Что-то холодное полилось по лицу, выводя меня из забытья. Ледяная влага. Вода. Я жадно хлебнул ее, сразу же поперхнулся. От сильного кашля из глаз полетели искры, а виски пронзила острая боль. Непослушными руками я схватил фляжку и в три глотка осушил её. Меня замутило, но я сдержал рвотный позыв. По телу разлилось блаженство. Живой.

– Парень, ты как? – осторожный голос Алика. – Нормально?

– Нормально, – просипел я, разлепив глаза. Сил встать не осталось – всё забрал страх.

Меня заботливо подняли на ноги.

– Спасибо, – тихо поблагодарил я.

– Ты как сумасшедший орал, – сказал Алик и сипло хихикнул. – Друзья твои тоже не отставали от тебя, децибелы приличные выдавали.

– Как они?

– Не очухались еще. Тот – Наукой, кажется, кличут – еще вроде ничего так. А вот малой совсем плох.

– Где он? – всполошился я.

– Да вон лежит, – безразлично махнул рукой Алик.

Я тут же рванул к Саньке. Парень был уже в сознании, но на мои вопросы не отвечал и лишь ошарашенно оглядывался, словно не понимая, где находится и каким ветром его сюда занесло.

– Ты как? Слышишь меня? Санька, ответь.

Бесполезно.

Подполз Наука.

– Как себя чувствуешь? – спросил я, помогая ученому подняться.

– Жить буду, – ответил тот голосом смертельно измученного человека. – У тебя виски поседели.

Я запустил пятерню в волосы.

– Что, правда?

Яков Михайлович кивнул.

– Ээкх, – простонал наш младший товарищ, вздрагивая и ёжась. На лбу у него выступили крупные, мутные капли пота. Парень все еще дышал тяжело, но взгляд его прояснился. – Не надо… больше… не могу…

– Всё, всё, Санька, закончилось. Уже всё позади.

Пока мы ползали по полу, как пьяные макаки, пытаясь прийти в себя, Порох ждал, не двигаясь с места. Он лениво переводил взгляд с одного на другого, о чем-то размышляя.

– Человек – такая скотина, – наконец задумчиво произнес он, – что ко всему привыкает. Ничего, отойдете и от этого.

Наука матюгнулся. Я его поддержал.

– Шпик! – гаркнул Порох. – Давай, приводи их в сознание, и пойдем дальше. Бугай вернулся с разведки?

– На подходе, – ответил боец, помогая нам подняться.

– Ты идиот, Порох, – зло сказал я, шатаясь от слабости.

Бандит молниеносно повернулся, прищурился. Медленно багровея, прошипел:

– Повтори, что ты сказал?

– Ты всё прекрасно слышал. Но могу повторить, если хочешь.

Уголки губ Пороха поползни вниз, обнажая желтые зубы. Рука-клешня по привычке потянулась к оружию.

– Да я тебя… – попер он на меня.

– Ты неоправданно рисковал. Прежде всего – собой. Наука мог… не выдержать пси-атаки. А ведь никто, кроме него, насколько я понимаю, в лабораторных делах не сечет.

– За меня боишься? – усмехнулся бандит.

– Нет, – твердо ответил я. – Боюсь за тех, кого ты ради спасения собственной шкуры в плен взял.

Тот не нашелся что ответить. Лишь закивал головой:

– Ну-ну. Герой. Удачи.

С дальнего конца тоннеля донеслись ругань и кашель. Мы разом обернулись. В облаке серой пыли брели мутные фигуры, в призрачном свете единственного оставшегося факела похожие на вставших из могил мертвецов.

– Стой! Кто идет? – вскинул автомат Шпик.

– Свои, – ответил знакомый голос Бугая.

– Свои, свои, – подтвердил Радио.

– Ну, что там? – спросил Порох, потеряв к нам всякий интерес.

– Чисто, – ответил Бугай, отряхиваясь. – Только завалов много. Но пройти можно.

– Под Вознесенским должны уже проходить, – шепнул мне Наука.

Я неприятно удивился. Расстояние, пройденное на поверхности, даже через мутантов, по ощущениям было короче раз в пять. А тут, под землей, минуты тянулись, как остывающий гудрон, нехотя, будто нарочно желая продлить наши мучения.

– Есть обрушения потолка, но там безопасно, идти можно. Грунтовые воды близко, вот и рушится всё, – продолжил свой отчет Бугай.

Порох слушал его вполуха, сопел, зыркал сердито, угрюмо, недоверчиво косился по сторонам, словно пытаясь что-то уловить – какой-то звук или запах.

– Слышь, Бугай, тоник этот на какое время действия рассчитан?

– По-разному, – пожал плечами тот.

– Проходит. Нет? Чувствую, давить начинает на мозг, стягивает.

Бугай почесал затылок.

– Вроде нормально. Мужики, вы как?

– Нормально, – нестройным хором подтвердили те. Порох недоверчиво покосился на них. Бугай пробасил:

– Не должно еще действие пройти. Да и пси-атаки уже нет. Ушли ведь мы из тех мест.

Порох закатил глаза, болезненно произнес:

– Нехорошо мне чего-то. Ладно, двинули.

В тоннеле пахло затхлостью и пылью. Вдоль округлых стен тянулись толстые, похожие на анаконд кабели. От них исходило мерное гудение, изредка прерываемое сухим потрескиванием. Под потолком в каком-то гнилом тумане плясали большие хищные тени. По полу тоже стелилась рыхлая, как творог, плотная пелена, облепляя ноги. Местами сильно сквозило.

Первым подал голос Радио, но на него тут же зло шикнули, давая понять, чтобы он немедленно заткнулся, – проверяли помещение на наличие нечисти. Никого не обнаружили.

Комната, к которой мы вышли, отличалась от тех, что мы уже успели повидать. Тропинка для обслуживающего персонала тут была не такой узкой, в два шажка, а добротная, широкая.

– Это кабельная шахта, – совсем тихо сказал Наука.

– Да мне все равно! – огрызнулся Порох. Лицо его вновь затянуло какой-то серостью и злобой. Глаз безумно вращался в глазнице, а с уголка рта тонкой струйкой текла слюна.

«Не рехнулся бы, – подумал я, глядя украдкой на бандита. – А то, не ровен час, начнет шмалять по всем без разбору!»

Помимо кабелей и проводов, здесь присутствовали различные рубильники и рычаги, покрытые, словно ватой, толстым слоем паутины и мха. Под рычагами стрекотали мясистые черные пауки. Увидев их, Санька побледнел.

– Смотрите, они же крыс жрут!

И в самом деле, сквозь густой кокон паутины виднелись останки грызунов – лапки, хвосты, высохшие головы.

– Ну, чего встали? Вперед! – подтолкнул нас Бугай.

Чувствуя, как бешено бьется сердце, я нехотя шагнул. Меня вновь охватило чувство беззащитности. Плохо, когда нет оружия. А еще хуже, когда впереди – неизвестность.

Не к месту вспомнилась Валя: «Как она там? Все ли в порядке? Когда будет выход на связь? В обед вроде? А сейчас что? В этих тоннелях не разберешь, который час, – сплошной мрак, будто тут поселилась вечная ночь.

Войдя в помещение, я едва удержался на ногах. Скользкий от слизи пол напоминал каток. Я некоторое время стоял не двигаясь, пытаясь найти баланс. Не поднимая ноги, как на льду, начал медленное продвижение вперед.

На звук шагов тут же прибежала парочка крыс. Не успели бойцы позади меня вскинуть автоматы, как беспечные грызуны очутились в паучьей сети. Точный рывок – и паук, до этого сонно сидящий под рубильником, вонзил клыки в мохнатое тельце жертвы и впрыснул яд. Крыса пронзительно запищала, начала извиваться, но крепкая паутина не оставила ни единого шанса на спасение. Второго грызуна ожидала та же участь.

Когда крысы затихли, паук оттащил их тела в своё укрытие, подвесил вниз головами и забрался в логово – ждать, когда яд растворит внутренности добычи, чтобы можно было в полной мере насладиться отменной трапезой.

По спине пробежал холодок.

Через полчаса нашего продвижения вперед мы наткнулись на глухой завал. Рухнувшая проржавевшая кабельная галерея наглухо преградила нам путь. Под самым потолком, правда, виднелся узенький проход, залепленный плотным саваном паутины. В глубине лаза мутно поблескивали четыре пары паучьих глаз. Ползти туда желания ни у кого не возникло. Сама мысль о том, что эти мохнатые членистоногие могут забраться за шиворот, заставляла всех ежиться от отвращения и ужаса. И даже робкое предложение Радио прожарить лаз как следует факелом не вызвало у остальных оптимизма.

– Мы не знаем, насколько глубоко идет проход, огнем можем не достать, – сказал Алик. – Что-то не хочется, чтобы посреди пути из закутков повылазили эти твари. Там места не хватит даже просто стряхнуть их с себя.

Пришлось возвращаться назад, к кабельной шахте.

– Проходная шахта ведет на нижний этаж, – пояснил Наука, глядя в люк, наполненный до краев чернотой. Оттуда, из самой глубины мрака, доносились глухие звуки, похожие на стоны.

– Там что, еще один тоннель проходит? – спросил Бугай, недоверчиво глядя вниз.

Ученый кивнул.

– А зачем он нужен?

– Там проложены резервные эстакады с кабелем – на тот случай, если эти будут повреждены. Конечно, это не самый лучший вариант для нас – возможно, затопило там все, да и идти придется, согнувшись в три погибели, – но лучше уж так, чем через пауков.

– Да, через пауков не пойдем! – охотно подхватил Санька, но, поймав злой взгляд Шпика, тут же замолчал.

– А может, наверх вылезем? – робко предложил Радио. – Там, после первого узла распределения, была лестница.

– Мы еще не миновали Вознесенское, – вздохнул Яков Михайлович. – В лапы к этим тварям захотел?

И вновь все молча уставились в беспросветно черный люк. Чудилась всякая жуть. Страшная темень наводила мороки, давая волю разбушевавшейся фантазии.

– Давай, ты первый! – ткнул в меня дулом автомата Порох. – Только без фокусов.

Лезть в эту липкую черноту совсем не хотелось. Я смерил Науку недобрым взглядом. И кто тянул его за язык? Тот развел руками: мол, не к паукам же соваться, в самом деле.

– Хорошо, – сквозь зубы ответил я. – Только сначала свяжись с убежищем. Хочу убедиться, что там всё в порядке.

– За бабу свою переживаешь? – ухмыльнулся Порох, доставая с плечевого ремня рацию. – Ну-ну, имеешь право. Хмель… – рявкнул он в рацию. В ответ раздались помехи. – Хмель, отзовись…

Ответа не было.

– Хмель, твою мать! Где ты там?!

Затянувшееся молчание навевало печальные мысли.

– Хмель…

– Да, Порох, слушаю… – наконец раздался бодрый голос.

– Уснул там, что ли?! Как обстановка?

– Нормально всё, шеф. Сидим пока в сарае. Монстры еще в поселке. Гнёзда какие-то вьют, но к нам не лезут, сонные они какие-то. Но выходить пока не рискуем. Видимо, надолго мы тут задержались.

– Держитесь, сейчас дела порешаем – и к вам. Как там пленники?

– Нормально.

– Понял. Конец связи. – Порох отключил рацию, глянул на меня. – Ну что, успокоился? А теперь – вперед!

Я нехотя взял из рук Радио факел и начал спускаться вниз.

Сразу же пахнуло так, что заслезились глаза. Я закашлялся, не в силах выдержать такой вони.

– Чего ты там?! Лезь давай! – В затылок мне прилетел камешек. Я чуть не сорвался, но в последний момент успел схватиться за проржавевшую скобу.

– Охренел, твою мать?! – крикнул я, но ответа не услышал. «Ничего, припомню еще тебе это, всё припомню».

Скобы жалобно скрипели подо мной, грозя сломаться. Дна шахты я не видел, поэтому мог только догадываться, сколько пришлось бы лететь вниз.

Наконец нога коснулась чего-то твердого. Я осветил пространство, пытаясь сориентироваться, где нахожусь и куда идти дальше. Лаз оканчивался маленькой коробкой, не больше половины человеческого роста, в дальнем конце которой виднелся прямоугольный ход, при ближайшем рассмотрении оказавшийся тем самым запасным каналом, про который говорил Наука.

– Тут не то что в три погибели, ползком надо будет пробираться, – проворчал я, освещая канал. Ничего, что могло бы представлять опасность, я не заметил. Только толстый замшелый кабель да четыре стены.

Сверху донеслась ругань – спускался Бугай.

– Ну, что замер? – спросил он.

– Страшно, – честно признался я.

Бугай покачал головой.

– Ладно, держи, – чуть тише сказал он, протягивая мне пистолет. Я ошарашенно спрятал оружие под куртку, решив не задавать лишних вопросов. – Дохлый ты никому тут не нужен, – словно оправдываясь, произнес боец. – А по нам стрелять – тебе резона нет: люди твои у нас в заложниках. Даже если и решишься вдруг, назад не успеешь воротиться до очередного выхода на связь. Там люди исполнительные сидят, они долго ждать-гадать не будут, в расход всех пустят. А потом по следу пойдут. Гадости тут, как я погляжу, полно всякой, прибереги патроны.

Я кивнул.

– Теперь давай, двигай поршнями.

…Лезть пришлось на карачках. Благо ни паутины, ни иной дряни по пути не встретилось. Будто кто-то совсем недавно вытер стены, готовясь к нашему приходу. За спиной пыхтели остальные, шаркая коленками по узкой бетонной дорожке. Щедро матерились, натыкаясь в темноте ладонями на острые камешки.

Резервный тоннель привел нас к очередной кабельной шахте. Я вылез из тесного плена и поднялся наверх. Рухнувшая галерея осталась позади.

Вскоре появились и все остальные. Вновь поднялись на верхний уровень и продолжили путь. Но прошли немного, через пару сотен метров Алик дал знак всем остановиться.

– Что? – раздраженно спросил Порох.

– Движение какое-то.

Мы встали. В скачущем кружке света фонарика долго высматривали опасность. Разглядели лишь ржавую галерею и испещренные трещинами стены.

– Показалось, – фыркнул Порох, выключая фонарик – батарейки уже садились. Но впереди вновь что-то метнулось, тихо вздохнуло. А потом перед нами разыгралась странная картина. В полутораста метрах от нас из мглы вдруг показалась огромная угловатая тень, словно от коряги. Тень то исчезала, то возвращалась, рыскала из стороны в сторону, как бы принюхиваясь. Следом за ней от затаившегося на потолке мрака отделилась еще одна, размерами поменьше, нежели первая, но торчащие в стороны рваные подрагивающие щупальца придавали ей угрожающий вид.

Тени долго блуждали по коридору, будто что-то выискивая. Потом слились в беснующемся танце и рванули под потолок, где и растворились во тьме. Мы собрались уже идти дальше, как дорогу нам перегородила еще одна тень. Похожая на каракатицу, она начала извиваться. Не выдержав, Радио метнул в неё факел, и тень тут же исчезла.

– Идемте, – раздраженно сказал Шпик, сделав пару шагов вглубь. – Это всего лишь пыль сквозняком поднимает.

И тут же, схватившись за голову, он со стоном повалился на пол. Засучил ногами, взмолился о помощи. Остальные бойцы быстро схватились за оружие, но врага, против которого его можно было применить, не обнаружили.

Первым на помощь Шпику рванул Санька, но его тут же перехватил Наука.

– Стой! Мы не знаем, что там. Не надо рисковать.

– Но ему же плохо! – попытался вырваться паренек. Попытка была слабой, больше символической.

– Давай веревку! – подскочил я к Бугаю. Тот растерянно протянул её мне.

– Лови конец! – крикнул я корчащемуся Шпику. – Обвяжись или зацепись как следует, мы тебя сейчас вытащим.

Тот услышал меня и, продолжая вопить от боли, трясущимися руками схватился за брошенную веревку.

– Тяни! – скомандовал я.

Кряхтя и матерясь, мы вытащили бедолагу из зоны неизвестного нам воздействия, и боец сразу же смолк.

– Ну, ты как? – спросил Радио, подходя к пострадавшему. Но как ошпаренный отпрыгнул назад. – Ох, чтоб меня!

Я не сразу разглядел, что же так напугало его, но, когда увидел это, и сам ненароком вздрогнул. С лицом Шпика произошли жуткие метаморфозы. До этого розовое, ровное и лоснящееся, оно превратилось вдруг в шишковатую распухшую дыню с поплывшими набок глазами и перекошенным ртом. Глядя на беднягу, я вдруг вспомнил жителей Вознесенского.

– Господи, что с ним случилось?! – выдохнул Радио.

– Что случилось, не знаю, но идти туда нам точно не следует, – пробубнил Бугай. – Слышь, Порох, может, пристрелим его? Чтоб не мучился.

Главарь долго смотрел на корчащегося в агонии Шпика, потом сухо бросил Науке:

– Осмотри его.

– Какие-то новообразования, – неопределенно ответил тот, тщательно прощупывая каждую шишку.

Я подсел к ученому и шепнул:

– Валя говорила мне, что видела такие же болячки у сельчан.

– Да-да, – быстро кивнул тот. – Я сразу обратил на это внимание. Очень похожи. Я на первых порах хотел помочь жителям, на прием упрашивал прийти, да они только открещивались: мол, Бог поможет. Хм-м, практически идентичные образования.

– Это как-то связано с теми тенями? – спросил я.

Наука лишь пожал плечами.

– Возможно.

– Да чего тут гадать?! – подошел к нам Санька. – Точно тени виноваты! Вы видели, как они рыскали там? Искали жертву себе. Они-то и отравляют всех, кто там, на поверхности. Ей-богу! А под землей обитают… – парнишка на мгновение задумался, пытаясь подвести под свою догадку научную базу. – Под землей обитают, потому что тут темно. Солнца боятся. И кабели вон с электричеством проходят.

– А это тут при чем? – с усмешкой спросил Наука.

– Заряжаются они от них!

Наука открыл было рот, чтобы беспощадно высмеять юного «теоретика», но смолчал, вдруг о чем-то серьезно задумавшись.

– А ведь и вправду возможно такое, – произнес ученый, глядя на меня. – Когда шли по тоннелю, я заметил, что вдоль всего кабеля гадость какая-то налипшая была. Нигде нет, а на кабеле имеется. Влажная вся такая, склизкая.

– Ну чего там? – спросил Порох.

Наука покачал головой, коротко ответил:

– Умер. Сердце не выдержало.

– Ну и черт с ним! Бугай, обшманай Шпика, забери все нужное – оружие, там, аптечку. Будем возвращаться назад – до лестницы. Вылезаем на поверхность.

– Но мы еще границы поселка… – попытался возразить Наука.

– Не гавкай! Я сказал вылезать – значит, вылезать! Прошли уже опасный участок. Нет там твоих морглодов. Небось, преподобного уже догрызают. – Порох хохотнул. – А переться через эту хренотень я не намерен.

Возвращение до узла, где находилась лестница, было стремительным. Неприятные воспоминания о кровожадных морглодах быстро затерлись увиденным в тоннеле. Все хотели как можно скорее покинуть эти гиблые места, поэтому спешили, практически переходя на бег. Как только вдалеке показался смутный силуэт железной лестницы, все заметно приободрились, начали перебрасываться шутками.

Оказавшись на поверхности, мы некоторое время привыкали к дневному свету. Он резал глаза, но даже это болезненное ощущение было приятным. После зловонных темных лабиринтов все хотели всласть надышаться морозным свежим ветром и вдоволь напитаться светом, холодным, зимним, белым, как крылья ангела.

Когда первая эйфория прошла, мы начали осматриваться. Первое, что с радостью отметили, – нигде не было морглодов. Кругом – лишь ледяная пустыня, усеянная торосами, похожими на руины домов.

– Когда-то здесь и в самом деле стоял город, – подтвердил наши догадки Наука. – Теперь даже названия от него не осталось. Лишь квадраты фундаментов – и больше ничего. – И печально добавил: – А скоро и этого не останется. Природа переработает память о человечестве дочиста, смоет с себя всю грязь и вновь вернется в свое первозданное состояние.

– Куда теперь? – пихнув дулом автомата Науку в бок, охрипшим голосом спросил Порох.

Склон ниже вершины, на которую мы взобрались, был практически непроходимым.

В трехстах метрах от нас, почти в самой низине, чернел остов рухнувшего некогда вертолета. Черные его глазницы уныло взирали на нас, безмолвно говоря, что ждать от этих мест ничего хорошего не стоит.

– Проклятие! – услышал я тихий голос ученого.

– Ты куда нас, Сусанин, завел? – прохрипел главарь.

– Говорил же, рано выходить еще! – пробубнил Наука.

– А еще ты говорил, что мы под поселком, – тут же ответил ему Порох. – Где твой поселок?

Ученый лишь пожал плечами.

– Отклонились от курса, видимо. Хотя… – Наука приставил ко лбу ладонь, чтобы солнце не слепило глаза, прищурился, оглядывая горизонт. – Мы на испытательный полигон вышли, кажется. На него похоже. А значит, и завод недалеко.

– А там что? – спросил Бугай, показывая на видневшуюся вдалеке постройку из красного кирпича с огромными воротами.

– Депо, – пояснил проводник. – Оттуда загрузка оборудования происходила. Оттуда же и эвакуация завода должна была быть произведена. – Бросив на нас полный грусти взгляд, он добавил: – Но когда Судный день наступил, что-то никто не бросился спасать госимущество. Умерли все, наверное.

– И что, нам туда топать? – спросил Бугай.

– Нет. Депо, насколько я помню, восточнее завода находилось. Значит, нам туда идти надо. – Наш провожатый указал рукой в нужном направлении. Мы начали вглядываться в туманный, словно залитый молоком горизонт, но рассмотреть завод не смогли.

Вновь повеяло каким-то сырым холодом, будто мы и не вылезали из тоннеля. Воспоминания о подземелье принесли с собой отрывки кошмаров. Мне сделалось дурно. Я умылся снегом, отгоняя наваждение.

– Мертвечина! – вдруг заголосил Радио и застрочил из автомата. Этот крик ввел всех нас в замешательство. Мы начали растерянно оглядываться. «Какие мертвецы? Где?»

Бледными тенями текли к нам страшные фантомы. Их тяжело было разглядеть средь торосов и ледяных глыб, силуэты эти сливались с общим унылым пейзажем, перетекая в причудливые формы, так гармонично вписывающиеся в здешние мертвые места. Тени двигались как-то рвано, неуклюже и издали походили то на сдуваемые ветром куски материи, то на стволы деревьев, то на осколки сланца. Они двигались к нам.

– Матерь божья! – не сдержал эмоций Бугай, хватаясь за оружие. – Да сколько же их тут!

– Как… почему… – опешил Наука, оглядываясь по сторонам. – Такое количество… просто невозможно…

Порох быстро отдал приказы своим подчиненным, сам спрятался за их спины, перезаряжая оружие.

– Не отобьемся! Много их! Слишком много! – крикнул Бугай, поливая свинцом оживших покойников. – Отступать надо!

На удивление быстро главарь согласился с его доводами и скомандовал отступать к депо – единственному месту, где зомби не было видно.

Отступлением назвать это было сложно – скорее, паническим бегством. Спотыкаясь и падая, утопая в снегу, едва успевая обходить снежные заносы и ямы стороной, мы мчались изо всех сил к спасительному укрытию. Жить хотелось всем.

Неуклюжие и неповоротливые покойники вдруг разом активизировались и устроили настоящую погоню, едва не хватая нас за пятки. От скверного запаха гниющих тел выворачивало наизнанку, подкашивались ноги, но лязг зубов за спиной прекрасно стимулировал ускорение бега.

Неслись мы так быстро, словно и не было усталости, словно страх выел все изнутри, оставив лишь легкую оболочку.

Отстреливались. Бугай стрелял прицельно, одиночными. После каждого нажатия им на спусковой крючок непременно один из оживших мертвецов с размозженной головой заваливался в снег. Алик, напротив, стрелял «веером» – хоть и не так продуктивно, но с большим процентом попаданий. Остальные применяли оружие только тогда, когда трупаки уже цеплялись за штанины.

Галопом, перескакивая через шпалы и рельсы, мы, наконец, домчались до железнодорожного депо. Все разом навалились на дверь. Нехотя, ворчливо скрипя, она едва-едва сдвинулась с места.

– Давай на счет «три»! – зарычал Бугай, удобнее хватаясь за толстые деревянные рейки. – Раз… два… три!

Лязгнули огромные петли, дверь поддалась еще чуток.

– Лезем, лезем, лезем! – закричал Порох, первым протискиваясь в образовавшуюся щель. Следом рванул Радио, торопливо и беспардонно подталкивая главаря.

Едва последний из нас вбежал внутрь, как тут же подоспели мертвецы. Утробно рыча, они ломанулись в проход, жаждая отведать свежей плоти. Вместо этого получили хорошую порцию свинца, отчего недовольно отпрянули. Дверь хлопнула, отгораживая нас от наступающей смердящей волны чудовищ.

Закрыв заржавелый засов и подперев для надежности дверь ломом, мы позволили себе перевести дыхание и осмотреться.

От гулких шагов под самым потолком захлопали крыльями сонные голуби. Пахнуло солярой, мазутом и еще какой-то химией.

– Греются, жмутся друг к другу, – улыбнулся Санька, глядя на птиц. – Не бойтесь, мы вас не тронем…

– Закрой рот! – зло оборвал его Алик, сканируя взглядом помещение. Не удержавшись, он громко чихнул – кислый запашок нестерпимо щекотал нос.

– Заткнись! – злобно цыкнул на товарища Бугай.

Холодок страха поднялся откуда-то снизу, из живота, схватил за горло. Я незаметно проверил пистолет – оружие всё так же покоилось на поясе за спиной. Увы, но неприятности, которыми изобиловал сегодняшний день, даже и не думали заканчиваться.

Посреди ремонтного бокса дыбился к потолку перекрученный рельс. Мощь неведомой силы, сотворившей это, неприятно поразила нас. Всем стало не по себе.

– Мартеновская углеродная сталь, – со знанием дела присвистнул Алик, оглядывая причудливые изгибы рельса. – Хорошая сталь. Прочная.

Бугай тут же отдал приказ проверить помещение на наличие аномалий и прочих опасностей. Прошерстив бокс и не обнаружив, кроме укрытого полутьмой тепловоза, ничего, солдаты отчитались о том, что опасности нет.

– Ревизию боезапасов проведите, – распорядился Порох, перезаряжая свой автомат. – Отбиться сможем?

– Мало шансов, – честно признался Бугай. – Патронов не так много. А тварей этих там… тысячи.

– Тогда… – начал Порох и замолчал, задумавшись.

Ситуация и в самом деле была гадкой: мы были окружены со всех сторон толпой мертвецов, и только стены ремонтного бокса депо защищали нас от этой нечисти. «Эх, вертушку бы сейчас сюда!» – подумал я.

Внезапно на плече Пороха ожила рация, зашипев, словно дикая кошка.

– Прием! Порох!.. ш-х-х… вись! – сквозь помехи и щелчки слышался чей-то разгневанный голос.

Главарь замер, глядя на рацию так, будто впервые видел её. Остальные бойцы тоже смотрели на переговорное устройство с нескрываемым страхом.

Мы с Наукой переглянулись, ровным счетом ничего не понимая. Я подумал про убежище и про Валю, но голос этот был мне незнаком.

– Фараон, – одними губами произнес Бугай. Порох смерил его злобным взглядом.

– Порох, твою мать! Ответь! – вновь хрипло затрещало из динамика.

– Да, Фараон, – наконец ответил одноглазый бандит.

– Ты что там, совсем … к-х-х-ш-ш…?! – последнее слово потонуло в радиопомехах, но понято было всеми. – Ты куда, мать твою, запропастился?! Растолкуй мне, почему тебя нет в Тополях?!

– Фараон, дела решаю, надо было отлучиться… – произнес Порох, глядя на свою уродливую руку-клешню.

– Отлучиться?! Я тебе кишки выпущу, вошь поганая! Еще раз спрашиваю, на кой ляд ты Тополя бросил?!

– Ничего я не бросил! Муху вместо себя оставил. Да и Баллон там…

– Порешили твоего Муху вместе с Баллоном. Как последних засранцев мотыгами да топорами порубили! Крестьяне твои тополевские! Ты, придурок, Тополя потерял!

– Чё?!

– Буй через плечо! Загасили шавок твоих! Только прознали, что власти нет, как тут же волю почувствовали и взбунтовались. Ты понимаешь, что это значит?

Лицо Пороха было неподвижно. И только кадык на шее судорожно поднимался вверх и опадал, словно пытаясь вырваться из плена.

– Где ты сейчас? – вдруг спокойным тоном спросил Фараон.

– Я… – начал Порох и тут же запнулся. – Фараон, повтори, связь плохая.

– Где ты, мать твою, сейчас находишься?!

– Ничего не слышно! Связь прерывается.

– Порох, я тебя из-под земли достану! – замогильным голосом прохрипел Фараон. – Я тебе смертный приговор прописываю. А за твою голову…

– Извини, Фараон, ничего не слышно…

Он с размаху швырнул рацию на пол и остервенело начал давить ее сапогом. Брызнули пластмассовые щепки и болтики, что-то захрипело и стихло. Со смертью рации смолкли и все вокруг. Стало страшно. Потому что охоту на Пороха объявили «шерхановцы» во главе с самим Фараоном. А это ничем хорошим ни для него, ни для нас закончиться не могло.

– Полный писец! – нарушил молчание Радио. И тут же полетел в сторону от меткого хука главаря.

– Заткнись! – просипел Порох, доставая пистолет из кобуры. – Еще кто-то хочет высказаться?

Желающих не нашлось. Все молча смотрели то на пистолет, то на стонущего Радио, думая об одном и том же.

– Отлично, – оскалился бандит, убирая оружие. Голос главаря звучал устало и раздраженно. – Тогда продолжаем пляски со смертью. Десять минут отдыха, а там – видно будет.

Воцарилась тишина, давящая всех катком.

– Что? – уже уходя, обернулся Порох. Все уставились на него. – Кто-то что-то сказал?

– Мы молчали, – осторожно ответил Бугай.

– Кто-то говорил сейчас. Я слышал.

– Может, птицы? – предположил Алик. Но, поймав тяжелый взгляд командира, сразу же замолчал.

– Ну и? – не унимался Порох.

Бугай пожал плечами.

– Порох, тут тихо было, никто не говорил, отвечаю.

Единственный глаз на лице бандита растерянно уставился на окружающих.

– Я же слышал… вот и сейчас сказали! Шепчет же кто-то!

Бугай посмотрел на остальных. Говорить никто и не думал. Порох и сам уже понял, что происходит что-то неладное.

– Помещение проверяли? – холодно спросил он у Бугая.

Тот кивнул:

– Пусто, никого нет.

Порох помассировал здоровой рукой лоб, закрыл глаз. Выдохнул:

– Чертовщина какая-то! Слышу что-то. Как… как будто зовет кто-то… Не могу слов разобрать.

– Хлебни водички, – протянул ему фляжку Бугай. Главарь плеснул воды себе в лицо, устало произнес:

– Кажется, с ума схожу. Может, я мало тоника принял, когда мимо псиоников шли? Зацепило, поди, немного? Что-то нехорошо мне. Бугай, как думаешь?

Тот неопределенно пожал плечами:

– Нормальную дозу взял, как и все. Не должно кошмарить.

– Тогда что за хрень творится у меня в голове?

Плотно сжатые губы Бугая едва заметно дернулись. Он произнес:

– Может, с аптечки чего достать?

Главарь оживился.

– Да, давай. Что там есть?

Боец извлек из наручного кармана оранжевый пенал.

– Дай гляну, – выхватил аптечку Порох и принялся ковыряться в ней. Читая вслух названия препаратов, он долго перебирал тюбики, морщась от боли, пока, наконец, не нашел нужный.

– Переждем пока, – произнес Бугай, украдкой поглядывая на захмелевшего предводителя. Тот, сделав себе инъекцию прямо через одежду, привалился к кирпичной стене и задремал, вздрагивая и что-то бормоча во сне. – Пока план действий не придумаем. А может, и сами рассосутся трупаки эти. Алик, как думаешь?

Тот грустно усмехнулся.

– Как же, рассосутся!

– Ладно, будем думать. А пока – всем отдыхать!

Мы с благодарностью приняли его приказ и попадали кто куда.

– Радио, давай, включайся, – произнес Бугай, вытягиваясь во весь рост на засаленной лавочке. – Исполни что-нибудь нам ненавязчивое, успокаивающее.

Радио тут же охотно запел:

Голос его звучал ровно, отчего создавалось впечатление, что это настоящее радио транслирует песню а капелла.

– Знатно поешь, – одобрительно кивнул Наука, подсаживаясь к Радио. – Учился где?

– Да какой там! – усмехнулся тот. – Так, самоучка.

– Да ладно?! – не поверил ученый.

– Я музыкой с детства увлекался, – прикрыв глаза, словно что-то вспоминая, произнес Радио. – У меня батя на гитаре играл. О! Как он играл! Никто так не играл! Песни такие пел – ревели все. Пробежится пальцами по струнам и начнет. Про детство, про девчонку из соседнего подъезда, про голубей. Женщины слезы вытирают, мужики стопочку тянут. Душевно пел. Я тогда еще совсем маленький был, а тоже любил слушать. Сяду рядышком, в ногах где-нибудь, чтоб не отсвечивать, и слушаю. И потом, когда в школу уже ходил, пацаны дворовые гитару приносили играть. Вокруг них столько девчонок собиралось! Слушали. Я тогда и подумал, чего мне зря пропадать, ведь батя играть умеет, а я не при делах. Выгадал момент, когда папка трезвый был, и попросил научить меня. Месяца через три уже и сам сносно во дворе куплеты запевал. С музыкантами познакомился. Общение пошло. Группу решили сколотить. Играли чего-то такое. Репетировали. А тут и портвейн пошел, и другие всякие дела, слабо совместимые с музыкой. Дурили, конечно. Страшно дурили. Однажды тоже собрались, накатили как следует, репетировать начали. – Радио тяжело вздохнул. – Зацепились чего-то по пьяной лавочке, по пустяку. Драка завязалась. Инструмент в тот раз побили знатно, гитару мою – в щепки. Когда отрезвели, обидно стало. Начали искать другой инструмент. А гитары дорогущие! Я тогда таких денег даже по телевизору не видел. А где взять-то их? Так вот по глупости и залетел на малолетку. Грабанули мы с пацанчиками магазин музыкальный. Вынесли инструмент. А дальше… Казенный дом. С Аликом там, на малолетке, познакомился, с Мартыном. А потом всё пошло-поехало. Другая уже жизнь пошла. Вот теперь здесь болтаюсь. И нормально, не жалуюсь. Времена нынче неспокойные. Выживать как-то надо.

Под мерную болтовню Радио я задремал. Накопившаяся усталость давала о себе знать. Сон мой, как сон старика, был отделен от бодрствования тончайшей пленкой, сквозь которую слышались голоса и чьи-то усталые вопросы. Ничего не снилось, лишь казалось, что я проваливаюсь куда-то вниз.

Окончательно проснулся я от Санькиного возгласа.

– Эй, ребята! Трупаки-то того, затихли.

Я прислушался. И действительно, монотонное поскребывание в дверь прекратилось. Но тишина была какой-то нехорошей, зловещей, от которой не стоило ждать ничего хорошего.

– Гробовое молчание, – невольно вырвалось у меня. Наука скривился.

– Они там… танцуют… – произнес Санька, глядя в щель.

– Что? – переспросил ученый, подскакивая с места. – Танцуют?!

– Ну да. Качаются из стороны в сторону. Как трава на ветру.

– Х-м-м… И в самом деле… танцуют, – подтвердил Наука, глазея в замочную скважину.

Меня это тоже заинтересовало, и я подошел к двери.

– Ну-ка, дай взглянуть.

Зрелище было странным, даже пугающим. До этого момента напирающие хаотичной массой мертвецы медленно покачивались из стороны в сторону, словно волосы утопленника. В этом синхронном танце напомнили они мне людей из церкви, когда отец Марк в апогее своей мессы задурманил всех наркотиком. Жуткий вид синюшной полуразложившейся плоти, грязной и истлевшей одежды, настолько не гармонировал со слаженными, будто не раз отрепетированными телодвижениями, что невольно наводил ужас.

– Нетипичное поведение! – прошептал Наука. – Какой-то новый симптом? М-да, явно что-то новое.

– Я… иду… – вдруг откуда-то из-за спины хрипло произнес Порох. – Иду к вам… Сейчас… сейчас…

С трудом поднявшись, шатающейся походкой он направился к двери. Вид у него был жуткий: лицо посерело, осунулось, глаз закатился, обнажая белок, на лбу выступили крупные капли пота.

– Ты куда? – только и смог спросить Бугай.

– Слышу их… слышу… зовут… к себе… иду… сейчас, потерпите…

– Что за!.. – Алик попытался привести в чувство командира, но сразу полетел в сторону от мощного удара в живот.

Порох проковылял к двери. Начал её выбивать. От внезапного грохота под потолком тревожно забились голуби, поднимая кучи слежавшейся на перекладинах пыли.

– Стой! Ты чего удумал?! Рехнулся?! – подскочил Бугай. И покатился в сторону корчащегося Радио.

От напора Пороха дверь нещадно трещала. Хрустели и костяшки пальцев бандита, но боли он, кажется, и не замечал вовсе.

– Иду… иду к вам… – хрипел он каким-то замогильным голосом, с легкостью прорывая нашу хилую оборону. Мертвецы за стенкой тоже оживились, начали гортанно рычать. Звук этот напоминал рокот танка, и мне стало не по себе.

– Стреляйте в него! – закричал Наука. – Дайте я сам…

– Стоять! – ледяным голосом отчеканил Бугай, подкрепив приказ выстрелом в потолок. Все сразу затихли. – Даже не думайте! Иначе тут же ляжете с дырками промеж ушей!

– Но… – начал Наука и осекся, увидев, как дуло оружия уставилось на него.

– Остановите его, – скомандовал Бугай.

– Как?!

– Не знаю! Не мои проблемы!

– Наука! Помогай! – крикнул я, запрыгивая Пороху на спину.

Главарь попытался меня скинуть, но я вовремя увернулся от его удара. Далось мне это с большим трудом. Тело бандита, будто нашпигованное булыжниками, превратилось в крепкий тугой комок, непробиваемый и тяжелый. Легкие Пороха хрипели и свистели, как старые кузнечные меха. Звук этот пробивался даже сквозь одежду.

«Он же продолжает превращаться в монстра!» – промелькнула в голове страшная мысль.

– Наука, ищи транквилизаторы! – крикнул я, маневрируя на Порохе, как на разъяренном быке. – Всё, что найдешь: снотворное, успокоительное… ох!

Удар бандита выбил из моих легких всю пыль подземелья. Хватая, как рыба, ртом воздух, я повалился на пол. Лишь ощущение опасности позволило перенести жуткую боль.

Ученый бросился к Бугаю, начал что-то кричать, но, вспомнив, что Порох забрал у бойца аптечку, побежал к Радио. Тот, постанывая от боли, протянул ему свой пенал.

– Где же, где же, где же?! – запричитал мой друг, перебирая трясущимися пальцами препараты. Аптечка выскользнула из его рук и упала на пол, со звоном рассыпав содержимое. Наука грязно выругался – так, что будь в депо цветы, то они непременно бы завяли.

Ученый принялся рыскать по полу, пытаясь отыскать нужный шприц-тюбик.

Тем временем от двери полетели первые щепки. Кулак Пороха превратился в кровавое месиво, но бандит продолжал молотить по доскам, превращая их в труху. С другой стороны трупы начали прогрызать проход.

– Да где ты там? – прошептал я, немного приходя в себя.

– Вот! Нашел! – подскочил Наука, держа над головой, словно трофей, препарат.

– Я его отвлекаю, а ты коли! – проинструктировал я ученого. – Понял?

– Понял, – кивнул тот.

Я вновь оседлал Пороха и хорошенько прошелся кулаком по его спине.

Главарь рычал, как трактор, и пер напролом.

– Наука, мать твою! Где ты там?! Он же сейчас всё тут разнесет!

Яков Михайлович медлил.

– Коли транквилизатор! Чтоб тебя!

Изловчившись, я рывком прижался к Пороху, удобнее обхватил его, сплетя пальцы в замок. Рука-клешня щелкала возле моего уха, тщетно пытаясь достать меня. Я держался, с трудом справляясь с нечеловеческой силой обезумевшего бандита. Глаза залепил пот, по лицу текло что-то теплое, липкое – кажется, кровь. От мощных рывков Пороха внутри него самого хрустели кости.

По тяжелым вскрикам я понял, что Наука пытается сделать спасительную инъекцию. Хотелось его обматерить за нерасторопность. «Давай же! Коли! Коли, иначе из меня сделают отбивную!»

Когда я уже мысленно распрощался со своей жизнью, с замиранием сердца вслушиваясь в предсмертный скрип дверных петель нашего убежища, Наука точным ударом вонзил иглу в задницу Пороха и вдавил содержимое шприца.

– Есть! – только и успел выкрикнуть ученый и полетел в сторону. Бандит зарычал, совсем как те мертвецы, одним движением сбросил меня. Обернулся, оставив в покое дверь, – видимо, собирался прикончить нас. Но злость стала быстро сменяться сонным бормотанием. Порох сделал два неуверенных шага в нашу сторону, захрипел, начал надсадно кашлять, потом пробубнил что-то нечленораздельное и, тяжело завалившись на спину, громко захрапел.

– Двойная порция, – пояснил Наука, потирая ушибленную коленку.

– Алик! Дверь! – закричал Бугай, бросившись к шкафам с инструментами. Совместными усилиями, кряхтя и обливаясь потом, мы оттащили один из них к воротам депо и подперли уже трескающиеся балки. Потом, единогласно решив, что этого мало, добавили еще пару таких же шкафов и только после этого попадали без сил на пол.