был нужен для самообороны. Там, у ваших соседей, в людей прямо на улицах стреляют. Какой-то фашизм!
Строцци негромко рассмеялся.
— Фашизм? Вы хоть представляете, в какой стране находитесь? Надо будет рассказать Дуче… Хотите отсидеть срок в итальянской тюрьме, мистер Перри? Дело ваше, играйте в рыцаря. Но в этом случае вы по крайней мере должны знать имя своей прекрасной дамы.
На колени лег пистолет. Пальцы сжали рукоять, черный ствол дрогнул.
— Я уже говорил, что излишней храбростью не страдаю. Предупреждаю обоих: стреляю сразу и на поражение. Мне следовало догадаться еще вчера, но, увы, ни фамилии, ни особых примет у меня не было. Пришлось посылать запрос в Рим. Год назад в Швейцарии, как раз в те дни, когда кое-кто покорял Эйгер, произошло убийство. На месте преступления удалось зафиксировать отпечатки пальцев. Коллеги из Берна поделились, в таких делах жадничать грех. Я не знал вашего имени, синьорина, но за подвигами Мухоловки следил самым внимательным образом.
— Меня зовут Анна Фогель, — негромко проговорила девушка.
— Очень приятно, — кивнул итальянец. — Полковник Антонио Строцци к вашим услугам. Знаете, как мы вас называем? Sorella Morte — Сестра-Смерть.
Уолтер хотел было возмутиться, но понял, что ничего не докажет. Анна — подпольщица, ее ищут всюду, по обе стороны границы. Но почему — Смерть? Может все-таки сказать?
— Синьорина Фогель, между прочим, мне жизнь спасла! Готов подтвердить под присягой.
Строцци покачал головой:
— Как трогательно! Вынужден вас разочаровать. Агент Мухоловка не из числа борцов с режимом. Ее специализация — вербовка с последующим потрошением. Не знаете, что это? Ну, к примеру, завтра вы сядете в поезд, чтобы проводить девушку хоть до Тренто, хоть до Вероны, и больше вас никто не увидит. На нужной станции вас встретят, увезут в укромное место, и ваша прекрасная дама станет пытать вас до смерти. Я видел фотографии, она это умеет.
— Врете! — крикнул Перри. — Сами вы… фашисты! Да зачем меня пытать?!
— И без этого все расскажете? — подхватил полковник. — Кто это давеча теленка поминал? Расскажете, конечно, — все, что МОЖЕТЕ. Но этого мало. Вы должны рассказать то, что ЗНАЕТЕ. А это большая разница. Кстати, вы настолько популярны, что вами уже заинтересовались немцы. Скоро билеты можно будет продавать.
Уолтер чуть не рассмеялся, настолько нелепым казалось происходящее.
— Да я ничего, понимаете, ничего не знаю! Ничего! Не! Знаю!
Задохнулся воздухом, с трудом сдержал рвущийся из груди кашель. Полковник взглянул сочувственно.
— Плохо бы вам пришлось у Сестры-Смерти!
Рука нырнула в карман пиджака. Пухлый томик в бумажной обложке с легким стуком упал на пол. Рисунок показался знакомым — розовый скафандр, зеленая ракета, осьминог верхом на метеорите.
— У вас таких две, мистер Перри. Почитайте на досуге. Среди персонажей есть ваш полный тезка, частный сыщик из Теннесси, такой же наивный простак, как и вы. Да вас же на смерть послали, неужели до сих пор не поняли?
— Не понял! — выдохнул Перри. — Кто-то из нас явно спятил. Допустим, я простак, теленок… Кто еще?
— Квентин Дорвард, — негромко проговорила Анна.
Достала папиросу, щелкнула зажигалкой. Затянулась жадно.
— Я тоже не сразу поняла, Вальтер. Что в книге главное? Король Людовик посылает честного, красивого и абсолютно наивного парня на верную смерть. Таков сюжет, остальное лирика. Кто-то пытался тебя предупредить…
Уолтер тихо ахнул. «Мой Квентин так и не вернулся». Мисс Виктория!
Анна улыбнулась, стряхнула пепел на подоконник.
— Вторая сигарета за неделю. И все из-за тебя, маленький Вальтер! Этими дурацкими книжками сейчас зачитываются разведчики всей Европы. И тут появляешься ты, однофамилец одного из героев. Это вроде герба на щите.
— Чтобы не спутали, — кивнул Строцци. — Типичная ловля на червячка. Уж, извините, мистер Перри, за еще одно сравнение из области зоологии.
Молодой человек уже в который раз проклял себя за то, что поленился перелистать томики в ярких обложках.
— Пусть так, — вздохнул он. — Теленок, червячок… А убивать зачем? Червяка, между прочим, на крючок цепляют.
Полковник на миг задумался.
— Боюсь, не поймете, мистер Перри. Но если совсем просто… Сейчас некие силы готовят большую войну, новую Мировую. Начаться она должна в Европе. У тех, кто выпускает эти книги, есть способ серьезно повлиять на ход событий.
Улыбнулся, кивнул на наручники.
— Поэтому Италия в моем лице предпочитает начать переговоры с вашими хозяевами. С нами говорить будут, Дуче фигура мирового уровня. А нашим соседям надеяться не на что. Они могут лишь помешать нам — или, допустим, Германии. Как? Убить рыцаря Дорварда и узнать о тех, кто отправил его в город Льеж. А потом торговать этой тайной. Тактика загнанных в угол крыс. Я не ошибаюсь, синьорина Мухоловка?
— Да прекратите же, наконец! — не выдержал Уолтер. — Меня ваша чертова политика совершенно не интересует. Если будет война, дядя Сэм пришлет повестку, и отправлюсь я хоть в Льеж, хоть в Берлин. А сейчас отпустите нас, не то я такой шум подниму, что вашему Дуче в Риме будет слышно!
Строцци согласно кивнул.
— Вас отпущу — под подписку. Можете отправляться в Рим и жаловаться послу, Дуче, кому хотите. А синьорину придется задержать. Она, увы, не американская гражданка. И у меня к ней очень много вопросов.
— Бак с водой, — негромко проговорила Анна. — Прости, Вальтер, дальше тебе лучше не смотреть. Уйди!
— Что-о?!
Пистолет со стуком упал на пол. Мгновеньем позже рухнул стул. Строцци поднял руку, прикрывая лицо…
Наручники врезались в живот.
Нокаут!
— Анна, быстрее!
Девушка взглянула странно, покачала головой.
— Поздно, Вальтер! Всюду полиция, мы и на улицу не выйдем.
Встала, поманила рукой.
— Подойди!
Он послушался, обошел перевернутый стул.
— Ближе!
Стала на цыпочки, словно хотела поцеловать, положила ладонь на плечо, приобняла…
— Эх, ты, теленок!
…Пальцы левой руки вцепились в волосы, правая ушла под подбородок.
— Стреляю! — прохрипел Строцци, приподнимаясь с пола.
— Стреляйте! — улыбнулась девушка. — А ты, Вальтер, не двигайся, больно будет.
Перри даже моргнуть не решился. Осколок стекла, прижатый к горлу, легко надавил на кожу.
— Пат, синьор полковник! — вздохнула Мухоловка. — Стоит мне двинуть рукой, и вы останетесь ни с чем. Меня живой не возьмете, не надейтесь.
Строцци дернул стволом, нахмурился.
— Это вы зря. Предлагаю все же договориться.
Анна негромко рассмеялась.
— Не о чем! У меня приказ. В ваши руки парень не попадет. Но прежде чем все кончится… Ты сделал мне предложение, Вальтер. Я не успела его обдумать, извини. Но у меня есть подарок, считай его свадебным. Я дарю тебе три секунды…
Рука с острым осколком взлетела вверх.
— Считайте, полковник! Один!.. Два!..
Выстрел. Кусок оконного стекла с легким стуком упал на пол.
6
— Madre’ Dio! Madre’ Dio! — повторял Никола Ларуссо, качая головой. — Как же так? Синьорина, такая молодая, такая красивая… Bellezza! Какая нелепость, о Мадонна! Madre’ Dio!
Отто Ган молчал, хмурился, смотрел куда-то под ноги.
На скамейке возле дома сидели втроем. Уолтер в центре, сержант и доктор по бокам, словно конвоиры. Вокруг суетились полицейские в светлой форме, врачи в белых халатах. Появился и пропал старик-священник…
Анна была жива. Пуля пробила голову, но сердце все еще билось. О том, что будет дальше, врач даже не решился предположить.
— Помолитесь, синьор Перри, — вздохнул сержант. — Попросите, может, вас услышат.
Молодой человек не стал спорить, но и молиться не мог. В голове было пусто, только в отдалении, еле слышным эхом звучал знакомый голос.
В темный воскресный день ты торопись ко мне.
Свечи в гробу, догореть вы успеете.
Возле калитки собрались соседи. Весь поселок уже знал, что синьорина иностранка по неосторожности ранила себя, разбирая пистолет. Никто не поверил в случайность. Волчья Пасть, Bocca del Lupo, проглотила очередную жертву.
Об этом рассказал прибежавший Ларуссо. Добавил: слухи велено пресекать, но люди уже собираются у церкви, того и гляди, ударят в колокол…
Уолтеру Перри было все равно. Они сидел и слушал голос памяти.
Бедное сердце не бьется в груди моей,
Веки, как свечи, ждут ласки руки твоей,
В мертвых глазах ты прочтешь утешение.
Наконец вынесли носилки. В дверях вышла заминка. Кто-то крикнул: «Gambe avanti! Non si puo! Non si puo!»[] Развернулись, долго и бестолково топтались на крыльце.
То, что лежало на носилках, Уолтер увидел лишь мельком. Белая простыня, белая повязка, белое лицо. Попрощаться не подпустили, сразу понесли на улицу, где ждало авто с красным крестом.
Подошел Антонио Строцци, взглянул косо.
— Надеюсь, все помнят, что ничего не произошло. Несчастный случай, и только. Болтать лишнее не в ваших интересах.
Перри даже головы не поднял, зато отозвался доктор Ган. Встал, сплюнул сквозь зубы.
— Вам сейчас не до этого, Вальтер. Но… Вы позволите?
Удар был отличный — классический правый апперкот. Бывший чемпион отдернул голову, кулак только зацепил подбородок.
— Неплохо, — оценил он. — Но в следующий раз отвечу, так что больше не рискуйте. Это все? Если так, то мы поедем. Отвезу девушку в Верону, там есть хорошие врачи…
— Погодите! — Ларуссо вскочил, рассек рукой воздух. — Синьор! Моя жена, она немка, очень верующая дама, знает все здешние обычаи… Она просила обязательно передать. Пусть это будет у синьорины Фогель.
Перекрестился, полез в нагрудный карман.
— Вот!
На огромной ладони — маленькая бронзовая веточка. Листьев нет, только цветок. Венчик, пять тычинок, десять лепестков…
— Пассифлора, — негромко проговорил полковник. — Хорошо, я положу ей на носилки.
Уолтер поглядел на доктора. Отто Ган пожал плечами.
— Цветок страстей Господних, знак Тернового венца. Пять тычинок — пять ран, десять лепестков — десять заповедей. Бросьте, Вальтер, это не поможет.
— Пусть! — Уолтер Перри встал, протянул руку. — Дайте мне, я сам отнесу.
Старая бронза обожгла нежданным холодом.
