До штаба 24-й армии видавшая виды «эмка» доехала, прямо скажем, на честном слове. По дороге лейтенант Зыкин несколько раз был практически уверен, что машину придется бросать, подыскивая подходящую замену, благо с его нынешними полномочиями подобное не составляло ни малейшей проблемы, но повезло. Добрались-таки. Правда, когда автомобиль остановился возле пропускного пункта и сидящий за рулем сержант, обернувшись, развел руками, Витька понял, что на сей раз – все. Теперь уже точно и навсегда. Отъездилась. С другой стороны, чему удивляться? За эти дни они неслабо поколесили по прифронтовым дорогам, которые куда правильнее было бы называть исключительно «направлениями». Почему «поколесили»? Исключительно во исполнение полученного еще в столице приказа: не ставя никого заранее в известность, объездить штабы находящихся на острие немецкого удара армий с целью выяснения, не произошло ли в ближайшие дни с их командующими чего-либо необычного. Впрочем, Витька-то прекрасно понимал, что именно скрывается под этой расплывчатой формулировкой. «Необычное» – это, предположим, ежели командарм внезапно сознание там потерял или говорить да вести себя стал как-то иначе.

Но ничего подобного в первые дни «инспекции» не отмечалось, так что вымотавшийся до крайнего предела Зыкин уже собирался запросить разрешение на возвращение, поскольку особого смысла и дальше нарезать круги по ближним тылам, почем зря тратя драгоценный бензин, не видел. Особенно после начала немецкого наступления, когда в воздухе снова появились знакомые еще по летним боям фрицевские самолеты и они с водителем дважды попали под авианалет. Сперва, когда следовали в составе армейской колонны, налетели пикировщики, а затем за одиночной машиной увязался находящийся в свободном поиске «сто девятый». Правда, гансам оба раза не повезло. На помощь атакованной колонне практически сразу прилетели советские истребители, чей аэродром по счастливой случайности находился буквально в нескольких километрах, поэтому подлет вражеских бомберов загодя засекли воздушные наблюдатели, решившие, что те прилетели по их душу. В итоге немцы потеряли три самолета и, неприцельно вывалив в чистом поле остаток бомб, торопливо убрались восвояси, благо их никто не преследовал. Ну, а от «худого» удалось оторваться, свернув с дороги под деревья, так что отделались легким испугом, парой дырок в крыше и капоте да выбитым боковым стеклом. Последнее оказалось самым неприятным: в машине и до того было не шибко тепло, а теперь и вовсе задувало, мама не горюй…

Но в этот же день неожиданно пришло сообщение от дивкомиссара 24-й, заверенное начальником особого отдела. Не самому Зыкину, понятно, пришло, а было передано из Центра во время вечернего сеанса связи с пометкой «Срочно, обратить особое внимание». Мол, генерал-майор Ракутин изменил первоначальные – и утвержденные на уровне фронта! – планы. И решил воевать как-то по-другому, объясняя это чуть ли не тем, что его во время немецкой бомбежки упавшим бревном контузило. Никак то есть не объясняя. Бред, конечно, но разобраться стоило. Или все-таки не бред?..

Распахнув тоскливо скрипнувшую дверцу, Зыкин выбрался из салона надоевшей хуже горькой редьки автомашины и сильно, до хруста, потянулся.

Подскочивший боец с винтовкой, разглядев петлицы, вытянулся по стойке смирно:

– Товарищ лейтенант государственной…

– Отставить. Где штаб армии расположился, знаешь?

– Есть отставить. Так точно, знаю. Только, прощения просим, документы предъявите, пожалуйста! – Отступив на пару шагов, красноармеец перехватил трехлинейку за цевье.

Зыкин боковым взглядом отметил в стороне второго патрульного, на сей раз вооруженного «ППШ-41», грамотно страховавшего товарища. Смотри-ка, как у них тут все серьезно…

– Разумеется. – Виктор предъявил удостоверение в раскрытом виде.

Подсвечивая фонариком – осенние сумерки уже вступили в свои права, да и затянутое низкими свинцовыми тучами небо тоже особого света не добавляло, – караульный несколько секунд вчитывался, затем быстро мазнул лучом по Витькиному лицу, сличая фотографию с оригиналом, и удовлетворенно кивнул:

– Спасибо, тарщ лейтенант, все в порядке. А насчет штаба – вас сейчас проводят. Васька, телефонируй, пусть сопровождающего пришлют. Вы на машине поедете, тарщ лейтенант государственной безопасности?

– Поехал бы, да сдохла машина. Звоните уж поскорее, некогда мне тут торчать!

– Сейчас!

Названный Васькой боец закинул за спину автомат и скрылся за приткнувшимся на обочине стареньким «БА-20», откуда раздался знакомый звук накручиваемой ручки полевого телефона, похоже, установленного на водительской подножке. О чем именно он докладывал, Зыкин не слышал, отойдя в сторону.

– Все в порядке, товарищ командир! – доложил караульный в ответ на кивок товарища. – Сейчас вас проводют. Вы уж извините, но товарищ генерал-майор именно так и распорядился: пропускать только после предъявления документов и с провожатым. Почему – не знаю, виноват.

– Правильно распорядился, – согласился Виктор. – Долго ждать-то?

– Да нет, пару минут. Тут недалеко, даже и покурить не успеете.

– Добро. – Не закрывая дверцы, Зыкин устало опустился на продавленное сиденье «эмки». Интересно, это ошибка – или именно то, что они ищут? Точнее, тот? Товарищ наркомвнудел ему однозначно указывал, что Кобрин обязательно окажется где-то в районе Вязьмы, но вот где именно и… в ком? Неизвестно… Зато должность называлась вполне четко – командарм. Откуда у начальства такая уверенность, Витька понятия не имел, а лишних вопросов задавать, понятное дело, не собирался. Сказано, командарм, – значит, так тому и быть.

Нет, кое-какие догадки у него, разумеется, имелись, просто озвучивать их при вышестоящем начальстве он не счел нужным. Начальство, даже самое высокое, любит исполнительных и расторопных, а вовсе не тех, кто лезет не в свое дело. Суть же этих самых догадок была в том, что если Кобрин впервые появился в их мире на должности командира батальона, а после успел повоевать и комбригом, и комдивом, то сейчас ему самое время возглавить корпус или армию. А поскольку корпуса по нынешним временам остались исключительно кавалерийские, а представить «Степаныча» на коне и с шашкой наголо Витька, как ни старался, без смеха не мог, оставалась только армия. Поэтому нечего и удивляться, что руководство пришло к аналогичному мнению.

– Вот и провожатый ваш, – прервал размышления лейтенанта караульный.

– Здравия желаю, товарищ лейтенант госбезопасности, – козырнул подбежавший красноармеец со старшинской «пилой» в петлицах. – Прошу за мной. Вы на машине?

– Пешком постою, – буркнул Витька, припомнив одну из запавших в память фраз «Степаныча». И пояснил, увидев на лице бойца откровенное непонимание: – Ну, в смысле, ногами прогуляюсь. Показывайте, куда идти, товарищ боец.

При входе в занятое штабом армии строение у Зыкина снова проверили документы, чему он, собственно говоря, и не противился. Немного странно, конечно, не сам ведь пришел, но если он не ошибается – ох, не сглазить бы! – то вполне похоже на Кобрина. Как там он его, помнится, в ночь на 22 июня касательно немецких диверсантов просвещал? Угу, угу, вот именно…

До войны в одноэтажном здании с двускатной крышей, судя по всему, располагалось то ли правление колхоза, то ли местный клуб с библиотекой – на жилой дом постройка точно не тянула. Пройдя коротким коридором, заставленным какими-то пыльными шкафами и развернутыми лицом к стене стеллажами (видать, насчет библиотеки он угадал), Виктор остановился перед запертой дверью, из-за которой доносились приглушенные голоса и частый зуммер полевых телефонов. Глубоко вздохнув – ну, или сейчас, или никогда! – Зыкин, коротко пробарабанив костяшками пальцев по дощатой двери, переступил через порог:

– Разрешите, товарищ генерал-майор?

Стоящий у застеленного картой стола командарм раздраженно обернулся:

– Ну, что там еще? Просил же не беспокоить!

Несколько секунд оба молча буравили друг друга взглядами, затем лицо Ракутина едва заметно дрогнуло короткой гримасой узнавания.

«Узнал, да ведь узнал же! – внутренне возликовал Витька, постаравшись ничем себя не выдать. – Не такой уж ты непробиваемый, Степаныч! Не сумел-таки сдержаться, зар-раза! Переиграл я тебя!»

Взглянув на штабных, генерал-майор отрывисто распорядился:

– Товарищи командиры, перекур десять минут. Нам с товарищем… – быстрый взгляд на петлицы вошедшего, – лейтенантом госбезопасности нужно переговорить приватно.

Дождавшись, пока комнату покинут все, кроме командарма, Зыкин стянул с головы ушанку и шагнул вперед. Сперва хотел все же доложиться по форме, а то иди знай, вдруг все же ошибся?! Глупо получится, но вместо этого внезапно выпалил:

– Ну, это… здравствуй, что ли, Степаныч? Все-таки нашел я тебя, а?

Командарм, чуть прихрамывая, тоже сделал навстречу несколько шагов. Сапоги тяжело ступали по рассохшемуся дощатому полу:

– Нашел, Витя, нашел… Ну, что уж тут сказать? Не в несознанку же, как в твоей конторе говорят, уходить? Да, это именно я. Безумно рад тебя видеть!

– Ах ты ж, гад такой! – от избытка чувств просипел особист, порывисто обнимая старого боевого товарища. – Думал, сумеешь от меня спрятаться?

– Даже и не думал, просто приказа такого не имел на контакт идти, – прохрипел тот в ответ, поскольку объятия Зыкина оказались поистине богатырскими. – Да отпусти уж, задушишь, гэбня кровавая. Поди, знаешь теперь, что это означает?

– Я теперь практически все знаю, Степаныч! – Витька ощутил, как сильно защипало веки, и немедленно смутился. – Гад ты, вот что я скажу! Как есть гад собачий!

– Служба такая, – ухмыльнулся Кобрин, решительно отстраняя от себя особиста. – Ладно, падай, вон, на табуретку, поговорим. Пока недолго, поскольку немцы прут, как наскипидаренные. А уж как выпадет свободный часок-другой, так и поподробнее, хоть до самого утра. Кстати, если тебе доложиться нужно, – Сергей многозначительно дернул головой в направлении потолка, – так не стесняйся, я ж тоже не дурак, все понимаю. Хочешь, по телефону, у меня прямая линия со штабом фронта, хочешь – по радио, связисты в соседней хате обитаются. И с особистами местными тебе познакомиться не помешает, опять же, чтоб разговоров лишних не было. Только вот что, Вить: Степанычем меня больше не называй, перебор это – еще услышит кто, объясняйся потом. Причем последнее нас обоих касается.

– Сергеем Викторовичем тоже? А заодно не называть тебя подполковником Сениным Сергеем Васильевичем? И полковником Дмитрием Акимовичем Лукьяниным? – ухмыльнулся тот, намекая, что знает куда больше, чем собеседник мог бы предположить.

– Все-то ты знаешь, Витя, не зря, видать, целого лейтенанта гэбэ присвоили! Ну да, вот именно, что тоже… по всем озвученным пунктам, – серьезно кивнул Кобрин, не поддержав шутки товарища. – Исключительно Константин Иванович, товарищ командарм или товарищ генерал-майор – и никак иначе.

– Добро. – Зыкин тоже убрал с лица улыбку.

– Да, и еще вот что: не знаю, Вить, какой у тебя приказ, хоть и догадываюсь, конечно, но имей в виду – мешать мне не нужно. Категорически. Полагаю, ты прекрасно понимаешь, зачем я здесь, поскольку ТУ историю я тебе более-менее описать успел, поэтому пока фрицев не окоротим и от столицы не отбросим, даже не думай меня от командования пытаться отстранить! Все равно ничего не выйдет, почему, думаю, сам догадаешься, не маленький. Так как? Мы друг друга поняли?

– Обижаешь, Степ… товарищ генерал, разумеется, понимаю. Да и не получал я такого приказа, силу при твоем обнаружении применять, хочешь – верь, хочешь – не верь. Найти – это да. В контакт по возможности войти – тоже. Ну, а дальше? А дальше…

– А дальше – по обстоятельствам, – хмыкнул Кобрин. – Ладно, будем считать, что в целом взаимопонимание между нами достигнуто. Тогда ступай и докладывайся, а мне сегодня еще повоевать немножко нужно… Кстати, Лаврентию Павловичу – привет. Или кто там у тебя нынче за главного?

– Как был треплом, так и остался… – пробурчал Виктор, улыбаясь про себя. Разумеется, никаких приветов товарищу Берии он передавать не собирался. В рапорте, конечно, придется упомянуть, ну так то в рапорте. Но вот честное слово, не сболтни сейчас «Степаныч» чего-то подобного, Зыкин еще мог бы на мгновение усомниться, точно ли перед ним гость из будущего. А сейчас – нет. Как в старых романах писали, «отпали последние сомнения».

– С головой-то что?

– Да так, бревном по темечку приложило. Или не бревном, точно не помню, если честно. Но что приложило – то факт, сам видишь. Привет от жирного борова Геринга, так сказать. Нормально все, не бери в голову.

– Ну, нормально – значит нормально, тебе виднее. – На сей раз Зыкин ухмыльнулся уже не скрываясь. – Тогда я пошел.

И в откровенно приподнятом настроении потопал к радистам: о ТАКОМ и на самом деле следовало докладывать немедленно. Промедлишь хоть на час – тебя же, случись что, виноватым и сделают, угу…

– Все время забываю, что это для меня только четыре месяца прошло, меньше даже, а для тебя – несколько лет. – Зыкин наморщил лоб, подсчитывая. – Три года, правильно?

– Три, – кивнул Кобрин, разливая спирт по жестяным кружкам. Совсем по чуть-чуть, разумеется: это только в похабных фильмах времен победившей демократии сплошь и рядом фигурировали бухие в дупель генералы, в алкогольном угаре посылающие бойцов на верную гибель. На самом же деле за подобное вполне можно было угодить под трибунал, будь ты хоть полковником, хоть генералом. Или как минимум спикировать в звании на пару рангов без серьезной надежды в ближайшее время подняться обратно…

– И как оно… там? – осторожно осведомился Витька, зачем-то взболтав и понюхав содержимое протянутой емкости. Спирт пах, как ему и положено, то бишь спиртом. – Ну, давай, что ли, вздрогнем за встречу.

– Давай. – Командарм задержал дыхание и опрокинул в рот огненную жидкость. Пошло неплохо – попривык уже.

В полном молчании закусили.

– Да как обычно, – пожал плечами Сергей, отвечая на заданный вопрос. – Учеба, практика, снова учеба.

– А война так и идет? Ну, та, про которую ты еще в июне рассказывал? Межпланетная?

– Идет, Витя. И будет идти, пока такие, как я, ее не остановят…

– Все еще капитан или уже майора получил?

– Получил, и именно майора, – мысленно усмехнувшись, кивнул Кобрин. – В прошлом году еще, сразу же, как в очередной раз отсюда вернулся.

– А ведь ты меня обманул, – с укоризной глядя на товарища, сообщил слегка захмелевший особист, сказывалась накопившаяся за несколько суток усталость и хроническое недосыпание. – Обманул, гад ты эдакий! Как ты там говорил – «себя проверить, вам помочь», да? Еще фильм про товарища Чапаева в пример приводил…

– Ну, во-первых, не обманул, товарищ красный командир, а просто не сообщил ВСЕЙ информации, а во-вторых… Да в чем, собственно, Вить? Только в том, что не рассказал про обучение в академии. Спросишь, почему не рассказал? А ты бы тогда ПОНЯЛ? Или обвинил меня… ну, хрен его знает, в чем именно, но ведь точно бы обвинил! Вспомни, когда наш с тобой разговор происходил и что мы в тот момент делали. Не готов ты был всю правду узнать, вот и все! Да и сам я, честно тебе признаюсь, тогда всего не понимал. Думал, действую исключительно по собственной инициативе, чуть ли не под трибунал себя загоняю.

– А теперь, значит, понимаешь?

– Теперь – да, хотя тоже не до самого конца, – серьезно кивнул Кобрин. – Прямо мне никто и ничего так и не объяснил. И что-то мне подсказывает, ты все это не хуже меня знаешь, а?

– Знаю, – не стал упираться лейтенант, кивая. – Но говорить об этом, извини, ничего не стану – права такого не имею, разглашать. Сам должен понимать, что к чему. И где я теперь служу.

– Неужели у самого наркома? – Сергей округлил глаза. Собственно, он почти и не играл: откуда ему знать, снились ли Зыкину те самые сны, что он давно уже определил для себя как «пророческие»? И насколько они вообще соответствовали действительности?

– Степ… то есть товарищ генерал-майор, прекрати, пожалуйста! Ну, не могу я ничего тебе рассказать!

– Успокойся, Витя, не стану я у тебя никаких гостайн выпытывать, больно надо. И не собирался, кстати! Не веришь? Тогда давай еще по капелюшечке примем, и я тебе свои умозаключения изложу – это ведь не запрещено? Нет? Вот и хорошо.

Плеснув в кружки грамм по двадцать спирта, Кобрин закрутил колпачок и решительно убрал фляжку – хорошего понемногу.

– За встречу уже пили, теперь давай за нашу победу. Чтобы поскорее, а не так, как в прошлый раз. Помнишь, я в июне говорил, что тебе еще до Берлина переть? Вот давай и выпьем, чтобы скатертью дорожка!

Выпили, разумеется.

– Ну, а теперь слушай, что я надумал. – Сергей откинулся на стуле, вытянув под столом все еще немного ноющую ногу. – Служишь ты нынче наверняка под командованием товарища Берии, тут у меня сомнений нет. Просто не мог он подобное без своего личного участия и контроля оставить. Встречался ли ты с товарищем Сталиным? Не факт, но такое тоже вероятно. Или случится в недалеком будущем.

Кобрин взглянул на напрягшегося особиста:

– Да расслабься ты! Поехали дальше. Про моих бывших «реципиентов»… тебе этот термин, кстати, знаком?

Зыкин молча кивнул, все сильнее и сильнее хмурясь.

– Прекрасно. Так вот – абсолютно убежден, что все мои реципиенты уже побывали или и сейчас находятся у вас. А скорее всего, и большинство тех, чье сознание контролировали другие мои товарищи. Чем все это могло вам помочь? Точно не знаю, могу лишь предположить, что некая часть моих воспоминаний вполне могла остаться в их памяти. Значит, вы наверняка знаете про академию и про то, что представляет собой «Тренажер». Как именно получена эта информация? Специальных приборов у вас точно нет, насчет подавляющей сопротивление химии тоже не уверен, значит, некая разновидность гипноза. Сам с подобным не сталкивался, но знаю, что грамотный гипнотизер на всякие чудеса способен. Судя по страдальческому выражению вашего, товарищ лейтенант государственной безопасности, лица склонен полагать, что попал в точку. Итак…

– Хватит! – решительно отрезал Зыкин. – Ну и зачем ты мне все это рассказываешь?

– Да, в общем-то, просто так, Витька, – тяжело вздохнул командарм. – Просто приятно пообщаться со старым другом, перед которым нет необходимости скрывать, кто я есть на самом деле. Добро, я тебя понял, сворачиваем разговор. Ты мне только одно скажи, вряд ли и ЭТО тоже такой уж секрет: если совсем подопрет – мне помогут? Не лично мне, конечно, а вообще? Армии, фронту?

Прежде чем ответить, Зыкин несколько секунд помолчал, затем решительно кивнул:

– Напрямую мне о подобном не докладывали, сам должен понимать. Но лично я думаю, что обязательно помогут!

– Вот и хорошо, вот и здорово. Особенно если танков подбросят, танки мне очень даже понадобятся. – Кобрин бросил взгляд на наручные часы и присвистнул. – Ого, почти половина четвертого. Нужно хоть немного поспать, наверняка через час разбудят.

Вспомнив кое о чем, Сергей широко улыбнулся:

– Слушай-ка, товарищ Зыкин, а что это у вас за группа «А» такая образовалась? Или тоже секрет?

– Откуда ты… – опешил лейтенант, тут же понимающе кивнув. – А, ну да, конечно. Понятно. Вообще-то да, это секретная информация.

– Мне снова угадывать или сам поделишься?

– Да какие уж от тебя секреты… Цель этой группы – как раз таких, как ты, разыскивать.

– Ну, я примерно так и думал. – Командарм опустился на стоящую в углу штабного помещения койку, застеленную солдатской шинелью, и с натугой стянул сапог с раненой ноги. Размотал портянку и, пошевелив пальцами, пожаловался товарищу:

– Каждый день повязку меняют, а все равно болит, зараза. Вить, там в соседней комнате место есть, можешь смело занимать. Обстановка, сам видишь, спартанская, но жить можно. Как там, твоего сержанта нормально разместили?

– Да, спасибо, он в особотделе переночует. Пока ты совещание заканчивал, я тоже туда сходил, представился да с товарищами познакомился. Нормально все, покормили даже.

Зыкин замялся, не решаясь задать последний из волновавших его вопросов.

– Слушай, я вот еще чего хотел спросить…

– Вить. – Кобрин криво ухмыльнулся. – Ну что ты ломаешься, словно барышня на первом свидании? Ответ «да».

– Точно? – Лицо лейтенанта просияло.

– Да, Витя, точно. Если меня не эвакуируют, я встречусь с твоим начальством. Угадал, ты про это спросить собирался?

– Так точно! – автоматически кивнул тот. – А если…

– Ты же знаешь, я – как и любой из моих товарищей – не в состоянии сопротивляться этому. Если ТАМ захотят – меня все равно отсюда в любой момент выдернут. И останется на моем месте очередной потерявший память командир. А вот если нет – полетим в Москву. Но мое условие ты помнишь: что бы ни случилось, воевать мне не мешать! Приказ твоего начальства – это одно, а безопасность столицы – совсем другое, думаю, сам понимаешь. Все, товарищ лейтенант, иди уже, это я тебе исключительно как старший по званию приказываю. Спокойной ночи…