Перед представительным человеком в темно-синем, хорошо пошитом, костюме остановился секретарь.

– Господин Маршалл готов вас принять, мистер Торнтон.

Человек встал и последовал за секретарем по коридорам, устланным пушистыми коврами. Хорошо зная жестокость, необузданность и нетерпимость хозяина кабинета, он немного нервничал. Алан Маршалл сидел за длинным столом, перед ним лежала папка с документами, чернильный прибор и золотой колокольчик.

– У вас для меня новости? – без обиняков начал он.

– Да, сэр, – он помолчал. – Похоже, нашелся наследник. Некий Тимоти Морис, сэр. Он пришел ко мне…

– Торнтон, ты знаешь, я не люблю долгих вступлений.

– Да, сэр. Я сравнил сведения, полученные от него, с теми, что были у меня. Нет сомнений, он наследник. Теперь решение за вами, сэр.

– Он единственный наследник? Точно?

– Да, сэр.

Спустя две недели после истории с Западным Джорджем, мы сидели в кабинете у Сержанта. Хозяин кабинета и мы с Быком слушали доклад одного молодого человека. Его слегка развязные манеры и легкая небрежность в одежде только подчеркивали изящность и элегантность человека по кличке Француз Тим. Аферист и шулер, он хорошо был известен в Чикаго, но в Нью-Йорке о нем ничего не слышали. Но это пока. Он приехал к нам по моей инициативе, месяц тому назад, вместе со своей командой из трех человек. Организовав и наладив производство и сбыт крепких напитков, я некоторое время думал, какое направление мне выбрать следующим, пока не решил остановиться на игорном бизнесе. Некоторое время присматривался, разговаривал с людьми и пришел к выводу: то, что нам выплачивали владельцы игорных заведений за покровительство, было жалкими крохами, по сравнению с непрерывным золотым потоком, ссыпавшимся в их собственные карманы. Изложив создавшееся положение в цифрах Сержанту, я получил от него одобрение своим действиям, а затем, наведя справки, пригласил в Нью-Йорк Француза для негласной проверки игорных заведений. После переговоров и получения инструкций они были отправлены на изучение работы игорных залов, и вот теперь мы слушали отчет о суммах денег, проходящих еженедельно через каждое игорное заведение. Неожиданно Сержант прервал речь шулера и зло оскалился:

– Француз, ты отвечаешь за эти цифры?!

– Матерью клянусь, Сержант! За прошлую неделю один только Кривой Барнум положил себе в карман тысячу долларов, а у него далеко не самое лучшее заведение. Если взять Ника Гильома, так он имеет выручку от двух до трех тысяч!

– Мэрриэт Барнум?! Ник Гильом?! Эти суки постоянно плачутся, что отдают нам последние гроши! Урою гадов!! Я им, мать их, устрою веселую жизнь!!

– Не горячись, Сержант! – мне считаные разы приходилось его успокаивать, обычно на подобных советах он был спокоен и рассудителен, правда, только не в тех случаях, когда узнавал, что его нагло обманывают. – Соберем их вместе, и пусть с ними поговорит Француз. Объяснит им популярно, что надо делиться, а не кидать нам жалкие крохи. Если не дойдет, разговаривать будем по-другому!

Результатом наших двухнедельных переговоров с владельцами игорных заведений явились два сгоревших игорных зала и простреленная голова владельца еще одного казино, после чего мы стали получать не тот неизменный жалкий процент, остававшийся со времен Мясника, а от сорока до шестидесяти процентов дохода от каждой игры, ведущейся на столах зеленого сукна. Сорок процентов мы стали брать от доходов с рулетки и карт, а шестьдесят процентов от игры в кости. Для того чтобы не вводить владельцев в искушение, их заведения стал инспектировать Француз со своими людьми, вошедший в команду Сержанта. После того как был установлен жесткий контроль над игорным бизнесом, я позволил себе расслабиться и заняться детьми. В первую очередь Тимом. Луизе было нужно только внимание и забота, а вот с мальчиком было все намного сложнее. Я хотел, чтобы он пошел учиться, а тот все рвался на поиски работы, объясняя тем, что не хочет сидеть у меня на шее. Когда мы в очередной раз завели разговор на эту тему, я спросил его:

– Слушай, парень, ну что ты рвешься на работу? Ты с шести или семи лет работаешь! Не надоело? Сначала получи хорошую специальность, а потом работай, хоть до посинения!

– Ты не понимаешь, Джек! Не могу я сидеть у тебя на шее столько лет! И еще! Я хочу сам решать за себя. Когда почувствую, что мне нужно знать больше, тогда пойду учиться, а сейчас я хочу найти себя в профессии! Хочу понять, что мне нравится, а что нет!

– Хорошо, Тимоти! Мне понятно твое желание стать самостоятельным, и все же давай погодим до того момента, пока не разберемся окончательно с адвокатской конторой Торнтона и с теми людьми, кто тебя разыскивал. Может, потом тебе и работа не понадобится!

Я так говорил, потому что уже навел справки об этом адвокате. Респектабельная контора, занимающаяся делами довольно богатых людей и солидных компаний. Неужели Тим богатый наследник?

– Тогда, Джек, не будем затягивать. Пойдем к адвокату завтра.

– Не торопись, дружок. К нему просто так не попадешь. Сначала надо записаться на прием, а уж когда он примет нас, самому богу, думаю, не известно.

Честно говоря, это была лишь отговорка, просто мне хотелось дать ему время на восстановление сил после года мытарств в трущобах Нью-Йорка. Прошло три недели, а парень до сих пор не оставляет ни крошки на тарелке, каким бы он ни был сытым, вот зато на прогулки по городу, в отличие от Луизы, я отпускал его без страха. Если он смог выжить год на «дне», то это могло говорить только об одном: в свои тринадцать лет он вполне состоявшийся, самостоятельный человек. Общались мы в основном вечерами, проводя время в долгих беседах, и каждый раз он не забывал спрашивать:

– Когда мы пойдем к адвокату?

Это продолжалось неделю, пока я не выдержал и сказал:

– Завтра едем. Нас будут ждать.

Честно говоря, я думал, что наш поход к адвокату – это пустая трата времени, так как вещи и бумаги были утеряны, а значит, удостоверить личность Тима не представлялось никакой возможности. Единственное, в моем понимании, что мог сделать адвокат в подобной ситуации, то это устроить личную встречу Тима с теми, кто его разыскивал.

Когда я спросил у младшего клерка, можем ли мы встретиться с адвокатом по делу Тимоти Мориса, губы последнего сразу растянулись в стандартной улыбке.

– Вас уже ждут. Разрешите проводить вас.

Войдя в богатый, но безвкусно обставленный кабинет, я с удивлением обнаружил помимо адвоката, сидящего в вычурном кресле за таким же, с претензией на шик, столом, еще одного человека, который явно не являлся родственником мальчика. Широкоплечий, мускулистый мужчина, лет сорока, с цепкими, внимательными глазами, мне отчего-то сразу напомнил агента Барни Фергюссона. Моя интуиция меня не подвела. Когда хозяин кабинета Джером Торнтон представил его, я ничуть не удивился тому обстоятельству, что мистер Уилл Грин оказался старшим агентом детективного агентства Пинкертона. Вкратце я рассказал им о моей встрече с Фергюссоном и его просьбе найти Тимоти Мориса. После того как закончил свой рассказ, первым начал вопросы задавать Уилл Грин. Его интересовали записи, сделанные в рабочем дневнике агента, но после того, как понял, что из меня мало что выжмешь, предоставил слово хозяину кабинета. Тот сразу принялся расспрашивать Тима, а после получасовой беседы подвел итог:

– Если я правильно все понял из беседы, то у вас, мистер Дилэни, нет на руках абсолютно никаких документов, подтверждающих, что этот подросток является Тимоти Морисом?

– Да, господин Торнтон.

– В таком случае мы не можем продолжить с вами разговор о деле, в результате которого был предпринят поиск Тимоти Мориса. Вполне возможно, что этот мальчик может являться искомым лицом, но я адвокат и верю только бумагам и вещественным доказательствам, но никак не словам. Если вы, мистер Дилэни, сможете найти и представить соответствующие доказательства, то в этом случае жду вас у себя в любое время, а сейчас извините, меня ждет работа и клиенты.

– Одну секунду, господин Торнтон! Разве не ближайшие родственники организовали поиск Мориса?

– Мистер Дилэни, я уже вам сказал, что не намерен обсуждать это дело без каких-либо прямых доказательств, указывающих на то, что этот мальчик Тимоти Морис, – это было сказано раздраженным тоном и с недовольной гримасой на лице.

– Вам не кажется странным…

– Мистер Дилэни! Мое время – деньги! Поэтому соизвольте покинуть мой кабинет! – теперь тон был повелительно-резким, не допускающим никаких возражений. Я уже перешагивал порог, как до меня донесся голос старшего агента:

– Мистер Дилэни, не хотите ли вы оставить нам свой адрес. На всякий случай.

Этот вопрос я ожидал услышать от адвоката, но его почему-то задал агент Грин. Повернувшись, я ответил:

– Извините, господин старший агент, но в создавшейся ситуации не вижу смысла это делать. Даже на всякий случай.

Выйдя на улицу, я предложил Тиму пройтись пешком, объяснив это тем, что хочу подумать. Мне действительно нужно было подумать над некоторыми странностями этой встречи, а также узнать, не пустил ли старший агент за нами хвост. Если да, то топтунов должно быть двое. Один пешком, другой на кэбе.

«Пахнет большими деньгами. Это все, о чем можно догадаться, а вот от чего отталкиваться, пока не понятно. Кто затеял розыски? Зачем? Проследить за адвокатом? У него наверняка большая клиентура. И как вычислить того, кто нам нужен? Блин! Одни вопросы!»

Шедший рядом Тим, до сих пор молчавший, вдруг неожиданно спросил:

– Со мной что-то не так?

– Ты умный парень, Тим, и уловил самую суть. Тебя искали не родственники. А вот кто и по какому делу тобой интересовались, еще предстоит выяснить.

– Джек, ты думаешь, что это все из-за наследства, которое оставил мне кто-то из родственников?

– Может, и так, но, скорее всего, это касается наследства, оставленного тебе отцом или матерью.

– Почему ты так решил?! – в его голосе послышалось удивление.

– Не так громко, Тим. Тебя разыскивали по девичьей фамилии твоей матери, значит, разговор идет о завещании, где фигурирует ее фамилия. Теперь хватить идти пешком, поехали!

Не обращая внимания на удивление мальчика, вызванное резким переходом в разговоре, я махнул рукой, подзывая стоящий в десятке метров кэб. Некоторое время он просто ехал, о чем-то думая, потом, очнувшись, посмотрел по сторонам и обратился ко мне:

– Джек, мы разве едем не домой?

– Заедем по дороге в одно кафе. Перекусим. Там великолепный куриный бульон, а к нему маленькие пирожки с мясом. Пальчики оближешь!

Это кафе находилось на моем пути от дома до порта. Его держала семейная пара Голленбергов. Сначала я думал, что они евреи, а оказались – истинные арийцы. Зигфрид и Марта. Чистота, домашний уют и вкусная еда для подобного заведения на границе портового района, где хватает различных отморозков, дорогого стоит. Стоит только зайти и посмотреть на кружевные занавески на окнах да фарфоровые тарелки, развешанные по стенам, как сразу чувствуется уют и тепло домашнего очага. В свое время я им сильно помог, отвадив от их заведения любителей легкой наживы, после чего стал желанным гостем в их кафе. Затем, когда пришло время подумать, где устроить место контакта с моими бойцами, мне сразу пришло в голову их заведение. Теперь в течение дня я всегда мог застать здесь кого-нибудь из разведчиков Тома Уилкса или из бойцов Джона Харда. Сегодня в зале сидел Арчи Круз. Проходя мимо его стола, подал условный знак. «За мной хвост». Не успели мы сесть с Тимом за стол, накрытый белой хрустящей скатертью, как к нам тут же подошел сам хозяин, чтобы обслужить нас.

– Привет, Зигфрид. Мне как всегда. Мальчику то же самое.

– Здравствуйте, мистер Дилэни. Через пять минут все будет готово.

Пока мы не спеша ели, Арчи допил свой кофе и вышел. Теперь я был спокоен. Если есть хвост, он его вычислит, а сбросить его уже будет проще. Перешли к десерту. Взяв с блюда сладкий пончик, я сказал:

– Тим, ты давно хотел посмотреть, где я работаю. Так вот, доедим и поедем в порт. Ты доволен?

– Джек, я дважды приходил к своим ребятам из фирмы, где раньше работал. Помнишь «Громби и сын»? – Стоило мне услышать это название, как я уже знал, что он мне сейчас скажет. – Туда постоянно приезжают твои люди за товаром… Так что я знаю, кто ты и чем занимаешься.

Я вертел в руке пончик, с волнением ожидая и боясь того, что он может мне сказать, и должен был признать, что это чувство было для меня иным, чем ощущение страха перед опасностью, который я мог держать на коротком поводке.

– И что? – я сам не узнал свой голос, звенящий от напряжения.

– Хочу тебе сказать только одно: чем бы ты ни занимался и чтобы про тебя ни говорили, я всегда буду к тебе относиться как к старшему брату.

– Гм. Спасибо, – больше я сказать ничего не смог из-за комка в горле, непонятно откуда взявшегося. Может быть, из-за беспричинной радости, охватившей меня?

– Поэтому мне кажется, что ты просто так не оставишь историю с моим наследством, но при этом все же хочу попросить тебя: давай, оставим все как есть. Не будем ничего раскапывать. Хорошо, Джек?

Его слова вернули меня к нашей проблеме.

– Должны же мы знать, что за всем этим кроется? – я ответил ему вопросом на вопрос, тем самым уходя от прямого ответа.

– Не знаю, Джек! Адвокат Торнтон специально послал агента на мои поиски, затратив на это немалые деньги. Ты видел, какой у него кабинет? Он явно не бедствует. Отсюда можно предположить, что меня ищут очень богатые люди. Все правильно?

– Ты прав во всем, мой мальчик. Что ты предлагаешь?

– Получить в наследство большие деньги это хорошо, Джек. Мы могли бы открыть магазин или даже основать торговую компанию, а еще можно построить корабль и самим перевозить грузы. Знаешь, я не так много видел в жизни, но одно понял: мне нравится ездить и смотреть. Конечно, иметь деньги хорошо, но я против того чтобы лезть из-за них в драку. Однажды я видел, как человека убили из-за доллара. Мне этого достаточно. Я не хочу ничьей крови, поэтому прошу тебя не лезть в это дело. Пусть все остается по-прежнему.

– Знаешь, парень, тут дело не в тебе, и не во мне, и даже не в деньгах, а в справедливости. Мне никогда не забыть, как ты гладил одеяло в той дерьмовой гостинице. Пока ты радовался вшивому одеялу, кто-то спал на мягких перинах. Если ты наследник, почему твоими деньгами должен пользоваться кто-то другой, а с другой стороны – это только твое дело. Как скажешь, так и будет.

Тим некоторое время смотрел на меня, а потом сказал:

– Джек, ты просто узнай, кто меня искал, а там посмотрим. Хорошо?

– Хорошо, Тим. Хорошо. Попробуем узнать. Будет не по зубам, отойдем в сторону. Значит, договорились?

Только я решил, что вопрос закрыт, но тот снова обратился ко мне.

– Еще, Джек. Если наследство действительно существует, мне хотелось, чтобы оно стало общим. Моим и твоим. И я хочу это закрепить на бумаге. У нотариуса.

– Тим, зачем это тебе…

– Джек, я так хочу. Деньги, что ты заплатишь нотариусу, я отработаю. И еще. С завтрашнего дня я начну заниматься поисками работы, если, конечно, у тебя нет подходящего для меня дела.

На следующий день, как я ни упирался, он настоял на визите к нотариусу, а затем мы поехали к одному моему знакомому торговцу Джонатану Григу, с которым у меня были деловые отношения. Он мне как-то жаловался, что не может найти порядочного мальчика – посыльного. Когда я представил ему Тима, Григ кивнул согласно головой и сразу отправил его с поручением.

Теперь, когда Тим стал работать на Грига, у нас появилась новая традиция. Перед тем как разбежаться каждому по своим делам, мы вместе завтракали в итальянском ресторанчике, недалеко от нашей квартиры, причем всегда занимали столик у окна. Я садился лицом к стеклянной витрине, а Тим занимал место напротив меня. Карл садился за столик у двери, после чего раскрывал свежую газету и с головой погружался в мир сплетен и новостей. Сегодня было все как обычно, но, как выяснилось несколько минут спустя, мне это только так казалось.

– Тим, тебе точно нравится работать у Грига?

– Точно, Джек. Он меня уже сделал старшим посыльным, и теперь я командую Сдобной Булкой.

– Все время хотел спросить, почему ты называешь паренька, с кем работаешь, Сдобной Булкой?

– Потому что у него лицо круглое и мягкое, как булочка. Да он и не обижается, Джек.

Я слушал его, накручивая спагетти на вилку, но не успел поднести ее ко рту, как напротив витрины остановился грузовой фургон, загораживая от нас мостовую и противоположную сторону улицы. Не успел я в душе возмутиться этой наглостью, как владелец тележки, до этого беседовавший с покупателем, неожиданно выхватил из-под товаров, разложенных на тележке, винтовки. Настолько внезапным оказалось это покушение, что на какие-то мгновения я растерялся, подарив убийцам несколько секунд, за которые они успели вскинуть оружие и выстрелить. В это самое мгновение, когда они нажимали на спусковые крючки, я закричал:

– Тим!! Ложись!!

Он только успел поднять на меня недоумевающие глаза, как в этот миг стекло раскололось на тысячи мелких осколков, брызнувших в разные стороны. Последнее, что я успел увидеть, перед тем как инстинкт самосохранения кинул меня вниз, под стол, остановившийся, ничего невидящий взгляд Тима. Выстрелы не утихали ни на секунду. Рука нащупала маленький револьвер во внутреннем кармане, как звон колокольчика над входной дверью слился с грохотом выстрела, затем через секунду второго, который резко оборвал короткий стон. Карл убит! В следующую секунду пронзительно закричали в два голоса итальянцы, бармен и официант. В ответ на их крики ударил еще один выстрел, и зеркало за стойкой бара разлетелось вдребезги. Итальянцы мгновенно смолкли.

«Наглец, – только успела промелькнуть эта мысль, как послышались осторожные шаги в мою сторону. – Ну, давай, сука! Я тебя жду!»

Замерев, я был готов стрелять в ту же секунду, как только увижу убийцу, но тут мое ухо неожиданно уловило и выделило, среди грохотавших на улице винтовок, револьверный выстрел, раздавшийся от входной двери. Выстрел за спиной убийцы должен был его отвлечь, и я решил использовать шанс. Резко упав на бок, я выстрелил в замершую фигуру наемника. Пуля ударила ему в грудь, когда тот нажал на спусковой крючок. Пуля просвистела над моей головой и со звоном разбила последнюю тарелку на столе, разбросав вокруг макароны, залитые соусом. Он еще стоял, качаясь и глядя на меня невидящим взглядом, когда я протаранил его с разбегу плечом. Тот отлетел в сторону. Его предсмертный стон смешался с тяжелым грохотом перевернутого стола. Сбоку от двери, рядом с опрокинутым стулом, в луже крови лежало тело Карла с револьвером в руках. Струйка дыма еще вилась из его ствола. Я выхватил револьвер из его руки.

«Спасибо, друг!»

Завеса порохового дыма сделала свое дело, стрелки не видели, что произошло внутри ресторанчика, и ждали своего напарника, который должен был довести дело до конца. Мое появление стало для них большой неожиданностью. Воспользовавшись их оторопью, я замер, навел ствол на ближайшего бандита и выстрелил. Выронив винтовку, стрелок схватился за грудь, после чего стал заваливаться спиной на рядом стоящую тележку. Последний из убийц отбросил винтовку в сторону и бросился бежать со всех ног, но даже если бы у него были крылья, он бы не ушел от меня. Погоня, под крики прохожих и полицейские трещотки, длилась недолго. Он только успел свернуть за угол на ближайшую улочку, как я его нагнал, а затем рубанул наотмашь по голове рукоятью револьвера. Убийца как подрубленный рухнул, уткнувшись лицом в камни мостовой. Подскочив к нему, с силой ударил его по ребрам ногой, потом еще раз, затем схватил его за шиворот пальто и оттащил в тупичок между домами, где бросил на мусорную кучу. Оглянувшись по сторонам, снова ударил по голове револьвером. Протяжный стон резко оборвался. Выйдя из тупичка, снова оглянулся по сторонам. Никого не было, зато за углом слышались громкие крики и шум возбужденной толпы. Засунув револьвер за пояс, быстро свернул за угол, растолкал зевак, столпившихся перед рестораном, а затем шагнул прямо через разбитое стекло. Едкий запах пороха стоял в воздухе вместе с клубами дыма. Итальянцы, до этого осторожно выглядывавшие из-за стойки, при виде меня сразу нырнули обратно в свое укрытие, зато зеваки, стоящие на улице, сейчас с любопытством наблюдали за моими действиями, но стоило мне подойти к Тиму, как наступила тишина. Пальцы привычно скользнули по шее. Пульса не было. Уже убирая руку, я пальцами зацепился за шнурок на шее мальчика.

«Память матери. Теперь это будет память о тебе, мальчик».

Разорвав шнурок, сунул талисман Тима в карман. В сердце острой иглой кололо чувство вины за смерть мальчика. Мне очень хотелось посмотреть ему в лицо, и в то же время я понимал, что не в силах снова видеть его остановившийся взгляд, поэтому отвернулся и подошел к телу Карла. На минуту замер, отдавая память мертвому, затем, толкнув входную дверь, вышел на улицу. Народ сразу смолк при моем появлении и подался назад. Полицейского, преградившего мне дорогу и пытавшегося что-то спросить, я просто отодвинул в сторону, а когда он попытался схватить меня за плечо, то получил удар в челюсть и рухнул на землю, под крики собравшейся толпы. Пройдя сквозь раздавшихся в стороны людей, я вышел к краю дороги и подозвал кэб. Сел, сказал кучеру, что мне нужно забрать моего пьяного приятеля, затем, захватив оглушенного бандита, доставил его на склад, где отдал его Джеймсу Богарту для допроса, а сам сел с ним рядом. Не прошло и получаса, как наемник сломался, рассказав все, что знал. След вел к посреднику, к которому сразу выехали мои парни. Мне оставалось только сидеть и ждать. Пока я шел по горячим следам, полный холодной ярости, мысли о смерти Тима были как бы заслонены непрерывной чередой действий и событий, цеплявшихся одно за другое и требовавших сиюминутного решения, а вот теперь им никто не препятствовал. Тоска и боль утраты рвали на части сердце и мозг. В свое время я уже проходил через это, когда терял боевых друзей, но эта боль была не такой. Она была яростной, пронзительной и клокочущей, сжигающей меня изнутри. Не знаю, сколько времени я находился в подобном состоянии, пока неожиданно раздавшиеся резкие крики не вернули меня в реальный мир. Вскочив на ноги, я увидел, как бойцы затаскивают в помещение трясущегося человечка в пальто цвета грязи и темно-серой шляпе. Наткнувшись на мой взгляд, тот мгновенно замолк и съежился.

– Он что-нибудь сказал?

Вопрос я задал в пространство, не адресуя его кому-то лично, но ответил мне Богарт:

– Щас я им займусь! Запоет, как тот соловей!

Человечек перевел взгляд с меня на палача, и стоило ему увидеть заляпанный кровью фартук, как он вздрогнул всем телом, после чего, закатив глаза, мешком упал на пол. В другое время парни бы ржали как жеребцы, но сейчас, понимая мое состояние, стали молча и быстро приводить посредника в чувство. Открыв глаза, тот сразу, без всякого понукания, начал быстро говорить:

– Не трогайте меня! Все скажу! Моя кличка Старый Бак. Ко мне четыре дня назад пришел один тип. Передал привет от Голландца Ларри, моего старого дружка, и сказал, что у него есть заказ. Убрать двоих. Срок – неделя. Дал пятьсот авансом, остальные после дела. Мне он показался странным, не нашего поля ягода, поэтому я послал за ним хвост, но он легко от него ушел. Тогда я пошел к Ларри, а тот мне говорит: держись от него подальше – здоровее будешь, но я человек настырный и любопытный. Выставил Голландцу бутылочку, тот и раскололся. Оказалось, тип из детективного агентства, на кого-то из богатеев работает. Тут мой интерес и угас, ведь связываться с ними, что ссать против ветра. Это все, что мне известно. Верьте мне.

«Агентство? Грин, сволочь! Больше некому!»

– Опиши мне типа из агентства!

Спустя пять минут у меня не осталось никаких сомнений, что заказчиком является старший агент Грин.

«Если взять Грина, значит, и адвоката надо брать. Скорее всего, агент только посредник, а Торнтон – мозги. Но за ними же кто-то стоит?»

– Меньше знаешь – лучше спишь. Правда, Бак?

Тот только успел ответить растерянным «ага», как на его голову обрушилась рукоять револьвера.

– Оттащите в угол. Он еще нужен. Пусть группа Харда доставит Грина и предупредите капитана, что агент опытный и умелый боец, поэтому лучше всего сделать засаду у Старого Бака. Грин скоро узнает о сегодняшнем покушении и наверняка придет к посреднику, чтобы произвести с ним окончательный расчет. Думаю, пулей. Теперь ты, Том. Твои люди пусть сядут на хвост адвокату. Возьмете его, когда тот поедет домой. Главное условие: взять обоих тихо и без свидетелей! Все. Выполняйте!

Старшего агента взяли, как я и предполагал, при подходе к норе Старого Бака и привезли на склад. Сейчас он стоял посреди помещения и волком смотрел на меня. Я не стал отдавать его на растерзание Богарту, так как знал, что не получу от этого ни малейшего удовлетворения. Сейчас, глядя на застывшее лицо агента, напряженные плечи, на сжатые тяжелые кулаки, я думал о том, что если даже переломаю этому сукину сыну все до единой кости, мне вряд ли станет легче. У меня на глазах умирали люди, я сам их убивал. Видел, как умирали мои товарищи и друзья, и горел к их убийцам ненавистью. Была возможность – мстил. Жестоко и люто. Утолить боль подобным образом удавалось нечасто, чаще приходилось прятать ее, нося в себе, пока не рассосется сама собой, но сейчас все было совсем по-другому, она не была похожа на то, что мне приходилось испытывать раньше. Не была такой неистовой и злой. Может быть, потому, что к горевшей в сердце ненависти примешивалось горькое чувство непоправимой утраты, смешанное с тихой печалью, словно Тим стоял рядом и тем самым сдерживал меня, не давая разгореться лютой злобе. Наверное, только поэтому я не бросился на агента сразу, а дал ему шанс, пусть призрачный, пусть даже на словах:

– Схватка. Один на один. Выиграешь – уйдешь, проиграешь…

Несколько секунд тот молчал, никак не реагируя на мои слова, только бросал короткие затравленные взгляды на моих парней, стоявших вдоль стен, но потом что-то в его лице дрогнуло, неуловимо изменилось. Глаза стали более живыми. Он получил надежду.

– Я слышал, что ты, Джек Дилэни, человек слова. А как насчет твоих людей? – он говорил почти спокойно. Было видно, что этот человек далеко не трус и умеет держать себя в руках.

– Ты так уверен в своих силах?

– Уверен. Не уверен. Это все слова. Мне надо знать: твои люди дадут мне уйти?

– Да.

Пока он говорил, я пытался понять, что чувствую по отношению к этому человеку. Мне, наверное, надо было испытывать радость, что месть близка, но сейчас почему-то я ничего подобного не чувствовал, была только сосущая пустота в сердце. Грин хотел опять что-то сказать, но я опередил его, коротко бросив ему одно слово:

– Нападай.

Он стремительно бросился ко мне и ударил… в пустоту. Затем наступил мой черед, он попытался контратаковать, потом ушел в глухую защиту, но и это ему не помогло, пропустив очередной удар в голову, агент «поплыл», широко открыв рот и борясь за каждый вздох. Новый удар – и Грин упал на колени. Секунду-другую смотрел на него сверху вниз. Убить просто так не входило в мои планы. Мне нужно было знать все, что знает он. Схватив его за руку, я с силой ее заломил. Старшего агента прямо скрючило от боли, но у него хватило силы сказать:

– Ты… труп. Просто еще не знаешь этого. Ты не доживешь…

– Слышал. Много раз. И пока еще жив.

– Ты еще не знаешь…

Вместо ответа я рванул вверх его руку. Лицо Грина стало мучнисто-белым, глаза закатились, но я не остановился на этом, ребром ладони сломав руку в локте. Кости прорвали окровавленную плоть и полотно рубашки. Грин дико вскрикнул, потом начал стонать.

– Ты мне ничего не хочешь сказать?

Тот продолжал стонать, не говоря ни слова, тогда я склонился, взял его здоровую руку и положил себе запястьем на правое колено. После чего резко ударил по запястью ребром ладони. Послышался хруст кости. По телу Грина побежали судороги боли. Он уже не стонал, а хрипел.

– Не… могу… больше терпеть. Убей.

– Куда ты так торопишься? Я еще только начал.

– Будь… ты… проклят. Скажу…

Спустя десять минут мне было известно, кто заказал убийство, но я все еще не знал причины. Отойдя от лежащего в кровавой луже Грина, подозвал жестом Джона Харда.

– Поеду домой. Хочу побыть один. Когда привезут адвоката, пришлешь за мной человека.

– Будет сделано, командир.

Вернувшись, я первым делом вытащил из бара бутылку виски и стакан, затем сел за стол. Налил полный стакан и выпил, как воду, затем наполнил снова, после чего бережно достал из кармана «память о Тиме», мешочек, сшитый из оленьей кожи. Осторожно сжал пальцы, в надежде почувствовать тепло мальчика, который столько лет, не снимая, носил его на груди, и тут неожиданно пальцы почувствовали нечто, не соответствующее пустому мешочку. Растянув бечевку, я пошарил рукой внутри, как и ожидал – он был пуст. Тогда я снова помял его пальцами и, наконец, понял. Мешочек оказался сделанным из двух слоев тонкой кожи, а между ними было что-то вложено, вроде куска тонкой ткани. Полоснув ножом по шву, распорол его, затем, схватившись за края, с силой рванул их в разные стороны. На столешницу упал находящийся внутри кусок белого шелка с текстом, написанным четкими и ровными буквами. Пробежав его глазами, я понял, это было то, что приговорило Тима к смерти. По своей сути это было завещание, написанное мужем своей жене. Найдя на Западе золото, он вернулся в цивилизацию и выкупил у правительства эту землю. Десять тысяч гектаров. Получив официальный документ, он положил его на хранение в одном из банков Нью-Йорка, после чего снова отправился на Запад. Почему он завещал еще при жизни все жене и сыну и почему эти указания были написаны на шелке и зашиты в мешочек, похоже, навсегда останется для меня тайной. Да я и не стал ломать над этим голову, потому что теперь знал все, что мне надо. Порывшись в столе, я нашел бумагу, в которой было сказано, что наследником Тимоти Мориса является Джек Дилэни. Положил рядом с куском шелка. Некоторое время смотрел на эти два документа. Во мне сейчас боролись два человека. Один считал, что настоящий убийца Тима должен умереть немедленно, второй возражал: этот тип – дорога наверх к богатству и власти, а убить его следует, когда придет для этого время.

Через день мы с Луизой похоронили Тима и Карла. Кроме нас, больше не было никого, если не считать сопровождения – шестерых вооруженных парней. После церемонии погребения я забрал Луизу к себе домой, предварительно наняв женщину, которая бы ухаживала за ней. Для охраны девочки отрядил четырех парней. Двое в квартире, двое – на улице. Сержант был в курсе, что случилось, но никак не отреагировал на происходящее, тем самым предоставляя мне полную свободу действий.

Спустя неделю после смерти Тима я стоял у основания широкой лестницы клуба «Корона». Откуда-то сверху доносилась бодрая музыка. Огромный зал украшали цветные флажки и бумажные китайские фонарики. Вокруг меня бурлило и шумело человеческое море. Обычный благотворительный бал в пользу бедных, организованный городским фондом «Щедрая рука» под девизом «Пока рука дающего не оскудеет». На нем присутствовали богатые люди города, политики, духовенство, городские власти. Смокинги и меха, жемчуг и золото. Вокруг некоронованных королей Нью-Йорка вились чиновники всех рангов, порученцы, агенты в штатском. Кроме последних вокруг здания клуба стоял кордон из полицейских. Вокруг трех длинных столов с легкими закусками теснилась самая бедная часть этой аудитории – журналисты. Они быстро ели, время от времени поглядывая на часы, так как вот-вот должен был появиться мэр, а затем, после его вступительной речи пройдет сбор денег, замаскированный под благотворительную лотерею.

Я присутствовал на этом сборище для того, чтобы увидеть реакцию одного человека на полученное им письмо. Этим господином был Алан Маршалл. Импозантный и холеный мужчина, с хорошими манерами и холодными глазами, он сейчас стоял в группе из четырех человек, таких же богачей, как и он сам. Наблюдая за ними, я одновременно прислушивался к разговору группки владельцев небольших заводов. Темой была провинность рабочего перед хозяином.

– Кнутом и пряником! – утверждал один из них.

– Кнутом и пряником? Чушь, милейший! – возражал ему другой фабрикант. – Только кнут! Пряник рабочие украдут себе сами! Кнут!

В этот самый момент к Маршаллу подошел человек с прямой спиной и военной выправкой. Полицейский чин, определил я. Отведя того в сторону, полицейский ни слова не говоря, вручил ему небольшой пакет. Мультимиллионер, разорвав конверт, прочитал письмо, затем начал задавать вопросы. Полицейский четко и коротко отвечал, правда, после каждого такого ответа лицо полицейского чина принимало все более виноватое выражение, пока, наконец, он не был отослан барским движением руки, а Алан Маршалл некоторое время смотрел неподвижным взглядом куда-то в пространство. Очнувшись, огляделся по сторонам. Он умел держать себя в руках, выражение лица ничуть не изменилось, только пальцы нервным движением сжали в комок листок бумаги. Не обращая внимания на любопытные взгляды стоящих вокруг людей, резко развернувшись, он направился к выходу.

«Начало положено, посмотрим, каким будет конец», – подумал я, глядя ему вслед.

Утром следующего дня я перешагнул порог его кабинета. От помещения веяло утонченной роскошью. Сделав несколько шагов по мягкому ковру, остановился у кресла, в расчете на то, что мне предложат сесть, но хозяин кабинета не только не стал этого делать, но даже не удостоил меня кивком головы. Вместо этого он принялся осматривать меня тяжелым, оценивающим взглядом, словно мясник, примеряясь, как лучше разрубить тушу. Я, в свою очередь, принялся рассматривать его. Начал с лица. Черты были грубоваты, но правильны. Серые глаза глядят умно и жестко. Мощная шея, широкие плечи. Несколько томительных минут мы, то ощупывали, то мерили друг друга взглядами, пока Маршалл не понял, что давить на меня подобным способом бесполезно.

– Так вы утверждаете, что у вас есть свидетельские показания против меня?

– Утверждаю, тем более что одну из копий этих показаний вы уже видели.

– Вы собрались шантажировать этим меня? Зря. Вам это не по силам. Вы уйдете отсюда в наручниках, как ушли другие, приходившие с подобными заявлениями. Видите этот колокольчик на столе. Сейчас в нем заключена ваша судьба. Кроме него, у меня в стол встроена кнопка. Нажимаю, и в кабинет вбегают вооруженные люди, которые не только схватят вас и обвинят в попытке покушения на меня, но и дадут показания против вас в суде. Теперь мы, похоже, уравняли наши позиции, мистер шантажист, и можем перейти к делу, – тут он сделал паузу, тем самым, приглашая меня высказаться по поводу его ума и изворотливости, но, не дождавшись, решил продолжить: – В вашем письме, приложенном к копии, было сказано, что вы дали убежище Грину и Торнтону, для того чтобы они смогли дожить до суда. Это похоже на правду. Мои люди так и не смогли найти ни адвоката, ни Грина. Предположим, что они выступят в суде против меня. И что? Неужели вы думаете, что их слов хватит, чтобы выиграть дело? Или вы думаете, что в нашем городе больше нет адвокатов, кроме Торнтона? Вы не представляете, сколько людей за деньги согласятся лгать и лжесвидетельствовать против вас и ваших свидетелей! Процесс против меня не будет стоить и выеденного яйца! Да вы и сами это прекрасно знаете! Вам, так же как и другим, нужны деньги, поэтому вы здесь! Или я не прав?! Вы знаете, почему я с вами еще разговариваю?! Да потому что в данный момент мне не нужна подобная огласка. Я сейчас нахожусь в стадии переговоров с двумя крупными компаниями, и мне не хотелось бы, чтобы они закончились неудачей. Поэтому мне надо только знать: сколько вы хотите, чтобы похоронить это дело? Окончательно и бесповоротно. Но предупреждаю сразу, не пытайтесь играть со мной. Мое терпение не беспредельно. Итак: сколько?

Усмехнувшись, причем постарался сделать это наиболее нагло, я сел в кресло без приглашения. Закинул ногу за ногу и некоторое время смотрел, как начало каменеть его лицо, только потом сказал:

– Убийца и шантажист – неплохая пара, не правда ли, господин Маршалл.

Мне хотелось позлить его, вывести из равновесия, потому что он заслужил это своим наглым поведением. Мне это удалось. Лицо железнодорожного магната потеряло невозмутимость, глаза метнули молнии.

– Шут гороховый, ты что себе позволяешь!! Я же тебе сказал, мое терпение!!.

– Заткнись!

Достав из внутреннего кармана пакет с бумагами, я бросил его на стол перед наливающимся кровью и бешенством лицом хозяина кабинета.

– Ты у меня сейчас…

– Читай! Потом посмотрим, что кричать будешь!

Мое бесстрастное лицо и презрительный взгляд подействовали на миллионера как холодный душ. Его уверенность в себе, до этого представлявшая цельную гранитную плиту, похоже, получила трещину. Не отрывая от меня взгляда, в котором переплелись изумление и ярость, он нащупал пальцами пакет, вскрыл его и замер.

– Чего уставился, читай!

На лице магната проглянула неуверенность, а в глазах – смятение. Как он осмелился?! Отдает приказы. Мне? Неужели у него?!. Очевидно, похожие мысли пронеслись в его голове, потому что в глазах мелькнула тревога, и он опустил взгляд. Быстро пробежал глазами одну бумагу, потом вторую, третью. Потом снова схватил первый лист и стал читать внимательно, вчитываясь в каждую букву. Затем бросил на меня отстраненный взгляд, после чего откинулся на спинку резного кресла и несколько минут сидел, бросая взгляды то на меня, то на бумаги.

– Вы основательно подошли к этому делу, – он помолчал. – Сколько хотите отступного?

– Вы отдали приказ убить мальчика?

Он смешался от неожиданности вопроса, с минуту смотрел на меня непонимающими глазами.

– Господи! Вы об этом? Что вам этот мальчишка?!

Я ощутил приступ ярости. Бешеной, неконтролируемой ярости. На какой-то миг мне представилось, как сворачиваю этому зажравшемуся богачу шею, как хрустят, ломаясь, позвонки, как по уголку его рта потечет слюна, смешанная с кровью. Я наслаждался этой картинкой секунду или две, пока вдруг не понял, что еще мгновение и… Как только я это осознал, с трудом, но все же сумел взять себя в руки.

– …да не смотрите на меня так! Хорошо! Хорошо! Извините! Забыл, что он ваш воспитанник! Но он мертв. Его уже нет. Поэтому говорить о нем бессмысленно. Сейчас идет речь о вас, обо мне и о больших деньгах. К тому же, как мне кажется, вы человек дела и не должны руководствоваться эмоциями. Я прав?

– Все же мне хотелось услышать от вас, от кого поступило предложение убить Тима Мориса?

– Вы… – но сразу замолчал, наткнувшись на мой взгляд. – Торнтон. Это он посоветовал мне напрямую поговорить с Грином для решения этой проблемы. Я просто поставил перед ним задачу: разрешить проблему в кратчайшие сроки. А как он это поймет, какие меры предпримет, меня не интересовало. Мне важен был только сам результат. Так что, если я и виновен в гибели вашего воспитанника, то только косвенно. Вся вина ложится на Торнтона, предложившего воспользоваться услугами старшего агента, и на самого Грина. Мне нет смысла врать. Вы должны понимать, что люди моего уровня такими мелочами не занимаются. Они только отдают приказы. Вас устроил мой ответ?

«Значит, все-таки Торнтон. Что ж, и ему и тебе, Маршалл, будет отмерено прожить ровно столько, сколько времени вы мне будете нужны».

– Пока, да, – я сказал неопределенно, но даже этих слов хватило, чтобы на лице мультимиллионера проступило удовлетворенное выражение.

– Сначала, Дилэни, давайте, определим, что вы хотите от меня? Доли в моих компаниях или денег?

– Для начала мне нужно знать: золото, помимо залежей серебра и угля, на этой земле найдено?

– Там есть еще и золото? Не знал! А вы мне нравитесь! В вас чувствуется сила и хватка делового человека, Джек Дилэни! Сразу видно – воспитывались на Западе. – Маршалл достал из богато инкрустированной шкатулки сигару. Отрезал маленькой гильотинкой кончик, чиркнув спичкой, поджег ее. Затянувшись пару раз, продолжил: – Не хотите работать на меня? Мне нужны такие, как вы.

– Всему свое время, господин Маршалл, а пока я хотел услышать вашу цену в звонкой монете за эту землю, и не забудьте к этой сумме присовокупить компенсацию за уже использованный вами уголь и серебро.

Магнат на мои слова только криво усмехнулся, еще раз просмотрел бегло бумаги между затяжками, после чего сказал:

– Цена будет около… двух миллионов долларов, но, учитывая некоторые обстоятельства, согласен накинуть еще сто тысяч.

– Судя по оценке некоторых экспертов, эта цифра должна быть, как минимум, больше чем в полтора раза.